Глава 6. Языковая способность

человека

Основная мысль, которую мы развивали выше, заключа­лась в следующем: устройство биологических объектов сви­детельствует о том, что они являются сложнейшими систе­мами переработки информации, которые сами насыщены информацией, подобной языковой. Мы пришли к выводу, что не существует никакого правдоподобного объяснения происхождения таких систем в терминах естественных про­цессов. Чрезвычайно интересно сравнить этот вывод с ис­следованиями происхождения языка, и поэтому мы очень благодарны Норману Фрэзеру, МЛ., М. Sс, Ph. D^.1, который предоставил нам свои материалы по данной теме. Он явля­ется известным в мире специалистом по математической лингвистике — как теоретической, так и прикладной. Наря­ду с другими вопросами он занимался структурой русского языка. Доктор Фрэзер — один из пионеров в области авто­матического распознавания голоса. В 1993 г. он стал одним из основателей VOCALIS PLC, одной из ведущих компаний в области телекоммуникаций.

Размышления о происхождении языка Норман Фрэзер

Науку интересует существование вещей в физическом мире. Научно-исследовательские процедуры сформирова­лись в ходе многовековой разработки способов свободной от предубеждений рефлексии, развития методов проб и оши­бок и получения проверяемых результатов. Критерий про­веряемости является в науке одним из важнейших. Утверж­дения, которые не могут быть поддержаны эмпирическими данными и логическим выводом, должны быть признаны не­допустимыми.

Исследование происхождения какого-то явления пред­полагает изучение того, как вещи появились в нашем мире.

183

Оно серьезно зависит от естествознания, но само наукой не является. Исследование происхождения осуществляется с помощью следующих процедур.

1. Сбор и анализ данных (например, подсчет годовых ко­лец на пне дерева).

2. Разработка исторической реконструкции, принимаю­щей во внимание фактические данные и ранее созданную научную теорию (например, определение возраста дерева по числу годовых колец построено на том, что каждый год у де­ревьев образуется одно новое кольцо).

Теории происхождения могут быть подвергнуты крити­ке на основании каких-то новых фактических данных, но они не подлежат проверке в общепринятом смысле понятия "на­учная проверка". "Истинность" теории о происхождении ка­кого-то явления зависит от ее внутренней связности и со­гласованности, а не от соответствия реальности, поскольку это соответствие нельзя установить.

Строя теорию происхождения некоего явления, мы дей­ствуем подобно тому, когда в графе зависимостей восходим из известной точки к исходной. Известная точка соответ­ствует текущему состоянию, и ее положение в графе опре­деляется тем, что мы знаем о состоянии объекта в настоящее время. Начнем с того, что существует бесконечное множе­ство способов восхождения к начальной точке, но по мере накопления исторических данных некоторые возможные способы исключаются. К историческим данным относятся археологические находки, окаменелости, относительное по­ложение артефактов в геологических слоях и результаты радиоуглеродного анализа. Чем большим числом эмпиричес­ких данных мы располагаем, тем более ограниченным явля­ется число возможных обратных ходов.

Теория происхождения какого-то явления представляет собой реконструкцию, благодаря которой мы движемся к исходной точке через промежуточные пункты, не вступая при этом в противоречие с другими теориями.

Происхождение языка

Естественный язык был предметом научных исследований на протяжении тысячелетий. За это время накопилось много самого разного рода данных, которые складываются в достаточно полную картину его современного состояния. Поэтому, строя теорию происхождения языка, мы можем, по крайней мере, начать обратное движение от известной точ­ки. К сожалению, мы фактически не располагаем никакими другими точными данными, которые помогли бы нам огра­ничить теорию происхождения языка.

Самые ранние из известных образцов письменности вос­ходят к 4 000 г. до н. э. Хотя на языке, зафиксированном в этих письменных памятниках (шумерском), никто сегодня не говорит, по своим выразительным возможностям он так же сложен, как и современные языки. Надписи на шумерс­ком языке свидетельствуют о том, что это самостоятельный развитый язык, а не какая-то праформа языка как такового. И даже если бы были найдены более древние фрагменты тек­стов, то они тоже ничего на сказали бы нам о происхожде­нии языка, поскольку письмо является просто средством языкового выражения. Язык должен сначала возникнуть для того, чтобы сформировались системы письма.

