Эрнст Хартманн Установление связей в безопасном месте: является ли сновидение психотерапией?

Отмечается множество общих черт между процессом сновидения - особенно сновидения в REM-фазе сна - и процессом психотерапии, как его обычно практикуют во многих динамических направлениях, развившихся из работы Фрейда. Сновидения и психотерапия включают в себя свободные ассоциации, предотвращение “отыгрывания” и создание психологических связей во многих различных смыслах, причем все это происходит в безопасной среде. Во сне REM - лучше всего предназначенного для сновидения, хотя и не только - безопасность обеспечивается кроватью и парализацией мускулатуры; в терапии - взаимоотношениями с терапевтом (альянс), сеттингом и правилами поведения. Суть этой общности выражена фразой “установление связей в безопасном месте”. Сходство особенно ясно можно видеть в период, следующий за серьезной травмой. Сновидения и терапия дают жертве (пациенту) безопасное место для работы. Работа состоит из проведения связей между травмой и другими соответствующими воспоминаниями, темами и пунктами, так что травма и ассоциирующийся с ней волнующий аффект интегрируются в жизнь пациента. Доказывается, что общность сновидения и психотерапии - это не просто интересная метафора, но глубокое отношение, которое может научить нас кое-чему полезному – как о терапии, так и о сновидении, и предлагается “квазитерапевтическая” функция сновидения: сновидение устанавливает связи более широко и “периферично”, чем обычно это делает бодрствующая мысль; установление связей контекстуализирует доминирующие эмоции сновидца.

____________________________________________________________________

Ключевые слова: сновидение; психотерапия; психоанализ; травма.

ОПРЕДЕЛЕНИЯ: ОБЩИЕ ЧЕРТЫ СНОВИДЕНИЯ И

ПСИХОТЕРАПИИ

С целью доказать, что сновидение является психотерапией или что, как минимум, есть определенные общие черты, желательно было бы располагать точными и универсальными определениями сновидения и психотерапии; однако ни один из терминов таким определением не обладает. Похоже, что мы знаем, что имеем в виду под сновидением и под психотерапией, но у нас нет четкого, ясного определения каждого термина.

До настоящего момента я был удовлетворен очень широким прагматическим определением сновидения. Все мы в большей или меньшей степени принимаем изначальное определение Аристотелем сновидения как “ментальной активности во время сна”. Исследования последних десятилетий прояснили, что мы говорим о ментальной активности, которая происходит преимущественно или скорее всего в фазе REM, хотя похожие отчеты о сновидениях временами могут быть получены из не-REM фазы и особенно из начальных периодов сна (1,2). Ментальная активность сновидения, очевидно, отличается от активности бодрствования большей восприимчивостью, меньшей вербальностью и меньшим качеством намеренности или направленности и т.д.. Сновидение может пониматься как язык, на котором мы в определенное время выражаем себя и который существенно отличается от вербального языка мышления, которым мы обычно пользуемся во время бодрствования. Некоторые специфические различия будут важны для нашей дискуссии.

Психотерапию также непросто определить, хотя все мы более-менее знаем, что это такое. Психотерапия состоит из двух людей (или более – в семейной или групповой терапии), занимающих соответствующее помещение, говорящих друг с другом и пытающихся помочь одному из них (пациенту или клиенту) чувствовать себя лучше и разрешить его или ее проблемы. Однако нет ясного соглашения относительно того, что является центральным для этого процесса. Для Фрейда задача психоанализа определяется как “сделать бессознательное сознательным” или “где было ид, будет эго” (3). Это описывает конечный результат того, что происходит в раскрывающей психотерапии или психоанализе. Но что позволяет этому случиться? Различные авторы подчеркивают в своих описаниях такие аспекты, как сеттинг, доверие между пациентом и терапевтом, терапевтический альянс, который должен создаться, чтобы позволить провести раскрывающую работу и затем разъяснение и интерпретацию, которые затем делает аналитик, и их “эмоциональную проработку” пациентом. Есть широкое определение, приписываемое Юнгу (хотя ни я, ни ряд юнгианских аналитиков не способны были найти точную цитату), в которой терапия называется запечатанным сосудом, или контейнером, в котором может проделываться психологическая работа. Закрытый сосуд является полезной концепцией и относится к хорошим терапевтическим отношениям, или альянсу и различным его элементам.

