Глава 3. Судьба третьей части романа.

Глава третья «Судьба третьей части романа» посвящена последним произведениям писателя о войне. Материалом исследования являются произведения В.П. Астафьева 1990-2000-х годов о войне, рассмотренные в их целостности как новый для творчества писателя этап. Две главные для писателя темы этого периода – солдат на войне и его, как говорил Астафьев, «сразу - послевоенные мытарства».

В.П. Астафьев 17 февраля 1998 пишет М.В. Булгакову и Б.И. Маркову:

«Теперь, когда сделаны «Так хочется жить», «Обертон», «Веселый солдат» – это примерно 28 листов, единый цикл, – надобность в продолжении романа отпала. Всё отпахал и отпел о «своей войне»⁵¹.

В главе анализируется единый цикл из трех повестей "Так хочется жить", "Обертон", "Веселый солдат» В.П. Астафьева тематически и проблемно объединённых изображением послевоенной действительности – сразу – послевоенной, как пишет Астафьев, жизни солдата, и твердым выбором авторской позиции – точка зрения «надсаженного» войной народа. В этих повестях варьируется один и тот же хронотоп: возвращение с фронта, госпиталь, дорога домой, мытарства семейного и трудового устройства. Разными гранями представлена одна и та же проблема - государство и народ, теперь в новом плане – судьба солдата – победителя после войны.

Художественная новизна этих повестей определяется, прежде всего, характером главного героя.

С сентября 1994-го по январь 1995-го мастер слова работает над новой повестью о войне "Так хочется жить", а в 1995-1996 годах пишет - тоже "военную" - повесть "Обертон", в 1997 году он завершает повесть "Веселый солдат", начатую в 1987 году. В последнее десятилетие своей жизни Астафьев опубликовал эти новые произведения о войне: роман «Прокляты и убиты» (1992 – 1994); повести «Так хочется жить» (1994 – 1995), «Обертон» (1996), «Веселый солдат» (1998), рассказ «Пролетный гусь» (2001) и др. Война не оставляет писателя, тревожит память. Веселый солдат - это он, израненный молодой солдат Астафьев, возвращающийся с фронта и примеривающийся к мирной гражданской жизни. Война была для него великой бедой, обернувшейся не победой, а трагедией. Его искренняя глубокая боль, правдивость, умение сострадать и любить - все это преломилось в его военных произведениях.

Авторское мироощущение «весит» (всегда) при определении достоинства литературного произведения гораздо больше, чем ловкость в сочинительстве. Легко забываются даже самые «крутые» сюжеты - след мироощущения остается навсегда».

Автобиографизм военной про­зы — один из основных ее признаков. Он проявляется в прямом рассказе о своей судьбе, в мемуарных записках, и в сюжетном повествовании.

До сих пор ощутима существенная диспропорция в исследовании творчества писателя: его поздняя проза изучена значительно в меньшей степени, чем ранние произведения и зрелые шедевры. Не получили достаточно полной литературоведческой интерпретации повести и рассказы конца 1990-х и 2000-го годов: «Так хочется жить», «Веселый солдат», «Обертон», «Трофейная пушка», «Жестокие романсы», «Пролетный гусь». Остро актуальным остается вопрос об оценке этих произведений В.П. Астафьева как в критике, так и непосредственно читателями. «Золотой середины здесь до сих пор нет, мнения резко разделились, и, бог знает, сойдутся ли. О том говорит и острая полемика вокруг астафьевской концепции войны, начавшаяся еще с появлением блистательной пасторали «Пастух и пастушка» о любви, смерти и вечном возрождении и ожесточенно разгоревшаяся в 1990-х, в связи с появлением романа «Прокляты и убиты», повести «Веселый солдат» и пр. Одни увидели в них новое «сгущение красок», темных и мрачных по преимуществу. Другие – слово правды, какой бы тяжелой она ни была»⁵².

Первая повесть «Так хочется жить» имеет посвящение: «Во здравие живых, во славу павших побратимов-окопников». Для Астафьева эпицентром войны и истории является особый народный характер. В «Так хочется жить» это Колька-свист, Николай Иванович Хахалин, «говорун, пересмешник, анекдотист, песельник, ротный запевала, мастер по части чтения, пенья, всяческого сочинения»⁵³. В повести «Обертон» – Сергей Иннокентьевич Слюсарев – Слесарев, тяжело раненный осколком авиабомбы. Художественная новизна произведений, таких как: «Так хочется жить», «Обертон», «Веселый солдат», «Жестокие романсы», «Пролетный гусь», определяется их особой дневниковой природой. Главный герой всех повестей – автопрототипический образ, варьируемый из произведения в произведение: Коляша, Николай Иванович Хахалин, Сергей Иннокентьевич Слюсарев-Слесарев и в «Веселом солдате» – герой, прямо названный Виктор Петрович Астафьев. Герои воспринимаются как своего рода виртуальные двойники автора – то, что в литературоведении обозначается термином протагонист. В. Курбатов справедливо называет эти произведения «последним по времени великим дневником в русской литературе, аккумулирующим время и человека»⁵⁴.

Все герои открыто несут черты автора – биографические, личностно-психологические, даже портретные – особенно точные в описании ранений.

Повествователь либо творчески переосмысливает собственное "я", предлагая читателю своего рода интерпретированную биографию (чаще всего рассказывается о детстве), либо описывает события, произошедшие когда-либо с "я", но без развернутых биографических сведений. Такую организацию произведений Астафьева, можно условно назвать стилизованной автобиографией и вывести обобщенный, варьирующийся в зависимости от идеи и художественного замысла конкретного произведения "жизненный путь" рассказчика и рефлексирующего "я", базирующийся на художественно переосмысленной реальности, но отражающий действительные (реальные для Астафьева-автора) биографические вехи. Особенностями стилизованной "автобиографии" В. Астафьева являются: жанровая транспозиция (жанр привнесен в жанровую структуру автобиографии для предельно искреннего, исповедального повествования); развертывание событий по принципу "напоминание - картина"; вневременные размышления автора о волнующих его вопросах; выделение детали; обилие элементов интертекста, а также подробность и детальность "автобиографического" описания детства, выстроенного как "воспоминание в воспоминаниях".Астафьевские произведения неизменно автобиографичны. Критик В. Курбатов назвал его творчество «книгой одной жизни». Исповедальностью отмечена вся его проза и публицистика.

Основные черты астафьевского стиля – постоянное стремление к широким лирико-философским обобщениям, автобиографичность, склонность к натурализму, авторский максимализм, разоблачительный пафос, ирония. Сквозной автопрототипический образ героя в повестях 1990-2000-х годов варьируется в конкретно воссозданных типических обстоятельствах войны и послевоенной действительности. Сила творчества В. Астафьева – его органическая народность, мощный демократизм коренится именно в этом естественном слиянии лично-автобиографического с общенародным.

В главном герое всех повестей Астафьев выделяет особенную черту – импульс к творчеству, писательское начало. Астафьев показывает стадии его формирования, что находит отражение в сюжетно-фабульной структуре повестей.

