1.3. Лотце, Лопатин

Из новейших философских систем учение Лотце подходит особенно близко к вопросу о смысле жизни и мира. Это объясняется не только жизненным, религиозно-активистическим духом Лотце, но и тем местом, которое он уделяет в своей философии ценностям и целям. По его убеждению, даже если бы нам удалось построить всю систему причин, мы все-таки не могли бы обойтись без понятия цели, потому что тогда перед нами еще более остро встал бы вопрос о том, почему причины, дающие определенный результат, комбинируются так, а не иначе. Понять, по его учению, значит почти определенно оправдать, т.е. отнести к определенным целям и ценностям, а это в свою очередь выдвинуло другую идею, необычайно важную в решении вопроса о смысле мира и жизни: Лотце считает величайшей несообразностью думать, что могут быть у мира цели, о содержании и выполнении которых никто ничего не знает, т.е. что могут существовать безотносительные цели; то, что должно быть целью и ценностью, находит единственное место своего бытия в живом духе и чувстве какого-нибудь духовного существа²¹.

Став на почву ограниченного агностицизма²², Лотце непоколебимо убежден в положительном смысле мира и рисует нам следующую картину на основе своего религиозно-окрашенного предчувствия. Весь мир, в его понимании, сразу приходит в движение и оживляется, потому что и материя у него получает двоякое существование: внешне она обладает известными свойствами телесного вещества, внутренне же она оживлена подлинной духовной подвижностью. Лотце так иллюстрирует свою мысль: «Ведь в театре мы наслаждаемся сценой, не видя самостоятельной цели в машинах, которыми она обслуживается»²³. Таким образом, человеческая личность получает в этом мире не только вечную живую подпочву, но и оправданный во всем его богатстве и полноте мир — мир не бесцветный и бездушный, а полный именно тех красок, которые радуют человека и создаются при его непосредственном участии. 

С точки зрения решения вопроса о смысле жизни особенно тяжелой оказалась основная мысль Лотце во взгляде на познание. Он решительно отверг возможность познания и встал на точку зрения догадки, укрепленной верой в бога. В итоге личности остаётся лишь верить, что какие-то цели существуют, что мы идем в какую-то неведомую даль и из неведомого места и что в этой неведомой дали кроется что-то ценное и абсолютно важное, но что оно, это для нас остается вечной тайной.

В тесном, глубоком родстве с Лотце стоит русский философ Лопатин. Их сродняет общий колорит их философского учения и особенно общий уклон к оптимистическому решению проблемы смысла мира и жизни, а также на сущность души человека и его микрокосмическое значение. Цель и смысл мира он видит в реализации гармонии всех духовных творений, она «в бесконечном благе всех духовных существ. Жизнь мира может и должна быть лишь осуществлением абсолютного добра»²⁴.

Для определения смысла жизни человеческой личности очень важно вспомнить не только об ее непосредственном участии в творчестве абсолютного добра в космическом процессе как субстанциональной ячейки, но также и о том, что мир сам по себе как существование раздвоен, дуалистичен, и в космическом процессе творится преодоление этого дуализма. Полное его завершение может прийти только тогда, когда «отношение твари к своему бытию совпадает с внутренними тенденциями абсолютного творчества, т.е. когда каждый действительный центр реального существования свободно и от себя будет полагать весь смысл своей жизни в полной и непоколебимой гармонии с жизнью остального мира и с божественной волей ее единственного источника»²⁵. 

Ответ Лопатина на вопрос о смысле личной жизни лежит в космической, сверхчувственной сфере. В его философии конкретного спиритуализма проблема смысла решается на пути совпадения личных идеалов с универсальными задачами. Но и здесь, как это признает сам философ, остается трудная задача совмещения бога и зла, вопрос о том, почему богу понадобился мир, его процесс и слабая мощь человека, к чему и как могла при боге возникнуть «самоутверждающаяся тварь», решающаяся противополагать себя космическим силам и стремлениям. 

Ссылка в трудных случаях на бога как теоретическое объяснение и вообще производит философски безотрадное впечатление, но оно усиливается еще более, когда к ней прибегает крупный философ, сам настаивавший на строгом разграничении того, во что веришь, и того, что знаешь, как этого требовал Лопатин в своем основном труде «Положительные задачи философии»²⁶. К сожалению, и у Лопатина, и у Лотце, мы получаем в высшей степени ценный призыв личности к творческому активизму, но призыв этот все-таки протекает от неизвестного начала к неизвестному концу, которые ведомы только богу. Таким образом, в решении проблемы смысла создается самое большее – религиозная уверенность в существовании таинственного смысла, но в чем он, мы не знаем, и знать не можем, а это обозначает для нас полное уничтожение смысла.