13. Геополитический субъект и геополитическое пространство.

Геополитики субъект – государство или блок государств, осуществляющие деятельность, направленную на изменение геополитического пространства для обретения формальной или неформальной власти в различных географических, геофизических и социальных пространствах.

Пространство геополитическое – 1) регион, т.е. крупное географическое пространство (территория, акватория, воздух, космос), как правило, не совпадающее с государственными границами, на которое распространяется реальная власть конкретных исторического субъекта геополитики; 2) зона влияния субъекта геополитики, преследующего свои, жизненно важные (в его понимании) интересы; 3) многомерное и мультиструктурное временное пространство земного шара, в котором противоборствуют геополитические субъекты с целью установления неформальной или формальной власти.

14. Современные российские геополитические проекты.

Свое видение геополитического будущего России предлагают самые различные представители научной и общественно-политической мысли.

Л.Г. Ионин считает, что геополитическая стратегия для России всегда состояла в поиске того пути, который соответствовал бы ее специфике как “некоего наднационального и надгосударственного цивилизационного образования” (3, с. 367).

Всю дискуссию по этому вопросу можно условно свести к двум фундаментальным подходам – проекции на современность западников и славянофилов: атлантизму и евразийству точнее, даже, неоевразийству. Первый исходит из того, что в процессе модернизации России более целесообразно ориентироваться на запад; второй предлагает идти по незападному пути, подчеркивая культурно-историческую самобытность России.

Вместе с тем, ряд ученых и государственных деятелей признают возможными три геополитические стратегии:

• Сохранить статус великой державы и продолжить экспансионистский курс.

• Обрести статус региональной державы, стать одним из силовых центров, согласно модели Г. Киссинджера.

• Проводить сугубо прагматическую внешнюю политику, формируя общегосударственные интересы на внеидеологической основе, модифицируя ее в зависимости от текущего момента и акцентируясь на внутренних проблемах.

Разумеется, эти варианты не взаимоисключаемы, и каждый из них предполагает “непременное решение задач, связанных с выработкой принципиальных отношений как минимум к трем группам своих внешнеполитических контрагентов: своим союзникам, Западу и странам “третьего мира”” (2, с. 329). Теперь попытаюсь проанализировать и конкретизировать эти направления, выявляя по ходу “пьесы” более предпочтительное или, вернее, наиболее приемлемое их сочетание.

Сторонники атлантической модели объявляют себя приверженцами идеологии прав человека, которая ни в коем случае не должна быть подменена “идеологией прав народа или русскоязычного меньшинства, ибо это уже иная парадигма – парадигма “коллективной судьбы”, несовместимая с гражданственной парадигмой атлантизма” (25, с. 6).

По этому сценарию России предстоит исполнять роль организатора евразийского пространства, служа для бывших участников СССР “образцом демократии”. Ее целью отныне должно стать коренное изменение структуры федерации, субъектам которой следует объединяться не по национальному признаку, но являться гражданскими обществами (3, с. 368).

Итак, в этой теоретической конструкции явно прослеживается стремление сблизиться с Западом и Европой, органично влиться в это цивилизационное пространство; тем не менее, имеются намеки на великодержавность в отношении бывших союзных республик.

Будучи политико-культурным сердцем евразийского региона, Россия невольно собирает вокруг себя более мелкие субъекты, вместе с которыми она может выступить как один из центров силы. Последнее предположение перекликается с позицией С. Хантингтона о вовлечении Россией в орбиту своего влияния государств, исторически идентифицируемых с православным христианством (6,7). “Как лидеру православной цивилизации, - пишет А. Дугин, - России необходимо участвовать в межцивилизационных организациях, начиная с ООН и ОБСЕ и кончая менее представительными объединениями, занимающимися частными вопросами, а также сотрудничать со стержневыми государствами, представляющими другие цивилизации в деле разрешения международных проблем” (6, с. 41).

Учитывая тенденции к образованию цивилизационных блоков, культурно-исторические традиции России, а, в особенности, ее незавидное геополитическое положение, нельзя не задаться вопросом: какая роль отводится России в стратегическом партнерстве с Западом? Едва ли при нынешних обстоятельствах она может участвовать в игре на равных, и существует большая опасность подавления национальных интересов России при всех очевидных выгодах “атлантического” курса.

Если приверженцы атлантизма принадлежат к лагерю западников, то евразийцы или неоевразийцы – идеологи самобытности России (3, с. 369). Надо сказать, что само по себе евразийство к. ХХ – н. XXI в. неоднородно и распадается на три ветви: консервативную, коммунистическую (национал-большевистскую) и либеральную (умеренное евразийство).

Консервативное евразийство призывает к отказу от западной модели развития и возрождению былого величия России; культивирует особое предназначение России, причем с некоторым налетом мистицизма (1,3).

