Схематизация в методологической работе
Разделы по содержанию:
Мыслетехника
Форма материала:
Методологические основы
Кому предназначен материал:
Методологам
Автор материала:
Мейтув П.Л.
Буторин В.И.
В данной статье речь пойдет об истории методологической схематизации. Но сначала необходимо конспективно воспроизвести цепочку рассуждений о происхождении методологии и сути методологической работы. Методологи поставили перед собой задачу исследования мышления как "явления социально-культурной природы"/1/. Предполагалось, что социальная практика предопределена процессами мышления, и для изменений в практике необходимы соответствующие перестройки мышления. Мышление рассматривалось как субстанциональное по отношению к человеку, и это отделяло методологический подход к исследованию мышления от психологического, физиологического и в определенном смысле философского (за исключением линии "Платон - немецкая классика"), явно или неявно полагавших мышление "находящимся в головах" отдельных людей или познающих субъектов.
Далее сложилась соответствующая форма для решения поставленной задачи - методологический семинар. Природа методологического семинара может быть определена как "длящееся коллективное мышление" или "рефлектирующая коммуникация" (см./2/). Семинар выступал "ловушкой для мышления". Мышление, делающее объектом само себя, получило название рефлексии /3/. Рефлексивное устройство семинара принципиально позволяло - в отличие от традиционных форм коммуникации и индивидуального мышления - проявлять и фиксировать субстанциональность мышления, делать его объектом исследования и технического оперирования.
Для реализации этой формы методология выработала соответствующие приспособления - методологические схемы и технику их использования в дискуссии - схематизацию. Они (схемы и схематизация) выступили средствами и способом остановки и фиксации ситуации рефлектирующей коммуникации. Таким образом, техника схематизации вошла в "ремесло" методологической работы и стала одним из условий профессионализма в решении методологических задач.
Появление схематизации может быть объяснено тем, что решение методологических задач исследования мышления как внутри конкретной семинарской дискуссии, так и в долговременных линиях дискуссий и разработок столкнулось с некоторыми фундаментальными трудностями, которые и была призвана разрешить схематизация. В разное время эти трудности виделись по-разному. Обратившись к фрагментам истории ММК-движения, связанным с перипетиями создания и использования схем, мы можем выделить здесь три крупных периода.
1. Период "начального становления"
Он охватывает время от первых "человечков" до середины 70-х гг. Первый крупный шаг в сторону схематизации сделал В.А. Лефевр. По его собственному свидетельству, он первым предложил рисовать "человечков" /4/. "Я замещаю яркое живое человеческое переживание специальной картинкой этого переживания... слово "картинка" - не метафора, это реальное изображение на листе бумаги" /5, с.27-28/.
Первоначально этот шаг был связан только с необходимостью каким-то образом фиксировать идеальные объекты исследования и подвергать их теоретической обработке. "...я стал оперировать с душой на доске и тем самым обманул ее, заявив ей, что она на самом деле - структурка" /6, с.52/.
Надо отметить, что Лефевр четко различал собственно мыслительное и коммуникативное в теоретической работе, построение модели и ее описание.
"В работе физика есть две особенности: (а) он использует особые модели, связанные с формализмами, и (б) он использует особый язык для коммуникации. Для внешнего наблюдателя не очень ясно, что такое эти физические модели, а вот что такое язык, ему кажется понятным" /5, с.26/. Итак, первый шаг состоял в использовании схематизации как приспособления для теоретического моделирования.
Схема 1
Тем не менее, шаг этот делался в специфической среде рефлектирующей коммуникации методологических семинаров, где объект мысли, не являясь изначально положенным в реальности, конструируется впервые на общей доске дискуссии из материала "здесь и теперь" разворачивающегося коллективного мышления. Поскольку наличие структуры является одним из важнейших атрибутов объекта, лефевровская идея графического схватывания "структурки" в схеме имела успех, и схемы стали широко эксплуатироваться методологами. Структурная схематизация позволяла не только "видеть" объект, но и относиться к нему конструктивно, оперировать с ним. Она позволяла перевести проблему исследования мышления в задачу исследования схем, изображающих мышление.
Но здесь мы сталкиваемся с очень тонким моментом: необходимостью строго разделять и постоянно поддерживать в рефлектирующей коммуникации режим "созерцания идеального объекта" и режим "обмена текстами". Если это не различается, то коммуникативная сторона становится ведущей, и, как замечает Лефевр, "...научная работа начинает рассматриваться как порождение текстов" /5, c.26/. Что вскоре и произошло. Впрочем, в обслуживании методологической коммуникации схемы также оказались очень кстати.
Так, с одной стороны, при построении ситуативных объектов рефлексии в дискуссии (например, участники должны были сконструировать представление о мышлении докладчика или свое представление о мышлении по поводу мышления) требовалось, прежде всего "увидеть", и схемы использовались как "чистые изобразительности", что позже было закреплено в термине "схематизированные изображения". В них важно было соблюсти принцип наглядности, который, как известно, был введен сенсуалистами, утверждавшими, что "нет ничего в уме, чего нет в ощущениях". Поэтому для того, чтобы обсуждать нечто, нужно, чтобы это было нарисовано.