В этом смысле повести шире военной темы – в них можно увидеть элементы метаромана, размышления о рождении писателя, о психологии творчества, авторской исповеди.

В повести "Так хочется жить" можно наблюдать совокупность стилистических и языковых особенностей "автобиографических" произведений Астафьева: повествование от первого лица, нелинейность, многоплановость и детальность воспоминаний, особое внимание к подробностям, объемная и временная неравномерность композиционных частей, многочисленные размышления автора о волнующих его в прошлом и настоящем проблемах и "вечной" теме - смысле человеческой жизни, образность языка, богатство сравнений, эпитетов, цитат.

Исповедальность - особая черта его "автобиографической" прозы, выражающаяся в предельной открытости автора читателю и искренности выражаемых чувств, суждений, - реализуется наиболее целенаправленно с помощью взаимодействия жанров, т.е. жанровой транспозиции. Здесь "привнесенным" жанром становится жанр письма, служащий "регулятором и катализатором дальнейшего действования с текстом" ⁵⁵, и в данном случае канонически предполагает двустороннее общение, необходимое автору для организации "автобиографического" рассказа. Предпочтение своему имени чужого говорит о том, что раскрытие реальных фактов, деталей, имен, дат в конкретном автобиографическом произведении не является основной целью, и по причинам, известным лишь автору, он может что-то упустить или о чем-то умолчать. Такой прием позволяет автору более раскованно, свободно создавать художественную реальность произведения, добавляя к действительно произошедшим и описываемым событиям те, которые, например, потенциально могли бы произойти с автором при тех или иных обстоятельствах. При назывании себя в произведении именем собственным, как, например, в автобиографической повести "Веселый солдат", Астафьев сознательно ограничивает свою авторскую фантазию, направляя силу творческого импульса на воссоздание реальности вплоть до мельчайших подробностей.

Собственно, процесс воспоминания в повестях - не только описание событий, имевших место в прошлом. Для саморефлексирующего Астафьева-автора воспоминания, порой близкие к записям дневникового характера и, тем самым, обращенные более к самому себе, к сознающему себя "я", нежели к адресату, по сути, являются контекстом вневременных размышлений о вечных вопросах бытия, любви и т.д. Не менее значимыми отличительными чертами выступают нейтральные или документальные реалии непосредственно биографии автора.

Типичная для него образность и его авторской речи и речи рассказчиков в "автобиографических" произведениях стремится к ясности, наглядности. И для "автобиографического" прошлого автора - человека, прошедшего войну и отражающего ее специфическую лексику в своем творчестве, и для писателя, взявшегося за биографическое изложение периодов своего жизненного пути, что непременно отражается на включении в описание воспоминаний бытовых и предметных картин, специфических терминов, характерны "безобразные" образы, выделяющиеся фактурностью и детальностью. "Автобиографичность" и "достоверность" астафьевского рассказа характеризуется значительными по частотности использования элементами интертекста, или межтекста, указывающими на его связь с другими текстами или отсылающими к определенным историческим, культурным фактам. С одной стороны, это максимально расширяет пространство произведения, привносит в него определенные дополнительные смыслы, рождает систему образных средств, с другой - формирует у читателя мнения о литературных пристрастиях автора, о его интеллектуальном кругозоре. Астафьев чаще всего приводит цитаты из поэтических произведений, либо называя автора, выделяя этим цитату, как "чужое" в своей речи, но важное по смыслу. Иногда для подчеркивания "невыразимости", невозможности передать "своими словами" определенные чувства Астафьев прибегает к сопоставлению поэтических произведений авторов, живших и творивших в разные эпохи, не называя их имена, делая акцент на вневременных человеческих ценностях, нашедших свое воплощение в творчестве. В таких примерах важно не столько смысловое наполнение цитируемых поэтических строк, сколько их значимость для понимания последующего авторского текста, его личного переосмысления их внешнего и внутреннего смыслов.

Пространство "автобиографического" письма Астафьева условно можно разделить на два блока: во-первых, открытое - размышления, составляющие вневременной пласт в повествовании и создающие его композиционную дробность, воспоминания, предшествующие основной "автобиографии", и, во-вторых, замкнутое - собственно "автобиографическое" воспоминание Астафьева о детстве, семье, юности, войне - так называемый прием воспоминания в воспоминаниях, когда все уже давно свершилось и теперь может быть лишь восстановлено в памяти автора-рассказчика. Непосредственно "автобиографические" воспоминания выделяются нелинейностью и фрагментарностью в композиции повествования. Автор, ограничив себя формой, сдержан и в воссоздании фактической стороны воспоминаний, о чем свидетельствуют фразы, прерывающие ход развития повествования.

Повесть «Обертон» (1996) – её названием стал музыкальный термин – вносит дополнительный оттенок в основную астафьевскую тему 1990-х годов, тему войны. «Обертон», как и все произведения Астафьева – многоперсонажная повесть, представляющая целую галерею женских характеров и судеб. Астафьев прослеживает историю каждой девушки, сообщает, за кого она выходит замуж, где будет жить после войны. Но главная, романная линия повести связана с тремя «песнопевицами» – Любой, Изабеллой и матерью Любы, певицей Большого театра.

Женщина возвышается писателем как хранительница основ человеческого существования – дома, семьи, совести, красоты и самой жизни. В прозе Астафьева сформировался свой, особый подход к созданию женских образов: писатель выделяет такие два типа русских женщин – "страстотерпицы" и "песнопевицы", эти метафоры – одни из самых частотных в астафьевских описаниях своих героинь.

Единство лично-биографического и общенационального, характерное для творчества Астафьева, проявляется и в связи с женскими образами повестей «Так хочется жить», «Обертон» и «Весёлый солдат».

Образ женщины выступает в этих произведениях, прежде всего, как образ жены. «Жена богоданная, в красноармейскую книжку записанная», «баба-то моя, супруга богоданная»⁵⁶ – с благоговением говорит автор-герой «Весёлого солдата».

Николай Иванович Хахалин о Женяре: «русская горькая баба, многотерпеливая жена моя богоданная»⁵⁷.

Среди астафьевских страстотерпиц особое место занимает героиня рассказа «Пролётный гусь» Марина Солодовникова. Опубликованный в 2001-ом году («Новый мир», 2001, №1), «Пролётный гусь» по теме, проблематике и образной системе примыкает к циклу повестей 1990-х годов, посвященных послевоенной жизни страны.

Марина, типичная астафьевская страстотерпица, оказывается в обстоятельствах, превышающих все степени трагизма. Смерть Аркани, выболевшего до птичьей худобы, смерть Данилы – её «чудушка неразумного», сломленного болью, потерявшего способность жить не оставляет Марине какого-либо выхода. Сцена похорон Данилы Артёмыча Солодовникова – невесёлого русского солдата – предвещает и Маринину судьбу. Марина говорить не могла, глухо мычала и затягивала на горле концы платка. Только бросила в могилу Данилы подушечку с его фронтовыми наградами – три медали, орден Красной Звезды и медаль за взятие Кёнигсберга, - жест отчаяния и упрёка за Данилу, за себя.

