1. Рождение гуманизма. Франческо петрарка

Франческо Петрарка снискал у современников славу выдающегося поэта (8 апреля 1341 г, в возрасте 37 лет он был увенчан в Риме лавровым венком), знатока латинского языка и страстного почитателя античной литературы. Но уже ближайшие идейные преемники Петрарки— гуманисты следующего поколения—оценили в нем также глубокого мыслителя, философа, бросившего смелый вызов схоластической науке. С Петрарки, как они считали, началась новая культурная эра, для которой стал характерен решительный разрыв   со старым «варварским» средневековьем. Он был «именно тем человеком,—писал Леонардо Бруни,—который воскресил к жизни преданные забвению studia humanitatis и открыл путь обновлению нашей культуры...»'. Флавио Биондо

Prosatori latin! del Quattrocento. Milano — Napoli, 1952, p. 94.

 

==76

видел в Петрарке основоположника нового литературного стиля. Столетие спустя, Франческо Патрици подчерк нул исключительную роль Петрарки, возродившего в итальянских республиках риторику, погребенную в эпоху тысячелетнего варварства.

В творчестве Петрарки лежит начало многих путей, которыми шло развитие ренессансной культуры в Италии. Главным фактором этого процесса стал все углубляющийся конфликт со схоластической наукой, ее проблематикой и методом. Начало конфликту положила полемика Петрарки с «варварами»—британскими и парижскими схоластами (логиками и физиками), с падуанскими (возможно, болонскими) аверроистами, — которую он открыл в «Инвективах против медика» («Invectivae contra medicum qiiaendam»), трактате «О невежестве своем собственном и многих других» («De sui ipsius et multorum ignoranzia») и многочисленных письмах. Объектом резких нападок Петрарки стал «софистический» метод тогдашней схоластической логики (диалектики), сводивший обсуждение сути любой проблемы к формальному спору о терминах. Бесплодность метода — печать самой науки; Петрарка с гневом отвергает притязания «диалектиков» на ведущую роль логики во всех сферах знания, в философии и теологии и не делает различий между томистами, оккамистами и аверроистами в их стремлении подменить подлинную науку софистической диалектикой, не выходящей за пределы толкования терминов '. Не отрицая логику как таковую, Петрарка главный свой удар направляет против неверного ее использования в физике, медицине, философии и теологии. Разъясняя в одном из писем свою позицию против «британских диалектиков», Петрарка подчеркивал, что логика важна, поскольку оттачивает ум, указывает верный путь, но не исчерпывает философии, ибо она всего лишь техника спора, рассуждения, и не более². Не только невежество ученых, довольствовавшихся формальным методом, возмущало Петрарку. Сама теология представлялась ему «аристотелевой болтовней»: «...теологи с их тщеславными диспутами и логическими софизмами ставят пределы всемогуществу бога, ' См.: E. G a r i п. L'eta nuova..., ρ. 153.

² См.: Francesco Petrarca. Le familiär!, ed Rossi-Bosco, v. 1.1, 7, 1—18. Firenze. 1933, pp. 35—38.

 

==77

Франческа Петрарка. Фронтиспис рукописи сочинения Петрарки «De viris illustribus», 1379. Париж. Национальная библиотека.

Беноццо Гоццоли. «Св. Августин читает риторику и философию», фреска в церкви Сан Агостино. 1465. Сан Джиминьяно.

подводят его под законы их высокомерного невежества» '.

Схоластике, основанной на формально-терминологическом методе, Петрарка противопоставляет научное знание, опирающееся на жизненный опыт, накопленный практикой человеческого бытия. Содержанием подлинной философии должны стать науки о человеке, его природе и социальном общении, artes liberales, которые были в пренебрежении в эпоху тысячелетнего господства «варваров». Детали, которые привлекают натурфилософов, изучающих строение животных и растений, не могут идти в сравнение с богатством человеческого опыта, раскрывающимся прежде всего в этике и поэзии. «В самом деле, какая польза в том,—говорит Петрарка,—чтобы узнать природу диких зверей, птиц, рыб и змей и не знать и даже не стремиться понять природу человека, уяснить, ради чего мы рождены, откуда и куда идем»².

