5 курс / Психиатрия детская (доп.) / Нейропсихология / Хрестоматия_по_нейропсихологии_Хомская_Е_Д_

Психология и учение о локализации высших психических функций 111

дают специфическим образом и никогда не обнаруживают равномерного снижения, как этого следовало бы ожидать согласно теории эквивалентно# сти любых участков мозга в отношении их неспецифической функции.

2.Одна и та же функция, не связанная с пораженным участком, страдает так# же совершенно своеобразно, совершенно специфическим образом, при раз# личной локализации поражения, а не обнаруживает одинакового при различ# ной локализации фокуса — снижения или расстройства, как этого следовало ожидать согласно теории эквивалентности различных участков мозга, уча# ствующих в образовании фона.

Оба эти положения заставляют прийти к выводу, что функция целого органи# зована и построена как интегративная деятельность, в основе которой лежат слож# нодифференцированные иерархически объединенные динамические, межцентраль# ные отношения.

Другой ряд экспериментальных исследований позволил нам установить следу# ющие положения:

1.Какая#либо сложная функция (речь) страдает при поражении какого#либо одного участка, связанного с одной частичной стороной этой функции (сен# сорной, моторной, мнемической), всегда как целое во всех своих частях, хотя и неравномерно, что указывает на то, что нормальное функциони# рование такой сложной психологической системы обеспечивается не сово# купностью функций специализированных участков, но единой системой центров, участвующей в образовании любой из частичных сторон данной функции.

2.Любая сложная функция, не связанная непосредственно с пораженным участком, страдает совершенно специфическим образом не только в меру снижения фона, но и как фигура при поражении ближайшим образом свя# занного с ней в функциональном отношении участка. Это указывает снова на то, что нормальное функционирование какой#либо сложной системы обеспечивается интегративной деятельностью определенной системы цент# ров, в состав которой входят не только центры, непосредственно связанные с той или иной стороной данной психологической системы.

Оба этих положения заставляют прийти к выводу, что функция части, как и функ# ция целого, построена как интегративная деятельность, в основе которой лежат сложные межцентральные отношения.

Вто время как структурно#локализационный анализ сделал большие успехи

ввыделении и изучении этих сложных иерархических межцентральных отноше# ний, функциональный анализ у самых передовых исследователей ограничивается до сих пор применением одних и тех же иерархически нерасчлененных функ# циональных понятий к деятельности как высших, так и низших центров. Эти иссле# дователи толкуют расстройство высших в функциональном отношении центров (например, широкой зрительной сферы О. Пётцля) с точки зрения психологии функций низших центров (узкой зрительной сферы). Структурная психология, на которую опираются эти авторы, по самому существу заложенных в ней принципов не в состоянии адекватно отобразить всю сложность и иерархичность этих меж#

112 Мозг и психика. Проблема локализации высших психических функций

центральных отношений. Вследствие этого исследователи не выходят за пределы чисто описательного анализа (примитивнее — сложнее, короче — длиннее) и вы# нуждены сводить специфические функции высших центров по отношению к низ# шим к торможению и высвобождению, игнорируя то новое, что вносит с собой в дея# тельность мозга функция каждого из этих высших центров. Высшие центры с этой точки зрения могут тормозить и сенсибилизировать деятельность низших, но не могут создать и привнести в деятельность мозга ничего принципиально нового. Наши исследования, напротив, склоняют нас к обратному допущению, именно к признанию того, что специфическая функция каждой особой межцентральной системы заключается прежде всего в обеспечении совершенно новой, продуктив# ной, а не только тормозящей и возбуждающей деятельности низших центров фор# мы сознательной деятельности. Основное в специфической функции каждого выс# шего центра есть новый modus operandi сознания.

Второй из общетеоретических выводов, к которым мы пришли в результате наших экспериментальных исследований, касается вопроса о соотношении функ# циональных и структурных единиц при расстройствах детского развития, возника# ющих на основе какого#либо мозгового дефекта и при распаде каких#либо психоло# гических систем вследствие аналогичного (в отношении локализации) поражения зрелого мозга. Сравнительное изучение симптоматологии психического недораз# вития при том или ином дефекте мозга и патологических изменений и расстройств, возникающих на основе аналогичного в локализационном отношении поражения зрелого мозга, приводит к выводу, что аналогичная симптоматическая картина в том и другом случае может наблюдаться при различно локализованных пораже# ниях у ребенка и взрослого. И наоборот, одинаково локализованные поражения мо# гут привести у ребенка и взрослого к совершенно различной симптоматической картине.