Апологеты антизападного направления, вероятно, не принимают в расчет реалии современного мира. Этот путь чреват опасной изоляцией от мирового сообщества, которая рано или поздно спровоцирует новый системный кризис и поставит страну перед выбором.

Коммунистическое евразийство представлено российскими коммунистами, в чьей идеологии, как справедливо отмечает Л.Г. Ионин (3, с. 374), почти не осталось и следа от марксизма-ленинизма. Произошла фундаментальная смена парадигм: “центр тяжести в анализе и аргументации переместился из сферы социально-экономической в сферу геополитическую”.

Современные коммунисты отказались от важнейшего постулата марксизма – классовой борьбы. Теперь их внимание сосредоточено не на “базисах и надстройках”, а на “цивилизациях” и “архетипах”.

Зюганов подчеркивает, что в этих условиях для России чрезвычайно важна быстрая адаптация и выработка новой глобальной стратегии. Он предлагает геостратегию, ключевыми элементами которой являются возвращение традиционной многовековой роли “геополитического баланса” – “гаранта мирового геополитического равновесия сил и справедливого учета взаимных интересов”. Также он стоит за избежание чрезмерной интеграции в “мировую хозяйственную систему” и “международное разделение труда”, что могло бы породить опасную зависимость страны от внешних факторов в силу уникального географического положения и все еще мощного внутреннего потенциала.

Надо признать, что рациональное зерно в этом есть. Пропустив мимо ушей демагогию и враждебные Западу выпады, нельзя не согласиться с тем, что во внешней политике Россия должна руководствоваться, прежде всего, собственными интересами.

Этого можно достичь, обладая мощным внутренним совокупным потенциалом, и Зюганов обращает внимание на необходимость его сохранения и постоянного накопления.

Конечно, в иностранной печати можно встретить идеи “вассализации” России, ее расчленения на экономически зависимые от Запада небольшие государства (16, с. 13). Так, З. Бжезинский недвусмысленно изрекает, что “Россия может быть или империей, или демократией, но она не может быть и тем, и другим” (8, с. 60-61).

Однако Запад скорее заинтересован в поддержании партнерских отношений с РФ, младших или в чем-то зависимых – другой вопрос. Но взваливать на себя все бремя российской экономики – непростительная роскошь. Это ему совершенно незачем (16, с. 13-14).

Кроме того, если вновь обратиться к логике центров силы, то Россия, являясь одним из них, будет вполне способна внести свою лепту в поддержание “геополитического баланса” и стать одним из гарантов “справедливого учета взаимных интересов”. Лагерь “умеренных евразийцев” наиболее ярко представлен А.С. Панариным, предлагающим отвергнуть стратегию изоляционизма как несоответствующую современному контексту, но, в то же время, творчески подходить к заимствованию чужого опыта.

Специфика российской цивилизации не заключается однозначно в православии; она в чистом виде не славянская, не азиатская и не европейская, несмотря на то, что элементы каждой из них органично вплетаются в это единое целое. Панарин и его единомышленники, обрисовывая свою геополитическую стратегию, подчеркивают, что она носит двойственный характер.

Вынужденная так или иначе контактировать с Западом, Россия осознает свое ущербное положение ввиду некоторых объективных причин. Для того, чтобы защитить свою культуру, отстоять самобытность, не впадая при этом в другую крайность, Россия должна взять на вооружение “тактику избирательного социокультурного протекционизма”.

Это означает, что она будет охранять свои цивилизационные особенности с помощью “социокультурных фильтров”, прозрачных для информации, касающейся технологического развития в широком смысле, что включает и социальные технологии, однако задерживающих информационные массивы, грозящие пошатнуть фундаментальные ценности национального масштаба.

С другой стороны, по отношению к ближнему зарубежью России было бы выгодно практиковать политику атлантического типа, т.е. создать открытое политическое пространство, минуя всякую идеологию. Этому во многом способствует наличие во всех странах СНГ огромной русскоязычной диаспоры, являющейся передовой частью населения и в чьем сознании еще не разрушена существовавшая со времен советской власти инфраструктура социокультурных контактов. Понимая, что подогреваемые сверху сепаратистские настроения противоречат их интересам, эти общности становятся естественными союзниками России (3, с. 381).

Особняком стоит неоизоляционистская геополитическая концепция “острова Розсип”, предложенная В.Л. Цымбурским. Она предполагает определенное дистанцирование России от международных дел. Автор констатирует неудачу российского напора на Европу, продолжавшегося на протяжении 300 лет и закончившегося геополитической маргинализацией страны. Предлагая избегать прозападных, евразийских и “третьеримских” искушений, он выступает за признание ее нынешних границ, отказ от внешней экспансии и “глобальной миссии” России. Приоритет должен быть отдан решению внутренних геополитических проблем, освоению существующей территории. Этому способствует тот факт, что после развала СССР она оказалась окруженной “территориями-проливами” - зонами геополитической нестабильности (19, с. 17-21; 5, с. 35).

