Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
о романах Тургенева.doc
Скачиваний:
59
Добавлен:
30.10.2018
Размер:
338.43 Кб
Скачать

Проблематика и поэтика романа «Рудин»

 

          «Рудин» (1856) – первый роман Тургенева.

          В творчестве писателя он обозначил переход от жанра повести (какими были такие произведения о типе лишнего человека, как «Гамлет Щигровского уезда», «Дневник лишнего человека», «Яков Пасынков» и др.) к роману, более широкой и объективной форме повествования.

          В идейной и художественной структуре первого тургеневского романа соединились традиции натуральной школы 1840-х годов, в русле которой писатель начинал свою литературную деятельность, с новыми элементами, отличными от философии и поэтики школы.

В первую очередь новаторство автора «Рудина» сказалось в характере постановки и освещения проблемы человека и среды – центральной для натуральной школы и важнейшей в романе. Именно эта проблема лежит в основании главного конфликта произведения.

Весь роман построен на конфликте мыслящей и независимой личности с косной и консервативной общественной средой, в которую герой стремится внести луч света, как-то изменить ее. Драма героя, ее главное содержание как раз и связана с тем, что на этом пути герой терпит одну неудачу за другой, хотя в исторической перспективе его дело не пропадает и его прогрессивная роль не отрицается.

В сравнении с романами "Евгений Онегин" и "Герой нашего времени" конфликт тургеневского "лишнего человека" с окружаю­щей средой приобретает иной, более глубокий и острый характер. Дело в том, что сам Рудин - это иной вариант типа "лишнего чело­века" по сравнению с Онегиным и Печориным. Если герои романов Пушкина и Лермонтова по своей жизненной позиции индивидуали­сты и "эгоисты поневоле" (как называл Онегина Белинский), то Ру­дин - это не только герой другого, более позднего времени, но и дру­гой герой. В отличие от своих предшественников Рудин стремится к общественно-полезной деятельности. Он не просто отчужден от среды, но делает попытки как-то изменить ее.

На это существенное различие между Рудиным и лермонтов­ским Печориным в свое время указывал Н.Г. Чернышевский, воз­ражая против попытки Дудышкина поставить знак равенства между этими двумя разновидностями "лишнего человека": "Один эгоист, не думающий ни о чем, кроме своих личных наслаждений; другой - энтузиаст, совершенно забывающий о себе и весь поглощаемый об­щими вопросами; один живет для своих страстей, другой - для своих идей. Это люди различных эпох, различных натур".[3]

При всей категоричности и односторонности такого противо­поставления Печорина и Рудина здесь отмечено то главное, что действи­тельно отличает этих двух героев. Вместе с тем общественный вари­ант "лишнего человека", представленный в романе "Рудин", не был художественным открытием Тургенева: незадолго до него такой тип "лишнего человека" был обрисован А.И. Герценом в романе "Кто виноват?" в образе Владимира Бельтова.

Другой момент, который сближает Рудина и Бельтова и отли­чает их от героев Пушкина и Лермонтова, заключается в том, что Онегин и Печорин - скептики, ко всему относящиеся критически, а Рудин и Бельтов - энтузиасты и романтики по натуре и убеждениям, что делает их конфликт с окружающей общественной средой еще более бескомпромиссным.

В этом отношении, т. е. как энтузиаст и романтик, Рудин сто­ит ближе к Ленскому, чем к Онегину. На это уже обращали внима­ние некоторые  литературоведы, в частности Г.К. Щенников[4]. Действительно, этих героев многое сближает именно как романти­ков и как людей определенного воспитания и образования и опреде­ленного круга интересов. Если Ленский - с "душою прямо геттингенской» (т.е. студент университета в немецком городе Геттингене), то Рудин совершенствует свое образование в немецком же Гейдёльбергском университете. Если Ленский - "поклонник Канта" который из "Германии туманной привез учености плоды", то Рудин тоже знает Канта и Гегеля и "весь погружен в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир". Если Лен­ский привез из Германии "всегда восторженную речь и кудри чер­ные до плеч", то и речь Рудина не менее восторженна и поэтична, а о своем внешнем виде в студенческие годы в Гейдельберге он гово­рит: " Я носил большие сапоги со шпорами и венгерку со шнурками и волосы отрастил до самых плеч".