В повести «Веселый солдат», определяя эпиграфом трагическую тональность повествования, Астафьев использует слова Н.В. Гоголя «Боже! пусто и страшно становится в твоем мире!»⁵⁸. Повесть «Веселый солдат» была отмечена литературной премией имени Аполлона Григорьева в 1999 году. Повесть начинается и заканчивается словами: «Четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок третьего года я убил человека. Немца. Фашиста. На войне…».

Героем повести «Весёлый солдат», наиболее значительном произведении цикла, является сам автор, Виктор Петрович Астафьев, с заявленной в заглавии амбивалентной характеристикой. Повесть «Весёлый солдат» целиком посвящена послевоенной действительности, автор-герой выбирает самые типичные, общезначимые обстоятельства этого времени, на которые указывают названия обеих частей: «Солдат лечится», «Солдат женится». Всё повествование организуется чёткой динамикой романного и очеркового начал, часто употребляется слово «пунктирно»⁵⁹. как указание на пропуски и дискретность в сюжетном развитии. Весёлый солдат – заголовочная метафора повести – приобретает особую наполненность, постепенно «набирает семантику», повторяясь в тексте повести много раз. Для Астафьева весёлый солдат – это сопротивление обстоятельствам, жизненная сила, готовность защищать справедливость и отвечать за себя. В этой метафоре комическое не доминирует, оно проявляется во взаимодействии с драматизмом жизненных событий.

Все военные произведения Виктора Астафьева – это размышления о том, как может (смог) выжить отдельный человек на войне.

Бескомпромиссность Астафьева, определенность и яркость в выражении своей позиции, позволила С. Залыгину назвать его “одним из тех, чье творчество представляет русскую литературную школу в ее чистом виде, представляет во всех проявлениях и формы, и содержания” ⁶⁰.

Избранная точка зрения определяет и органичное вхождение, к примеру, той же повести “Веселый солдат” в основное русло русской классической литературы - точнее, в ее философско-апокалипсическую традицию осмысления мира. Недаром, казалось бы, “заземленному” повествованию о “серых военных буднях” и послевоенном нелегком быте “веселого солдата” предпослан эпиграф. Знаменательно и то, что начало и завершение “Веселого солдата” выдержано в духе старинных летописей: “...Четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок четвертого года я убил человека” ⁶¹. Эта онтологическая точка отсчета и определяет трагический смысл истории солдата-победителя и ее последующее авторское осмысление с высоты вечных ценностей бытия.

Тему войны Астафьев в своих произведениях исследует в бытийно-онтологическом плане, размышляя о вечных ценностях жизни, о неодолимом стремлении человека жить по-людски.

Произведение «Весёлый солдат» как раз об этом. Кстати, это вовсе не "баллада о солдате", как кто-то окрестил повесть. Здесь нет никакой романтики. Это - история солдата, солдатом же и рассказанная. А ведь солдат - самая значимая фигура второй половины нашего литературного века. Правда, в этой повести и войны, и боевых действий почти нет. Здесь война без войны, не война - а то, что ее окружает: госпитали, вагоны, возвращения в строй, убытия из строя, то есть вся та тягость, грязь и кровь, которая обычно остается вне рамок художественных произведений.

И повесть эту Виктор Петрович не сочинил, а вспомнил. Астафьев порою писал в день по пятьдесят страниц и более, как бы освобождался от тяжкого сердечного гнёта, от бремени, годами переплавлял словесный хаос, просеивал от шелухи.

Повесть состоит из 2 частей: война и после войны. Начинается и заканчивается кратким эпизодом, рассказывающим о том, как рядовой в Польше, на картофельном поле убил какого-то фрица. И на протяжении повести мы чувствуем, как меняется отношение солдата к совершенному им убийству. Ведь сначала он говорит, что «ни зла, ни ненависти, ни презрения… не было к поверженному врагу»⁶². А потом он уже вспоминает его как убитого им человека, а не фашиста, врага. При этом именно такое восприятие убийства было рождено не размышлением, а чуткой душой, измученной ночными кошмарами: "Я долго лежал в холодной осенней земле и не мог уснуть, телом ощущая, как неглубоко мною зарытый в покинутом окопчике обустраивается навечно в земле, чтобы со временем стать землею, убитый мною человек... Бедный, видать человек был, может, крестьянин из дальних, неродовитых земель, может, рабочий с морского порта, Мне почему-то все немецкие рабочие представлялись из портов и горячих железоделательных заводов. Тянет, обнимает земля человека, в муках и для мук рожденного, мимоходом с земли смахнутого, человеком же убитого, истребленного... Немец, убитый мною, походил на кого-то из моих близких, и я долго не мог вспомнить – на кого..."⁶³.

Подробнее расскажем сюжет этого произведения, потому что, это одна из самых автобиографичных работ автора. Конечно, встречаются преувеличения, искажения, но как без этого в художественном произведении.

Раненного в руку солдата Астафьева в санитарном поезде везут на Кубань, в госпиталь. Из этого госпиталя-бардака, хуже которого вряд ли кто придумает и, в котором происходят ценные знакомства с бойкими раненными, с беспутными бабенками, с ленивым и грязным медперсоналом, с раскормленными замполитами и дышащими на ладан генералами; солдат-рассказчик вновь попадает в строй, оказываясь в благословенном украинском городке. Там он женится. И уже с молодой женой через неприветливую Москву и торгашеско-огородный Загорск добирается на Урал, на речку Чусовую, к родителям жены, где и оседает тяжко, как ком глины, на дно. Вот нехитрая канва повествования.

В повести «Весёлый солдат». Астафьев войну показал во всей своей жестокости. Как сказал сам писатель: "Противно не только переживать это, но и описывать" ⁶⁴. Пьянство, разврат, матерщина, предательство, унижение человека, обман… Писатель прослеживает судьбы разных людей и показывает, как в них действует закон расплаты за грехи или награды за сохранение совести. Судьбы абсолютно разные, но через них составляется образ всего народа, разного, но со схожими проблемами и единого в своих страданиях.

Мы не видим резкой критики войны, событий… Всё читается как констатация фактов, как деление опыта конкретного рядового, который всё это пережил. Автор понял: трагедии войны трагедиями уже не ощущаются. Надо дать что-то смешное, грубое, свойское, такое, чтобы, лишь потеряв его, мы смогли понять, как неописуемо тяжела, но местами и тяжко насмешлива война. Поэтому и язык повести неочищенный, необработанный, но смачный, сбивающий с ног не хуже кулака. «Плывём мы устало от беды до беды, объединённые жаждой добра»⁶⁵.

Вся Родина «была превращена в могильник» и не только во время войны, – и это самая жестокая правда, которую мы узнаем из повести "Веселый солдат" – но и после войны человеческая жизнь ничего не стоила. «Мирная жизнь брала за горло и заставляла действовать, иначе пропадёшь»⁶⁶.