В психодинамической терапии часто подчеркивается, что сначала нужно установить альянс (взаимоотношения между терапевтом и пациентом, при которых пациент чувствует безопасность и доверие), а затем начинать психологическую работу. Последние исследования ряда авторов по лечению травматизированных пациентов делают особое ударение на контейнере или безопасном месте (4, 5). После того как создана среда безопасности, пациент может начинать рассказывать свою историю, проводить связи и интегрировать травму.

Я считаю, что полезной попыткой определения будет сказать, что психотерапия включает в себя установление связей в безопасном месте. То, о чем я здесь говорю, не включает в себя все, что сейчас называется психотерапией. Я говорю о психоанализе и всех психодинамических или “раскрывающих” терапиях, вытекающих из него, включая подход Юнга.

Я докажу, что сновидение может рассматриваться как установление связей в безопасном месте. Безопасное место обеспечивается кроватью, состоянием сна и, в особенности, фазой REM, во время которой происходит глубокая парализация мускулатуры, эффективно предохраняющая сновидца от отыгрывания сновидения (6,7). Сон REM идеален с этой точки зрения, но другие обстоятельства, в которых происходит сон или сновидная активность, похожи, хотя они подразумевают скорее мышечное расслабление, нежели действительную парализацию: нахождение в кровати во время не-REM фазы сна; гипнагогические состояния; дремота; фантазии и мечты. Мы не вовлечены в сновидение, пока мы включены в активную деятельность бодрствования и, в особенности, пока мы вовлечены в опасную деятельность (“безопасное место”).

Сновидение явственно включает в себя установление связей; я доказал, что это фундаментальный аспект сновидения (8). Сновидение иногда соединяет, конденсирует двух людей в нашей жизни в одну фигуру, иногда две установки, две мысли или темы (иногда более, чем две), два периода нашей жизни и т.д. Это, конечно, фрейдовский механизм работы сновидения – сгущение («конденсация»), но я употребляю термин «связь» даже в более широком смысле. Сновидения также связывают настоящее и прошлое. В сериях сновидений, собранных в лабораториях в одну и ту же ночь, ранние сновидения могут относиться к тому, что происходило вечером, например, ситуация в лаборатории; сновидения в поздний период ночи часто проводят связи между этим материалом и воспоминаниями или элементами из ранней жизни субъекта (9,10).

Сновидение устанавливает связи между недавно пережитым материалом (дневной остаток) и старыми воспоминаниями, включая старые страхи и желания (11). Фрейд видел в этом выполнение желания, основную функцию сновидения (12). Другие рассматривали эти связи как создание тропинок памяти (13). В изучении многих пациентов и исследовании субъектов с ночными кошмарами я часто обнаруживал, что содержание кошмара сводит вместе недавнюю проблему стрессовой ситуации и давнюю (обычно детскую) ситуацию уязвимости (14).

Конечно, сновидения часто, похоже, касаются межличностных проблем, повседневных забот сновидца о семье, друзьях, о любимых. Кажется, что сновидение проводит связи с другими лицами или переживаниями прошлого; сновидец иногда просыпается с ощущением инсайта или найденной тропинки к решению личностной проблемы (15, 16, 17). (“Мой друг в этом сновидении превратился в моего отца. Это заставило меня подумать о том, как они в действительности похожи”.)

Бесспорно, в сновидениях устанавливаются связи, и сновидение с большей легкостью устанавливает более отдаленные связи или ассоциации, чем бодрствующая мысль. Сновидение может пониматься как гиперассоциативное состояние; говоря словами экзистенциального психотерапевта Эрика Крейга: “В сновидении мы наслаждаемся более широким спектром человеческих возможностей, чем в бодрствующем состоянии; “открытый дом” сновидения в меньшей степени охраняется” (18).