- •Психология масс в прошлом и будущем
- •Интерлюдия: происхождение сознания
- •Интермедия: индивидуализация деятельности
- •Апофеоз: двойственная роль развития речи
- •Психологическая эволюция в истории человечества
- •Психология масс при рабовладении
- •Психология масс при феодализме
- •Психология масс при капитализме
- •Психология масс при социализме
- •Психология масс в социально-психологической перспективе
- •Основные выводы
Психология масс при капитализме
Этот раздел данной темы можно считать одним из наиболее разработанных. Здесь уже все достаточно понятно. Развитие массового машинного производства порождает очередной виток массовизации психики. Машинное производство превращается в особый, не только вербально-психологический, но и реально-жизненный суггестивный фактор. Постепенно появляется тип “механического человека” с достаточно ро-ботообразным поведением. Вместе с тем, появляется “частичный работник”, жертва феномена отчуждения, у которого смысл трудовой деятельности (заработок) отделен от ее объективного значения (создание некоторого продукта), С одной стороны, так накапливаются предпосылки для “восстания масс” (X. Ортега-и-Гассет). С другой стороны, так же возникает и совершенно специфичное явление — “одинокая толпа” (Д. Рисмен).
За счет этого возникает очередная крайне парадоксальная ситуация во взаимоотношениях индивидуальной и массовой психологии. С одной стороны, за счет действия феномена отчуждения человек активно индивидуализируется. “Его основу составляет происходящее в этих условиях отделение основной массы производителей от средств производства, превращающее отношения людей все более в отношения чисто вещные, которые отделяются (“отчуждаются”) от самого человека. В результате этого процесса и его собственная деятельность перестает быть для него тем, что она есть на самом деле” (Леонтьев. 1972). За счет дальнейшей дифференциации человеческой деятельности, совершенствования разделения труда, интенсивного развития процессов обмена и возрастания функции денег он окончательно, по сравнению с феодализмом, отрывается от продукта своего труда, “Следствием происходящего “отчуждения” человеческой жизни является возникающее несовпадение объективного результата деятельности человека, с одной стороны, и ее мотива — с другой. Иначе говоря, объективное содержание деятельности становится несовпадающим с ее субъективным содержанием, с тем, что она есть для самого человека. Это и сообщает его сознанию особые психологические черты” (Леонтьев, 1972). “Для себя самого рабочий производит не шелк, который он ткет, не золото, которое он извлекает из шахты, не дворец, который он строит. Для себя самого он производит заработную плату, а шелк, золото, дворец превращаются для него в определенное количество жизненных средств, быть может, в хлопчатобумажную куртку, в медную монету, в жилье где-нибудь в подвале” (Маркс, Энгельс).
Таким образом, феномен отчуждения приобретает еще и иной, не менее важный смысл: происходит не только отчуждение наемного работника от продукта его труда, но и отчуждение самого наемного труда от остальной жизни человека. Получается, что работник отчуждает часть своего времени в пользу работодателя, взамен получая заработную плату за потраченную в это время рабочую силу. Наемный труд из способа удовлетворения жизненных потребностей превращается для него в способ обретения неких “средств” для собственно жизни. Сама же “жизнь” оказывается наполненной многообразными индивидуальными потребностями. С другой стороны, массовое производство порождает одинаковые типы массового поведения и значительное количество общих потребностей. Массы наемных работников образуют общности, классы и социальные слои, противостоящие также достаточно массовой общности — классу буржуазии.
За счет всего этого развивается и совершенствуется строение сознания человека. Последнее же характеризуется тем, каково отношение объективных значений к личностному смыслу трудовых действий для работника. Смысл же зависит от мотива.
С одной стороны, у массового работника наконец появляется частная жизнь и даже частная (скорее, все-таки личная) собственность (хотя и ограниченная, однако уже включающая право личной собственности на свою, личную рабочую силу). Это определяет внешнее многообразие мотивов. С другой стороны, сами условия трудовой жизни диктуют необходимость не индивидуализации, а консолидации и обобществления требований к собственникам средств производства. Это сужает реальную мотивационную сферу, сводя необходимость реализации возникающих потребностей к главному и часто единственному — обеспечению заработка.
Положение человека существенно усложняется. Если на первоначальных этапах своего развития'он имел труд как естественный способ решения всех своих проблем, то теперь, даже получая право личной собственности на свою рабочую силу, он вынужден бороться за право на труд. И тогда его психика может обретать совершенно извращенные формы. Фурье справедливо писал, например, что стекольщик радуется граду, который перебил бы все стекла. И это понятно — всеобщая беда станет исч оч-пиком большого заработка для стекольщика. Врач, имеющий частную практику, на-юггересован в увеличении числа не выздоровевших, а напротив, больных. Частный ритуальный сервис в целом, как и отдельный могильщик в частности, заинтересованы в умножении числа покойников, “Проникновение этих отношений в сознание и находит свое психологическое выражение в “дезинтеграции” его общего строения. характеризующейся возникновением отношений чуждости друг другу тех смыслов и значений, в которых преломляется человеку окружающий его мир и его собственная жизнь* (Леонтьев, 1972).