Гуманистическое начало было поставлено Петраркой в центр философии, что неизбежно должно было отразиться и в толковании проблем теологии. В трактате «О невежестве своем собственном и многих других» уже намечена роль новой науки—этики, тесно связанной с

' Francesco Petrarca. Opera quae extant omnia... Basilae, 1581 (De remediis utriusque fortunae, I, 46).

² I b i d, p. 1038 (De sui ipsius et multomm ignorantia).

 

==78

многообразным опытом человеческой жизни. Через знание человека к познанию мира—таков предначертанный Петраркой путь философии. Конечный источник всякого знания в боге. Признавая этот тезис, Петрарка подвергает сомнению другой—неотделимость мудрости от божественной благодати. Развивая эту мысль в трактате «О средствах против счастливой и несчастливой фортуны») («De remediis utriusque fortunae»), Петрарка считает возможным видеть источник мудрости не только в христианской доктрине, но и в античной языческой культуре. Истина, содержащаяся в писаниях древних поэтов и философов, может быть полезна для постижения высшей мудрости, не отделимой от откровения. Но одной веры здесь недостаточно — благочестие должно быть «ученым» (docta pietas).

Античная мысль, ее богатства, несмотря на их языческое обличие, не могут быть отброшены при восхождении к познанию высших тайн мироздания; куда большую опасность таит в себе, по убеждению Петрарки, пренебрежение к подлинному знанию, идущему от совокупного человеческого опыта. Высмеивая современную науку и признаваясь в собственном «невежестве»—последнее у Петрарки выступает как стимул ко все более глубокому познанию, по сравнению с которым данная стадия еще «невежество», — он возводит знание в-высший этический

 

==79

принцип, определяющий назначение человека в его земном бытии («О невежестве сво·ем собственном...»). Это был первый камень в фундаменте новой культуры, начало с широкими последствиями, опасными для самой веры. Воспитанный в христианской религии, Петрарка искал компромисса между нею и языческой философией, между верой и знанием. На всем его творчестве лежит печать этой двойственности. Конечную цель собственных усилий он видел в том, чтобы преодолеть традиционное противопоставление христианской веры и античной культуры. Разгадку тайн человеческого бытия он ищет не только у Августина, но с не меньшим доверием у Цицерона, Вергилия, Сенеки, в «поэтической теологии» древних. И не удивительно, что в страстном утверждении прав последних он доходил до их фанатического культа.

Петрарка стал одним из первых собирателей античных рукописей (разыскивал их в странствиях по Европе, часто обращался с такого рода просьбой к друзьям и знакомым). Его уникальная по тем временам библиотека включала сочинения Платона («Тимей» и несколько неизвестных в латинских переводах диалогов), Гомера («Илиада» и «Одиссея»), Аристотеля, Горация, Вергилия, Цицерона (большинство его речей и диалогов были открыты Петраркой), Квинтилиана, Тита Ливия, Плиния Старшего, Светония, Апулея, Палладия, Халкидия, Кассиодора, а также Августина, Марциала Капеллы, Евстахия, Абеляра, Данте и других авторов. Еще более широк круг чтения Петрарки — кроме перечисленных это сочинения Овидия, Катулла, Пропорция, Тибулла, Персия, Ювенала, Лукана, Стация, Клавдиана, Плавта, Теренция, Саллюстия, Флора, Евтропия, Юстина, Орозия, Валерия Максима, Макробия, Витрувия, Помпония Мела, Боэция '.

Наиболее почитаемыми и любимыми были Вергилий, Цицерон, Сенека. Занимаясь тщательным изучением древних рукописей, Петрарка сличал и выверял различные списки, обнаруживал ошибки и искажения, заложив таким образом основы гуманистической филологии. Начатая им работа по восстановлению полного корпуса античной литературы в подлинных текстах была в значительной части выполнена гуманистами XV в.

См.: В. .Curât о. Introduzione a Petrarca. Cremona, 1963, р. 62.