На первый взгляд повествование Астафьева может показаться беспросветным, но свет в нем, несомненно, присутствует. И в описании борьбы героя за целомудрие, и в описании солдатской дружбы, в описании общелазаретного спасения умирающего раненого, который медиками был брошен на произвол судьбы, в воспоминании о честном солдате, с которым ел из одного котелка, и в упоминании безногого солдата который просил у всех прощения: "Простите, если что не так, что поперед вас выпросился... Невмочь мне. С Богом! – С Богом! – прервут винящегося перед всеми на смертном одре, совестящегося человека сострадательные бойцы"⁶⁷, и главное – в образе Анкундина Анкундинова и его верующей жены Феклы. Память об Акундинове будет греть всю жизнь. "Но я помнил и помню его всегда, и когда мне стало плохо одиноко я думал: "Может... поискать Анкундина Анкундинова – она покажет, он утешит, и ободрит..."⁶⁸. …

В описании войны и послевоенной жизни более всего потрясает колоссальная воля людей к жизни, люди хотели жить, ценили жизнь, как величайший дар, рожали детей, не смотря на страшную бытовую неустроенность, не думали, что "плодят нищету".

Вывод, который напрашивается сам собою: темная жизнь, страдания, унижения не сделали русского человека бессовестной бестией, но и заставили задуматься о смысле жизни, вникнуть в ее божественную глубину. Размышления о глубине, смысле жизни, даже о смысле страданий пронизывают всю повесть. «Какими чуткими, какими блаженство дарящими минутами одаривает вечер человека! Как печально и торжественно все вокруг. Как разрывает грудь чувство любви ко всем и всему. Как хочется благодарить Бога и силы небесные за те минуты слияния с вечным и прекрасным даром любить и плакать»⁶⁹.

Неожиданно откроется подлинно христианский смысл этой повести, а значит и того, что происходило с людьми на войне. Грех описывается с мерзкими подробностями (пьянство, разврат, матерщина, предательство, унижение человека, обман). Или, как сказано в повести о танцах в военном публичном доме: "... их надо бы снять на пленку и показывать всему миру, тогда, я думаю, понятней бы стало, что такое война, и люди бы меньше тырились друг на друга"⁷⁰.

В книге нет прекраснодушия, ничего от советских "мыльных опер" в литературе, на телевидении, на эстраде и в живописи. В сравнении же с хорошими книгами о войне астафьевская поражает обостренной исповедальностью – самого себя автор бичует, не менее, чем других – и библейским масштабом описания человеческих страстей и борьбы с ними. И делает он это без патетики, порой даже забывая о приличиях литературного языка, а по-мужицки кондово, грубовато, но зато и правдиво.

"Война с точки зрения сексуальной" – так определил бы содержание повести "Веселый солдат" фрейдист или просто современный "продвинутый" критик. И, действительно, описание "отношений полов" занимает в повествовании много места. И думается, что это произошло не от того только, что сам писатель в годы войны был очень молод и "плоть воевала на него", а потому что на самом деле все так и было, как он описал.

Эти описания Астафьева заставляют сравнивать его с Достоевским, которого называли "жестоким талантом". Но, так же, как и Достоевский, при описании одной из самых мощных страстей человеческих в повести Астафьева и среди грязи сияет свет и чистота. Так главный герой, невзирая на всеобщее глумление и насмешки, очень долго не поддается на искушение потерять целомудрие. В "домашнем публичном доме для лазарета" герой обнаруживает в его хозяйке скрытое страдание, природное благородство и красоту. "Мне вдруг захотелось упасть перед хозяйкой на колени, обцеловать ее руки, плакать и кричать: "Прости, прости!"⁷¹. А в той, которую ему определили в "подружки" видит вечную женственность, слитую с Божьим творением. "- До свидания, Анечка! – подал я ухажерке руку. – Спасибо за вечер и за ночь. – За яку ночь? – Вот за эту! – показал я на темное, усыпанное осенними, зрелыми звездами небо и поцеловал руку, жесткую даже с тыльной стороны от воды, от земляной работы, пахнущую грушей и сухой травой. - И это усе? – разочарованно произнесла Аня. – Все, Анечка, до свиданья! – бросил я на ходу, поспешая к черному ходу госпиталя"⁷².

В этом отрывке присутствует прием, который проходит через все повествование, и, опять-таки роднящий Астафьева с великими русскими классиками: человека спасает, а иногда противостоит человеку (в моменты его греховных падений) Божественная природа. Природные описания разбросаны по всей повести.

Божие присутствие, Божий промысел чувствуется даже в самые по-человечески темные и беспросветные моменты военной жизни. Эта война – послана, как суд над человеком, послана для того, чтобы, пройдя "через огненное испытание" обрести любовь, человечность или стать скотом, человеком с пустой душой. Прямо Астафьев не говорит об этом, но такой вывод неизбежно следует из тех страниц повести, где описывается послевоенная жизнь. Писатель прослеживает судьбы разных людей и показывает, как в них действует закон расплаты за грехи или награды за сохранение совести.

"Сила, нам неведомая, именно нас выбрала из огромной толпы людей, понуждала к интимной близости, не случайной, кем-то и где-то нам предназначенной, предначертанной пышно говоря, и она же, эта сила, охранила наши души от осквернения. Как прекрасно, что в жизни человека так много еще непредугаданного, запредельного его сознанию не подчиненного. Даровано судьбой и той самой силой, наверное, небесной, прикоснуться человеку к своей единственной "тайне", хранить ее в душе, нести ее по жизни, как награду, и, пройдя сквозь все скверны бытия, побывав в толпах юродивых и прокаженных, не оскверниться паршой цинизма и срама, сохранить до исходного света, до последнего дня то, что там, в глубине души, на самом ее донышке, хранится..." ⁷³.

В этом отрывке о Боге говорится прикрыто, а во второй части книги сказано уже определенно: "Всемилостивый Господь всегда был моим заступником и спасителем, не оставляет Он меня без догляда до сих пор"⁷⁴. Так же ненарочито Астафьев показывает действие Божьего промысла в жизни других людей.

Война в книге Астафьева лишена всякого геройства, о геройстве говорится даже с горечью. Потому что "весело вольготно на Руси" и до войны, и во время войны, и после войны жилось не героям, не медсестричкам, спасавшим их жизнь, а таким людям (целую галерею их изображает Астафьев), которые во все времена "жируют" за чужой счет. В повести есть сцена, в которой ужас, мерзостный реализм описания перерастает в символ. Астафьев описывает, как солдат заживо сжирали черви, скапливающиеся на ранах под гипсом. Так вот этим червям – подобны те "особисты", "начмеды", "политруки", организаторы публичных домов, и устроители ГУЛАГа, не жалевшие простых солдат полководцы (как сказал один генерал: мы немцев просто засыпали русскими трупами), которые пожирали народное тело. Они – во все времена существующие нелюди, которые убивают народную душу, всячески пытаются заглушить человечность в человеке. Это те, кто сеет предательство своих своими же, сеет разврат, пьянство и смерть, превращая всю страну в большую зону.

Надо сказать, что еще при жизни писателя философия, которая пронизывает всю книгу, не по вкусу показалась никому – ни "патриотам", ни демократам, ни некоторым православным.

Линия фронта у Астафьева проходит не по государственным границам, не по национальному признаку, а по линии противостояния добра и зла. И этому фронту, этой войне не видно конца.