С положительной стороны эти глубокие различия в последствиях одинаковых поражений при развитии и при распаде могут быть охвачены следующим общим законом: при расстройствах развития, вызванных каким#либо церебральным де# фектом, при прочих равных условиях больше страдает в функциональном отноше# нии ближайший высший по отношению к пораженному участку центр и относи# тельно меньше страдает ближайший низший по отношению к нему центр; при распаде наблюдается обратная зависимость: при поражении какого#либо центра при прочих равных условиях больше страдает ближайший к пораженному участ# ку низший зависящий от него центр и относительно меньше страдает ближайший высший по отношению к нему центр, от которого он сам находится в функциональ# ной зависимости.

Фактическое подтверждение этого закона мы находим во всех случаях врожден# ных или ранних детских афазий и агнозий и в случаях расстройств, наблюдающих# ся у детей и взрослых, в качестве последствий эпидемического энцефалита, в слу# чаях олигофрении с различной локализацией дефекта.

Объяснение этой закономерности лежит в том факте, что сложные отношения между различными церебральными системами возникают как продукт развития и что, следовательно, в развитии мозга и в функционировании зрелого мозга долж# на наблюдаться различная взаимная зависимость центров: низшие центры, служа#

Психология и учение о локализации высших психических функций 113

щие в истории [развития]1 мозга предпосылками для развития функций высших центров, являющихся вследствие этого зависимыми в [своем] развитии от низших центров, в силу закона перехода функций вверх сами оказываются в развитом и зре# лом мозгу несамостоятельными, подчиненными инстанциями, зависящими в сво# ей деятельности от высших центров. Развитие идет снизу вверх, а распад — сверху вниз.

Дополнительным фактическим подтверждением этого положения являются наблюдения над компенсаторными, замещающими и обходными путями развития при наличии какого#нибудь дефекта; эти наблюдения показывают, что в зрелом мозге компенсаторную функцию при каком#либо дефекте принимают на себя час# то высшие центры, а в развивающемся мозге — низшие по отношению к поражен# ному участку центры. Благодаря наличию этого закона сравнительное изучение развития и распада является в наших глазах одним из плодотворнейших методов в исследовании проблемы локализации, и в частности проблемы хроногенной ло# кализации.

Последнее из трех упомянутых выше общетеоретических положений, выдвига# емых нами на основании экспериментальных исследований, касается вопроса о не# которых особенностях локализации функций, связанных со специфически чело# веческими областями мозга. Исследование афазии, агнозии и апраксии приводит нас к выводу, что в локализации этих расстройств существенную роль играют на# рушения экстрацеребральных связей в деятельности той системы центров, кото# рая в нормальном мозге обеспечивает правильное функционирование высших форм речи, познания и действия.

Фактическим основанием для такого вывода служат наблюдения над историей развития этих высших форм деятельности сознания, которая показывает, что пер# воначально все эти функции выступают как тесно связанные с внешней деятель# ностью и лишь впоследствии как бы уходят внутрь, превращаясь во внутреннюю деятельность. Исследования компенсаторных функций, возникающих при этих расстройствах, также показывают, что объективирование расстроенной функции, вынесение ее наружу и превращение ее во внешнюю деятельность является одним из основных путей при компенсации нарушений.

Защищаемая нами система психологического анализа, которую мы применяли при исследовании проблемы локализации, предполагает коренное изменение ме# тода психологического эксперимента. Это изменение сводится к двум основным моментам:

1.Замене анализа, разлагающего сложное психологическое целое на составные элементы и вследствие этого теряющего в процессе разложения целого на элементы подлежащие объяснению свойства, присущие целому как целому, анализом, расчленяющим сложное целое на далее неразложимые единицы, сохраняющие в наипростейшем виде свойства, присущие целому как извест# ному единству.