С другой стороны, необходимость обеспечить в сложнейшем полилоге коллективного мышления на семинаре, кроме всего прочего, еще и неразрывность коммуникации (следовательно, обеспечить процессы понимания) привела к использованию схем для объективации содержания высказываний. При этом схематизация все более приобретала смысловой характер выражения уникальной мысли участника, брала на себя функцию иллюстрации. Этот момент был закреплен в лозунге "Кто не может "нарисовать" свою мысль - сам толком не понимает, что он хочет сказать".
С третьей стороны, нужно было поддерживать коллективный характер мышления, и схемы стали использовать для "конденсации" и организации общих смыслов, очерчивания границ общего поля в дискуссии. Идея "общей доски" - несомненно, один из самых важных и обаятельных продуктов методологии. На схеме 2 приведена схема коммуникации с "общей доской", которая использовалась в кругах С.Наумова.
Схема 2
Путь "изображение объекта - выражение мысли - сборка общих смыслов" представляется совершенно естественным и завершенным циклом замкнутого на себя коллективного мышления в рефлектирующей коммуникации. Пройдя его, методология исчерпала наличный ресурс семинарской коммуникации по переводу проблемы исследования мышления в задачу исследования схем, что и отражено в рассказе о том, как рождалась "Схема мыследеятельности" /8/ и лозунге всестороннего исследования этой схемы, выдвинутой в качестве темы II Методологического Съезда. Исследования мышления в прежнем ключе на этом были завершены.
Их основным общественно значимым результатом стали тезисы о необходимости и возможности полипредметного мышления и полипрофессиональной коммуникации, а внутриметодологическим - представления о распредмечивании и запредмечивании и стимулирование разработок по общей теории деятельности. Сами же схемы стали моментом техники распредмечивания-запредмечивания, обеспечивающим проявление, расчленение и структурную организацию проявляемых в полипредметной коммуникации онтологических оснований.
Итоги этого периода становления схематизации были теоретически оформлены и закреплены уже к 1974 году, когда увидела свет статья Г.П.Щедровицкого "Смысл и значение" /9/. В ней вводится представление о смысле как структуре, которая строится в рефлексии над позицией и действиями понимающего в коммуникации. Тем самым, схематизация (хотя явно о ней в статье не говорится) в той мере, в какой она есть построение "структурок" и организация "смыслов", генетически привязывается к порождению и пониманию текстов, к коммуникации. Исходные же лефевровские идеи схематизации как особой техники моделирования (и созерцания) идеальных объектов перестали иметь самостоятельную значимость. И, возможно, как раз поэтому, отдавая дань уважения Г.П.Щедровицкому, Лефевр упрекает последнего в том, что у него "чисто вербальное мышление, он совершенно не моделен" /6, с.51/.
У тверждение схем в качестве средства коммуникации переводаппкит их осмысление в рамки семиотического предмета, ибо знак и определяется функционально как средство коммуникации. Но если схема - знаковая конструкция, то к ней применима вся мощь семиотических и лингвистических достижений. Поэтому дальнейшая разработка схематизации в ММК неизбежно должна была разворачиваться как проблематика "языка схематизированнных изображений" (ЯСИ). Наступал второй период истории с хематизации. Он связан, главным образом, с деятельностью О.С.Анисимова. В зазоре между 1974 и 1978 годами (в 1978 г. - начало работы методолого- педагогического кружка Анисимова) обратимся еще к одной очень важной стороне первого периода схематизации - социальным последствиям регулярного применения схем, которые стали явными позже (в 80-90 гг.).
1)Устойчивое хождение какой-либо процедуры в закрытом сообществе неизбежно становится социальным регулятором, превращая ее (процедуру) в ритуал, в знак сопричастности. Схема в сообществе все меньше была нужна для обслуживания движения мысли и все больше превращалась всего лишь в обязательное графическое иллюстративное сопровождение монолога.
2) Если сопричастность сообществу связывается со схематизацией, то вроде бы естественно, что воспроизводство и инициация неофитов видятся через овладение этой техникой. Но, как мы видим, техника к моменту озабоченности воспроизводством уже весьма размыта разнофункциональными ориентациями в обслуживании методологической коммуникации, зависит от индивидуальных стилей. "Экспертирование" авторитетами с его имманентной субъективностью становится ведущей процедурой, а реакция на ее результаты - основным фактором социальной динамики.
3) Чем больше схемы обслуживали различные рабочие моменты полипредметной коммуникации, с одной стороны, чем больше они выполняли функции социальных меток и служили поддержанию традиции - с другой, тем менее существенными они становились для собственно внутренней методологической работы. Вдруг выяснилось, что психотехнические приемы "дисквалификации" гораздо "лучше" обеспечивают распредмечивание. Нет ничего удивительного и необычного в том, что в конце концов схемы стали весьма непопулярны, и однажды - говорят - Г.П.Щедровицкий вообще запретил игротехникам на игре пользоваться доской.