На этапе постиндустриализма регионализация модернизирующихся пространств выступает в качестве объективной тенденции (16, с. 16). Кроме того, некоторые ученые отмечают имперский характер отечественной политической системы, что во многом предопределило выбор федеративного устройства государства (21, с. 68) и предлагают пути его геополитического совершенствования (22, с. 103-106). Мощная во внутреннем геополитическом отношении, сильная экономически, Россия сможет стать центром притяжения сопредельных государств и ядром самостоятельного цивилизационного блока.

Но сказанное являет собой, пожалуй, долгосрочную перспективу. Поэтому вполне можно согласиться с К.Э. Сорокиным, предлагающим сделать выбор в пользу “уступающей стратегии” или “стратегии балансирующей равноудаленности” в отношениях с Западом, и в АТР, заключающейся во временном отходе от дел на международной политической сцене, однако продолжая активную внешнеэкономическую деятельность для наращивания геополитического потенциала (11, с. 26). В качестве примера успешного претворения в жизнь такой политики автор приводит Китай.

Эта политика предполагает максимальное использование все еще имеющихся у России рычагов воздействия на мировую политику, недопущение чрезмерного усиления отдельных геополитических центров, использование существующих и потенциальных противоречий между ведущими мировыми державами и возглавляемыми ими коалициями, а также внутри них, между глобальными и региональными центрами силы; применение во внешней политике принципа жесткой обусловленности своих уступок аналогичными действиями других стран (5, с. 37).

Особо автор подчеркивает значимость гибкой политики России в АТР. Предлагается усилить экономически (помощь в конверсии оборонных предприятий, развитии хозяйственной инфраструктуры) и демографически (за счет повышения уровня жизни местного населения, создания благоприятных условий для переезда за Урал людей из перенаселенных районов России и русской диаспоры из СНГ и Балтии) территории к востоку от Урала. Одновременно необходимо наращивать мощь вооруженных сил (18, с. 24-25), дабы пресечь аппетиты соседних стран (например, Китая) и не забывать партнеров по бывшему “социалистическому содружеству”.

Такова возможная геополитическая стратегия России, которая позволит ей сконцентрироваться на внутреннем направлении, разумно игнорируя то, что происходит за ее пределами и повлиять на что при данном раскладе она не может. Однако будет она воплощена или нет, зависит от качества политических элит, их профессиональной компетентности, приоритета интересов зарождающегося гражданского общества над личными амбициями.

Заключение

В оценке геополитических перспектив России мнения все же расходятся. Одни ученые полагают, что геостратегические позиции России в современном мире благоприятны для осуществления глубокой модернизации (16, с. 19). Частично с ними согласимся, иначе невозможны были бы ни внутренние преобразования, начатые В. Путиным, ни активные внешнеполитические мероприятия российского руководства (24). Другие настроены более пессимистично. Для них вопрос о том, быть России евразийской державой или пассивным придатком Запада, стоит на повестке дня (4, с. 138-146).

Видные российские политологи предложили модель выхода из затяжного кризиса, в целом, соответствующую новой международной обстановке. Едва ли сегодня возможна великодержавная стратегия в ее советско-имперском варианте. З. Бжезинский предостерегает, что если Россия будет стремиться к восстановлению блока хотя бы из государств, находящихся на территории бывшего СССР, пытаться ограничить суверенитет стран Центральной Европы, это спровоцирует кризис в ее отношениях с Западом; НАТО придется возвратиться к формуле оборонительного союза, готового отразить внешнюю угрозу (13, с. 42). Россия не может пойти на такой риск.

Кроме того, Т.Г. Пархалина справедливо отмечает, что изменилась сама природа власти и влияния. Могущество государства измеряется теперь не столько в военных, сколько в экономических и информационных, добавим, категориях. “Парадигма великодержавности” СССР покоилась на двух китах: идеологии и военной мощи” (13, с. 43). Ни того, ни другого у современной России нет.

Однако, учитывая то, что в мировом сообществе повышается значение социокультурных факторов, мне думается, что Россия должна выработать нечто вроде общероссийских приоритетов не только краткосрочного (повышение и упрочение своего международного статуса, равноправные партнерские отношения с мировым сообществом и др.), но и долгосрочного характера. Это позволило бы ей поддерживать определенный имидж на мировой арене (например, имидж лидера цивилизационного блока), поскольку именно культурно-цивилизационный аспект в обозримом будущем приобретет стратегический характер.

15. Система национальной безопасности как объект геополитических исследований.

http://www.nationalsecurity.ru/library/00008/index.htm

16. Россия и Европейский Союз в новой геополитической ситуации.