2.Замене структурного и функционального анализа, неспособного охватить деятельность в целом, межфункциональным или системным анализом,

1 Здесь и далее в квадратных скобках текст составителей хрестоматии.

114 Мозг и психика. Проблема локализации высших психических функций

основанным на вычленении межфункциональных связей и отношений, оп# ределяющих каждую данную форму деятельности.

Этот метод, если его применить к клинически#психологическому исследова# нию, позволяет: а) объяснить из одного принципа наблюдающиеся при данном расстройстве плюс# и минус#симптомы; б) свести к единству, к закономерно по# строенной структуре все, даже самые далеко отстоящие друг от друга, симптомы; и в) наметить путь, ведущий от очаговых расстройств определенного рода к спе# цифическому изменению всей личности в целом и образа ее жизни.

Есть все теоретические основания для предположения, что проблема локали# зации не может решаться совершенно одинаковым образом для животных и чело# века и что поэтому прямое перенесение данных из области экспериментов над животными с экстирпацией отдельных частей мозга в область клинической разра# ботки проблемы локализации (К. Лешли) не может привести ни к чему иному, кроме грубых ошибок. Утверждающееся все больше и больше в современной срав# нительной психологии учение об эволюции психических способностей в животном мире по чистым и смешанным линиям заставляет склониться к мысли, что специ# фические для человека отношения структурных и функциональных единиц в дея# тельности мозга едва ли могут быть в животном мире и что человеческий мозг обладает новым по сравнению с животным локализационным принципом, благо# даря которому он и стал мозгом человека, органом человеческого сознания.

А. Р. Лурия

ВЫСШИЕ ПСИХИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ЧЕЛОВЕКА И ПРОБЛЕМА ИХ ЛОКАЛИЗАЦИИ1

Структура высших психических функций и их локализация в коре головного мозга составляют одну из центральных проблем современной психологической науки.

Как построены высшие психические функции человека, такие как активное внимание, произвольное запоминание, отвлеченное мышление и волевая регу# ляция поведения? Формируются ли они по тем же законам, как и более элемен# тарные функции чувствительности и рефлекторных актов, или же по своему генезу и по способу своего построения они коренным образом отличаются от послед# них?

Как представить себе их мозговую организацию? Локализованы ли они по тем же принципам, что и более элементарные чувствительные, двигательные и рефлек# торные процессы, или же принципы их локализации в коре головного мозга суще# ственно отличаются от локализации элементарных кожных, зрительных и слухо# вых ощущений?

Эти вопросы ставятся в последний период в центр внимания мировой психоло# гической науки. Существенный вклад в их рассмотрение внесен замечательным советским психологом Л. С. Выготским, который более 35 лет назад сделал реша# ющий шаг в этой области психологии. Поэтому будет совершенно естественно на# чать рассмотрение проблемы попыткой показать, как советская психологическая наука, история которой тесно связана с именем Л. С. Выготского, отвечает на эти поставленные вопросы.

* * *

Для того чтобы с полной ясностью представить основные позиции современ# ной научной психологии в изучении высших психических функций человека и их мозговых механизмов, следует обратиться к истории нашей науки и кратко оста# новиться на той ситуации, которая сложилась в психологии в первой четверти XX в.

Есть все основания считать, что к началу нашего века психологическая наука находилась в состоянии глубокого кризиса. Этот кризис проявился в том, что пси# хология, столь успешно изучавшая относительно элементарные психофизиологи# ческие функции, оказалась не в состоянии подойти с научным анализом к высшим психическим функциям человека, причинно объяснить такие сложнейшие образо# вания, как произвольное внимание и осмысленная память, отвлеченное мышление и волевое поведение.

1 Лурия А. Р. Мозг человека и психические процессы: В 2 т. М.: Педагогика, 1970. Т. 2. С. 47–60.