Некоторые исследователи с целью объяснения генезиса языка обратились к археологии и к дисциплине, которая из­вестна под названием "лингвистическая палеонтология"². Значительные усилия исследователей были затрачены на то, чтобы реконструировать устройство голосового аппарата у древнего человека или квази-человека, чтобы определить, обладал ли древний человек физическими данными для ре­чевой артикуляции в том виде, в каком мы ее знаем сегод­ня³ . Однако речь не тождественна языку. Речь является фи­зической деятельностью, тогда как язык — это абстрактная психическая сущность. Речь может использоваться для того, чтобы выражать язык. Но для этой же самой цели могут ис­пользоваться и письмо, и жесты (язык глухонемых), и бара­баны, и многие другие средства передачи информации. Спо-

184

собность к речевой артикуляции не гарантирует владения языком, как следует из примера людей с ограниченными умственными способностями. Хотя, как показывает опыт, язык обычно выражается с помощью речи, две эти сущности являются логически отличными друг от друга. Поэтому лин­гвистическая палеонтология не может внести существенно­го вклада в изучение происхождения языка.

Фундаментальная проблема здесь заключается в том, что не существует сведений о доисторическом состоянии язы­ка. Мы набираем воздуха в легкие и начинаем говорить на данном языке. Но интересующие нас языковые факты тут же улетучиваются. Каким был язык наших далеких предков? Использовали ли они слова, которые покажутся нам сегод­ня странными? Отличался ли их акцент от нашего? Боль­шинство из нас об этом не знает. Язык наших предков поте­рян для нас, поскольку никто специально не заботился о том чтобы сохранить его.

Отсутствие надежных данных подрывает все теории про исхождения языка, хотя, как мы увидим ниже, препятствия в изучении этой проблемы, кажущиеся непреодолимыми, не остановили некоторых выдающихся ученых от попыток ее разрешить.

Достаточное развитие получили такие дисциплины, как этимология (наука об истории слов) и филология (наука об истории языков и языковых семей). Но их возможности оп­ределяются тем, что может быть установлено на основании документальных данных и достаточно традиционных и ос­торожных исторических реконструкций. Исследовательский горизонт этих научных дисциплин ограничивается несколь­кими тысячами лет.

Попытки проследить происхождение языка традицион­но встречали скептическое отношение к себе лингвистов-теоретиков. Когда в 1865 г. было основано Парижское линг­вистическое общество (Societe de Linguistique de Paris), то в его Устав (статья 2) было внесено положение о том, что об­щество не рассматривает статьи о происхождении языка⁴.

Это положение было принято потому, что не существует надежных данных для реконструкции предыстории языка. Наиболее ранние письменные источники были созданы не более чем несколько тысяч лет тому назад и не могут про­лить свет на происхождение языка, поскольку письменность уже предполагает существование языка. Не могут способ­ствовать решению этой проблемы и такие исторические дис­циплины, как археология и палеонтология, поскольку они не располагают сведениями о сознании древнего носителя языка.

Построение теории при отсутствии необходимых данных является не более чем спекуляцией. "Мы должны исследо­вать то, что есть", — сказал Александр Дж. Эллис, президент Лондонского филологического общества в 1873 г.⁵. Не сле­дует поддаваться соблазну строить домыслы при отсутствии надежных фактических данных.

В течение целого века происхождение языка обсуждалось только в стенах академических учреждений. Но в последние годы наблюдается всплеск интереса к ней как специалистов, так и широкой публики. Чем это объяснить? Критика теории эволюции в свете данных о происхожде­нии языка

Что же все-таки побудило многих серьезных ученых про­никнуть на территорию, которая обозначена как "опасная зона"? Тому есть несколько причин. Большая часть из них связана с проблемами теории эволюции путем естественно­го отбора, встающими в связи с данными о природе языка. Мы рассмотрим ниже четыре таких причины.