В 90-е гг. отношение России к Европе было неоднозначным и зачастую противоречивым. Российское руководство предпочитало ориентироваться на США и слепо копировало в экономическом реформировании их опыт (то стремилось использовать подходы “нового курса” Рузвельта 30-х гг., то делало акцент на “монетаризм” в духе чикагской экономической школы), который совершенно не соответствовал постсоветской экономике. Вместо пользы подобное заимствование нанесло серьезный ущерб экономике страны.

Для российской внешней политики также было характерно то бездумное следование в фарватере США, то дело доходило до прямые угроз Западу. Это не содействовало росту авторитета и порождало отчуждение внешнего мира от России. Особенно остро реагировали ближайшие соседи на западе. Любые, плохо прогнозируемые действия России воспринимались ими как рецидивы имперского мышления. [c. 111]

Для европейцев Россия – это та страна, чьи возможные пути развития и связанные с этим риски во многих отношениях глубоко затрагивают Европу: от защиты жизненных основ и здоровья населения до снабжения энергоносителями, такими как нефть и газ. Россия обладает огромным полезным потенциалом, которому необходимо содействовать в реализации.

Для европейцев также не безразлично, какая ситуация складывается на евразийском пространстве. Поэтому Россия, осуществляя поэтапную интеграцию в Европу, выступает одновременно как важнейший потенциальный стабилизатор этого пространства. Поэтому в интересах европейцев содействовать укреплению международных позиций России.

Европейская политика, проводимая Россией, предопределена всем ходом исторического развития и геополитической ситуацией, сложившейся в мире в настоящее время. Являясь евразийской по своему географическому положению, Россия и в политическом,и в экономическом, и в культурном плане была и остается в первую очередь страной европейской. Именно благодаря становлению России как великой державы европейская цивилизация распространила свое влияние на огромном географическом пространстве, простирающемся до берегов Тихого океана.

Сегодня связи России с ЕС ориентируются на развитие и модернизацию страны. Об этом свидетельствуют и итоги санкт-петербургского саммита Россия – ЕС в мае 2003 г., на котором было принято решение о формировании четырех общих пространств (экономическом, пространстве свободы, безопасности и правосудия, сотрудничества в области внешней безопасности, а также научных исследований и образования, включая культурные аспекты). Каждое из пространств будет формироваться на принципах равноправия, партнерства и учета взаимных интересов.

Расширение ЕС поставило новые задачи перед российской внешней политикой. После этого расширения на долю Европейского Союза стало приходиться более половины российского торгового оборота. Евросоюз выступает за скорейший прием России в ВТО, что будет способствовать построению общего европейского экономического пространства. [c. 112]

Перспективы изменения связаны сейчас главным образом с созданием Общего европейского экономического пространства (ОЕЭП). Его цель – установить такие отношения между ЕС и Россией, которые отвечали бы уровню их географической близости и взаимозависимости в экономической сфере и содействовали бы сближению соответствующего законодательства. Ныне именно вокруг этого вопроса идет диалог о концепции Общего европейского экономического пространства. Считается, что задуманная форма отношений России с ЕС потребует со стороны Москвы гораздо больше обязательств в области правового регулирования, нежели Соглашение о партнерстве и сотрудничестве.

Для реализации этой цели в октябре 2001 г. из представителей России и ЕС была учреждена Группа высокого уровня по разработке концепции ОЕЭП. Основное свое внимание она сосредоточила на согласовании технических стандартов, стандартов бухгалтерского учета и аудита, вопросов таможенной политики, регулирования сектора финансовых, транспортных и телекоммуникационных услуг, космических запусков и государственных закупок, а также политики в области конкуренции.

В перспективе предполагается распространение на Россию режима “четырех свобод” – движения товаров, услуг, капиталов и граждан, что фактически означало бы создание общего рынка между Россией и Европейским союзом.

Поэтому курс Евросоюза относительно России заключается в реализации принципа “объединения всего, кроме институтов”. Под последними понимаются те органы ЕС, которые участвуют в выработке и принятии решений. Едиными предполагается сделать только законодательство и рынки, что и может осуществить режим “четырех свобод”. Об этом свидетельствует одно из направлений реализации Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС), согласно которому прямо указаны отрасли права, на которые распространяется сближение законодательства, СПС, хотя и включало в себя некоторые зародыши интеграции, все же было по преимуществу соглашением о торговле. [c. 113]

В последнее время наряду с декларациями сделаны и практические шаги в сторону сближения ЕС и России:

– на Римском саммите в ноябре 2003 г. одобрена Совместная концепция формирования Общего европейского экономического пространства (ОЕЭП), готовятся соответствующие рабочие планы по ее реализации;

– успешно завершились двусторонние переговоры с Европейским Союзом об условиях вступления Российской Федерации во Всемирную торговую организацию, и подписан на саммите в Москве в мае 2004 г. соответствующий протокол;

– успешно проходит диалог Россия – ЕС, координируемый Группой высокого уровня, которая увязывает интересы стран Евросоюза в стабильном обеспечении поставок энергоносителей с реализацией крупных инвестиционных проектов в области ТЭК на территории России;