 

==80

Увлечение древностью сказалось на творчестве Петрарки в подчеркнутом предпочтении, которое он отдавал латинскому языку, блестяще им владея, в антикизирующих мотивах его сочинений; подражая «Энеиде» Вергилия, он создал поэму «Африка» (о походах Сципиона Африканского против Карфагена), под влиянием его «Буколик»— 12 эклог (пасторальных поэм). В сочинении «О знаменитых мужах» («De viris illustribus») Петрарка воссоздал историю Рима в биографиях.

«Я—один из тех, кому нравится идти дорогой древних, но не всегда по следам других... Я хотел бы ступить туда, куда мне нравится, иногда — пойти дальше и испытать неизведанные пути» ¹. Это замечание раскрывает отношение Петрарки к античной культуре, отношение глубоко и искренне почтительное (он часто писал о своих «дружеских беседах» с Цицероном и Вергилием), но и критическое. Не слепое подражание мыслям и стилю замечательных поэтов, историков, философов, а стремление подняться до высот античной культуры, сделать ее своей, но в то же время переосмыслить и в чем-то превзойти, восстановление нарушенной «варварами» связи времен позволит, по убеждению Петрарки, прийти к новому расцвету литературы, искусства, науки. Эта линия, намеченная Петраркой, стала ведущей в отношении гуманизма к античному наследию.

Если вспомнить решительное осуждение Петраркой схоластической науки за ее отрыв от жизни (эта критика, впрочем, подчас гротескна) за ее поверхностный терминологизм и равнодушие к человеческому аспекту исследуемых явлений, то станет понятным его увлечение проблемами морали и во многом обусловленный этим глубокий интерес к античной культуре. Подчеркнутое внимание к этике—наиболее характерная черта всего творчества Петрарки. Он провозглашает этику подлинным смыслом философии.

Противопоставленная схоластической традиции гуманистическая философия Петрарки не как целостное учение, а скорее как новый принцип философствования, естественно, не могла опереться на авторитет Аристотеля, освящавший средневековую систему знания. Не умаляя достоинств великого философа, Петрарка обрушивается

'Francesco Petrarca. Le Familiari, edizione critica per cura di V. Rossi. v. IV. Firenze, 1942, p. 108.                       :

 

==81

-на тех, кто верит в непогрешимость Аристотеля — ведь он всего лишь человек и мог чего-то не знать, философская традиция античности богата именами до и после Аристотеля, и предпочтение следует отдать Платону, этому «князю философии» античности, в котором Петрарка видел прежде всего продолжателя моральной философии Сократа и сожалел, что незаслуженно забыты многие его сочинения (сам он хорошо знал «Тимея», широко известного в латинских переводах, и пытался изучать греческий, чтобы читать другие диалоги). Да и с христианских позиций учение Платона казалось более близким, тогда как Аристотель «не смог понять или если и понял, то пренебрег тем, без чего счастье абсолютно невозможно,— верой, т. е. бессмертием»'.

Двойственностью  отмечен  весь путь  Петрарки в поисках новой этической философии—путь сомнений и противоречий, с особой глубиной и выразительностью раскрывшихся в его «Secretum suum» («Моя тайна»). Это сочинение — Петрарка дал ему и другое название: «О презрении к миру» («De contemptu mundi») —диалог между Августином и Франциском (Франческо Петраркой) воспринимается как сопоставление двух культур: христианской и гуманистической. Моральные проблемы, глубоковолнующие поэта,—высшее назначение человека, бессмертие души и мирская слава, добродетель и греховность—получают как бы двоякое решение: из уст Августина—в духе аскетической христианской морали, в словах Франциска—с позиций светских, где исходным является земное предназначение человека. Франциска

"одолевают тягостные сомнения—не вытеснили ли его увлечения любовью и славой (Лаурой и Лавром) обязательного для христианина страха перед смертью и воздаянием? Наставления Августина взывают к разуму («разуму» богословской догматики) и отвращают от чувств: «О слепец! ты все еще не понимаешь, какое безумие—подчинять душу земным вещам, которые воспламеняют ее огнем желаний...»; «Пока тебя одолевают земные заботы, ты не поднимешь глаз к вечному»². Франциск возражает, доказывает, что любовь и слава не губят, а

'Francesco Petrarca. Opera quae extant omnia, p. 1043. (De sui ipsius et multorum ignorantia).