2. Послевоенное Народное хозяйство

Приоритеты экономической политики

Война породила абсолютно новую экономическую ситуацию. На освобожденной территории промышленность была почти полностью разрушена, жалкую картину представляла материально-техническая база сельского хозяйства, огромный ущерб был нанесен железнодорожному сообщению. Почти все ресурсы страны были сосредоточены на оборонных предприятиях, большая часть которых получила «второе рождение» после эвакуации на востоке страны. Именно здесь ковалось оружие победы, на полную мощь работали заводы и фабрики.

Переход к мирной жизни требовал одновременно восстановить разрушенное хозяйство и перевести на «мирный лад» промышленное производство. Естественным было желание поскорее наладить мирную жизнь — восстановить жилой фонд, увеличить производство продовольствия и товаров народного потребления, которых остро недоставало. Снова приходилось рассчитывать только на собственные силы и внутренние ресурсы. В конечном счете все зависело от характера и глубины конверсии военного производства. Как далеко мог позволить себе Советский Союз идти по пути разоружения, целиком и полностью зависело от перспективы новой войны. Резкое ухудшение международной обстановки в конце 1945—начале 1946 г. совпало с обсуждением приоритетов развития народного хозяйства на четвертую пятилетку (1946—1950). Разумеется, их определение оказалось в сильной зависимости от новой внешнеполитической ситуации, диктовавшей соотношение военного и гражданского секторов экономики.

При сохранении высокого удельного веса военной продукции развитие тяжелой промышленности естественным образом ставилось во главу угла. Но даже и в этой ситуации можно было форсировать темпы развития группы «А» в большей или в меньшей степени, оживить организацию производства и распределения. Идеологом этого «плавного», более либерального варианта был председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский, которого в Политбюро поддерживал Жданов. В докладе о четвертом пятилетнем плане Вознесенский, по сути впервые, заявил о необходимости включения экономических рычагов (цены, денег, кредита, прибыли и ряда других) в процесс управления плановым хозяйством. Однако благие пожелания остались только на бумаге.

Целый ряд факторов привел к отказу на практике от предложенной более сбалансированной модели хозяйственного развития уже в ходе выполнения плана. Ключевую роль сыграло усиление международной конфронтации, превращавшее производство оружия в условие биполярного равновесия. Важное значение имело также то обстоятельство, что реализация пятилетнего плана ложилась на плечи партийно-хозяйственной номенклатуры и директорского корпуса, выросших в годы «социалистического наступления». Это поколение советских руководителей с молоком матери впитало идиосинкразию к любым понятиям, напоминающим капитализм, типа «кредит» и «прибыль». У них свежа была в памяти борьба с правым уклоном, не было ни умения, ни желания реализовывать на практике предложенные новшества. Внезапная смерть Жданова, перегруппировка политических сил в высшем эшелоне власти, арест и расстрел Вознесенского также сыграли немаловажную роль в определении экономической стратегии. Кроме того, Сталин подтвердил довоенный курс на построение коммунистического общества в ближайшие 20—30 лет, что провоцировало возврат к форсированным темпам, ставшим реальностью с 1948 г.

Усиление ведомственных начал

Выбранные приоритеты не были новыми для страны. В полном объеме восстанавливалась и хорошо известная схема довоенного управления экономикой. После упразднения 4 сентября 1945 г. ГКО его функции были рассредоточены среди наркоматов, хозяйственная номенклатура которых росла, как на дрожжах. Знаковый характер имело преобразование Совета Народных Комиссаров в Совет Министров, а наркоматов в министерства. Переименование подчеркивало сходство с традиционными российскими государственными институтами. Бюрократическое администрирование приобретало все большую солидность, ее добавляли чины, звания и форма, введенные для высшей номенклатуры.

Усилению ведомственных начал способствовала и реальная управленческая практика — в приоритетных отраслях министрами становились политические фигуры, личности, использовавшие всю силу влияния во благо «своей епархии». Интересы министерств регулировались на основе директивного планирования, построенного на стратегии приоритетов в снабжении и распределении средств. Это придавало Госплану особую роль и значимость.