– идет поэтапное формирование Общего пространства внешней безопасности путем создания соответствующей нормативной базы взаимодействия Россия – ЕС в контексте Европейской политики в области безопасности и обороны (ЕПБО) на основе одобренной в Риме Совместной декларации об укреплении диалога и сотрудничества по политическим вопросам и вопросам безопасности;

– Россия и ЕС активно сотрудничают по основным международным проблемам, включая такие как Ирак, Афганистан, взаимодействуют в ООН, “квартете” международных посредников по ближневосточному урегулированию;

– в рамках работы по созданию Пространства свободы, безопасности и правосудия очерчен широкий спектр сфер взаимодействия, включая снятие барьеров, мешающих свободному передвижению людей в целях содействия человеческим контактам, и постепенный переход на безвизовый режим взаимных поездок;

– в развитии политической договоренности, зафиксированной в Совместном заявлении санкт-петербургского (2003 г.) саммита Россия – ЕС относительно перехода в перспективе к безвизовому [c. 114] режиму поездок граждан России и стран ЕС, на заседании Совета ЕС 12 июля 2004 г. утвержден мандат на переговоры с Россией по выработке соглашения об упрощении визовых процедур. Достигнуты, в частности, договоренности с Италией, Германией и Францией об облегчении визового режима в рамках, предоставляемых действующим Шенгенским режимом;

– на Римском саммите Россия – ЕС в ноябре 2003 г. подписано Соглашение о сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейской полицейской организацией (Европолом);

– продуктивным стало движение к общему пространству в области науки, образования и культуры. Между Россией и ЕС действует Соглашение о сотрудничестве в области науки и технологий. В сентябре 2003 г. на Берлинской конференции европейских министров образования принято решение о включении России в Болонский процесс, предусматривающий гармонизацию стандартов в сфере образования, что, в частности, открывает для российских вузов возможность для подключения к программам ЕС в области межуниверситетских обменов Евросоюза (“Эразмус-Мундус”);

– повысить эффективность сотрудничества Россия- ЕС должен созданный в развитие прежнего Совета сотрудничества Россия – ЕС Постоянный совет партнерства (ПСП) на уровне отраслевых министров.

Благоприятная перспектива этого курса во многом объясняется тем, что Россия действительно в экономическом и культурном отношении привязана к Европе и ЕС. Кроме того, российское руководство традиционно рассчитывает, что Европейский Союз может стать противовесом мировому политическому, экономическому и военному господству США.

Приближение российских правовых норм к европейским представляет собой )снову для прогресса во взаимоотношениях. Они могут принять форму общего экономического пространства, зоны свободной торговли и т. п. Поскольку именно Россия должна будет приспосабливаться к правовым институтам Евросоюза, то у последнего появляется возможность в рамках [c. 115] ОЕЭП реализовывать свои собственные интересы. Поэтому можно предположить, что при любой форме интеграционного объединения с Европейским Союзом Россия будет лишь младшим партнером и не сможет рассчитывать на полное равноправие.

Участию России в практических мероприятиях, относящихся к сфере общей политики безопасности, препятствует и то, что к механизму принятия решений в ЕС допущены только государства-члены. Сегодня быть частью Европы – значит входить в ЕС и НАТО. Россия же с ее огромным пространством и огромным количеством собственных социально-экономических, политических и социально-психологических проблем не вписывается в эти европейские структуры.

Кроме того, поскольку в некоторых органах Европейского Союза страны-участницы обладают числом голосов, пропорциональным их населению, то Россия могла бы в них доминировать, а к этому участники этой организации не готовы. Не готова к вступлению в Евросоюз и Россия и не только из-за экономических проблем. Население нашей страны по-прежнему видит ее как независимую и суверенную державу и воспринимает сегодня условия вхождения в Европейский союз как покушение на ее независимое существование.

Об известном расхождении интересов Евросоюза и России в процессе взаимной интеграции свидетельствует тот факт, что в принятой в 1999 г. Общей стратегии ЕС в отношении России ставятся не столько экономические приоритеты, сколько политические. Упор делается на становление в нашей стране правового государства и демократических институтов.

Интересы Европейского Союза и России расходятся и на постсоветском пространстве – в таких странах членах СНГ как Белоруссия, Украина, Молдавия и государства Кавказа.

Геополитическая реальность сегодня такова, что Европейский Союз стал фактически единственным соседом России на западе. Поэтому достижение совместимости с ним является для России жесткой необходимостью. Попытка отгородиться от него может обречь Россию на все более безнадежное отставание, которое [c. 116] можно преодолеть лишь посредством поэтапной интеграции с Европой и по пути усвоения Россией европейских норм, правил и принципов.