И как итог размышлений о произведениях Астафьева 1990-2000-х годов:

«От “Проклятых и убитых” до “Веселого солдата” все чаще на первый план выходит скверна народной жизни. Нельзя не заметить нечто созвучное и в военной прозе Астафьева 90-х годов — первоочередное внимание писателя к судьбе российских мужиков, “наученных терпеть, страдать, пресмыкаться, выживать, и даже родине, их отвергшей и растоптавшей, служить”. В книгах Астафьева о войне все чаще выходит на первый план образ народа, привыкшего к многолетнему унижению и покорности, теряющего нравственное достоинство и духовное самостояние»⁷⁵.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Творчество Виктора Астафьева, одного из наиболее крупных русских писателей второй половины XX века, постоянно было в центре внимания не только читателей и критики, но и вызывало широкий общественный резонанс. А в последнее десятилетие его творчества по-новому раскрытая тема войны в его произведениях стала предметом ожесточённых споров, зачастую выходящих за пределы собственно литературных дискуссий. Ряд исследователей (Н. Иванова, И. Золотусский) ставит вопрос о преобладании художественного или публицистического начала в произведениях В. Астафьева.

А. Большакова отмечает разделение на «своё» и «чужое» в военной прозе В. Астафьева. Астафьев обращается к вопросу о цене войны и русской победы, внося изменения в стереотипный образ внешнего врага, перенося центр идейной тяжести на расслоение внутри сталинского общества на «врагов» и «своих».

Описывая художественную систему В. Астафьева, исследователи отмечают её контрастность и поляризацию.

Отличительной особенностью В.П.Астафьева, вошедшего в литературу в конце 50-х годов, становится принцип правды: во-первых, как идеологический принцип, то есть честность оценки реальности; во-вторых, как художественный принцип непересочиненной реальности, введение реальности в художественный текст, анализ "сырой" реальности. Хотя эстетика вымысла была в его творчестве ("Пастух и пастушка"), было сюжетное, отделенное от прямого авторского комментирования, повествование: "Звездопад" и др. Все же большинство его произведений опирается на прямое обращение к достоверности, к лично пережитым фактам реальности. Астафьевское творчество опирается на художественное претворение реальности, неотделимое от живого авторского осмысления, прямую авторскую рефлексию.

Нам представляется, что в прозе о войне В.П.Астафьева можно выделить три главных произведения, определяющих эволюцию жанровой системы автора: это «Пастух и пастушка», «Прокляты и убиты» и «Веселый солдат». Происходит углубление антивоенной темы в “военной прозе”. Конечно, эти произведения различны по жанровой природе, но близость этих произведений в их обращенности к историко-философскому аспекту воспроизведения национального бытия.

Прокляты и убиты", безусловно, отличается от других книг и меньшей фрагментарностью и скрытым автобиографизмом (не лирический герой).

Жанр характеризует содержательность формы: "…жанр, как и всякая художественная форма, есть отвердевшее, превратившееся в определенную литературную конструкцию содержание"⁷⁶. Смысл жанровой структуры состоит в создании некоей образной "модели" мира, «мирообъемлющая» семантика структурного ядра жанра и есть то, что обозначают метафорой "память жанра". "Память жанра" - это тот художественный закон, который обязывает писателя при создании произведения вводить свой опыт, свой замысел, свою идею в связь с "целой жизнью" и структурно закреплять эту связь в своем, новом жанре"⁷⁷.

Астафьев даёт определение "повесть", "рассказ", "роман" своим прозаическим произведениям, например, "Звездопад", «Пастух и пастушка», "Ясным ли днем", «Прокляты и убиты». Но и сам писатель ощущает отличие законов организации художественного мира в жанровой форме от традиционных.

Отчасти приход Астафьева к жанрам повести и рассказа объясняется влиянием литературного процесса: в конце 50-х годов (по мнению Н.Л. Лейдермана и др.) доминирующим жанром становится рассказ. Жанр произведения «Прокляты и убиты» литературоведы и критики определяют по-разному. Астафьев, по его мнению, отказался от жанра романа потому, что нет романной концепции мира и человека, а значит, нет завершенного художественного мира. В романе присутствует сплав автобиографического и эпопейного начал.

В романе "Прокляты и убиты" соединение двух ситуаций национальной жизни, данных как события жизни вымышленных персонажей, так же далеко от романа, как и от лирической повести в новеллах.

Роман «Прокляты и убиты» занимает особое место в астафьевском творчестве.

Это давно вынашиваемый роман о войне. Автор ставит своей целью открыть, рассказать последнюю, самую истинную правду о войне. Начат "военный роман - трилогия" в 1987 году, причем Астафьев начал с написания чернового варианта 3-й книги, и лишь спустя несколько лет написал 1-ю и 2-ю книги. Первая книга под названием "Чертова яма" написана в 1990-92 годах (издана в "Новом мире 1992.№10-12). Вторая книга "Плацдарм" написана в 1992-94 годах (Новый мир. 1994. №1012). Роман нашел свое продолжение в цикле из 3-х повестей: "Так хочется жить" (1995); "Обертон" (1996); "Веселый солдат" (1997).

Помимо статей И. Дедкова, Вс. Сурганова и И. Есаулова жанр произведения удостоился лишь отдельных замечаний критиков и литературоведов, из которых назовем лишь суждение Н.Л. Лейдермана об отсутствии романной концепции.

"В 1987 году, я начал военный роман - трилогию и, как часто случается у "стихийного" автора, начал с причуд - почему-то настрочил черновик третьей книги и лишь спустя немалые годы, приступил вплотную к написанию пугавшей меня сложностью и многими неодолимостями трилогии. Хватило меня лишь на две книги: "Чертова яма" и "Плацдарм". Я не стал писать третью книгу романа, - может быть, со временем, если силы и время позволят, набросаю отдельные, наиболее выношенные куски, завершающие судьбы некоторых, мне симпатичных персонажей. Рукопись же я "пустил в дело", - на основании ее или на заведенном тесте, испек две повести: "Так хочется жить" и "Обертон". "Веселый солдат"⁷⁸.

Основные положения: 1) «Прокляты и убиты» - роман, объединенный чертами жанровой поэтики «повествования», летописного рассказа о распаде национальной жизни (история народа на войне) демонстрируют эволюцию Астафьева, утраты гармоничного сосуществования человека с миром.

2) Астафьев отвергает эпико-позитивистское изображение войны, даёт онтологическую картину войны как некоего иномирия и надругательства над основами бытия, как экзистенциальный тупик. В романе – «его война», его личный опыт, горечь и ненависть, любовь и сострадание. Для Астафьева важен точный факт и конкретный человек.

В двух книгах романа «Прокляты и убиты» и повести «Весёлый солдат», выросшей из набросков к третьей, так и не написанной книге романа, соединились автобиографическая достоверность Астафьева-солдата и осмысление Астафьевым-писателем узловых отрезков Отечественной войны. Бессмысленная муштра сбитых в безликое скопище новобранцев в учебно-каторжных лагерях. Адские муки кровавых боёв за Днепр. Обездоленность демобилизованных солдат, подкошенных войной и равнодушием спасённого ими государства.