Во-первых, научное сообщество стало все больше осоз­навать, что именно язык (а не жизнь) является вершиной процесса эволюции. Язык служит этапом развития, следую­щим за развитием жизни, дополняющим ее и обычно с ней не ассоциирующимся. Многие виды животных способны к простейшей коммуникации, но только человек освоил все богатство и символическую сложность языка. Это самая сложная форма разумного поведения в известном человеку

186

187

мире. Всякая теория происхождения жизни, которая направ­лена на объяснение сложных форм жизни и поведения и ко­торая тем не менее ничего не может сказать о самом слож­ном в этом ряду феномене, является своего рода пирамидой без вершины. Поэтому ее нельзя считать завершенной и, в конечном итоге, способной объяснить то, ради чего она была разработана.

Во-вторых, кажется маловероятным, что язык мог воз­никнуть из последовательности многочисленных шагов, ряд которых оказался удачным и потому закрепился в качестве коммуникативных единиц. Этот вывод можно обосновать несколькими аргументами.

Первая проблема, на которую наталкивается данная тео­рия, связана с инновациями, не находящими общей поддер­жки. И она заключается в том, что язык выполняет свою функцию только тогда, когда оба участника коммуникации находятся на одинаковом уровне развития языковой способ­ности. Поэтому единственный путь к прогрессу путем эво­люции состоит в том, что два или более члена сообщества проходят одинаковые полезные мутации в одно и то же вре­мя. Это абсолютно маловероятно.

Другая проблема данной теории связана с тем, что язык функционирует в соответствии с правилами: и конструиро­вание, и понимание правильно построенных высказываний подчиняется системе грамматических правил. А граммати­ческие правила являются, по-видимому, операциями над символами, подчиняющимися принципу "все или ничего". Лингвисты и когнитологи⁶, вероятно, придерживаются точ­ки зрения Ст. Гоулда, который считает, что если глаз выпол­няет свою функцию на 5 %, то это примерно то же самое, как если он вообще не функционирует⁷.

Некоторые известные психологи высказывают свои со­мнения по поводу неполных систем правил следующим об­разом: "Как бы это выглядело, если бы организм располагал половиной символа или тремя четвертями правила?"⁸

Проблема "грамматических пертурбаций" состоит в том, что богатейшая дедуктивная структура грамматики устрое­на таким образом, что малейшее изменение одного-един-ственного принципа может оказать кардинальное влияние на весь язык в целом, поскольку оно имеет последователь­ный, "каскадный", эффект на все грамматические механиз­мы. В действительности, единичная мутация не может иметь либо незначительное позитивное, либо незначительное не­гативное воздействие на языковую компетенцию индивида. Эти воздействия могут быть существенными, но, видимо, смешанными (отчасти позитивными, отчасти негативными). В-третьих, не существует "отсутствующих звеньев" — все 6000 известных естественных языков являются равно развитыми. Квазиязыков не существует. Язык совершенно отсутствует у ближайших к нам по организации приматов. "Несмотря на то, что другие виды животных обладают определенным интеллектом, и тот факт, что коммуникатив­ные системы животных по своей сложности похожи на про­стейшие языки, ни у одного вида животных нет языковых систем. И дело не в том, что они в них не нуждаются. По ка­кой-то причине даже простой язык невероятно сложен для животных. Это является загадкой для науки"⁹.

В-четвертых, для того чтобы постулировать эволюцию языка, мы должны видеть, что существуют грамматические системы, которые лучше соответствуют задаче воспроизвод­ства их носителей. На первый взгляд это утверждение ка­жется разумным, но у него есть серьезные недостатки. Дэ­вид Примак, который одним из первых проводил экспери­менты по усвоению языка шимпанзе, критикует эволюци­онную интерпретацию происхождения и развития языка, указывая на присущую языку "рекурсивность", то есть грам­матический принцип, согласно которому простые предложе­ния могут быть встроены в более сложные: "Я предлагаю читателю дать историческую реконструкцию сценария жиз­ненной ситуации, которая дала бы объяснение рекурсивности в свете естественного отбора. Так, считается, что язык

188

189

возник, когда люди или их исторические предки охотились на мастодонтов... Имел ли преимущество один из наших предков по сравнению с другим, если он, сидя на корточках у костра, был способен сказать своему сородичу: "Остере­гайся коротконогого зверя, которому Боб повредил переднее копыто, которому, забыв свое собственное копье в лагере, он нанес удар тупым копьем, которое позаимствовал у Джека"?