Указанные черты сходства между Рудиным и Ленским тем отчетливее выявляют различие между ними именно в плане взаимо­отношений, с окружающей средой. Как справедливо замечает Г.К. Щенников, "у Ленского способность примирить возвышенные чув­ства с заурядным помещичьим бытом, с банальной Ольгой свиде­тельствовала о внутренней зависимости незаурядного человека от господствующих отношений. Постоянная гражданская ориентация Рудина, даже вопреки намерениям героя, ставит его в оппозицию к существующим порядкам. Проповедник гармонического переуст­ройства, желающий " примениться к обстоятельствам", он постоян­но оказывается в разладе к окружающей средой, в чем упрекала его либеральная критика".[5]

Тем либеральным критиком, который обвинял Рудина в том, что он " понапрасну растратил свои силы" и " всю жизнь свою не мог возвыситься до понимания дела, до возможной и необходимой гармонии со средой, его окружающей», был А.В. Дружинин[6]. «Но именно это отсутствие гармонии и неудовлетворенность действительностью, призывы к лучшему и составляли силу и заслугу Рудина", - справедливо заме­чает исследователь творческого пути Тургенева.[7]

В освещении проблемы "человека и среды" можно видеть и продолжение Тургеневым в романе "Рудин" традиций натуральной школы, и отступление от них. В чем конкретно выразилось то и дру­гое?

К традициям натуральной школы восходит у Тургенева как сам пристальный интерес к этой проблеме, так и некоторые художе­ственные приемы изображения среды и ее представителей. "Можно заметить, например - пишет поэтому поводу В.М. Маркович, - гене­тическую связь метода первоначальных характеристик некоторых тургеневский персонажей с "биографическим" методом характери­стики, который действовал в рамках натуральной школы.

Характеристика такого рода фиксирует некоторое стабильное состояние персонажа, описывает обычный тип его поведения. А за­тем объясняет это нынешнее положение как итог эволюции характеpa, как результат взаимодействия натуры персонажа с объективными условиями его жизни".[8]

Наиболее яркие примеры подобных характеристик даны во 2-ой главе романа, где рассказывается о Дарье Михайловне Ласунской, владелице дворянской усадьбы, куда случайно попал Рудин и где происходит действие первой части произведения, и о Африкане Семеновиче Пигасове, цинике и скептике, который в 3-ей главе вы­ступит главным противником Рудина.

На протяжении всего романа хорошо показано, что неудачи Рудина в его попытках полезной общественной деятельности обу­словлены не только его романтизмом и непрактичностью, незна­нием людей, но и косностью, консерватизмом среды, ее ожесточен­ным сопротивлением любым попыткам изменить ее.

Характерен в этом смысле небольшой "проходной" эпизод с Волынцевым. Попытка Рудина воззвать к его благородным чувствам терпит крах. "Я ошибся в вас, - вынужден признать Рудин. - В глазах моих Вы по-прежнему останетесь благородным и честным челове­ком; но я полагал, вы сумеете стать выше той среды, в которой раз­вились. Я ошибся"[9]. Интересна ответная реплика на эти слова Рудина со стороны Волынцева (в его разговоре с Лежневым); "А ка­ковы он фразы отпускает!... Он ошибся во мне: он ожидал, что я стану выше какой-то среды.. .Что за ахинея, господи!" (с.100).

Из-за расхождения со средой и из-за сопротивления среды Рудин вынужден покинуть усадьбу Ласунской, не довел до конца ни один из планов и проектов, вынужден был покинуть место учителя гимназии. В эпилоге романа он признан неблагонадежным и его „отправляют к себе в деревню на жительство".