Несмотря на наличие противоречий с ЕС, Россия уже определила принципиальную позицию в отношении него. Российское руководство неоднократно заяв-ляло^что отношения с ним характеризуются как важнейший элемент российской внешней политики, а сближение и реальная интеграция в Европу однозначно определены как исторический выбор России. Но на обозримую перспективу тем не менее Россия останется самостоятельной геополитической единицей.

Организации НАТО в европейской системе безопасности и отношение к России

В начале апреля 2004 г., спустя пять лет после первого расширения НАТО за счет стран Восточной Европы, в альянс были приняты Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения и Эстония. Учитывая то, что НАТО традиционно рассматривается в нашей стране как антироссийский альянс, ее расширение не могло не вызвать решительных возражений, пусть даже не способных ему помешать.

Согласно опросам Фонда “Общественное мнение”, 52% россиян считают, что вступление новых членов в альянс несет в себе угрозу национальным интересам России, а 58% полагают, что НАТО является агрессивным военным блоком. Между тем, очевидно, что при определении степени угрозы НАТО для России часто игнорируется целый ряд факторов, что препятствует реалистичной оценке нынешней натовской стратегии.

При анализе этой сложной геополитической и геостратегической ситуации необходимо исходить из того, что:

– Инициаторами расширения альянса были страны-кандидаты. Поэтому можно говорить не о экспансии НАТО на восток, а о стремлении восточноевропейских стран как можно быстрее стать членами этой военно-политической организации. Для этих государств вступление в альянс видится как возвращение в Европу и западный мир в целом. Как [c. 117] Польша, Чехия и Венгрия, так и страны Балтии и государства Юго-Восточной Европы стремились и стремятся в НАТО, видя в членстве в этой организации гарантию безопасности своих восточных рубежей.

– Бывшие союзники СССР по Организации Варшавского договора продолжают считать, что политика нынешнего российского руководства не устраняет для них источник опасности, исходящий от восточного соседа. Пока не преодолена память недалекого прошлого, поскольку история взаимоотношений России и ее ближайших западных соседей дает известные основания для их подобного поведения.

– Вступление в альянс новых стран стало для Соединенных Штатов подтверждением правильности избранного Североатлантическим альянсом курса. Экспансию НАТО на восток Европы можно рассматривать как свидетельство ее жизнеспособности. Изменение геополитической ситуации потребовало переосмысления целей и задач альянса, методов их достижения, а также переоценки “зоны ответственности” НАТО.

Этому способствовали террористические акты 11 сентября 2001 г. Поскольку возникла угроза более или менее стабильному развитию западного мира, постольку эти события были использованы для укрепления его единства. НАТО сменила свои ориентиры, сосредоточившись теперь на “антитеррористических” операциях. Формальное введение в действие статьи V Устава НАТО после событий 11 сентября 2001 г. и осуществление операции в Афганистане – первой в истории альянса операции за пределами Евроатлантического региона – все это привело к корректировке геостратегических целей и задач НАТО. Несколько иначе стали рассматриваться отношения с Россией.

Основные принципы взаимодействия между Россией и НАТО теперь регулируются Римской декларацией 2002 г., которая провозглашает совместными целями борьбу с терроризмом, контроль над вооружениями и нераспространением оружия массового уничтожения. Россия, как известно, без колебаний поддержала усилия США и их союзников, направленных против международных террористических сетей. [c. 118]

Произошло ли действительно коренное изменение НАТО, стала ли она другой – вопрос, на который ответ может дать только время. Дело в том, что новые члены НАТО полностью ориентируются на США, которые доминируют в альянсе. Именно на них опирается в своей политике американская администрация, поскольку в то же время события последних полутора лет свидетельствуют, что ряд “старых” членов НАТО – в первую очередь Франция и Германия – не готовы поддерживать ради атлантической солидарности силовые действия США за пределами зоны “ответственности НАТО”, в частности, войну в Ираке.

Так, Германия и Турция отказались предоставить свои базы и свою территорию для поддержки операции США в Ираке, поскольку небезосновательно считали, что Ирак не несет угрозы их безопасности. В этих условиях Соединенные Штаты воспринимают расширение альянса на восточноевропейские страны (большая часть которых поддержала операцию в Ираке) как, безусловно, выгодное для себя. Они фактически пошли на раскол Европы, противопоставив “старой” Европе “новую”, то есть продемонстрировали готовность принести единство альянса в жертву собственным политическим целям.

Подобный, хотя возможно и временный, раскол внутри альянса представляется совершенно новой тенденцией, никогда ранее не проявлявшейся в истории НАТО. Сегодня сложно сказать, насколько глубоким оно окажется и какие конкретные формы примет. С осознанием сложившейся ситуации во многом могут быть связаны успешные или неудачные действия российского руководства по решению собственных геополитических и геостратегических задач в Европе. Особенно это важно для снижения возможных угроз, проистекающих от нестабильной ситуации в НАТО.