Естественный язык является камнем преткновения для теории эволюции, потому что он обладает гораздо более об­ширными возможностями, чем можно ему приписать в тер­минах естественного отбора. Семантический язык с просты­ми правилами соответствия между словом и объектом, ко­торый можно увидеть у шимпанзе, вероятно, обладает вы­разительными возможностями, достаточными для обслужи­вания охоты на мастодонтов и аналогичных операций. Для коммуникации в рамках подобных операций, синтаксичес­кие классы, правила структурной зависимости, принцип ре­курсии и проч. являются избыточно мощными механизма­ми, наличие которых в данном контексте кажется абсурд­ным"¹⁰.

Интерес к происхождению языка нарастает именно по­тому, что, как заметил Примак, язык "является камнем пре­ткновения для теории эволюции". Хотя среди большинства биологов и некоторых психологов принято считать, что ес­тественный язык представляет собой результат эволюции, существует научная дисциплина, представители которой не столь уверены в адекватности эволюционного подхода к язы­ку. Эта научная дисциплина называется лингвистикой и де­тально изучает тонкости организации естественного языка.

"Для... большинства лингвистов нет никакого смысла искать доказательства существования языка на ранних эта­пах человеческого общества, и еще меньше смысла — искать признаки языка в коммуникативных системах человекооб­разных обезьян. ...[Существует] философское противоречие между теми, кто рассматривает человека как особый вид, отличный от всей остальной природы, и теми, кто рассмат-

ривает его как один из видов, тесно связанный с другими. Нигде это противоречие не проявляется с такой силой как в дискуссии о природе и происхождении языка"¹¹.

Многих лингвистов убеждают даже те аргументы про­тив эволюционной теории, которые мы привели выше, но вопрос, придающий наибольший импульс их скептицизму в отношении эволюционной теории, — это способность людей к усвоению языка. Усвоение языка и врожденная языковая способность

Каким образом дети усваивают язык? Было бы заманчи­во поверить в то, что структуры и правила языка усваивают­ся на основе использования общих когнитивных способно­стей, таких как способность к обобщению, категоризации, распознаванию моделей и способности к выстраиванию пос­ледовательностей. Но это не может быть так. С самого ран­него возраста дети проявляют способность строить выска­зывания, которых они никогда ранее не слышали. Это сви­детельствует о том, что они не просто преобразуют ранее услышанные образцы высказываний, а оперируют с лежашей в основании своей речевой активности системой пра­вил, которая обладает потенциалом производить ранее не зарегистрированные высказывания. Каким образом они мог­ли интериоризировать¹² эту систему?

Дерек Бикертон показывает, что даже отдельное предло­жение представляет невероятную проблему для слушающе­го/говорящего, не владеющего соответствующей системой

языка.

"Попробуйте преобразовать обычное предложение, со­стоящее из 10 слов. В принципе возможно 3628800 комби­наций этих слов, но для первого предложения данного абза­ца только одна такая комбинация дает правильную и осмыс­ленную фразу. Это означает, что 3628799 других сочетаний будут неправильными. Как мы этому научаемся? Ни роди­тели, ни учителя не могут научить нас этому навыку. Мы можем знать, как это делать, только располагая неким рецеп­том построения предложений, рецептом, столь сложным и

190

191

совершенным, что он позволяет автоматически исключить все 3628799 неверных способов сочетания десяти слов и выб­рать единственно верный. Но поскольку такой рецепт дол­жен применяться ко всем предложениям, а не к данному кон­кретному примеру, этот рецепт для каждого языка исключа­ет больше противоречащих грамматическим нормам языка грамматических конструкций, чем имеется атомов в космо­се"¹³.

