Модуль 1 Латинская литература

Целью данного модуля является ознакомление студентов с памятниками средневековой латинской литературы

Латынь являлась основным языком ученой и богословской литературы, которая составляла важнейший элемент зрелой средневековой культуры. Латынь оставалась официальным языком христианской церкви в Европе, которая продолжала сохранять свой авторитет и своеобразную духовную монополию, пока непререкаемую. Традиционные жанры церковно-клерикальной литературы (жития святых, видения, притчи) продолжают активно развиваться, в том числе на народных языках. Церковь была и центром системы образования в Европе. Особую роль в период зрелого средневековья начинают играть соборные школы, которые давали уже не чисто клерикальное, а достаточно широкое образование на основе главным образом тривиума (грамматика, риторика, диалектика) и квадриума (арифметика, геометрия, астрономия и музыка). Эта школьная подготовка велась в основном по античным учебникам и текстам, риторика изучалась по Цицерону, диалектика по Аристотелю. Следующим этапом образования в средневековой Европе становятся университеты, которые в обилии возникают на рубеже XII – XIII веков. Университеты в эту эпоху пользовались самоуправлением, но находились под верховным контролем папского престола. Кроме обязательного богословского, они включали в себя еще два факультета – юридический и медицинский. Преподавание в них велось на латинском языке, поэтому научная и богословская литература средневековья остается латинской. Латынь в эту эпоху выполняла роль международного языка науки, что облегчало научные контакты ученых разных стран и создавало основу для распространения знаний.

Видение Тнугдала

Жанр видения относится к ранним жанрам клерикальной литературы, возникшим еще в III – IV вв. Его прообразом явилось Откровение Иоанна (Апокалипсис) – последняя книга Нового Завета. Структура видения обычно выдержана по четкому жанровому канону: человеку является некий Божественный посланник (или во сне, или в момент мнимой смерти) и ведет его в иной мир, где, открыв для себя грядущие судьбы человечества, рассказчик постигает истину и возвращается в земной мир, исполненный раскаяния и просветления с намерением начать новую жизнь.

Именно так построено и «Видение Тнугдала» – памятник средневековой литературы XII века, чрезвычайно популярный в свою эпоху. Достаточно сказать, что сохранилось 50 его списков на латинском языке.

Ирландское происхождение этого памятника очевидно, и это напоминает о том, что Ирландия раньше других стран Европы прошла христианизацию и имела богатую традицию клерикальной литературы. Кроме того, ирландское (кельтское) влияние очень сильно ощущалось в европейской литературе зрелого средневековья, заимствовавшей кельтские мотивы, образы, сюжеты. «Видение Тнугдала» пересказывалось на всех языках средневековой Европы, что свидетельствует о большой популярности такого рода литературы в эту эпоху.

I. Начинается видение некоего ирландского рыцаря, для поучения многих записанное

Итак, Гиберния¹ есть остров, на крайнем западе океана расположенный, тянущийся с юга на север, полный озер и рек, покрытый рощами, в злаках плодороднейший, молоком и медом и всяческими видами рыбного промысла и охоты изобильный, виноградников не имеющий, но вином богатый, со змеями, лягушками, жабами и всеми ядовитыми животными настолько незнакомый, что его деревья, кожи, рога и пыль известны как противоядия против всех ядов; духовными мужами и женами он достаточно известен, оружием же могуч и славен; с полуденной стороны он соседит с Англией, с востока – со скоттами, а также с бриттами, коих некоторые называют валлийцами, с севера – Катами и Оркадами², напротив же к югу лежит Испания. Этот остров имеет 34 главных города, епископы коих подчинены двум митрополитам. Артимаха³ – метрополия северных ирландцев, южных же – великолепнейший Касель⁴, из которого происходил некий муж высокородный по имени Тнугдал, жестокосердие коего или, вернее, то, что сотворило в нем божье милосердие, составляет содержание сего труда нашего.