Огромный объем экономических полномочий, которыми обладали министерства, зачастую приводил к неповоротливости, пробуксовке бюрократической машины, переплетению сфер компетенции, расходился с интересами и спецификой развития регионов. Не всегда согласуясь с административно-управленческой логикой появлялись достижения науки и техники, объективно требовавшие промышленного внедрения. Все это вело к реорганизациям сверху, самые крупные из которых проходили в 1946, 1948 и 1953 гг. В конечном счете эффективность экономики огромной страны оказывалась в очень сильной зависимости от личных качеств руководителей. Как и накануне войны, «кадры решали все». Но в отличие от 1930-х годов административно-командная система требовала теперь от руководителей более глубокой подготовки и действительно государственного мышления, чего зачастую недоставало.

Промышленность

Послевоенная ситуация представляла сложную взаимосвязь восстановительного процесса на западе страны за счет новой восточной промышленной базы, находившейся в состоянии частичной конверсии. Одновременно с этим ставилась задача развития промышленности страны в целом. Пятилетним планом предусматривалось достигнуть довоенного уровня производства уже к 1948 г., а к концу пятилетки превысить его на 48%. Для этого впервые была предложена схема более рационального размещения производительных сил страны «с учетом всемерного приближения промышленности к источникам сырья и районам потребления». Фактор промышленно-сырьевой базы Урала и Сибири приобретал все более важную роль в едином народном хозяйстве, что должно было придать экономике более гармоничное развитие.

Первоочередное восстановление и развитие тяжелой промышленности имело четко выраженную сырьевую экстенсивную ориентацию, которая сводилась, в конечном счете, к быстрому доведению производства чугуна до 50 млн т в год, стали и нефти — до 60 млн т, угля — до 500 млн т и т.д. Развитие тяжелой промышленности «вширь» сопровождалось индустриализацией на новых территориях, вошедших в состав СССР перед войной. Геологическая разведка, активно проводившаяся в годы войны, вселяла уверенность в неисчерпаемости природных ресурсов.

Основные трудности выполнения плана были связаны со сложностью конверсии военной промышленности, что привело к падению объемов производства в 1946 г. почти на 17% по сравнению с предыдущим годом. Хотя в количественном отношении негативная тенденция к концу 1947 г. была переломлена, конверсии в целом так и не удалось приобрести новое качество: реконструкция довоенных предприятий, как правило, означала воспроизводство довоенных технологий. Удачное экономическое развитие в 1947 г. привело к увеличению плановых показателей руководством страны. Начиная с 1948 г. эта практика становится нормой и приводит к форсированному развитию «гигантов» индустрии и приоритетных отраслей. Следствием этого стали диспропорции между отраслями народного хозяйства и регионами страны. Продолжала развиваться по остаточному принципу группа «Б», увеличивая дефицит товаров легкой и пищевой промышленности. Остро не хватало рабочей силы, не говоря уже о квалифицированной, что порождало неполную загрузку мощностей и промышленные «долгострои». От принятого плана, и в особенности от его идеологии, не осталось и следа.

Различные оценки выполнения плана четвертой пятилетки во многом связаны с многократной корректировкой первоначальных показателей. Согласно официальным данным, уже в 1948 г. объем промышленного производства превзошел довоенный уровень, а план в целом был выполнен и «значительно перевыполнен» по ряду отраслей. Современные исследователи согласны в том, что промышленное производство в 1950 г. превзошло довоенные показатели на 73%, а полное восстановление ряда отраслей завершилось к 1953 г. По плану приоритет отдавался развитию тяжелой промышленности, что и было реализовано: группа «А» в общем объеме промышленного производства составляла соответственно в 1940 г. — 61,2%; в 1945 г. — 74,9%; в 1946 г. — 65,9%; в 1953 г. — 70,0%. Несмотря на разницу в цифрах можно вполне определенно говорить об исключительно высоких темпах отдачи восстановленной промышленности. Так, в 1950 г. она давала уже 25% всего добываемого в стране угля, 39% стали и проката, 40% чугуна. Наряду с этим было введено в строй около 6200 крупных предприятий, которые наполовину были оснащены оборудованием, вывезенным по репарациям из Германии на общую сумму 4,3 млрд долларов.