Во всех этих эпизодах выявляется своего рода закон жизни Рудина, то, что сам он называет своей судьбой. В финале романа, обозревая свою жизнь и вспоминая свои неудачи на общественном поприще, Рудин говорит: «Я вполне, и в самой сущности слова, че­ловек благонамеренный; я смиряюсь, хочу примениться к обстоя­тельствам, хочу малого, хочу достигнуть цели близкой, принести хо­тя ничтожную пользу. Нет!... не удается!... едва успею я войти в оп­ределенное положение, остановиться на известной точке, судьба так и сопрет меня с нее долой... Я стал бояться ее - моей судьбы..." (133-134).

Рудин уходит из романа, почти ничего не сделав из задуман­ного, но он и не побежден русской действительностью, не задавлен средой.

В таком повороте сюжета жизни Рудина тоже можно видеть ориги­нальность тургеневского решения проблемы "человека и среды" по сравнению с традицией натуральной школы и ее постоянным тематическим мотивом: жизнь опошлила, среда заела, обстоятельства по­губили.

В творчестве писателей натуральной школы мысль о влиянии среды на человека часто доводилась до идеи о всевластии среды над человеком. В.Г. Белинский — теоретик натуральной школы в работе "Сочинения Александра Пушкина" (статья девятая, посвященная роману "Евгений Онегин") так формулировал характерную для этой школы "философию среды": "создает человека природа, но развива­ет и образует его общество. Никакие обстоятельства жизни не защи­тят человека от влияния общества, нигде не скрыться, никуда не уй­ти ему от него".[10]

В жанре романа эту идею натуральной школы воплотил И.А. Гончаров, показав в "Обыкновенной истории" типичную для лите­ратуры 1840-х годов ситуацию-превращение восторженного роман­тика Александра Адуева в законченного пошляка.

В романе Гончарова молодому Александру Адуеву противо­поставлен его дядя Петр Адуев -преуспевающий делец. Спор меж­ду племянником и дядей о выборе жизненных ценностей и пути за­канчивается победой принципов Петра Адуева, и в финале романа Александра мы видим копией своего дяди, только копия эта ухуд­шенная.

В этом смысле, т.е. в плане решения проблемы человека и среды применительно к изображению героя-романтика, интересно сравнить роман Гончарова с романом Пушкина.

В отличие от Гончарова, Пушкин допускает возможность эво­люции Владимира Ленского в разных направлениях. Не погибни Ленский на дуэли, он мог стать прославленным поэтом, а мог закон­чить свою жизнь заурядным помещиком.

 

Быть может, он для блага мира,

Иль хоть для славы был рожден...

…………………………….Поэта,

Быть может, на ступенях света

Ждала высокая ступень.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А может быть и то: поэта

Обыкновенный ждал удел.

Прошли бы юношества лета:

В нем пыл души бы охладел.

Во многом он бы изменился,

Расстался с музами, женился,

В деревне счастлив и рогат,

Носил бы стеганный халат

                             и т.д.

В романе "Обыкновенная история", типичнoго для натуральной школы 1840-х годов, эволюция романтика возможна только в эту сторону, в сторону "обыкновенного удела". Это подтверждается и мнением главного критика натуральной школы. В.Г. Белинский, рассматривая строфы пушкинского романа о двух возможных пу­тях дальнейшего развития Ленского, совершенно в духе школы ис­ключал для него первый путь. Он писал: " Мы убеждены, что с Лен­ским сбылось бы непременно последнее. В нем было много хороше­го, но лучше всего то, что он был молод и вовремя для своей репу­тации умер... Это был РОМАНТИК и больше ничего"[11] и одного этого, по мнению критика, было достаточно для его превращения в обыкновенного прозаического деревенского помещика.

Таково мнение Белинского как теоретика натуральной школы, но это не было мнением Пушкина. Автор "Евгения Онегина" допус­кал возможность и иной, высокой судьбы Ленского, у него было больше веры в человека и силу его духа.