Отсюда проистекает необходимость оценки степени и характера подобных угроз, исходящих от Североатлантического альянса, и выработки новой системы приоритетов, которые могли бы способствовать более полному обеспечению российских национальных интересов. В любом случае попытки сделать это с позиций характерных для эпохи “холодной войны” ожидаемых результатов не принесут. [c. 119]

Следует учитывать, что для Соединенных Штатов Россия сегодня выступает в качестве скорее тактического, чем стратегического партнера. В основе отношений между Россией и США лежит борьба с терроризмом. Такое положение одновременно выгодно и не выгодно для России. Она получила возможность представить силовые действия, направленные на разрешение ее внутренних проблем в Чеченской республике как составную часть “всемирной контртеррористической операции”, тогда как перед Соединенными Штатами открылась перспектива развертывания своих военных баз на постсоветском пространстве. Этот регион всегда был зоной особых российских геополитических интересов, но в последнее время все более интенсивно “осваивается” американскими военными.

Таким образом, сближение тактических задач какое-то время будет способствовать упрочению российско-американских отношений, но выстроить долговременные партнерские отношения на такой основе между Россией и Североатлантическим альянсом в целом вряд ли удастся.

США и ряд стран НАТО в качестве эффективного инструмента своего проникновения в зону особого интереса России все чаще используют ситуацию управляемой нестабильности. Об этом свидетельствуют факты прямого вмешательства этих стран во внутренние дела Украины, Грузии и Молдавии. В последних двух при посредничестве натовцев предпринимаются попытки устранения там российского военного присутствия.

Многие политики этих стран расценивают возможное вступление в НАТО как единственное условие стабилизации на их территории социально-экономической и политической ситуации. Так, Верховная Рада Украины совсем недавно ратифицировала меморандум, предусматривающий быстрый доступ войск НАТО на территорию страны, в случае если это потребуется “для реализации общей политики альянса”. Под влиянием США Грузия спешно вырабатывает новый план индивидуального партнерства с альянсом. Такое развитие событий вряд ли можно расценивать как стремление западных стран к формированию партнерских отношений с Россией. [c. 120]

Фактически НАТО отказывается признать, что наличие российских военно-стратегических объектов по периметру границ Российской Федерации выступает естественным элементом системы мер, направленных на обеспечение ее обороноспособности.

Для европейских членов НАТО, в отличие от Соединенных Штатов, Россия не выглядит даже тактическим союзником. “Новые” члены НАТО, по-видимому, еще долго будут рассматривать Россию как главный источник угроз и опасностей для своего суверенитета. А либеральные лидеры “старой” Европы как ранее не рассматривали, так вряд ли и в будущем будут готовы рассматривать действия российских силовых ведомств в Чечне как борьбу с мировым терроризмом в локальном масштабе.

В подобных условиях заслуживают внимания два важных аспекта взаимоотношений между Россией и НАТО. Во-первых, предстоит добиться того, чтобы вопрос о сотрудничестве США и НАТО с Россией рассматривался ими как приоритетный, требующий взаимного уважения позиций сторон и взаимной готовности идти на уступки. Пока же уступает только Россия. Вслед за американскими на юге от российских границ вскоре могут появиться и полноценные натовские базы на основе немецких и французских частей, уже располагающихся в Узбекистане, Киргизии и Таджикистане.

Во-вторых, предстоит достичь с Североатлантическим альянсом четких договоренностей о принципах его политического и военного взаимодействия с постсоветскими странами, определив масштабы российского присутствия в этих странах и обозначив российские интересы в них.

Кроме того, в самом российском обществе должна произойти определенная переоценка степени опасности, исходящей от НАТО, несмотря на неверие значительной части населения и политических элит в “оборонительный характер” расширения альянса. Ситуация такова, что в настоящее время НАТО и Россия не представляют друг для друга непосредственной угрозы. Геополитические интересы сторон требуют от западных стран освобождения от представлений “холодной войны”, а от России обеспечения внутренней [c. 121] стабильности и предсказуемости на международной арене.

Несмотря на то что в военной и экономической сферах страны НАТО существенно превосходят Россию и их геополитическое влияние также велико, у нашей страны есть достаточные возможности “симметрично” ответить на действия альянса. При этом не следует рассчитывать на его раскол, поскольку, как показали события вокруг войны в Ираке, позиции стран внутри НАТО могут очень быстро меняться.

Недружественное отношение к России со стороны многих “новых” членов НАТО может быть нейтрализовано посредством укрепления двухсторонних отношений с Германией, Францией и Италией. Такую же роль могло сыграть присоединение стран Балтии к Договору об обычных вооруженных силах в Европе. В этом случае военный фактор перестал бы носить элемент угрозы для России.