В каждой из этих книг — мотив античеловечности и антинародности всякой войны, кем бы она ни велась; народный мир в переплетении его нравственного здоровья и нравственной порчи; глубокий разрыв между народом и большевистской властью. «Прокляты и убиты» стал первым подлинно солдатским эпическим романом о Великой Отечественной войне, о том, как святое дело защиты родины объединило разобщённых людей в народ, о глубоком надломе сил народа-победителя и его самосохранении вопреки безбожному и бесчеловечному сталинскому режиму.

Роман «Прокляты и убиты» — произведение автобиографическое. В этом романе нет ничего от батальной беллетристики. Это самый сложный роман писателя, его поэтика достаточно трудна для теоретико-литературного осмысления. Астафьев создает принципиально новую повествовательную структуру, частично намеченную в «Печальном детективе». Её можно определить как особую форму романа с мощно выраженным публицистическим началом. Феномен художественности возникает на пересечении романных и публицистических жанров, – в соответствии с выбранными писателем организующими центрами. В жанровой динамике романа «Прокляты и убиты» таких центров несколько. Это военно-документальная хроника: вторая книга романа выстроена на основании событий каждого из десяти дней форсирования реки. После глав «Накануне переправы» и «Переправа» следуют главы: «День первый», «День второй», «День третий», – четвертый, пятый, шестой, седьмой и последняя глава – «Все остальные дни».

3) Религиозная, экологическая проблематика в произведениях Астафьева является лишь основой для большего выражения конфликта «своего мира» автора с «чужим миром». Лейтмотивом произведений Астафьева последних лет становится богооставленность. Многие его герои в трудную минуту обращаются к Богу и не получают ответа, упрекая себя в том, что до этой трудной минуты не верили в него. Бог не слышал их или забывал про них. Теперь же Бог оставляет весь мир - Астафьев приговаривает этот чужой, жестокий мир к высшей мере наказания - богооставленности.

4) Авторский идеал, при неизменности ориентации на основы традиционной крестьянской культуры, эволюционирует от гуманистического наполнения к наполнению религиозному.

5) По горькому признанию В.Астафьева, после завершения повести «Весёлый солдат» он решил не возвращаться более к военной теме, “потому что это и тяжело, и без толку. Молодые уже не понимают, мало кто понимает, а старшие не хотят, чтобы им напоминали, а если и писали войну, то ту, которая выдумана, чтобы они выглядели героически, чтобы не немцы их били, а они немцев…”⁷⁹. В поздней прозе В.П. Астафьева с особенной силой выразились характерные для всего его творчества черты: органическое слияние лично-автобиографического с общенародным, лирико-философского с публицистическим. При этом максимально усилился публицистический накал авторских отступлений, резкость характеристик отдельных персонажей и ситуаций, – Астафьев пишет о войне и послевоенной жизни с бесстрашной откровенностью, яростно и ярко.

6) В последних произведениях Астафьева происходит нарастание публицистичности. Автор хочет высказаться лично, а это невозможно уместить в какой-то определенный жанр, тем более традиционный. Поэтому читателям и не была представлена третья часть романа «Прокляты и убиты», а лишь отдельные повести. Второй причиной того, что третья часть так и не появилась, была болезнь автора и истощение сил, которых он много потратил на первые две части романа.

Изучение эволюции жанра и проблематики произведений о войне позволило увидеть, как происходила эта эволюция: от произведений, которые можно уместить в традиционные определения жанра (например, рассказ «Ясным ли днем») до многожанровых произведений, жанр которых невозможно определить одной формулой («Прокляты и убиты»).

Роман «Прокляты и убиты» продолжает линию повествования о ходе исторической жизни народа, о разрушении традиционного народного уклада, о месте и предназначении человека в социальном и природном мире. Мир изображен в состоянии антимира, вселенского разделения, братоубийственной войны. Пространственное деление и противопоставление сфер в социальном пространстве наполнено в романе сложным, противоречивым смыслом: противопоставление и отождествление организации, идеологии и средств насилия в Германии и СССР, противопоставление Украины и Сибири в качестве «чужое-родное», и одновременно - «родное-чужое»; мир предстает как богооставленный и наполненный присутствием Бога. Очевидно движение писателя к усилению трагического, стремление к обнажению «последней» правды, истины о днях человечества, которые могли стать последними, о переходе, переправе человека из жизни в смерть, от гуманности к братоубийству, от веры к богооставленности, безбожию, а также о переправе как попытке движения от разделения мира к соединению, единству.

Таким образом, рассмотрение жанровой природы произведений позволяет проследить их эволюцию. От романтики в ранних рассказах к катастрофической ситуации в романе «Прокляты и убиты». Очевидно движение Астафьева от романтического изображения войны, к открытию противоречия между войной и человеческими ценностями в 70-е годы («Пастух и пастушка»), к эсхатологическому сознанию 90-х годов, когда воссозданная война означает уничтожение человека и человечности в мире. Пребывание в проклятом мире делает жизнь человека «проклятой». Тем не менее, Астафьев делает ставку на индивидуальное сознание человека, способного открыть вневременные, онтологические принципы своего существования.

Проза В.П. Астафьева – глубоко содержательное и художественно значимое явление. Писатель выразил одну из ведущих тенденций развития русской прозы конца ХХ века – поиски новых форм открытого авторского участия в произведении, новых форм и функций публицистики как способа прямой оценки самых сложных сторон народной жизни.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:

1. Авчинникова Н. Проза Виктора Астафьева – М., 1986. – 267 c.

2. Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 3-59; №6. – С. 3-92.

3. Астафьев В. Ода русскому огороду. Рассказы. Том 2. Собрание в шести томах. – М., 1991. - 684 с.

4. Астафьев В.П. Звездопад. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 291 – 365.

5. Астафьев В.П. Индия. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 534 – 544.

6. Астафьев В.П. Тревожный сон. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. – с. 449 – 466.

7. Астафьев В.П. Ясным ли днем. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - с. 415 – 449.

8. Астафьев В.П. Где-то гремит война. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 221 - 291.

9. Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 3-135.

10. Астафьев В.П. Полуправда нас измучила… // Вопросы истории. 1988. №6. C. 33-35.

11. Астафьев В.П. Прокляты и убиты: Роман. – М., 2002. – 800 с.

12. Астафьев В.П. Так хочется жить. - М., 1996. – 396 с.

13. Белоусенко А. Разговор на фоне новой книги (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева). // "Литературная газета" – 1995 - 8 февраля - № 6.

14. Беляков С. Проклятие Виктора Астафьева: Виктор Астафьев. Прокляты и убиты. Роман // Урал. – 2005. – № 5. – С. 294–295.

15. Бодрова Н. А. Заветная книга: В. Астафьев «Пастух и пастушка». XI класс // Литература в школе. – 2000. – № 3. – С. 98–101.

16. Большакова А.Ю. «Что жизнь и смерть? А жаль того огня…» К 80-летию Виктора Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 35 – 44.

17. Виктор Петрович Астафьев. Жизнь и творчество. Библиографический указатель. Составитель и редактор Т. Я. Бриксман – М., 1999. – 611 c.

