Лекция 10. Формирование антропологического типа общества постмодерна.

1. Новые социальные пространства

Сегодня мы все — свидетели возникновения новых социальных пространств. Эти социальные пространства стали предметом актив­ного обсуждения начиная с конца 50-х годов. Речь идет о работах А.Тофсрлсра, Д.Белла и Ж.Бодрийяра, Р.Барта, Э.Гиддснса и Ю.Ха-бермаса².

Теоретики акцептировали внимание на том, что в современных торговых и гостиничных центрах сосредоточены все виды потреби­тельской активности. Это не только покупка, но и флирт с объекта­ми, бесцельное шатание и т.д. В новой ситуации культурный центр может органически стать интегральной частью торгового центра. Кафе, кино, книжная лавка — все подобно калейдоскопу. Это спектакль потребления, где «искусство» состоит в игре на двойственности знака объекта. Новый торговый центр — всемирная неокультура, где больше нельзя провести границу между магазином деликатесов и галереей живописи, между журналом «Космополитсн» и «Исследованием по палеонтологии» (социологии или информатике, если угодно). Такой центр может стать целым горо­дом, где искусство и досуг перемешаны, а церковь пребывает в одном пространстве с теннисными кортами, элегантными бутиками, библиотеками и барами.

Главная фигура описания здесь — аккумуляция (накопление), т.е. нечто большее, чем сумма продуктов. Это окончательное отрицание недостатка, бедности, демонстрация изобилия, преддверие страны молочных рек и кисельных берегов, образ чудовищного плодородия. Покупая банку чего-либо, приобщаешься к громоздящейся пирами­де товаров. Покупаемое представлено не столько в виде потреби­тельной стоимости, сколько в виде символического приобщения к части гигантского целого.

Новые способы организации более представительны для совре­менной потребительской активности, чем обычный универмаг, где остается мало места для бесцельного исследования, где размещение отделов и продуктов подчинено утилитарному подходу к потребле­нию. Такой универмаг сохраняет черты той эпохи, когда массы лю­дей только начинали получать доступ к повседневным потребитель­ским товарам. Новые торговые центры выполняют совершенно дру­гую функцию. Там происходит не сопоставление различных катего­рий товаров, но реализуется амальгамирование (сплавление) знаков. Все категории товаров рассматриваются как частичное поле во все­общем потреблении знаков³. В качестве образцов новых про­странств чаще всего рассматриваются новые аэропорты (типа ко­пенгагенского), гостиницы.

Постепенно обнаруживалось, что речь идет не о «дальнем Запа­де, стране святых чудес» (если воспользоваться словами славянофи­ла А.Хомякова), а о родных палестинах. Не обо всей стране, конеч­но, но о Москве, во всяком случае. Правда, пятизвездочный отель «Националь» (с рестораном «Ма­ксим») окружен харчевнями-киосками, замаскировавшимися руди­ментами обжорок старого московского Охотного ряда.

Мозаика разных социальных пространств порождена резкими со­циальными контрастами. При разговоре об этих предметах на фа­культете социальной работы студенты выражали неподдельное мо­ральное возмущение. Дело в том, что эти студенты помимо учебы работали в детских приемниках, в домах для престарелых, в пунктах оказания помощи бездомным и в прочих местах человеческого горя. Новые социальные пространства у нас в России — места малонасе­ленные. Но тем не менее они есть. Другой вопрос, что вокруг...

Эту противоречивость отнюдь не определяет, допустим, слово трагедия. Ж.Бодрийяр весной 1996 г. посетил Москву и прочитал лек­цию «Город и насилие». В этой лекции он говорил, что современный город непременно окружен полосой отбросов. В мегаполисе могут ор­ганично сочетаться выставка художественных произведений из от­бросов и следы забастовки мусорщиков. Он разъяснял, что имеет в виду не только мусор, по и отбросы виртуальные. Можно добавить, что сюда же нельзя не включить и тех людей, которые представляют собой почти что «не-общество» (Ф.Бродель). Эти контрасты — один из источников ненависти и немотивиро­ванного насилия. Французский социолог обратил внимание на ранее немыслимые воплощения социальных противоречий. Ненависть не равна жестокости. Жестокость, в отличие от ненависти, имела цель, о чем свидетельствует история. У ненависти нет истории. Это пре­дел социального. Каждый день мы становимся свидетелями ненави­сти без цели. Мы сами ее испытываем, когда рано утром час, а то и более, проводим в переполненном вагоне метро. Жестокость виртуальная пришла на смену классовой жестокости.

В то время как универсальные ценности утрачиваются, происхо­дит универсализация насилия. Угроза отчуждения, о котором все еще так любят говорить, исчезла. Отчуждение — золотой век. Мы имеем дело с угрозой утраты другого. Если не найти другого хотя бы для ненависти, разрушаешь себя. Утрачивается своеобразное, инди­видуальное. Мы производим идентичное себе, отсюда— ненависть к себе. Ненависть — форма дестабилизации, ибо она не целсрацио-нальна. Депрессия — страсть накопительная.

Новые и такие с виду привлекательные социальные пространст­ва приоткрывают бездны. Пространства аэропортов и вокзалов ока­зываются эпицентрами опустошения. В городах происходит распад организаций, а общества в целом равнодушны к собственным систе­мам ценностей.