2.3. Разработка идей педагогической антропологии во второй половине 30-х—первой половине 80-х гг.

Образовавшийся в педагогике второй половины 30-х гг. вакуум стал заполняться повышением интереса к деятельности и педагогическому творчеству великого русского педагога К.Д. Ушинского. Почему именно к нему? Во-первых, идеи К.Д. Ушинского о народности образования, воспитывающем значении труда, о необходимости сохранения и изучения русского языка, его приверженность гербартианству как нельзя лучше укладывались в рамки курса на возрождение российской имперской гимназии. Начало этого процесса было положено еще в конце 20-х гг., когда вместе с переходом к индустриализации страны и сплошной коллективизации, отказом от рыночных идей и началом фактически абсолютной диктатуры одного человека, была, по словам А.В. Петровского [136, с. 11], разрушена творческая педагогика 20-х гг. с "бригадным методом" обучения, "Дальтон-планом" и другими методами, которые были объявлены враждебными марксистской педагогике. Специальными постановлениями ЦК партии "О начальной и средней школе" (1931), "Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе" (1932), "О структуре начальной и средней школы" (1934) деятельность школы унифицировалась, централизировался контроль по всем направлениям образования. Последующие события — введение единой формы одежды, ученического билета, раздельного обучения мальчиков и девочек, а также введение в программу логики и психологии, предметов, существовавших в дореволюционном гимназическом курсе, были продолжением процесса возрождения имперской гимназии, полностью укладывавшегося в рамки взятого И.В. Сталиным курса на построение Российской империи.

Во-вторых, К.Д. Ушинский не скомпрометировал себя ни педологией, к которой он не имел отношения, ни политическими пристрастиями. Имя К.Д. Ушинского советскими педологами никогда не употреблялось.

В-третьих, идеи К.Д. Ушинского были привлекательны для тех, кто в душе сохранял верность педологии и считал, что воспитуемый ребенок должен быть предварительно изучен во всех отношениях.

Педагогическое наследие К.Д. Ушинского к этому времени, по словам историка педагогики В.Я. Струминского, находилось "в состоянии значительной заброшенности" [175, с. 71], что затрудняло задачу изучения и освоения его идей. Причину такого положения В.Я. Струминский видит в попытке теоретиков и историков педагогики отмежеваться в первые годы Советской власти от буржуазных и феодальных традиций.

Так как в педагогических статьях первого издания "Большой советской энциклопедии", в "Педагогической энциклопедии", в учебниках педагогики, истории педагогики и других изданиях К.Д. Ушинский трактовался как педагог с порочной философской и общественно-политической идеологией, неприемлемой для советской школы, "советский педагог, — по словам В.Я. Струминского, — в течение 20 лет или ничего не читал об Ушинском, или читал только статьи, порочащие его" [175, с. 72].

Свидетельством возрождения интереса к творчеству К.Д. Ушинского являются две публикации 1937 г.: статья П.И. Девина "Значение Ушинского в истории педагогики" в журнале "Советская педагогика" (№ 2) и опубликованная 10 апреля в "Правде" статья Д. Мурманова "Великий русский педагог и его судьи" (Д. Мурманов— псевдоним В.Е. Гмурмана).

В редакторской сноске к статье П.И. Девина говорится, что статья "является первой попыткой положительного изложения педагогических взглядов Ушинского". Автор статьи, называя К.Д. Ушинского основоположником педагогической теории-, утверждает необходимость углубленного изучения педагогических воззрений К.Д. Ушинского для выведения его педагогической системы "из загона и забвения" и возвращения ее "в надлежащем и новом освещении советскому учительству и советской и всемирной педагогике" [47, с. 93]. В этой связи К.Д. Ушинскому уже "прощается" допущение "совершенно неверных трактовок в освещении общественно-педагогических вопросов" [47, с. 93], "реакционное, благоговейное отношение к религии вообще и к православию в частности", "идеализм" и "неправильное утверждение, что воспитание всегда должно быть и не может не быть национальным" [47, с. 97], так как "не все эти неправильные воззрения и установки Ушинского и не ряд других крупных и мелких его ошибок делают его ценным для нас, а те собственно-педагогические высказывания, которыми он заложил основу русской педагогической теории и практики" [47, с. 93]. П.И. Девин призвал "серьезно взяться за глубокое изучение и критическую переработку наследства Ушинского" [47, с. 97].

В статье Д. Мурманова "Великий русский педагог и его судьи" также указывалось на содержательность и разнообразие педагогического наследства К.Д. Ушинского, способного теоретически и практически обогатить советского педагога, а все предыдущие подходы к деятельности К.Д. Ушинского как реакционной, проникнутой религиозными идеями признаны антиисторическими.

Можно считать, что с выходом этих статей педагоги советской России получили своеобразное разрешение на обращение к творчеству К.Д. Ушинского.

Вероятно, подобное официальное "возрождение" интереса к творчеству К.Д. Ушинского было продолжением антипедологической кампании, в рамках которой необходимо было в первую очередь "восстановить полностью в правах педагогику и педагогов" [141]. В этой связи советской педагогике было предложено искать научную опору в трудах признанного русского педагога К.Д. Ушинского.