Совпадение целей НАТО и России в антитеррористической коалиции делает неизбежным их совместное участие в поиске путей мирного урегулирования отношений с арабо-мусульманским миром и противодействия, как международному терроризму, так и распространению оружия массового уничтожения, дезинтеграции государств и т. д.

Все это означает, что поскольку требуется единство в преодолении этих глобальных угроз, постольку существует потенциальная возможность в этих пределах установления союза между НАТО и Россией.

НАТО и проблема ядерного оружия в Европе

Наиболее острой проблемой отношений России с европейским сообществом, несмотря на окончание холодной войны, остается проблема целей и задач, которые в современных условиях ставит перед собой и решает военная организация Североатлантического договора. С одной стороны, наблюдается переход от конфронтации к партнерским отношениям в рамках программы “Партнерство ради мира” и обмен военными наблюдателями. С другой стороны, расширение этого блока придвинуло границу его ответственности непосредственно вплотную к России. [c. 122]

Особое значение в этом смысле имеют ядерные силы альянса. В эпоху “холодной войны” ядерным щитом Западной Европы выступали США. В рамках НАТО своим ядерным потенциалом их полностью поддерживала Великобритания. Франция, которая имела собственное ядерное оружие, вышла из военной организации НАТО в 1966 г. и дистанцировалась от США. Франция претендовала в те годы на политическое лидерство в континентальной Европе, исходя из трех основных позиций: собственные ядерные силы, независимость от США и неучастие в военных структурах НАТО.

Остальные страны Западной Европы не имели в прошлом и не имеют сейчас в собственном распоряжении ядерных вооружений. Руководители ЕС пока также не рассматривают их как средство сдерживания. Ситуация в этом вопросе может осложниться, т. к. раньше или позже интегрированной Европе предстоит решать вопрос: сохранят ли Великобритания и Франция свои ядерные вооружения в суверенном владении, либо те будут переданы ЕС?

Проблема эта носит не только региональный, но и глобальный характер. После распада системы Варшавского договора и СССР западноевропейским государствам-членам НАТО приходится переосмысливать надежность ядерных гарантий США и периодически возвращаться к идее обретения объединенной Европой собственного “ядерного сдерживающего потенциала”.

Так, в ответ на американскую программу СОИ (стратегическая оборонная инициатива 80-х гг. XX в.), которая в случае военного столкновения в СССР не гарантировала европейские страны от нанесения по ним ядерного удара со стороны восточного блока, возникли планы военного сотрудничества стран-членов ЕЭС. Была предпринята попытка создать объединенные вооруженные силы европейских стран вне НАТО. Речь идет о так называемом Западноевропейском Союзе. Высказывались даже идеи создания координационного центра, по целям и функциям напоминающего “европейскую группу ядерного планирования”.

Препятствия на пути создания европейских ядерных сил:[c. 123]

– зависимость ядерных сил Великобритании от американских систем вооружений и технологий их обеспечения;

– невозможность создания в ближайшее время европейского “ядерного средства сдерживания”, поскольку оно должно не только от начала до конца быть разработано и создано в Европе, но и все системы командования, управления, информационного обеспечения тоже должны быть целиком и полностью европейскими;

– превращение Евросоюза в нового члена ядерного клуба может войти в противоречие с Договором о нераспространении ядерного оружия. Участие Великобритании и Франции в этом договоре налагает на них запрет на передачу ядерных секретов третьим странам. Как это соотнести с их вхождением в интегрирующуюся Европу, пока неизвестно;

– в потенциале на повестку дня может встать вопрос о допуске к ядерным потенциалам НАТО Германии, что ранее было неприемлемо ни для Франции, ни для Великобритании, ни для США. Сегодня никаких положительных сдвигов в этом вопросе также не наблюдается. Но завтра ситуация может коренным образом измениться.

В этом случае совершенно неясно как будет осуществляться политический и оперативный контроль за этим видом вооружений. Подобное положение не может не представлять потенциальной угрозы геостратегическим интересам России. Ведь в условиях развивающегося сотрудничества Евросоюза и России реликтом холодной войны выглядит сохранение и продолжение сторонами стратегии ядерного сдерживания.

Несмотря на то что роль НАТО в сфере международной безопасности меняется и даже снижается, вступление в эту организацию стран Центральной и Восточной Европы и Балтии, перспектива появления на их территории пунктов базирования вооруженных сил США, усилили фактор риска для России.

В то же время, ограниченное сотрудничество между РФ и НАТО может быть полезно, в первую очередь, с позиции возможности руководства нашей страны заблаговременно узнавать о намерениях и [c. 124] возможностях альянса. Тогда как тесная привязка к НАТО лишила бы Россию стратегической самостоятельности, подчинила бы ее интересам и политике США.

Несмотря на разные подходы к стратегическим вопросам обеспечения мира и безопасности, США, Евросоюз и Россия в главном и существенном имеют совпадающее по многим позициям понимание проблем современного мира и необходимости объединения усилий для их решения.