Наука

Одной из первоочередных задач послевоенной пятилетки было «обеспечение технического прогресса во всех отраслях». Особый скепсис за рубежом вызвало заявление Вознесенского о том, что «Россия, используя преимущества советской системы, может опередить капиталистические страны на всех путях прогресса, включая и технологию». Однако, если оценивать сказанное в историческом контексте, заявление выглядит вполне серьезным и даже предостерегающим для Запада. Речь прежде всего идет о том, что плановое развитие науки шло по определенным приоритетным направлениям, на которых достигалась высочайшая концентрация интеллектуальных и финансовых ресурсов. Такая практика, конечно, приводила к «выпячиванию» отдельных направлений, вела к диспропорции областей знания, но позволяла получать необходимые результаты.

Подготовка к войне, война и наступившее почти без перерыва технологическое противостояние естественным образом делали ключевыми именно те направления, которые способствовали развитию в военной области. Это прежде всего ядерная физика и физика полупроводников, биофизика и биохимия, ракетная и вычислительная техника, электроника и радиоэлектроника. Для научного поиска здесь создавались исключительные условия, по первому требованию открывались институты и лаборатории, завозилось любое оборудование.

Особой концентрации усилий потребовала работа над «атомным проектом», начавшаяся в 1943 г. Осенью 1945 г. был создан Специальный комитет во главе с Берия, куда вошли выдающиеся физики И.В.Курчатов, П.Л. Капица, И.К. Кикоин и др. Специальный комитет по существу был вершиной айсберга, конечной инстанцией в сложнейшей схеме дублирующих комиссий из ученых и организаторов производства, созданных параллельно при Академии наук, Совете Министров и в других высоких инстанциях. «Экстремальная централизация», хорошо знакомая по военному времени, позволила действовать напролом и мобилизовать все необходимое. Результатом работ стал запуск летом 1948 г. под Челябинском первого ядерного реактора и ввод в эксплуатацию завода по производству плутония. Это позволило провести успешные испытания советской атомной бомбы на полигоне под Семипалатинском 29 августа 1949 г.

ВПК

«Холодная война» требовала производства новых типов вооружения. Промышленное внедрение такого оружия совпало с процессом конверсии военного производства. Поэтому переход к мирной продукции охватил только часть военных заводов. Остальные не просто продолжали производить военную технику, но и осваивали и внедряли новые типы самолетов, танков, минометов и т.п. Так, в 1948—1950 гг. в результате модернизации было создано 99 новых типов самолетов, причем около половины были реактивными. Тогда же была создана принципиально новая система радиолокации, которую разрабатывало около десятка институтов и конструкторских бюро. В институтах и на заводах-«ящиках» работали лучшие ученые и конструкторы, наиболее квалифицированные рабочие. Их труд не только лучше оплачивался, но и был социально престижным.

Масштабное развертывание ВПК приходится на начальный этап «холодной войны». Приоритетное значение придавалось развитию производства оружия массового поражения, ракетостроению и авиации, поскольку решающая роль в третьей мировой войне отводилась ядерным боеприпасам и средствам их доставки к целям. Был создан Комитет по реактивной технике, а 18 октября 1947 г. на полигоне Капустин Яр в Астраханской области была испытана советская ракета среднего радиуса действия А-4, в разработке которой участвовал С.П.Королев. Декларируемый «оборонительный характер» военной техники совершенно не отвечал наступательному характеру производимого вооружения. В 1950 г. была принята на вооружение баллистическая ракета Р-1, шли испытания ракет дальнего действия — Р-2 (дальность 600 км) и Р-3 (до 3000 км).

Одновременно неуклонно росла валовая продукция военного назначения. Так, например, в промышленности вооружения годовое производство в 1950 г. увеличилось на 17% по сравнению с уровнем 1940 г. В годы Корейской войны только прямые военные расходы поглощали четверть годового бюджета страны.

Даже почти идеальная картина организации и функционирования ВПК сталкивалась с общими трудностями: некоторые новые изделия требовали значительной «подгонки» и доработки, а значит и дополнительных затрат. Масштабность задач ВКП, их межотраслевой характер в условиях ведомственной экономики сделали нормой практику чрезвычайных мер, а наиболее действенными и результативными личные связи, минуя все формальные инстанции.