Критика капитализма, однако, не является нашей задачей. Она состоит в ином — в объективном понимании того, что такое искаженное, деэинтегрированное сознание ^наемного работника при капитализме, в силу массового характера машинного производства на первоначальном этапе его развития неизбежно становилось достаточно массовым, хотя эта объективная массовость маскировалась субъективной денин-тегрировацпостыо этого сознания. Отсюда становятся понятными, как минимум, две принципиально-важные вещи. Во-первых, исчезновение психологии масс как таковой в западных исследованиях, уже практически с самого начала XX века. Идеология нрав человека-индивида, вытекая из тенденции к индивидуализации жизни, противостояла тенденциям массовизации. Отсюда и возникал образ “одинокой толпы” как артефакта жизни капиталистического общества. Фактически тот же самый Д. Рисмон представлял объективно су шествующую массу людей как случайную толпу людей с дезинтегрированным сознанием.
С этим же было связано и рассмотрение даже очевидных случаев массового поведения как фактов поведения стихийного, неуправляемого, аномального и нетипичного. Толпа, паника, восстания и революции рассматривались как досадные случайности. нарушающие нормальный, нормативный ход развития событий. В лучшем случае они трактовались как некоторые “всплески архетипического поведения”, в худшем ~ как проявления “массовых помешательств”.
Однако, естественно, элиту капиталистического общества данная проблема не могла не тревожить. X. Ортега-и-Гассет трактовал “восстание масс” как вполне реальную угрозу власти элиты, которая, с его точки зрения, не должна допускать такого ра;.пития событии даже ради ускоренного технического прогресса. Г. Лебон, остро критикуя “проповедников социализма”, был вынужден признавать, что сами условия жи.ти капиталистического общества подготавливают появление такой деструктивном массы, которая может быть легко увлечена химерами имифологемами на самые кранпис, разрушительные действия.
Ясно главное: в условиях капитализма психология массового человека никуда не исчезает. Она продолжает сохраняться, хотя и претерпевает определенные существенные трансформации. Это особая массовая (в силу того, что ее основные черты оказываются одинаковыми для значительного числа людей) психология дезинтегрирокш-ного типа. Этим она действительно опасна. Первоначальный этап развития капитализма показал многочисленные примеры этого. От восстания “луддитов” и прочих “маншпонснавистников” дело достаточно быстро дошло до развития идеологии “ро-лстар! тта и социалистических революций. Только пережив целый ряд кризисов, уже в развитых своих формах капитализм обратился к проблемам социальной и соци-алыш-лснхологической интеграции общества. Гипертрофия роли человека-индивида > мсннл;к'ь вниманием к роли коллективных сообществ и психологии трудящихся масс, что особенно прослеживается в развитии европейского капитализма. Последние очевидно массовые выступления в Европе прошли в 60-е гг. XX столетия, да и они носили скорее возрастной, чем какой-то иной характер, отражая конфликты “отцов и детеи” и естественное стремление молодости к инновации. В этой связи следует напомнить, что психология масс наиболее легко и быстро захватывает молодежь по сравнению с более зрелыми поколениями, женщин по сравнению с мужчинами, национальные меньшинства по сравнению с этническим большинством.
Последнее обстоятельство с особой силой довелось испытать на себе американскому капитализму. В отличие от европейского, он оказался менее обучаемым. Ситуация же осложнялась значительными потоками эмиграции. Вот почему США демонстрировали заметные проявления массовой психологии протеста до самого конца •! ришлого столетия, хотя их и списывали исключительно на национально-расовые особенности “протестантов”. Фокус в том, что это абсолютно верно, но совершенно в ин” >м смысле. Действительно, отсталость социально-культурного развития выходцев иы-тр;ш Африки и Азии предопределяет заметно большую долю массового компонента и их психике, чем индивидуального. Массовость, меньшая расчлененность их сознания предопределяет массовые, а неиндивидуальные поведенческие реакции. Дело именно в этих социально-психологических особенностях, а не в дискриминации и се-регации и тем более не в агрессивности и отсталости афро-азиатских иммигранте и.1Д-'рно уловив суть, американские исследователи и идеологи недооценили наиболее глубинные истоки массовых протестов, связанные с самой природой исторически постоянно видоизменяющейся, но, по сути, никуда не исчезающей при капитализме психологии масс.