3.1 Историческая справка
Раннеимператорский период (принципат) (31 год до Р.Х.- 284 год) был периодом единоличной власти, представлявшей собой форму монархии с сохранением внешних признаков республики. После победы над Антонием в 31 году до Р.Х. молодой Октавиан Цезарь сделался единоличным правителем Рима. Он извлек урок из убийства Цезаря и демагогически провозгласил «восстановление Республики», но принял на себя ряд высших магистратур. В 27 году до Р.Х. принял титул «Август». За время правления Августа сформировался преданный ему бюрократический аппарат. На особо преданных сенаторов возлагалась новая должность городского префекта. Персона самого императора охранялась преторианской гвардией. Городской плебс получил вместо реальных политических прав «хлеб и зрелища». Август издал в пользу рабовладельцев множество законов. Внешняя политика преемников Августа, несмотря на отсутствие крупных войн, носила агрессивный характер. Были присоединены новые провинции, укреплена внешняя граница. При императоре Траяне Римская империя достигла своего наибольшего размера. Недовольные политикой метрополии по выкачиванию налогов, колонии неоднократно поднимали восстания. Другой проблемой стал усилившийся в II веке натиск парфян и германцев. Начиная с Марка Аврелия, императоры пытались переселить покоренные народности на новые земли Римской империи. Колонат, возникший из-за низкой производительности рабов, получил еще большее распространение. Получили распространение многочисленные малоазийские религиозные культы, а в I веке возникло христианство, развившееся в мировую религию. Общий кризис производства и государства выражался в частой смене императоров, во временном отпадении Галлии и Пальмиры. В позднеимператорский период (доминат) (284-476 годы) императору Диоклетиану впервые удалось вновь упрочить господство аристократии путем установления абсолютной монархии. Окончательно она оформилась при Константине Великом. Однако и ему не удалось преодолеть общий кризис. Колонат все больше напоминал рабство, пока в 332 году Константин окончательно не закрепил колонов к земле. С начала IV века в государственную систему включается христианская церковь, как средство сдерживания народных масс. Преодоление глубокого кризиса виделось в разделении империи на 2 части. Это окончательно произошло после смерти Феодосия в 395 году. К V веку положение становится катастрофическим. Все чаще происходят нападения варварских племен, разграбление Италии и Рима. В 408-410 годах нападение вестготов Алариха, 409 году – нашествие вандалов в Испанию и в 429 году в Северную Африку, в 451 году вторжение гуннов Аттилы, в 455 году разграбление вандалами Рима. Низложение последнего римского императора Ромула Августа в 476 году царем ругиев Одоакром считается концом Западной Римской империи. Восточная Римская империя продолжала существовать до 1453 года.
3.2 Скульптура
Монументальная скульптура принимала формы, отличные от эллинских. Стремление к конкретности приводило к тому, что мастера даже божествам придавали индивидуальные черты императора. Рим украшало немало статуй богов: Юпитера, Ромы, Минервы, Виктории, Марса. Римляне, ценившие шедевры эллинской пластики, порой относились к ним с фетишизмом.
«Во времена расцвета Империи создавались в честь побед монументы-трофеи. Два громадных мраморных домициановских трофея украшают и ныне балюстраду площади Капитолия в Риме. Величественны также огромные статуи Диоскуров в Риме, на Квиринале. Вставшие на дыбы кони, могучие юноши, держащие поводья, показаны в решительном бурном движении».
Ваятели тех лет стремились, прежде всего, поразить человека. Широкое распространение в первый период расцвета искусства Империи получила, однако, и камерная скульптура — украшавшие интерьеры мраморные статуэтки, довольно часто находимые во время раскопок Помпеи, Геркуланума и Стабии.
Скульптурный портрет того периода развивался в нескольких художественных руслах. В годы Тиберия ваятели придерживались классицистической манеры, господствовавшей при Августе и сохранявшейся наряду с новыми приемами. При Калигуле, Клавдии и особенно Флавиях идеализирующую трактовку облика стала вытеснять более точная передача черт лица и характера человека. Она была поддержана не исчезавшей вовсе, но приглушенной в годы Августа республиканской манерой с ее резкой выразительностью.