В целом же военно-технический потенциал страны поддерживался на необходимом уровне, а в научном плане имел серьезные достижения.

Политика в отношении деревни

Основным донором военного производства продолжало оставаться сельское хозяйство, невзирая на то положение, которое здесь сложилось. Во время войны практически прекратились поставки сельскохозяйственной техники, погибло большое количество лошадей. Число трудоспособных колхозников за годы войны уменьшилось на 6,8 млн человек. Символом послевоенной деревни продолжала оставаться женщина, пашущая на корове или впрягшаяся сама. Фактически была уничтожена материальная база колхозно-совхозного строя — главный аргумент за коллективизацию и социалистическое сельское хозяйство.

В годы войны оказавшееся на оккупированной территории население вынуждено было выживать самостоятельно. Единственным средством выживания стало личное подсобное хозяйство, которое существенно увеличилось в результате распаханных неудобий — оврагов, кюветов дорог, лесных опушек и т.п. Ослабление государственного давления привело к новому соотношению между общественным и личным подсобным хозяйством в пользу последнего. После освобождения от оккупации местное начальство смотрело на такое использование государственной земли «сквозь пальцы», да и высшему руководству было не до того.

С 1945 г. ситуация коренным образом изменилась: государство стремилось вернуть прежние позиции на селе, что напрямую связывалось с восстановлением колхозного строя. По сути в стране началась вторая коллективизация. Административное давление на деревню должен был осуществлять специально созданный Совет по делам колхозов во главе с членом Политбюро А. Андреевым. Для проведения партийной линии из центра на село направлялись облеченные полномочиями контролеры. Совет руководил также принудительной коллективизацией в Прибалтике, на Западной Украине и в Молдавии, где к 1950 г. было загнано в колхозы около 90% населения, а кулачество ликвидировано. Механизм ликвидации кулачества в целом был тем же, что и в 1930-е годы — лишение средств производства, конфискация имущества в пользу колхозов, выселение кулаков целыми семьями. Это вызвало открытое сопротивление, принимавшее в большинстве случаев националистическую окраску. Только из Прибалтики в 1945—1949 гг. на спецпоселение было отправлено около 143 тыс. человек.

Поставленные под политический контроль колхозы были призваны нанести удар по личному подсобному хозяйству и выкачать из деревни как можно больше сельхозпродукции. Для руководства посевной и уборочной на село направлялось большое количество уполномоченных. Так, только в одном Ивановском районе Амурской области в 1948 г. на 31 колхоз приходилось 80 уполномоченных, в числе которых было 23 представителя от райкома, 18 от обкома и 39 от крайкома ВКП(б).

В 1940 г. был введен погектарный принцип сдачи обязательных поставок государству, который распространялся на продукцию растениеводства и животноводства. Поэтому объем плановых поставок был приведен в соответствие с размерами пашни, а прочие факторы — наличие техники, горюче-смазочных материалов, семян в расчеты не принимались. В послевоенной деревне из-за сокращения населения, нехватки техники и семян крестьяне могли засеять только половину угодий, а сдать государству должны были из расчета всей записанной за колхозом пашни. Кроме того, плановые обязательные госпоставки проводились по фиксированным ценам — существенно ниже себестоимости сельхозпродукции. Так, в 1950 г. себестоимость зерна в 6 раз превышала его среднюю расчетную цену по госпоставкам. Кроме того, около половины собранной продукции уходило работникам МТС на условиях натуральной оплаты.