Задача реконструкции языковой системы на основе от­носительно небольшого числа высказываний, которая сто­ит перед каждым ребенком, является невероятно сложной. Она может быть решена только в том случае, если ребенок уже рождается с соответствующими механизмами в голов­ном мозге. Этот вывод в основном ассоциируется с концеп­цией Н. Хомского, одного из ведущих лингвистов XX века. Хомский утверждает, что дети рождаются наделенными врожденной языковой способностью, которая, наряду с дру­гими вещами, определяет универсальную грамматику, то есть сеть ограничений на структурные возможности языков мира. Усвоение языка ребенком является процессом "запус­ка" параметров универсальной грамматики¹⁴.

Язык является в большей степени инстинктом, нежели индивидуальным достижением¹⁵. Но каким образом этот инстинкт появился у данного вида? Этот вопрос является непреодолимым препятствием для эволюционной теории. Н. Хомский пишет по этому поводу следующее: "Представ­ляется, что не существует данных, подтверждающих взгляд, согласно которому человеческий язык — это просто более сложный случай чего-то, что может быть найдено где-то еще в животном мире. Это ставит проблему для биолога, так как, если это верно, мы имеем дело с примером действительного "возникновения" — появления качественно особого явления на особой стадии развития сложной организации"¹⁶.

Известный философ языка Джерри Фодор указывает, насколько важна эта проблема: "У нас буквально отсутству­ет представление о том, как усваивается концептуальная

система, более богатая, чем та, которой человек уже распо­лагает; мы просто не представляем себе, как может происхо­дить переход от концептуально бедной к концептуально бо­лее богатой системе путем процесса обучения"¹⁷.

Критические замечания Фодора относятся как к процес­су обучения и освоения нового отдельным человеком, так и к развитию вида на протяжении многих эпох эволюции. Он говорит, что, на самом деле, мы наталкиваемся здесь на фи­лософский барьер. Весьма категорично говорят об этом Бэйтс и его соавторы: "Если основные структурные прин­ципы языка не могут быть усвоены из опыта или выведены из общих принципов, можно выдвинуть только два возмож­ных объяснения их существования: или универсальная грам­матика была дарована нам создателем, или наш вид претер­пел мутацию необычайного масштаба, своего рода когнитив­ный Большой Взрыв"¹⁸. Идеология и происхождение языка

Несмотря на все эмпирические и философско-теоретические сложности в построении теории происхождения язы­ка, количество публикаций о проблемах эволюции не умень­шается. В силу отсутствия надежных исторических данных они, по определению, носят спекулятивный характер и в большей мере обусловлены идеологическими симпатиями приверженцев эволюционной теории, чем научными данны­ми.

Так, например, в заключении своей влиятельной рабо­ты, в которой предпринимается попытка реабилитировать эволюционную теорию в лингвистике, Линкер и Блум при­знаются, что большая часть научной работы, которую сле­дует проделать для обоснования их тезисов, еще не была осу­ществлена. "Мы считаем, что множество надежных научных данных, относящихся к эволюции языка, еще не было син­тезировано"¹⁹.

Однако складывается такое впечатление, что они не ви­дят необходимости в синтезировании этих научных данных, поскольку они уже решили, что единственно возможный

192

193

ответ на загадку происхождения языка состоит в следующем: "Язык обнаруживает черты сложного устройства, предназ­наченного для передачи пропозициональных структур, а единственное объяснение происхождения органов, имеющих столь сложную организацию, состоит в процессе естествен­ного отбора"²⁰.

Обратите внимание на логику рассуждения Пинкера и Блума, поскольку для того, чтобы дискутировать с ними, чрезвычайно важно увидеть ошибочность их аргумента­ции. Итак, они говорят, что естественный отбор как меха­низм возникновения языка составляет одну из их предпо­сылок. Язык, утверждают они, представляет собой пример класса артефактов, которым можно дать только одно объяс­нение. Хотя большая часть их исследования направлена на то, чтобы обосновывать выводы в духе теории эволюции, эти выводы, на самом деле, являются их исходной позици­ей.