«В памятниках, принадлежавших этим различным течениям, можно заметить развитие пространственного понимания объемов и усиление эксцентрической трактовки композиции. Сравнение трех изваяний сидящих императоров: Августа из Кум (Санкт-Петербург, Эрмитаж), Тиберия из Привернуса (Рим. Ватикан) и Нервы (Рим. Ватикан), убеждает, что уже в статуе Тиберия, сохраняющей классицистическую трактовку лица, изменилось пластическое понимание форм. Сдержанность и официальность позы кумского Августа сменило свободное, непринужденное положения тела, мягкая трактовка объемов, не противопоставленных пространству, но уже слитых с ним. Дальнейшее развитие пластически-пространственной композиции сидящей фигуры видно в статуе Нервы с его подавшимся назад торсом, высоко поднятой правой рукой, решительным поворотом головы.
Изменения происходили и в пластике прямостоящих статуй. В изваяния же Клавдия много общего с Августом из Прима Порта, но эксцентрические тенденции дают о себе знать и здесь. Примечательно, что некоторые скульпторы пытались противопоставить этим эффектным пластическим композициям портретные статуи, решенные в духе сдержанной республиканской манеры: постановка фигуры в огромном портрете Тита из Ватикана подчеркнуто проста, ноги покоятся на полных ступнях, руки прижаты к телу, лишь правая слегка выставлена.»
«Если в классицизирующем портретном искусстве времени Августа преобладало графическое начало, то теперь ваятели воссоздавали индивидуальный облик и характер натуры объемной лепкой форм. Кожный покров становился плотнее, рельефнее, скрывал отчетливую в республиканских портретах структуру головы. Пластика скульптурных образов оказывалась сочнее и выразительнее. Это проявилось даже в провинциальных и возникавших на далекой периферии портретах римских правителей».
Стилю императорских портретов подражали и частные. Полководцы, богатые вольноотпущенники, ростовщики старались всем — позами, движениями, манерой держаться походить на правителей; скульпторы придавали посадке голов горделивость, а поворотам решительность, не смягчая, однако, резкие, далеко не всегда привлекательные особенности индивидуального облика; после суровых норм августовского классицизма в искусстве начали ценить неповторимость и сложность физиономической выразительности. Заметный отход от греческих норм, преобладавших в годы Августа, объясняется не только общей эволюцией, но и стремлением мастеров освободиться от чужеземных принципов и методов, выявить свои римские особенности.
В мраморных портретах, как и раньше, краской тонировались зрачки, губы, возможно волосы.
В те годы чаще, чем раньше, создавались женские скульптурные портреты. В изображениях жен и дочерей императоров, а также знатных римлянок мастера вначале следовали классицистическим принципам, господствовавшим при Августе. Затем в женских портретах все большую роль стали играть сложные прически, и сильнее, чем в мужских, проявлялось значение пластического декора. Портретисты Домиции Лонгины, используя высокие прически, в трактовке лиц, однако, часто придерживались классицистической манеры, идеализируя черты, заглаживая поверхность мрамора, смягчая, насколько возможно, резкость индивидуального облика. «Великолепный памятник времени поздних Флавиев — бюст молодой римлянки из Капитолийского музея. В изображении ее вьющихся локонов скульптор отошел от плоскостности, заметной в портретах Домиции Лонгины. В портретах пожилых римлянок оппозиция классицистической манере выступала сильнее. Женщина в ватиканском портрете изображена флавиевским скульптором со всей нелицеприятностью. Моделировка отечного лица с мешками под глазами, глубокими морщинами на провалившихся щеках, прищур, будто слезящихся глаз, редеющие волосы — все обнажает устрашающие признаки старости».
В годы второго периода расцвета римского искусства – во времена ранних Антонинов – Траяна (98-117) и Адриана (117-138) – империя оставалась сильной в военном отношении и процветала экономически.
«Круглая скульптура в годы адриановского классицизма во многом подражала эллинской. Возможно, что громадные, восходящие к греческим оригиналам статуи Диоскуров, фланкирующие вход на римский Капитолий, возникли в первой половине II века. В них нет динамичности Диоскуров с Квиринала; они спокойны, сдержанны и уверенно ведут за поводья смирных и послушных коней. Некоторое однообразие, вялость форм заставляют думать, что они – создание адриановского классицизма. Величина изваяний (5,50м – 5,80м) также свойственно искусству этого времени, стремившемуся к монументализации».