Другим средством «выкачивания» ресурсов из деревни стала налоговая политика. По данным ЦСУ труд в колхозе по «трудодням» в 1952 г. давал только 20% дохода сельского труженика. Основным источником оставалось личное подсобное хозяйство, на которое и приходился основной налоговый гнет. Произведенная здесь продукция облагалась налогом в форме обязательных поставок государству. С каждого хозяйства в год требовалось сдать около 40 кг мяса, от 50 до 100 штук яиц, около 300 л молока. Цены на такую продукцию были просто грабительскими: мясо закупалось в 79 раз дешевле розничной цены, а молоко в 11 раз. Кроме натурального крестьянское хозяйство облагалось еще и денежным налогом, который вырос с 1940 г. по 1950 г. в 4,6 раза. Однако вопреки этим мерам личное хозяйство успешно конкурировало с совхозами: приусадебные хозяйства давали 51% всего валового производства сельхозпродукции, в том числе 62% продукции животноводства. В центральной России его продуктивность была еще выше: в 1950 г. в личных хозяйствах Тульской области было произведено 75% мяса, 80% молока, 85% яиц. Урожайность в подсобных хозяйствах была в среднем в 2—4 раза выше, а продуктивность скота в 2—3 раза выше, чем в совхозах и колхозах. Почти в двадцатилетнем споре между общественным производством и личным подсобным хозяйством последнее явно одерживало верх.

Налицо был кризис колхозного строя, выражавшийся прежде всего в резком падении производительности труда. Это вызвало принятие очередной серии репрессивных мер летом — осенью 1946 г., направленных на «обеспечение сохранности хлеба, недопущения его разбазаривания, хищения и порчи». Принятые постановления стали сигналом для репрессий против председателей колхозов, бригадиров, заведующих фермами, с которыми колхозники прожили всю войну. В 1945 г. было осуждено 5757 председателей колхозов, а в 1946 г. — 9511. Но и это не помогло поднять производительность труда в сельском хозяйстве.

Новой «панацеей от всех бед» на селе в начале 1950-х годов стало административное укрупнение колхозов, призванное усилить политический и экономический контроль над ними. Логика была приблизительно такая: мелкие, разбросанные на большой территории колхозы, с дефицитом рабочей силы, трудно поддаются партийному влиянию, следствием чего и является такая низкая производительность труда. Кампания проводилась ударными темпами: с 1950 по 1952 г. число колхозов сократилось в 2,6 раза (с 252 до 94 тыс.). В результате этой «красногвардейской атаки» на колхозы существенно выросла площадь пахотных угодий, от которой рассчитывались государственные плановые задания. Многие деревени именно тогда были объявлены «неперспективными», а их жители подлежали сселению. При ужасающих последствиях этих мер для сельского социума ожидаемого увеличения сельскохозяйственной продукции не произошло: в 1951 г. производство зерна составляло 82%, льна — 55%, картофеля — 77% от уровня 1940 г.

Голод 1946 г.

Оскудевшее после войны село не могло выполнить план весеннего сева 1946 г. Положение усугубила засуха на Украине и в Молдавии, разразившаяся летом того же года. Ссылаясь на засуху, государство заставило колхозы и совхозы сдать 52% зерна неурожайного 1946 г. Хотя выгребалось все подчистую, включая семенное зерно, было заготовлено только 17,5 млн т зерна (на 2,5 млн т ниже уровня 1945 г. и в 2 раза меньше, чем в 1940 г.). В Молдавии, на Украине и в ряде областей РСФСР в ноябре 1946 — августе 1947 г. разразился голод, хотя собранного хлеба вполне хватило бы для обеспечения населения. За вычетом поступившего на внутренний рынок, собранное зерно использовалось для накопления резервов и помощи странам «народной демократии». Через голодную Украину и Молдавию эшелоны с зерном шли в Болгарию, Польшу, Венгрию, Румынию, Чехословакию, советскую оккупационную зону Германии, а также во Францию. В общей сложности за 1946—1947 гг. Советский Союз по льготным ценам экспортировал 2,5 млн т зерна — ту самую разницу, которая возникла в результате засухи 1946 г. Ввязавшись в «холодную войну», СССР был вынужден расплачиваться за свои имперские амбиции.

Только на Украине и в Молдавии от голода погибли около 80 тыс. человек, возникали эпидемии, люди доходили до грани физического истощения. Особо сильно страдали крестьяне, которые, сдав всю сельхозпродукцию в счет натурального налога, не имели денежной оплаты и не могли купить продуктов. Кроме того, с гарантированного снабжения по карточкам было снято 28 млн рабочих семей, живших в сельской местности. Резко снизилось качество выпекаемого в городах хлеба, который на 60% состоял из примесей.

