Стоик, аскет, миссионер

Классическая этика науки, рациональной и атеистической по своей сути, имеет нечто общее с религиозным подвижничеством. Для многих наука служит психологической опорой не хуже религии. При всём возможном жизнелюбии того или иного учёного ему присущи элементы аскетизма, самоотречения, стоицизма, миссионерства, какой-то глубинной веры, служение чему-то высшему, будущему, более значимому и долговечному, нежели окружающие лица, явления, социальные институты.

Учёный больше склонен прислушиваться к "внутреннему голосу" и к авторитету немногих предшественников, чем к советам близких и сослуживцев. Назвавшись учёным, человек берёт на себя моральную обязанность отстаивать свои идеи, невзирая на навязываемые мнения и конъюнктуру.

В личность учёного органически встроена готовность хотя бы немного пострадать за свои убеждения. Непонимание, замалчивание, трудности с публикацией, отстранение от преподавания – широко распространённые неприятности, к которым должен быть готов учёный-новатор.

Вынося свои труды на обсуждение, автор сознательно подставляется под удары, пусть даже только словесные, но всё-таки ранящие самолюбие. Он не только вызывает на себя огонь полемики, но и обязан его отражать.

Вместе с "законными" стрелами, выпущенными по турнирным правилам, учёный получает и от коллег, и от профанов удары ниже пояса; летят в него и камни с улицы, особенно после выступлений в СМИ. Одержимый просветительским энтузиазмом, призванный сильными мира сего в советники или просто встревоженный делами, творящимися за порогом его дома, учёный нередко обращается с увещеваниями, как миссионер к людоедам.

На этом сходство учёного с борцом и миссионером заканчивается и начинаются важные различия.

Предатель на служебном фронте

Воина, который намеренно показал противнику слабые места своей армии, считают изменником, предателем. А настоящий учёный постоянно "предаёт" самого себя и своих сотрудников, свой институт, критичен к себе и к другим сверх всякой житейской меры и такта, не должен скрывать своё мнение из боязни обидеть коллегу, но и тот не должен обижаться, если он тоже учёный.

Подлинному учёному чужд фанатизм, он не скрывает недостатков и слабых мест своей теории, не навязывает её оппоненту, а показывает, не убеждает, а даёт возможность убедиться; самим фактом доклада или публикации приглашает к диалогу, результатом которого сплошь и рядом бывает не победа одной концепции над другой, а их плодотворный синтез или полезное для развития науки взаимное разрушение.

Один и тот же учёный может разрабатывать несколько конкурирующих гипотез, даже несовместимых; он должен научиться опровергать самого себя. Наука – не диспут теологов-схоластов и не суд, выносящий "справедливое" решение; не парламентская дискуссия перед голосованием, не референдум, не избирательная кампания.

От современного учёного всё больше требуется доброта, терпимость к иному мнению, способность к позитивной критике, сочувствие оппоненту, умение поставить себя на его место. (В отечественной науке эти высокие моральные принципы утверждал выдающийся палеонтолог С.В.Мейен).