18. Година Н.И. Язык Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 44 – 47.

19. Гончаров П. А. О периодизации творчества В. Астафьева // Филологические науки. 2003. №6 - С. 16 - 29.

20. Гончаров П. А. Творчество В.П. Астафьева в контексте русской прозы 1950-1990-х годов: Монография.- М, 2003. 189 с.

21. Давыдов Б. О книге «Прокляты и убиты» // Нева. - 1995. - №5. - С. 168-215.

22. Дедков И. Объявление войны и назначение казни // Дружба народов. - 1993. - №10. - С.185-202.

23. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru

24. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://russ.ru

25. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru

26. Евсеенко И. Время воспоминаний // Роман-газета. – 2005. - №1. - C. 3.

27. Ершов Л.Ф. Современная социально-философская проза (1970-1980-е годы). – Ленинград,1989. – 32 с.

28. Журавлев С.И. Эта война должна быть последней! (О Викторе Астафьеве) // Журавлев С.И. Память пылающих лет: Соврем. проза о Великой Отечественной войне. - М., 1985. - С. 139-154.

29. Залыгин С. И снова о войне…: [о книге В.П. Астафьева «Пастух и пастушка»]// Новый мир. - 2001. - №3. - C.7 - 44.

30. Золотухина О.Ю. Особенности религиозного поиска В.П. Астафьева в художественных и публицистических произведениях последнего десятилетия ХХ века // Астафьевские чтения (ноябрь 2008). Время «Веселого солдата»: ценности послевоенного общества и их осмысление в современной России. – Пермь, 2009. – С. 81-101.

31. Золотухина О.Ю. Развитие темы войны в трех редакциях повести В.П. Астафьева «Пастух и пастушка» // IV Астафьевские чтения в Красноярске: национальное и региональное в русском языке и литературе. 12-13 сентября 2006 г. / КГПУ им. В.П. Астафьева. – Красноярск, 2007. – С. 68-81.

32. Золотухина О.Ю. Религиозный поиск В.П. Астафьева на примере романа «Прокляты и убиты» // Юбилейные Астафьевские чтения «Писатель и его эпоха». 28-30 апреля 2009 г. / ред. кол.; отв. ред. А.М. Ковалева; Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. – Красноярск, 2009. – С. 76-82.

33. Зубков В.А. Прощание: народная Россия в позднем творчестве В.П. Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 131 – 137.

34. Иванова Н. Ярость слова. // Астафьев В.П. Прокляты и убиты: Роман. – М., 2002. – C. 5 – 10.

35. Иванченко Н. И. В. «Как это было! Как совпало – война, беда, мечта и юность!..»: Астафьев «Пастух и пастушка». XI класс // Литература в школе. – 2000. – № 3. – С. 101–104.

36. Кадочников О.П. Правдоискательство – аксиологическое ядро художественной эволюции творчества Виктора Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 180 – 189.

37. Курбатов В.Я. Нечаянный портрет. Время в зеркале одного дневника. – Иркутск, 2009. С. 341.

38. Лазарев Л.И. Память трудной годины: Великая Отечественная война в русской литературе. – М., 2000. – 160 с.

39. Ланщиков А.П. Виктор Астафьев. – М., 1992г. – 159 c.

40. Лейдерман Н.Л. Крик сердца (Творческий облик Виктора Астафьева). // Русская литература ХХ века в зеркале критики: Хрестоматия для студентов филологических факультетов высших учебных заведений. Сост. С.И. Тимина, М.А. Черняк, Н.Н. Кякшто. – СПб., М., 2003. – C. 375 – 409.

41. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Виктор Астафьев. // Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Русская литература ХХ века (1950 – 1990-е годы): Учебное пособие для студентов высших учебных заведений: в 2 т. Т. 2. 1968 - 1990. 5-е изд., стер. – М., 2010. – C. 97 – 135.

42. Литература и современность: Сборник 24-25. Статьи о литературе 1986 – 1987 гг. Редкол.: А.Бочаров, Ф.Кузнецов, Л.Лавлинский и др.; Сост. А.Коган. – М., 1989. – 622 с.

43. Немзер А. Исчадье божье [о кн. 2. Плацдарм] // Немзер А. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. – М., 1998. – С. 39–41.

44. Немзер А. Приговор и молитва [о кн. 1. Чертова яма] // Немзер А. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. – М., 1998. – С. 35–38.

45. Немзер А. Томительная ночи повесть [«Так хочется жить»] // Немзер А. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. – М., 1998. – С. 43–45.

46. Николина Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы. - М., 2002. - С. 41.

47. Поль Д. В. Война в произведениях М. А Шолохова («Они сражались за Родину») и В. П. Астафьева («Прокляты и убиты») // Литература в школе. – 2005. – № 2. – С. 14–18.

48. Разувалова А.И. Метафорика семьи в романе В.П.Астафьева «Прокляты и убиты» // Юбилейные Астафьевские чтения «Писатель и его эпоха». 28-30 апреля 2009 г. / ред. кол.; отв. ред. А.М. Ковалева; Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. – Красноярск, 2009. – С. 82-92.

49. Ревенко И.В. «Мир города» и «мир деревни» в военной прозе Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 170 – 173.

50. Рыбальченко Т.Л. Переправа как основная мифологема в романе В.П. Астафьева «Прокляты и убиты». // Юбилейные Астафьевские чтения «Писатель и его эпоха». 28-30 апреля 2009 г. / ред. кол.; отв. ред. А.М. Ковалева; Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. – Красноярск, 2009. – С. 201-210.

51. Самотик Л.Г. Внелитературная лексика в концепции войны В.П.Астафьева (на материале романа «Прокляты и убиты). // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 118 – 122.

52. Серафимова В. Д. Виктор Петрович Астафьев // Серафимова В. Д. Русская литература ХХ в. (вторая половина): учеб. материалы: 10–11 кл. – М., 2002. – Ч. 1. – С. 212–237.

53. Сидорова (Малаховская) М.В. «Прокляты и убиты» в контексте литературы о войне // Личность в межкультурном пространстве: Материалы межвузовской конференции. 24-25 ноября 2006 г., Москва. – М., 2007. – С. 135 -140.

54. Сидорова (Малаховская) М.В. Новый апокалипсис. О романе В.П. Астафьева «Прокляты и убиты» // Личность в межкультурном пространстве: Материалы межвузовской конференции. 18-19 августа 2005 г., Москва, РУДН. – М., 2005. – С. 255-257.

55. Фокин П. «И с отвращением читая жизнь мою…»: [о повести В. Астафьева «Веселый солдат»] // Знамя. – 1998. – № 10. – С. 216–218.

56. Шелгунова О. Нравственно философская проблематика творчества В.Астафьева. – М., 1995. – c.

57. Щеглова Е. П. Два бойца – две правды: [сравнительный анализ повести В. Астафьева «Так хочется жить» и романа Г. Бакланова «И тогда приходят мародеры»] // Нева. – 1996. – № 1. – С. 195–200.

1 Высоцкий В. Четыре четверти пути. – М., 1988. – с. 136, 137.