В решении проблемы человека и среды Тургенев как автор романа "Рудин" следовал скорее за Пушкиным, чем за натуральной школой: его герой-романтик не побежден прозой и пошлостью окружающей среды, остается верен до своей героической гибели на парижской баррикаде высоким идеалам и стремлениям своей молодости. С ним не происходит "обыкновенной истории" превращения романтика под влиянием среды в заурядного обывателя, его ждет не совсем "обыкновенный удел". Интересно, что в романе Тургенева "практический человек" Пигасов предсказывает Рудину конец в ду­хе натуральной школы: "Посмотрите, он кончит тем, что умрет где-нибудь в Царевококшайске или в Чухломе - на руках престарелой девы в парике, которая будет думать о нем, как о гениальнейшем че­ловеке в мире” (с.116). Пророчество Пигасова оказывается совер­шенно ложным, удел и конец Рудина оказались совершенно други­ми.

Таким образом, в решении проблемы человека и среды Турге­нев - романист следует принципам пушкинского реализма, свобод­ного от жестокого детерминизма натуральной школы, хотя это, не означает отказа от общего реалистического принципа обусловленно­сти человека окружающей его социальной средой.

В романе "Рудин" этот общий принцип реализма реализуется в изображении, например, Лежнева. В молодые студенческие годы Лежнев вместе с Рудиным входил в кружок Покорского, разделял многие романтические иллюзии и стремления своих товарищей, но потом, по его собственному признанию, был сломлен жизнью и сре­дой, опошлился, стал вести жизнь обыкновенного помещика. Он деловой практический человек, хороший хозяин, деловой помещик, трезво мыслящий человек. С ним как раз произошла "обыкновенная история" превращения молодого мечтателя в заурядного помещика.

С точки зрения главного конфликта романа важно то, что по­ложительный, практичный и деловой Лежнев, ставший в один уро­вень со своей средой и подчинившийся ей, поставлен не выше, а ни­же Рудина - непрактичного, оторванного от действительности, но и не смирившегося с ней, сохранившего "дум высокое стремление" своей молодости.

Проблема лишнего человека – главная в «Рудине» – раскрывается в нем посредством обширного арсенала художественных средств, среди которых важное место занимает моноцентрическое построение романа, «моноцентрическая конструкция произведения», которая группирует его основные компоненты вокруг фигуры главного героя, под­чиняет их задачам его обрисовки и оценки".[12]

Подробно эта особенность построения первого тургеневского романа описана в монографии С.М. Петрова. Одной из характерных черт первых двух романов Тургенева - " Рудин" и "Дворянское гнездо" автор книги считает наличие в них не более одного главного героя. " Эта особенность отличает Тургенева - романиста от Гонча­рова, Толстого. Центральный образ романа Тургенева - это главное лицо и в фабульном плане. Содержание этого романа определяется характером и судьбой главного героя. Все сцены, второстепенные образы, картины природы, все, что составляет сюжетную ткань про­изведения, связано с главным героем, призвано показать его со всех сторон".[13]

Это хорошо подтверждается построением романа "Рудин" и постановкой фигуры главного героя в системе образов произведе­ния. К Рудину тянутся нити всех остальных персонажей романа. Они оттеняют слабые и сильные стороны его характера. Каждый из этих образов важен для уяснения характера героя. То же можно от­метить и в сюжетном построении произведения: первое знакомство с Рудиным происходит в третьей главе, и нет потом ни одной сцены, в которой бы он не участвовал или в которой бы не упоминалось о нем.

Такое моноцентрическое - с одним главным героем в центре -построение первого романа Тургенева исследователи связывают с традициями первых в русской литературе романов о "лишнем чело­веке" - "Евгений Онегин" Пушкина особенно «Герой нашего времени» Лер­монтова. Такое построение имело целью глубокое и пристальное художественное исследование внутреннего мира "лишнего челове­ка" и его драмы.