Был означенный муж летами молод, родом знатен, обличием весел, наружностью красив, воспитан в придворных нравах, в одежде изыскан, образом мысли великодушен, военному делу изрядно обучен, обходителен, учтив и радушен. Однако, о чем я не могу говорить без огорчения, чем больше верил он в красоту тела и храбрость, тем меньше заботился о вечном спасении души своей. Ибо, как он теперь часто со слезами сознается, ему было неприятно, если кто, хотя бы и в немногих словах, хотел поговорить с ним о спасении души. Церкви божьей не почитал, на нищих же Христовых не хотел и смотреть. Бахарям, скоморохам и песенникам, ради бренной славы, раздавал все, что имел.

Но поелику божественному милосердию захотелось положить конец таковому злу, оно призвало сего мужа, когда пожелало. Ибо, как о том свидетельствуют многие жители города Коркагии¹, которые тогда были при нем, он в течение трех дней и ночей лежал мертвым, во время коих он горьким опытом познал то, что прежде с легкостью отметал, так как теперешняя его жизнь показывает, что он выстрадал. Перенес же он многие неприятные и нестерпимые виды пыток, коих порядок и названия нам нетрудно будет описать вам для поднятия вашего благочестия согласно рассказу, услышанному нами из уст того, который видел их и претерпел.

Имел он много друзей-приятелей, а среди них одного, который после какого-то обмена состоял его должником за трех коней. Он же, выждав до назначенного срока, по прошествии положенного времени посетил друга. Радушно принятый, он провел там три ночи и затем заговорил о делах. Когда же тот отвечал, что у него нет под рукой того, что он требовал, он в сильном гневе порешил вернуться тем путем, каким пришел. Должник же, желая смягчить друга, просил его, чтобы он перед уходом соизволил с ним откушать. Не желая отказать ему в просьбе, он сел и, поставив рядом секиру, которую держал в руках, стал вкушать пищу вместе с приятелем. Но божественное милосердие предупредило его намерение. Ибо, не знаю чем внезапно пораженный, он не сумел поднести ко рту протянутой руки. Тогда он стал кричать ужасающим голосом и с такими словами поручил только что оставленную секиру жене своего друга: «Храни, – сказал он, – мою секиру, ибо я умираю». И немедленно вслед за сими словами бездыханное тело упало, точно в нем никогда не было души. Наступают все признаки смерти: волосы белеют, чело застывает, глаза закатываются, нос заостряется, губы бледнеют, подбородок отпадает и все члены тела твердеют. Бегут слуги, уносятся яства, вопиют латники, плачет хозяин, укладывают тело, бьют тревогу, сбегается духовенство, дивится народ, весь город взволнован смертью доброго рыцаря. Что же далее? От десятого часа четвертого признака жизни, за исключением того, что легкое тепло в левой стороне груди ощущалось теми, кто внимательно ощупывал тело. Поэтому, т.е. потому что они чувствовали тепло в этом месте, они не пожелали похоронить тело. Вслед за тем он в присутствии клира и народа, которые сошлись для его похорон, ожил и стал слабо дышать в течение приблизительно одного часа. Изумились все, даже мудрые, говоря: «Это ли дух уходящий и не возвращающийся?» Он же, слабым взором оглядевшись вокруг и спрошенный, хочет ли он что-нибудь сказать, дал понять, чтобы принесли тело господне и, приняв его и вкусив вина, начал с благодарностью восхвалять бога, говоря: «Боже, больше твое милосердие, чем моя скверна, хоть и очень она велика. Ты послал на меня многие и лютые беды, но и опять оживлял меня, из бездн земли опять выводил меня».

И, сказав сие, он разделил все имущество свое и роздал бедным, и велел осенить себя знамением креста спасительного, и поклялся во всем бросить прежнюю жизнь. Все же, что он видел и претерпел, он после пересказал нам следующими словами.