Глава 9. Первоначала вещей – атомы, а не общепринятые элементы, или гомеометрии

<…> атомы потому представляют собой первоначала, или первичную материю вещей, что они есть то первичное и простейшее, из чего образуется все, что возникает, а также то последнее и простейшее, на что распадается все, что погибает.

<…>

К сказанному прибавлю, что четыре общепринятых эдемента, а именно огонь, воздух, вода и земля, могут считаться первоначалами, но не самыми первичными; точно так же они могут считаться материей, но не самой первичной, ибо ещё более первичная [материя] – это атомы, из которых и образуются эти [элементы].

Что же касается тех, кто делает первоначалом одни элемент, полагая, что из него путём разряжения и сгущения образуется три остальные, а уже из них – всё прочее, то спрашивается, каким образом может что либо рождаться из одного элемента, к которому ничего не примешано? По крайней мере, из огня, разряжённого и сгущённого, ничто другое, кроме более слабого или более сильного огня, родиться не может.

Далее <…> они по-видимому, не принимая так же во внимание, что нельзя утверждать, будто огонь при своём угасании переходить во что-либо другое, ибо то, что представляет собой самую простую материю, изменяясь, может только перейти в ничто. Если же они допускают, что остаётся какая-то общая материя, которая раньше была огнём и обратилась затем в воздух, то это материя, первичная и общая, сама по себе не есть ни огонь, ни воздух, скорее всего, всё те же атомы, которые в одном определённом сочетании могут образовать огонь, в другом же – воздух.

Что же качается тех, кто допускает многие [первоначала], и даже считает их одинаково первичными, то они, устанавливая противоположные принципы, помимо всего остального испытывают то затруднение, что приняты ими, противоположные начала, или взамно уничтожают друг друга, или во всяком случае не могут никогда в дальнейшем образовать соединение.

<…>

Я уже не говорю о том, что елси бы требовалось горячее для того, чтобы из него возникло нечто горячее, - на том основании, что лишь из подобного может возникнуть подобное, - то должно было бы существовать и нечто смеющееся, чтобы из него могло возникнуть смеющееся существо, нечто плачущее, чтобы могло возникнуть [существо] плачущее, и т.д.

Третья часть философии: этика, или учение о нравах

Глава 1. О счастье или о высшем благе, поскольку оно доступно человеку

<…>Счастье прежде всего называют конечной целью, т.е. величайшим, конечным и высшим благом. Благом называется вообще всё то, что возбуждает к себе влечение, причём некторые из благ желательны сами по себе, иные же нужны для достижения благ другого рода; счастье же – это такое благо, которому должны быть подчинены все другие блага, в то время как оно само себе довлеет. <…>

<…> С самого начала следует различать два рода счастья: одно – высшее, которое нельзя ни усилить, ни умалить, другое же – подчинённое, которое допускает большую или меньшую степень удовольствия.

Первое воспринимается как некое состояние, лучше, приятнее и желательнее которого нельзя придумать: в этом состоянии не нужно опасаться никакого зла и нет ьакого блага, которого бы ты не имел; в нём всё желательное возможно, оно прочно и не может никогда прекратиться.

Второй же вид счастья мы понимаем как состояние, в котором [человек] хорошо, насколько это только возможно, или в котором количестве необходимых благ наивысшее, зла же как можно меньше; в этом состоянии [человеку] дано провести долгую, приятную и спокойную жизнь, по крайней мере постольку, поскольку это позволяют условия местности, общественной среды, образа жизни, телесная конституция, возраст и другие подоюные обстоятельства.

В самом деле, я недаром провожу это различие и даю такое определение, ибо, хотя как будто и очевидно, что первый вид счастья следует считать свойственным исключительно богу, тем не менее нет недостатка в людях, которые, ставя слишком высоко сеюя и свою мудрость, смеют на него надеяться и даже претендовать. Эти люди счиатют себя равными богам, и с их стороны уже очень скромно, если они считают себя ниже одного лишь Юпитера.

Однако, эти люди, по-видимому, совершенно забывают о том, что они смертны и немощны, ибо всё знающие это легко могут знать, что людям ,кроме второго рода счастья, недоступно никакое иное. Мудрость оказывает тебе большое благодеяние уже тогда, когда – в то время как все люди до известной степени несчастны – ставит тебя в такое положение, в котором ты несчастен меньше всего. Ибо быть счастливым – это и есть быть свободным от тех бедствий, которые могут тебя согнуть, и между тем наслаждаться благами, выше которых в условиях, в каких ты находишься, не бывает. <…>

<…> К сказанному я хочу лишь добавить, что не всегда и не для всех наступают такие времена, когда нельзя было бы жить значительно легче и счтастливее.