В ряду персонажей тургеневского романа, которые так или иначе оттеняют фигуру главного героя, делают ее объемной и многогранной, можно выделить три группы лиц: относительно нейтральных по отношению к Рудину (Александра Павловна, Волынцев) или заведомо чуждых ему (Дарья Михайловна Ласунская, Пандалевский), его оппонентов и критиков (Пигасов, Лежнев) и его горячих поклонников (Басистов, Наталья Ласунская).

В ходе действия романа некоторые из его действующих лиц меняют свое отношение к Рудину, причем меняют кардинальным образом: положительное на негативное (Наталья) или наоборот – отрицательное на позитивное (Лежнев).

Во взаимоотношении с другими лицами Рудин раскрывает различные стороны своей личности и своих взглядов, предстает перед читателем натурой сложной и противоречивой. Особенно важны в этом отношении такие эпизоды романа, как первое появление Рудина в гостиной Ласунской, спор Рудина с Пигасовым, сцена с Натальей у Авдюхина пруда, последняя встреча с Лежневым.

Есть большая правота во многих суждениях о Рудине таких разных людей, как Басистов (которому восторженное отношение к герою не мешает заметить в нем черты эгоизма), Наталья Ласунская (которая справедливо видит в поведении своего избранника разрыв между словом и делом) и Лежнева, который глубоко и точно определяет главную причину рудинских неудач: «Несчастье Рудина состоит в том, что он России не знает, и это точно большое несчастье. Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись» (с.119).

Однако ни каждое их этих (и многих других) суждений в отдельности, ни все они вместе не исчерпывают сложной личности и его общественной роли. Они раскрываются всем многообразием художественных средств романа. При всех колебаниях в оценке Рудина как лишнего человека авторская мысль клонится к положительному итогу.

"Общественная роль Рудиных значительно шире, чем роль Онегиных и Печориных. Смелые, зовущие вперед речи Рудина, находили горячий отклик в сердце восторженного юноши Басистова, который впоследствии сумеет воспитать немало благородных душ. Речи Рудина всколыхнули жизнь Натальи... Даже Лежнев в конце романа признает, что "доброе слово - тоже дело," и говорит Рудину:" Но теперь, поверь мне, я научился ценить тебя."[14]

И не случайно Рудин погибает, как герой. Когда-нибудь его слова должны были вылиться во что-то, и он погиб со знаменем в руках.

С проблемой оценки лишнего человека связаны в романе «Рудин» не только его моноцентрическое построение, но и вся его сюжетно-композиционная структура.

Для самого писателя и для русской литературы и публицисти­ки середины 1850-х - начала 1860-х годов (роман, как уже говорилось, был опубликован в 1856, а заключительный его эпизод – гибель Рудина на баррикаде в Париже появился в издании романа в 1860-м году) это была важная и остросовременная проблема.

Как известно, роману "Рудин" с его главной темой "лишнего человека" в творчестве Тургенева предшествовал целый ряд повестей на эту тему: " Гамлет Щигровского уезда" (1849), "Дневник лишнего человека" (1850), "Переписка" (1856), некоторые другие.

В этих повестях тип "лишнего человека" 1830-40-х годов оценивался автором в основном отрицательно. Характерными чертами "лишнего человека" здесь изображались эгоизм, обостренное самолюбие, скептицизм, безволие, неспособность к плодотворной деятельности.

В романе "Рудин" писатель сделал попытку подойти к "лишнему человеку" более объективно, оценить в исторической перспективе не только его недостатки, но и достоинства.