Одним из первых к важнейшему произведению К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии" обратился В.Я. Струминский в 1942 г. в статье, посвященной 75-летию со дня его выхода в свет [174]. В.Я. Струминский обращает внимание читателя на тот факт, что монументальная работа великого русского педагога занимает в истории русской научной педагогики совершенно особое положение и является первым опытом "построения системы научной педагогики в России, задуманный в таком грандиозном масштабе" и "первой научной работой, подводившей научные психологические основы под воспитательную работу" [174, с. 116].

В.Я. Струминский не считает исследование К.Д. Ушинского устаревшим, так как и спустя 75 лет педагогика все еще ограничивается скучной рецептурой, не имеющей надлежащего научного обоснования. Причину этого он видит в том, что "доныне еще не разрешена представителями научной педагогики проблема, как они должны синтезировать все те научные основы, на которые может опереться педагогическая наука, дающая опору педагогической практике" [174, с. 118].

В.Я. Струминский характеризует работу К.Д. Ушинского как первый опыт построения педагогической науки в России на психологической основе, называет ее "образцом целостного синтетического разрешения проблемы построения педагогической науки на психологической основе" [174, с. 117].

Исследование К.Д. Ушинского, по мнению В.Я. Струминского, разрешает одновременно две задачи — педагогическую и психологическую, причем первенствующее значение имеет все-таки задача педагогическая.

В статье Д. Мурманова "Великий русский педагог и его судьи" также указывалось на содержательность и разнообразие педагогического наследства К.Д. Ушинского, способного теоретически и практически обогатить советского педагога, а все предыдущие подходы к деятельности К.Д. Ушинского как реакционной, проникнутой религиозными идеями признаны антиисторическими.

Можно считать, что с выходом этих статей педагоги советской России получили своеобразное разрешение на обращение к творчеству К.Д. Ушинского.

Вероятно, подобное официальное "возрождение" интереса к творчеству К.Д. Ушинского было продолжением антипедологической кампании, в рамках которой необходимо было в первую очередь "восстановить полностью в правах педагогику и педагогов" [141]. В этой связи советской педагогике было предложено искать научную опору в трудах признанного русского педагога К.Д. Ушинского.

Одним из первых к важнейшему произведению К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии" обратился В.Я. Струминский в 1942 г. в статье, посвященной 75-летию со дня его выхода в свет [174]. В.Я. Струминский обращает внимание читателя на тот факт, что монументальная работа великого русского педагога занимает в истории русской научной педагогики совершенно особое положение и является первым опытом "построения системы научной педагогики в России, задуманный в таком грандиозном масштабе" и "первой научной работой, подводившей научные психологические основы под воспитательную работу" [174, с. 116].

В.Я. Струминский не считает исследование К.Д. Ушинского устаревшим, так как и спустя 75 лет педагогика все еще ограничивается скучной рецептурой, не имеющей надлежащего научного обоснования. Причину этого он видит в том, что "доныне еще не разрешена представителями научной педагогики проблема, как они должны синтезировать все те научные основы, на которые может опереться педагогическая наука, дающая опору педагогической практике" [174, с. 118].

В.Я. Струминский характеризует работу К.Д. Ушинского как первый опыт построения педагогической науки в России на психологической основе, называет ее "образцом целостного синтетического разрешения проблемы построения педагогической науки на психологической основе" [174, с. 117].

Исследование К.Д. Ушинского, по мнению В.Я. Струминского, разрешает одновременно две задачи — педагогическую и психологическую, причем первенствующее значение имеет все-таки задача педагогическая.

Хотя основное внимание в своей статье В.Я. Струминский уделяет психологической разработке проблемы человека как предмета воспитания, мысль о том, что работа по изучению человека вообще и каждого ребенка в частности для того, чтобы выработать цель воспитания и идти к этой цели, "должна быть проделана не только в области психологии, но и в области каждой науки, имеющей отношение к человеку" [174, с. 119], соотносится с основным принципом педагогической антропологии, обозначенным еще К.Д. Ушинским.

В.Я. Струминский считает, что задача разработки научных основ педагогики, поставленная еще К.Д. Ушинским, так до сих пор и не решена, и обозначает главную проблему— проблему синтеза научных основ, на которые может и должна опереться педагогическая наука.

Статья В.Я. Струминского в то время была первым и, пожалуй, единственным обращением к монументальной работе К.Д. Ушинского, в которой автор обратил внимание именно на принципиальные вопросы, поставленные "педагогической антропологией", — необходимость целостного изучения человека и синтез наук, изучающих человека, для построения научных основ педагогики. В.Я. Струминский характеризует "Педагогическую антропологию" К.Д. Ушинского как классическую научную работу, которая поставила задачу построения научной системы педагогики на психологической основе и в условиях своей эпохи методологически осмыслила эту задачу.

 

Продолжение следует

 

Педагогическая антропология в России: история и современность: Монография. М.: Изд-во УРАО, 2003. — 132 с. Труды кафедры педагогики, истории образования и педагогической антропологии. Вып. 20.

32