Колхозники бежали из голодной деревни в город, волна переселенцев направилась в Прибалтику, Калининградскую область и другие районы, еще не подвергшиеся коллективизации. Только в Прибалтику ежедневно прибывало 35—40 тыс. человек. Станции и вокзалы были заполонены беженцами, поезда шли переполненные.

Как и в начале 1930-х годов, голод в стране официально не признавался. Письма из голодных областей перлюстрировались, ко всем лицам, поднимающим эту тему, принимались репрессивные меры. Наверху о голоде ничего не хотели слышать. Вопиющий факт приводит в своих воспоминаниях Хрущев. Он пишет, что сообщал Сталину о голоде и людоедстве зимой 1947 г., но ответом был лишь гнев вождя: «Мягкотелость! Вас обманывают, нарочно докладывают о таком, чтобы разжалобить и заставить израсходовать резервы».

Кризисные явления в сельском хозяйстве

Административно-правовое и налоговое насилие только усугубляло ситуацию на селе. Действия государства по отношению к сельскому хозяйству с твердолобой настойчивостью снова и снова проходили один и тот же цикл: силовое давление — обнищание производителя — сокращение сельскохозяйственной продукции. Однако с каждым разом круг все больше и больше сужался. Очередная волна силовых мероприятий начала раскручиваться в 1948 г., когда колхозникам было «рекомендовано» продать государству мелкий скот и домашнюю живность, что привело к забою более 2 млн голов скота. Тогда же были повышены налоги с доходов от продаж на колхозном рынке. Под влиянием голода и усилившегося давления на деревню сельское население всеми правдами-неправдами стремилось освободиться от работы в колхозе: уезжало по оргнабору рабочей силы на стройки и в города, бежало от голода и налогового произвола, уходило на лесозаготовки и т.д. Такое сопротивление только усиливало карательные меры: в июне 1948 г. вышел указ «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни». По этому указу, инициатором которого был Первый секретарь ЦК Украины Н.С. Хрущев, с 1948 по начало 1953 г. было выселено 33 266 колхозников и 13 598 членов их семей. Репрессивные меры все больше закрепляли принудительный характер колхозного труда.

Чем дальше государство шло по репрессивному пути укрепления колхозного строя, чем больше обирало личные подсобные хозяйства, тем меньше сельскохозяйственной продукции получало от села. Налицо был кризис сельского хозяйства, организованного по социалистическому принципу, сопровождавшийся кризисом налоговой политики в относительном развивающемся частном секторе производства продовольствия — личном подсобном хозяйстве. К 1951 г. производство зерна составляло 82%, подсолнечника — 5%, льноволокна — 55%, картофеля — 77%, овощей — 69% от уровня 1940 г. Как минимум 2/5 колхозных дворов не имели коров.

Попытка разорвать порочный круг была предпринята летом 1950 г., когда колхозы попытались укрепить административными мерами, создав там послушную сельскую номенклатуру. Присланным из районов председателям кроме трудодней давали повышенные оклады, кредиты на строительство домов, налоговые льготы. Но и эта, последняя попытка административного управления деревней потерпела неудачу. Производительность сельского хозяйства падала, недовольство на селе росло. Сталинская аграрная политика себя полностью исчерпала.

Сфера распределения

В общественном мнении господствует устойчивый стереотип, что во время войны в распределении был полный порядок, поскольку существовали карточки. Значение этой меры следует оценивать адекватно — не преувеличивая, но и не преуменьшая. Карточки, бесспорно, выполняли важную функцию социальной защиты населения. Однако их действие распространялось только на работников промышленных предприятий и городских жителей, крестьяне никогда никакого гарантированного снабжения не имели. Так, в 1945—1946 гг. по карточкам обеспечивалось 57,6% населения, а в 1946—1947 гг. только 41,1%. Продукты по карточкам продавались по «пайковым» ценам, которые из-за неурожая 1946 г. были повышены в 2—2,5 раза. Кроме карточного обслуживания продолжала существовать сеть коммерческих магазинов, цены в которых для трудящихся были запредельными. Нормированное распределение неизбежно порождало злоупотребления, инициировало «черный рынок», спекуляцию и торговлю «из-под полы». В психологическом смысле карточная система для людей была неразрывно связана с войной, поэтому отказ от нее для многих был символом перехода к мирной жизни.