В соответствии с этой установкой на объективное и многосто­роннее освещение фигуры "лишнего человека" меняется самый жанр его изображения: от повести, в которой преобладали субъек­тивные формы (монолог - исповедь в "Гамлете Щигровского уезда", дневник, письма героя и т.п.) - Тургенев переходит к роману с его большим арсеналом художественных средств. Герой романа дан в широком сопоставлении и противопоставлении с целым рядом других персонажей (о чем говорилось выше). В романе мы узнаем о прошлом Рудина, читаем вместе с героиней его испове­дальное письмо, видим его в диалогах-спорах с Пигасовым, слушаем его горькую исповедь в финале романа и т.д. Благодаря всему этому, фигура Рудина освещена в романе всесторонне, с разных точек зре­ния, и герой выступает перед читателем как живое и сложное лицо, наделенное многими недостатками и еще большими достоинствами.

Показать эту сложность, неоднозначность входило в худо­жественную задачу Тургенева. Он решал эту задачу в процессе соз­дания романа, не имея в начале работы над произведениями ее гото­вого решения.

С этим связана непростая творческая история романа, непре­рывная работа над текстом и многочисленные и важные дополнения к нему. А.Г. Цейтлин, который подробно осветил творческую историю "Рудина", установил основное направление той переработки и дора­ботки, которую проделал писатель. Оно состояло в переходе от сни­женного, иронического и даже негативного изображения Рудина в первой редакции к более позитивной, объективной и исторически точной оценке его в окончательном варианте романа.[15]

Переход этот запечатлен в самой структуре тургеневского ро­мана, в разной оценке Рудина в первой части романа (которая закан­чивается сценой у Авдюхина пруда и поспешным отъездом героя из усадьбы Ласунской) и во второй его части, где происходит своеоб­разная реабилитация героя. Этому изменению оценки Рудина со стороны автора соответствует кардинальная перемена мнения о нем со стороны Лежнева - этого своеобразного резонера, выражающего во многом и авторскую точку зрения: от резко-негативных отзывов о приятеле студенческих лет Лежнев переходит к сугубо положитель­ной оценке и его личности, и его деятельности.

Критик А. Григорьев даже считал, что писатель не свел к единству свою противоречивую оценку Рудина, не выработал единого отношения к герою. По его мнению, в романе "совершается пе­ред глазами читателей, явление совершенно особенное. Художник, начавши критическим отношением к создаваемому им лицу, путает­ся в этом критическом отношении, сам не знает, что ему делать с своим анатомическим ножом, и наконец, увлеченный порывом ис­креннего старого сочувствия. - снова возводит в апофеозу в эпилоге то, к чему он пытался отнестись критически в рассказе ... Тут, одним словом, обнаруживается в отношениях художника к создаваемому им типу... замечательная путаница."[16]

Критик отчасти прав, но для Тургенева важнее всего, навер­ное, было представить Рудина сложным и противоречивым - и с этой задачей он, как художник справился успешно, на что обратили внимание многие из читателей - современников. В частности, К. Ак­саков отметил как большое достоинство тургеневского романа именно то, что его герой показан многосторонне:" Нужна была зре­лось созерцания для того, чтобы видеть пошлость рядом с необыкновенностью, дрянность рядом с достоинством, как в "Рудине".[17]

Важным художественным средством выражения этой слож­ной и многоаспектной оценки автором героя своего первого романа, "лишнего человека" 30-40-х годов Дмитрия Николаевича Рудина и явилась сюжетно-композиционная структура произведения.

Она не так проста, как кажется на первый взгляд, и заключа­ется не только в переходе от развенчания героя в первой части ро­мана к его реабилитации и апофеозу во второй части и двух эпило­гах.

Дело в том, что уже в первой части романа (главы 1-ХI), ри­сующей пребывание Рудина в усадьбе Ласунской и содержащей ос­новное сюжетное зерно произведения - роман героя и Натальи Ла­сунской, Рудин предстает персонажем и сложным, и противоречи­вым - и такой же является здесь и авторская оценка его.