В области исследований происхождения языка далеко не редко встречаются ученые, которые пытаются представлять свои идеологические допущения как результаты тщательно проведенных научных изысканий и которые вместе с тем проявляют должную ответственность в других отношениях. Но в лучших образцах научных трудов предпосылки фор­мулируются открыто, а выводы делаются осторожно.

Текущее состояние исследований происхождения языка можно коротко охарактеризовать следующим образом: на­ука не может сказать в этой области ничего определенного, но ей удалось выявить несколько загадок. Скудность дан­ных о предыстории языка означает, что маловероятно, что какая-то из предложенных теорий получит надежное фак­тическое подтверждение. Однако эти загадки имеют прин­ципиальное значение, настолько принципиальное, что мо­гут подорвать все здание дарвиновской концепции есте­ственного отбора. Хомский заметил по этому поводу следу­ющее:

"Вполне можно приписывать это развитие [развитие врожденных языковых структур. — Н. Ф.] "естественному

отбору", если только мы понимаем, что такое утверждение лишено содержания, что оно сводится не более чем к убеж­дению в существовании натуралистического объяснения этих явлений"²¹.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. М. А. - сокр. от Master of Arts - "магистр гуманитарных наук", М. Sc. - сокр. от Master of Science ~ "магистр естественных (или точных) наук", Ph. D. - сокр. от Doctor of Philosophy - доктор философии {прим. перев.).

2. См., напр.: Renfrew С. Archaeology and Language. L.: Jonathan Cape, 1987.

3. Lieberman Ph., Crelin E. S. On the Speech of Neanderthal Man /'/ Linguistic Inquiry. 1971. Vol. 2. P. 203 - 222.

4. Stam James H. Inquiry into the Origin of Language: (The Fate of a Question). N.Y.: Hagerstow, 1976. P. 259.

1. Ibid. P. 256.

5. Когнитология - комплексная дисциплина, изучающая познаватель­ные процессы (прим. перев.)

7. Gould St. J. Evolutionary Considerations. Paper Presented to the McDonnell Foundation Conference "Selection vs. Instruction", Venice, May, 1989.

8. Bates E., ThaI D., and Marchman V. Symbols and Syntax: A Darwinian Approach to Language Development // Krasnegor N.. Rumbaugh D., Studdert-Kennedy M. and Schiefelbusch R. (eds.) The Biological Foundations of Language Development. Oxford, 1989. P. 3.

9. Deacon T. The Symbolic Species: The Co-Evolution of Language and the Human Brain. L.: Allen Lane, 1997. P. 42.

10. Premack D. 'Gavagai!' or the Future History of the Animal Controversy // Cognition 1985. N19. P. 281 - 282.

11. Leaky R. The Origin of Humankind. L.: Wedienfeld and Nicolson, 1994. P. 120."

12. Интериоризация - психологический термин, обозначающий пе­ренос общественных представлений в сознание отдельного человека. (См.: Психологический словарь / Под ред. В. В. Давыдова, А. В. Запорожца, Б. Ф. Ломова и др. М.: Педагогика, 1983) (прим. перев.).

13. Bickerton D. Language and Species. Chicago: University of Chicago Press, 1990. P. 57-58.

14. Chomsky N. Knowledge of Language: Its Nature, Origin and Usc.N.Y.:

Praeger, 1986.

15. Pinker St. The Language Instinct: How the Mind Creates Language. N.Y.: Morrow, 1994.

16. Хомский H. Язык и мышление. M.: Изд-во МГУ, 1972. С. 89.

194

195

17. Fodor J.A. Fixation of Belief and Concept Acquisition // Piattelli-Palmarini M. (ed.) Language and Learning: The Debate Between Jean Piaget and Noam Chomsky. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1980. P. 149.

18. Bates E., ThaI D., and V. Marchman. Op. Cit. P. 2 - 3.

19. Pinker St. and Bloom P. Natural Language and Natural Selection // Behavioral and Brain Sciences, 13, 1990. P 727

20. Ibid. P. 726 - 727.

21. Хомский H. Язык и мышление... С. 113 - 114.