5. Заключение

Для тех, кто хочет развивать или употреблять семантические методы, решающим вопросом является не мнимый онтологический вопрос о существовании абстрактных объектов, а скорее вопрос о том, является ли употребление абстрактных языковых форм, или, говоря специальными терминами, употребление других переменных, кроме переменных для вещей (или феноменологических данных), плодотворным и подходящим для целей, которым служат семантические анализы, а именно анализ, интерпретация, уяснение или построение языков для сообщения, в особенности языков науки. Этот вопрос здесь не решается и даже не обсуждается. Это не вопрос просто о «да или нет», а вопрос о степени. Среди философов, проводивших семантические анализы и думавших о подходящих инструментах для этой работы, начиная с Платона и Аристотеля, и — с большей техникой на основе современной логики — с Пирса и Фреге, огромное большинство принимало абстрактные объекты. Это, конечно, еще ничего не доказывает. В конце концов семантика в техническом смысле находится еще в начальной фазе своего развития, и мы должны быть готовы к возможным фундаментальным изменениям в методах. Допустим поэтому, что номиналистическая критика может быть и права. Но если так, то номиналистам придется выдвинуть лучшие аргументы, чем они выдвигали до сих пор. Апелляция к онтологической интуиции не будет иметь большого веса. Критики должны будут показать, что можно построить семантический метод, который избежит ссылок на абстрактные объекты и достигнет более простыми средствами по существу тех же результатов, что и другие методы.

Принятие или отказ от абстрактных языковых форм, точно так же, как и принятие или отказ от любых других языковых форм в любой отрасли знания, будет в конце концов решаться эффективностью их как инструментов, отношением достигнутых результатов к количеству и сложности требуемых усилий. Декретировать догматические запрещения определенных языковых форм вместо проверки их успехом или неудачей в практическом употреблении более чем напрасно — это положительно вредно, ибо это может препятствовать научному прогрессу. История науки дает примеры таких запрещений — основанных на предубеждениях, вытекающих из религиозных, мифологических, метафизических или каких-либо других иррациональных источников,— которые замедляли ее развитие на более или менее долгие периоды времени. Поучимся же на уроках истории. Дадим тем, кто работает в любой специальной области исследования, свободу употреблять любую форму выражения, которая покажется им полезной; работа в этой области рано или поздно приведет к устранению тех форм, которые не имеют никакой полезной функции. Будем осторожны, в утверждениях и критичны в их исследовании, но будем терпимы в допущении языковых форм.

В кн.: Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959.

[1] Я сделал здесь некоторые незначительные изменения в формулировках так, чтобы термин «каркас» (framework) употреблялся теперь только в отношении системы языковых выражений, а не в отношении системы объектов, о которых идет речь.

[2] Термины «предложение» и «утверждение» употребляются здесь синонимично для декларативных (изъявительных, пропозициональных) предложений.

[3] То есть с помощью выражений в данном каркасе. — Прим. ред.

[4] То есть язык, в котором формулируются предложения о вещах.— Прим. ред.

[5] В моей книге «Meaning and Necessity » (I изд., Chicago , 1947) я разработал семантический метод, который рассматривает суждения как объекты, обозначаемые предложениями (более точно, как интенсисналы предложений). Для того чтобы облегчить понимание систематического изложения, я добавил некоторые неформальные, внесистемные пояснения, касающиеся природы суждений. Я сказал, что термин «суждение» обозначает не языковое выражение и не субъективное, психическое событие, а скорее нечто объективное, что может быть, а может и не быть экземплифицировано в природе. «Мы применяем термин «суждение» к любым объектам определенного логического типа, именно к тем, которые могут быть выражены (декларативными) предложениями» в каком-нибудь языке (стр. 63). После более подробного рассмотрения отношений между суждениями и фактами, а также природы ложных суждений я добавил: «Цель предшествующих замечаний—облегчить понимание нашей концепции суждений. Если, однако, читатель найдет, что эти разъяснения скорее затемняют дело, чем разъясняют его, или если он найдет их даже неприемлемыми, то он может цросто не обращать на них внимания» (стр. 69) (то есть не обращать внимания на эти внесистемные пояснения, а не на всю теорию суждений как интенсионалов предложений, как понял автор одной из рецензий). Несмотря на это предупреждение, некоторые читатели, которые были озадачены пояснениями, кажется, не оставили их без внимания, но решили, что, выставив против них возражения, они могут опровергнуть теорию. Это аналогично тому, как некоторые неспециалисты, раскритиковав (правильно) зрительный образ эфира или другие наглядные образы физических теорий, решили, что они опровергли эти теории. Может быть, обсуждения, приводимые в настоящей статье, помогут, с одной стороны, выяснить роль системы языковых правил для введения языкового каркаса для объектов и, с другой стороны, роль внесистемных объяснений, касающихся природы этих объектов.

[6] Куайн был первым, кто признал важность введения переменных, как указания на принятие объектов. «Онтология, к которой обязывает человека употребляемый язык, охватывает именно те объекты, которые он рассматривает как входящие... в область значений его переменных» [Notes, p . 118; ср. также его [Designation ] и [Universalis].

[7] Очень близкую точку зрения по этим вопросам в подробном изложении см.: Herbert Feigl, Existential Hypothesis, «Philosophy of Science», 17 (1950), 35—62.

[8] Paul Bernays, Sur le platonism; dans les Mathematiques (L'Enseignement math., 34(1935), 52—69) .См. предшествующее подстрочное примечание и недавнюю статью W.V.Quine [What]. Куайн не признает различия, подчеркиваемого мною выше, потому что, согласно его общей концепции, нет рззких границ между логической и фактической истинностью, между вопросами значения и вопросами факта, между принятием языковой структуры и принятием утверждения, сформулированного с помощью языка. Эта концепция, которая, по-видимому, значительно отклоняется от обычных способов мышления, разъясняется в его статье [Semantics ]. Когда Куайн в статье [What ] классифицирует мою логистическую концепцию математики (исходящую от Фреге и Рассела) как «платоновский реализм» (р.33), это мыслится (согласно личному сообщению, полученному мною от него) не как приписывание мне согласия с метафизической доктриной Платона об универсалиях, а просто как ссылка на то, что я принимаю язык математики, содержащий переменные более высоких урзвней. В отношении же основной позиции в выборе языковой формы («онтологии», по терминологии Куайна, которая мне кажется вводящей в заблуждение) между нами теперь, по-видимому, имеется согласие: «очевидный совет— терпимость и дух эксперимента» ([What ], p. 38).

[9] См. Саrnap, Scheinprobleme in der Philosophic; das Fremdpsychische und der Realismusstreit, Berlin, 1928; Moritz Schlick, Positivismus und Realismus, перепечатано в «Gesammelte Aufsatze», Wien, 1938.

[10] См. [I]; «Meaning and Necessity» (Chicago, 1947). Различение, которое я провел в последней книге между методом отношения именования и методом интенсионала и экстенсионала, не существенно для настоящего нашего обсуждения. Термин «обозначение» в этoй статье употребляется нейтрально; он может быть понят как относящийся к отношению именования, или к отношению выражения к интенсионалу, или к отношению выражения к экстенсионалу, или к любому подобному отношению, употребляемому в других семантических методах.

[11] Уилфрид Селларс (Wilfrid Sellars, Acquaintance and Description Again, «Journal оf Philosophy », 46 (1949), p. 496—504; см. р. 502 и далее) ясно анализирует корни ошибки «рассмотрения отношения обозначения семантической теории как реконструкции присутствия в опыте».

Top of Form 1

Bottom of Form 1