Первая часть романа построена на контрасте между первым явлением Рудина перед обитателями усадьбы, на которых он производит огромное впечатление своим умом, красноречием, знаниями, уме­нием спорить, возвышенным образом мыслей и стремлений (осо­бенно большое впечатление он производит на молодых людей -учителя Басистова и дочь владелицы усадьбы Наталью) - и нереши­тельным, робким, едва ли не трусливым и позорным поведением Ру­дина в эпизоде объяснения с Натальей у Авдюхина пруда, где обна­жилась пропасть между словом и делом, столь характерная для всех "лишних людей".

Причем нельзя сказать, что переход в первой части романа от торжества Рудина к его падению неожидан и не подготовлен. Он подготовлен и некоторыми деталями портрета Рудина ("жидкий блеск" в глазах, тонкий голос, не соответствующий его росту и широ­кой груди и т.п.) и его небрежным отношением к своему молодому и восторженному поклоннику Басистову ("Видно, он только на сло­вах искал чистых и преданных душ, " - замечает автор), эле­ментами позерства и фразерства ("Я вижу фортепьяно, - начал Рудин мягко и ласково, как путешествующий принц") и, наконец, предостерегающими речами Лежнева - единственного человека, ко­торый знал Рудина в его молодые годы.

В сущности, и завязка, и ход и исход романа Рудина с На­тальей Ласунской довольно точно предсказаны Лежневым в его раз­говоре с Александрой Павловной Липиной: "Дело в том, что слова Рудина так и остаются словами и никогда не станут поступком - а между тем эти самые слова могут смутить, погубить молодое серд­це". (с.64).

Именно это и происходит: Наталья увлечена возвышенными словами Рудина и готова ради него на разрыв с семьей, а в ответ на свой вопрос: "что нам надобно теперь делать?" (ввиду того, что тай­на отношений между героями раскрылась, Дарья Михайловна Ласунская вынуждена будет отказать Рудину от  дома) она слышит: "Что нам делать?.... Разумеется, покориться" (с.93).

Рудин, как и предсказывал Лежнев, действительно оказался неспо­собен на поступок, в чем его с горечью и упрекает Наталья: "Мне больно то, что я обманулась в вас.

Как! Я прихожу к вам за советом, и в какую минуту, и первое ваше слово: покориться...

Покориться! Так вот как вы применяете на деле ваши толкования о свободе, о жертвах".. .(с. 93).

Если бы роман ограничился первой частью и завершался бы так, как это и было в его первоначальной редакции, а именно: объяс­нением Рудина с Натальей и поспешным отъездом пристыженного героя ("Он был очень пристыжен и огорчен... Какова, - думал он... Как я был жалок и ничтожен перед ней!" (с.93), то это было бы ещё одно произведение с критической оценкой" лишнего человека". Но роман "Рудин" им не стал.

Почему это произошло, почему после столь сильной разобла­чительной сцены, какой является эпизод у Авдюхина пруда, стало возможным и продолжение романа и реабилитация, оправдание ге­роя во второй части и в эпилоге?

Возможности того и другого заложены в первой части.

В романе тесно связаны одна с другой и переплетаются две сюжетно-композиционные линии - любовная и общественная. Вме­сте с тем они не совпадают полностью, и поведение Рудина на сви­дании с Натальей не дублируются в его общественном поведении, хотя и здесь у героя больше слов, чем дел, но, как справедливо заме­чает Лежнев на самокритичное суждение Рудина ("Слова, все слова! дел не было") - "доброе слово - тоже дело " (с.160),                Если в ситуации «русский человек на rendez-vous» Рудин ведет себя дей­ствительно робко и нерешительно и говорит о необходимости "покориться", то это совсем не означает его покорности перед дей­ствительностью и общественным злом.

Объяснение такого несовпадения между поведениями героя в плане любовном и общественном занимает существенное место в романе и делает возможным и почти полную реабилитацию Рудина во второй части и эпилоге, и кардинальное изменение мнения о нем Лежнева, и итоговую положительную оценку автора.