В портретах этого периода можно выделить два этапа: траяновский, характеризующийся тяготением к республиканским принципам, и адриановский, в пластике которого больше следования греческим образцам. Императоры выступали в облике закованных в латы полководцев, в позе совершающих жертвоприношение жрецов, в виде обнаженных богов, героев или воинов.
«В бюстах Траяна, узнать которого можно по спускающимся на лоб параллельным прядям волос и волевой складке губ, всегда преобладают спокойные плоскости щек и некоторая резкость черт, особенно заметные как в московском, так и в ватиканском памятниках. Энергия, сконцентрированная в человеке, ярко выражена петербургских бюстах: горбоносого римлянина – Саллюстия, молодого человека с решительным взглядом, и ликтора» . Поверхность лиц в мраморных портретах времени Траяна передает спокойствие и непреклонность людей; кажется, они отлиты в металле, а не изваяны в камне. Тонко воспринимая физиономические оттенки, римские портретисты создавали далеко не однозначные образы. На лица накладывала отпечаток и бюрократизация всей системы Римской империи. Усталые, равнодушные глаза и высохшие, плотно сжатые губы мужчины в портрете из Национального музея Неаполя характеризуют человека сложной эпохи, подчинявшего свои эмоции жестокой воле императора. Женские образы исполнены того же чувства сдержанности, волевого напряжения, лишь изредка смягченного легкой иронией, задумчивостью или сосредоточенностью.
Обращение при Адриане к греческой эстетической системе — явление немаловажное, но по сути своей эта вторая после августовского волна классицизма носила еще более внешний характер, чем первая. Классицизм и при Адриане был лишь маской, под которой не умирало, но развивалось собственно римское отношение к форме. Своеобразие развития римского искусства с его пульсировавшими проявлениями то классицизма, то собственно римской сущности с ее пространственностью форм и достоверностью, именуемой веризмом,— свидетельство весьма противоречивого характера художественного мышления поздней античности.
Поздний период расцвета римского искусства, начавшийся в последние годы правления Адриана и при Антонине Пие и продолжавшийся до конца II в., характеризовался угасанием патетики и помпезности в художественных формах. Этот период отмечен усилием в сфере культуры индивидуалистических тенденций.
«Большие изменения претерпевал в то время скульптурный портрет. Монументальная круглая пластика поздних Антонинов, сохраняя адриановские традиции, еще свидетельствовала о слиянии идеальных героических образов с конкретными персонажами, чаще всего императором или его приближенными, о прославлении или обожествлении отдельной личности. Ликам божеств в огромных статуях придавались черты императоров, отливались монументальные конные изваяния, образцом которых является статуя Марка Аврелия, великолепие конного памятника усиливалось позолотой. Однако и в монументальных портретных образах даже самого императора начинали чувствоваться усталость, философское раздумье» . Искусство портрета, испытавшее в годы раннего Адриана своего рода кризис в связи с сильными классицистическими веяниями времени, вступило при поздних Антонинах в период расцвета, какого оно не знало даже в годы Республики и Флавиев.
В статуарной портретной пластике продолжали еще создаваться героические идеализированные образы, определявшие искусство времени Траяна и Адриана.
«С тридцатых годов III в. н. э. в портретном искусстве вырабатываются новые художественные формы. Глубина психологической характеристики достигается не детализацией пластической формы, а, наоборот, лаконичностью, скупостью отбора наиболее важных определяющих черт личности. Таков, например, портрет Филиппа Аравитянина (Петербург, Эрмитаж). Шероховатая поверхность камня хорошо передает обветренную кожу «солдатских» императоров: обобщенная ленка, резкие, асимметрично расположенные складки на лбу и щеках, обработка волос и короткой бороды только маленькими резкими насечками сосредоточивает внимание зрителя на глазах, на выразительной линии рта».