2 Белоусенко А. Разговор на фоне новой книги (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева). // "Литературная газета" – 1995 - 8 февраля - № 6.

3 А. Макаров. Из цикла «Во глубине России…» Виктор Астафьев //Человеку о человеке. М., 1971. стр.490

4 Астафьев В.П. Звездопад. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 291.

5 Н.Авчинникова. Проза Виктора Астафьева. - М., 1986. – с. 67.

6 Астафьев В.П. Звездопад. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 309.

7 Астафьев В.П. Звездопад. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 364.

8 Астафьев В.П. Где-то гремит война. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 276.

9 Астафьев В.П. Ясным ли днем. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - с. 438.

10 Астафьев В.П. Ясным ли днем. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - с. 430.

11 Там же, с. 441.

12 Н.Л.Лейдерман. Крик сердца (Творческий облик Виктора Астафьева)// Русская литература ХХ века в зеркале критики. М., 2003. с. 376

13 Залыгин С. И снова о войне…: [о книге В.П. Астафьева «Пастух и пастушка»]// Новый мир. 2001.№3.с.17.

14 Бодрова Н. А. Заветная книга: В. Астафьев «Пастух и пастушка». XI класс // Литература в школе. – 2000. – № 3. – С. 99.

15 Залыгин С. И снова о войне…: [о книге В.П. Астафьева «Пастух и пастушка»]// Новый мир. 2001.№3.с.21.

16 Там же. С. 378

17 Там же, С. 21.

18 Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 117 - 118.

19 Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 50.

20 Там же, C. 126.

21 Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 134.

22 Там же, C. 112.

23 Там же, C. 63.

24 Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 89.

25Курбатов В.Я. Нечаянный портрет. Время в зеркале одного дневника. – Иркутск, 2009. - С.8.

26 Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 55.

27 Залыгин С. И снова о войне…: [о книге В.П. Астафьева «Пастух и пастушка»] // Новый мир. 2001.№3.с.18.

28 Курбатов В.Я. Нечаянный портрет. Время в зеркале одного дневника. – Иркутск, 2009. С.56.

29 Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 6.

30Ланщиков А.П. Виктор Астафьев. - М, 1992. – с. 92.

31 Бахтин. Эпос и роман (О методологии исследования романа). // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М., 1997. – с. 7.

32 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М., 1977. – с. 276.

33 Евсеенко И. Время воспоминаний // Роман-газета. – 2005. - №1. - C. 9.

34 Белоусенко А. Разговор на фоне новой книги (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева). // "Литературная газета" – 1995 - 8 февраля - № 6.

35 Мирошниченко Т.Н. Эволюция взглядов Астафьева на войну // Творчество В.П.Астафьева: Философский, исторический, филологический аспекты. Материалы научно-методической конференции, посвященной творчеству В.П.Астафьева. – Красноярск - Ачинск, 1998. с. 20-24.

36 Астафьев В.П. Полуправда нас измучила… // Вопросы истории, 1988. №6. с. 33-35.

37 Гладышев В.Ф. Мы за ценой не постоим? (Две правды о войне) // «Астафьевские чтения» выпуск первый (17-18 мая 2002 г.). – Пермь, 2003. с. 25-30.

38 Золотухина О.Ю. Религиозный поиск В.П.Астафьева на примере романа «Прокляты и убиты» // Астафьевские чтения - Пермь, 2008 г. – с. 77. .

39 Немзер А. Приговор и молитва // Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. – М.., 1998. С.37.

40 Есаулов И. Сатанинские звезды и священная война // Новый мир. - 1994. - №4. С.225.

41 Астафьев В.П. Прокляты и убиты. – М., 2002. – с. 29 - 30.

42 Астафьев В.П., Курбатов В.Я. Крест бесконечный. Письма из глубины России. – Иркутск, 2002. С. 320.

43 Астафьев В.П., Курбатов В.Я. Крест бесконечный. Письма из глубины России. – Иркутск, 2002. С. 320.

44 Астафьев В.П. Прокляты и убиты: Роман. - Москва, 2002. – С. 408.

45 Астафьев В.П., Курбатов В.Я. Крест бесконечный. Письма из глубины России. – Иркутск, 2002. С. 612.

46 Там же, С. 743-744.

47 Курбатов В.Я. Слово при вручении Литературной премии Александра Солженицына В.П.Астафьеву (посмертно) 24 апреля 2009 // http://www.rp-net.ru/book/premia/2009/kurbatov.php

48 Кураев Михаил. Испытание правдой. // http://magazines.russ.ru/voplit/1996/1/XX vek1.html

49 Чалмаев В.А. Русская проза 1980-2000 годов на перекрестке мнений споров. Статья вторая // Литература в

школе, 2002. - № 5. - С.20-25.

50 Кучерский А. Печальный негатив. // Литература и современность: Статьи о литературе 1986 – 1987 гг. – М., 1989. – с. 116 - 124.

51Кучерский А. Печальный негатив. // Литература и современность: Сборник 24-25. Статьи о литературе 1986 – 1987 гг. Редкол.: А.Бочаров, Ф.Кузнецов, Л.Лавлинский и др.; Сост. А.Коган. – М., 1989. – С. 661.

52 Большакова А.Ю. «Что жизнь и смерть? А жаль того огня…» К 80-летию Виктора Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 38.

53 http://lib.ru/PROZA/ASTAFIEW/hochetsya.txt. - с.1,2.

54 Курбатов В.Я. Нечаянный портрет. Время в зеркале одного дневника. – Иркутск, 2009. С.8.

55 Богин Г. И. Речевой жанр как средство индивидуации // Жанры речи. - Саратов, 1997. - С. 3.

56 Астафьев В.П. Веселый солдат. http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1998/5/astaf.html. (с.5,7).

57 Астафьев В.П. Так хочется жить. http://lib.ru/PROZA/ASTAFIEW/hochetsya.txt. (с.81).

58 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 3.

59 Астафьев В.П. Веселый солдат. // http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1998/5/astaf.html. С.7,8,30.

60 Залыгин С. Свое слово: О повестях Виктора Астафьева// Залыгин С. Литературные работы - М., 1979. - С. 163.

61 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 3.

62 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 5.

63 Там же, С. 8.

64 Белоусенко А. Разговор на фоне новой книги (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева). // "Литературная газета" – 1995 - 8 февраля - № 6.

65 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 8.

66 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 6.

67 Там же, С. 30.

68 Там же, С. 51.

69 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №6. – С. 91.

70 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №6. – С. 90.

71 Там же, С. 31.

72 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. - №5. – С. 53.

73 Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. - №6. – С. 48.

74 Там же, С. 91.

75 Зубков В.А. Виктор Астафьев после "деревенской" прозы. // http://russ.ru.

76 Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. М., 1964. Т.2. С.21.

77 Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск, 1982. С.18.

78 Давыдов Б. Великая Отечественная война в современной прозе // Нева. 1995. №5. С.201-204.

79 Беседы с Виктором Астафьевым. Запись, подготовка текста и вступительная заметка Николая Кавина // Знамя. 2009. № 5. С.132.

61