Кратко говоря, дело заключается в том, во-первых, что Рудин, видимо, не любил Наталью и в том, во-вторых, что, как писал кри­тик Дружинин, типы вроде Рудина не проясняются любовью, т.е. не раскрываются в любовной коллизии вполне и до конца, ибо главное в их жизни и деятельности лежит вне этой сферы.

По мнению Дружинина, именно поэтому "Рудин в эпизоде с Натальей высказал себя существом далеко худшим, нежели есть на самом деле, и автор вынужден был для оправдания и истолкова­ния" героя "ввести в дело пояснительные аргументы как от своего лица, так и от лица других персонажей".[18]

Что касается характера и глубины чувств Рудина к Наталье, то можно согласиться с выводом современного исследователя: «В бур­ном и кратком любовном романе Рудина не было главного – любви».[19]

Вывод этот вполне подтверждается текстом романа, где мотив со­мнения Рудина в подлинности и глубине своего чувства к Наталье - один из основных во всем любовном эпизоде.

Вот Наталья делает Рудину признание в любви: " Знайте же, сказала она, - я буду ваша". После ухода девушки о чувствах Рудина говорится так: " Я счастлив, - произнес он вполголоса. - Да, я счаст­лив , - повторил он, как бы желая убедить самого себя».

Далее сомнение героя углубляются. Передавая состояние Ру­дина накануне свидания у Авдюхина пруда, автор говорит о том, что герой, видя приближение развязки, " втайне смущался духом": " Рудин, умный, проницательный не всостоянии был сказать навер­ное, любит ли он Наталью..." (с. 90).

Расставшись с Натальей, Рудин размышляет: "Она права: она стоит не такой любви, какую я к ней чувствовал... Чувствовал?.. - спросил он самого себя .-Разве я уже больше не чувствую любви?" (96).

Наконец, в прощальном письме к Наталье Рудин, как бы под­водит итог несостоявшемуся роману и дает ключ к причине его: "Наши жизни могли бы слиться - и не сольются никогда. Как дока­зать вам, что я мог бы полюбить вас настоящею любовью, когда я сам не знаю, способен ли я на такую любовь!" (с.107).

Во второй части романа (включая сюда и два эпилога) Рудин показан вне любовной сферы. Он сосредоточен на попыткахобщественно-просветительной деятельности, в чем и заключалась его социальная роль как "лишнего человека". И в этой области, не­смотря на неудачи, Рудин предстает уже другим человеком - не та­ким мелким, как в любовном эпизоде, а личностью крупного мас­штаба, по - своему глубокой и последовательной. Через весь роман проходит мотив верности Рудина светлым и чистым идеалам и убе­ждениям своей молодости. Об этом не раз говорит в романе Лежнев, и это подтверждается историей всей жизни Рудина, ее главными эпизодами - участием в кружке Покорского, речами в салоне Ласун-ской, попытками общественно-полезной и просветительской дея­тельности, гибелью на парижской баррикаде в дни революции 1848 года.

Вместе с тем можно говорить об известной эволюции Рудина на протяжении действия романа. Во второй части романа Рудин по­казан изменившимся и внешне ("печать приближающейся старости уже успела лечь" на черты его лица) и внутренне: "Иначе глядели глаза; во всем существе его ... высказывалась усталость окончатель­ная, тайная и тихая скорбь, далеко различная от той полупритворной грусти, которою он щеголял, бывало, как вообще щеголяет ею мо­лодежь, исполненная надежд и доверчивого самолюбия" (с.125).

Рудин стал самокритичнее, о чем свидетельствует его послед­няя беседа с Лежневым в гостинице губернского города. Причем эта самокритичность ("слова, все слова! дел не было!") здесь уже не поза и не рисовка, а действительное признание горького урока жизни, строгий суд над самим собою. Более простой и строгой, лишенной метафорической сложности и поэтической красивости, становится во второй части и речь Рудина.

Все это, вместе со средствами сюжетно-композиционного ха­рактера, способствует всесторонней и объективной исторически верной оценки типа "лишнего человека" в романе Тургенева.