«Портретисты по-новому стали трактовать глаза: зрачки, которые изображали пластически, врезываясь в мрамор, теперь придавали взгляду живость и естественность. Чуть прикрытые широкими верхними веками, они смотрели меланхолично и печально. Взгляд казался рассеянным и мечтательным, господствовало покорное подчинение высшим, не вполне осознанным таинственным силам» . Намеки на глубинную одухотворенность мраморной массы отзывались на поверхности в задумчивости взглядов, подвижности прядей волос, трепетности легких изгибов бороды и усов. Портретисты, исполняя курчавые волосы, сильно врезались буравом в мрамор и высверливали иногда глубокие внутренние полости. Освещавшиеся солнечными лучами, такие прически казались массой живых волос.
Художественный образ уподоблялся реальному, все ближе оказывались скульпторы и к тому, что им особенно хотелось изобразить,— к неуловимым движениям человеческих чувств и настроений.
Мастера той эпохи использовали для портретов различные, нередко дорогостоящие материалы: золото и серебряно, горный хрусталь, а также получившее распространение стекле. Скульпторы оценили этот материал — нежный, прозрачный, создающий красивые блики. Даже мрамор под руками мастеров терял порой прочность камня, и поверхность его казалась подобной человеческой коже. Нюансированное ощущение реальности делало в таких портретах волосы пышными и подвижными, кожу шелковистой, ткани одежд мягкими. Мрамор женского лица они полировали тщательнее, чем мужского; юношеское отличали фактурой от старческого.
В развитии искусства Позднего Рима можно более или менее отчетливо различить две стадии. Первая – искусство конца принципата (III в.) и вторая – искусство эпохи домината (от начала правления Диоклетиана до падения римской империи). «В художественных памятниках, особенно второго периода, заметно угасание античных языческих идей и все большее выражение новых, христианских».
Скульптурный портрет в III в. Претерпевал особенно заметные изменения. В статуях и бюстах еще сохранялись технические приемы поздних Антонинов, но смысл образов стал уже иной. Настороженность и подозрительность сменили философскую задумчивость персонажей второй половины II в. Напряженность давала о себе знать даже в женских лицах того времени. В портретах во второй четверти III в. Уплотнились объемы, мастера отказывались от буравчика, исполняли волосы насечками, добивались особенно экспрессивной выразительности широко раскрытых глаз.
Стремление скульпторов-новаторов такими средствами повысить художественное воздействие своих произведений вызвало в годы Галлиена (середина III в.) реакцию и возврат к старым методам. Два десятилетия портретисты снова изображали римлян со вьющимися волосами и курчавыми бородами, стараясь хотя бы в художественных формах возродить старые манеры и этим напомнить о былом величии пластики. Однако после этого кратковременного и искусственного возврата к антониновским формам уже в конце третьей четверти III в. Снова выявилось стремление скульпторов передавать предельно лаконичными средствами эмоциональную напряженность внутреннего мира человека. В годы кровавых междоусобиц и частой смены боровшихся за трон императоров портретисты воплощали оттенки сложных духовных переживаний в новых, родившихся тогда формах. Постепенно их все больше интересовали не индивидуальные черты, но те порой неуловимые настроения, которые уже трудно было выразить в камне, мраморе, бронзе.
В произведениях скульптуры IV в. сосуществовали сюжеты языческие и христианские; художники обращались к изображению и воспеванию не только мифологических, но и христианских героев; продолжив начавшееся еще в III в. восхваление императоров и членов их семей, они подготавливали атмосферу безудержных панегириков и культа поклонения, свойственную византийскому придворному церемониалу.
Моделировка лица постепенно переставала занимать портретистов. Духовным силам человека, особенно остро ощущавшимся в век, когда христианство завоевывало сердца язычников, казалось тесно в жестких формах мрамора и бронзы. Сознание этого глубокого конфликта эпохи, невозможность выразить чувства в материалах пластики придавали художественным памятникам IV в. нечто трагическое.
Широко раскрытые в портретах IV в. глаза, смотрящие то печально и властно, то вопрошающе и тревожно, согревали человеческими чувствами холодные, костеневшие массы камня и бронзы. Материалом портретистов все реже становился теплый и просвечивавший с поверхности мрамор, все чаще выбирали они для изображения лиц менее сходные с качествами человеческого тела базальт или порфир.