Отмена карточной системы была превращена в шумную пропагандистскую акцию «небывалых успехов колхозного строя», в результате которых были получены гигантские урожаи и необходимость в карточках отпала сама собой. Реальная картина выглядела гораздо более буднично. После отмены карточек витрины, действительно, стали ломиться от изобилия продуктов — в свободной продаже появились икра, севрюга, колбасы и другие деликатесы, цены на которые были очень высокими. Переход к розничной торговле означал установление единых цен, которые резко повысились на все без исключения продукты питания. А это уже было серьезным ударом по уровню жизни населения. Так, при средней зарплате в городе около 500 руб. в месяц цена 1 кг пшеничного хлеба из муки 1-го сорта составляла от 6 руб. 20 коп. до 7 руб. 80 коп., сахар стоил от 13 руб. 50 коп. до 16 руб. 50 коп., сливочное масло от 62 руб. до 66 руб. за килограмм. Во избежание ажиотажа на дешевые товары была введена норма отпуска продуктов в одни руки, что означало фактический возврат к нормированному распределению в завуалированной форме.

Цены на промышленные товары на селе были выше, чем в городе. Так, женское шерстяное платье стоило 510 руб. в городе и 560 руб. на селе, цена пары мужских ботинок колебалась от 260 до 288 руб., а мужской костюм стоил в городе 1400 руб. (три средние зарплаты) и 1500 руб. на селе. Приведенные данные в целом позволяют говорить о том, что послевоенное «сталинское изобилие» было пропагандистским мифом.

Финансовая политика

Отмена карточек сопровождалась денежной реформой 1947 г., которая буквально обрушилась на миллионы советских граждан. Реформа была вызвана финансовым кризисом, возникшем в результате денежной эмиссии, проведенной во время войны. Избыточную денежную массу необходимо было ликвидировать. Государство мотивировало необходимость реформы потребностью «аннулировать денежные накопления у лиц, нажившихся в период войны на спекуляции и другими незаконными путями». Обмен старых денег на новые проводился по курсу 1:10. Более льготные условия предполагались для обмена вкладов в сбербанке: вклады до 3 тыс. руб. не переоценивались (1:1), вклады до 10 тыс. переоценивались по курсу 3:2, свыше 10 тыс. руб. выплачивались как 2:1. В результате реформы не было предъявлено около трети денежной массы, находившейся у населения. Такого количества дельцов «черного рынка» и спекулянтов в стране быть, конечно, не могло, граждане просто боялись заявлять о хранившихся дома накоплениях. Конфискационные последствия реформы на долгие годы стали шоком для общества.

Другим направлением укрепления рубля был его перевод на золотую основу, что позволяли запасы драгоценного металла, достигшие в 1948 г. 1,5 тыс. т. Аналогичная мера была реализована во время реформы Сокольникова в 1922 г., но с 1935 г. валютная стоимость рубля стала выражаться сначала во французских франках, а затем в долларах США. Долларовый эквивалент в условиях начавшейся «холодной войны» для руководства СССР был неприемлем, к тому же покупательная способность всех валют мира за годы войны существенно снизилась и не отличалась стабильностью.

Каждый год, начиная с 1 марта 1949 г., государство проводило снижение розничных цен на продукты массового спроса. Это событие, пожалуй, и по сей день является самым приятным воспоминанием людей старшего поколения. Не останавливаясь на эмоциональных аспектах этой меры, напомним ее механизм. Выше уже приводились некоторые данные о несоответствии цен, по которым государство закупало плановую сельхозпродукцию на селе, и розничными ценами, по которым оно реализовывало ее населению. После денежной реформы разрыв еще больше увеличился. При этом существенно снизилась покупательная способность населения в городах. Поэтому государство могло себе позволить несколько снизить цены, не оставаясь при этом в проигрыше, и реализовать при этом больше продуктов. Снижение же цен на колхозном рынке было вызвано необходимостью для крестьян платить денежный налог.