116 Мозг и психика. Проблема локализации высших психических функций

Сторонники естественно#научного подхода к психологии оказались в состоянии успешно сформулировать законы образования условных связей, измерения ощу# щений, естественные законы памяти и физиологические механизмы эмоций. Однако они оказались бессильными в попытках подойти к столь же точному ана# лизу высших форм сознательной волевой деятельности человека, дать их причин# ный анализ и описать их естественные законы. Оставаясь на позициях строго на# учного детерминизма в изучении элементарных психофизиологических процессов, они закрывали глаза на существование высших форм сознательной жизни, молча# ливо соглашаясь не затрагивать эту область и делая вид, что этих форм психиче# ской жизни человека, столь отличающих его от животного, вообще не существует.

Естественно, что такая позиция не могла удовлетворить психологическую на# уку, и чем отчетливее обнаруживались границы естественно#научной психологии, тем с большей ясностью определялись позиции тех философов и психологов, ко# торые считали, что высшие психические процессы принципиально недоступны естественно#научному анализу, что в них обнаруживается духовное начало, кото# рое не подлежит детерминистскому объяснению и которое можно лишь описывать. Произвольное запоминание представлялось им как «память духа» Бергсона, актив# ное действие — как «fiat» Джемса, сознание — как «vigilance» Хэда.

Психология фактически распалась на две науки, и если объяснительная есте# ственно#научная психология, успешно раскрывавшая элементарные психофизио# логические процессы, оказывалась несостоятельной в анализе высших психических процессов, то описательная психология внимательно изучала ценности духовной жизни человека, но принципиально порывала со всякими попытками их естествен# но#научного объяснения.

Преодоление этого кризиса и было той основной задачей, которую поставил перед собой Л. С. Выготский. Психология должна стать наукой, которая не исклю# чает высшие психические процессы из сферы научного анализа, а делает их пред# метом научного исследования. Она должна объяснить происхождение и законы построения активного внимания и произвольного запоминания, категориального мышления и волевого действия и при этом подходить к ним так же, как она подхо# дила к законам элементарного ощущения в простой двигательной реакции.

Естественно#научная психология шла правильным путем, рассматривая сложное целое как состоящее из простых частей. Но она делала ошибку, разлагая сложные формы поведения на простейшие элементы, терявшие признаки целого. Нет сомне# ния в том, что вода распадается на водород и кислород. Но есть ли в водороде, ко# торый горит, и в кислороде, который поддерживает горение, те свойства, которы# ми отличается вода — продукт их соединения?

Учение об условных рефлексах с полным основаниям разлагает всякое поведе# ние на простейшие временные связи. Но не теряются ли при этом основные свой# ства специфического для человека поведения? Не является ли метод, применяе# мый классической физиологией высшей нервной деятельности, скорее методом выделения самых общих форм связи, имеющихся в любом поведении, чем мето# дом «восхождения к конкретному», учитывающим законы, лежащие в основе тех форм психической деятельности, которые присущи только человеку и которые отсутствуют у животных? Не должна ли психология, которая хочет научно подой#

Высшие психические функции человека и проблема их локализации 117

ти к анализу специфически человеческих форм психической деятельности, при# нять другой метод — метод расчленения поведения не на элементы, а на единицы, сохраняющие все специфические черты психической деятельности человека?

Еще в 20#х гг. Л. С. Выготский высказал мысль, что именно этот последний метод должен стать главным в научной психологии и что основной единицей, со# храняющей свойства целого, являются сложнейшие формы рефлекторной деятель# ности — применение орудий или средств, которые позволяют человеку овладевать условиями внешней среды, а затем и регулировать собственное поведение, делая человека «системой, высочайшей по саморегулированию». «Nec manus nuda, nisi intellectus sibi permissus multum valent: instrumentis et auxilibus res perficifur!» («Ни голая рука, ни интеллект сам по себе не стоят многого: дело выполняется орудия# ми и средствами»). Это изречение Бэкона Выготский поставил в качестве эпигра# фа к одной из своих ранних работ.

Позиция Выготского исходила из тех же положений, что и классическое уче# ние о рефлекторной деятельности. Однако она выделяла «единицы», существен# ные для поведения человека, и делала их предметом научного исследования. Вот почему Выготский был склонен считать использование орудий и знаков исходным для построения высших психических функций человека и назвал область своего исследования «инструментальной» психологией.

Если использование орудий давало возможность овладеть внешним материаль# ным миром, то использование знаков позволяло человеку управлять собственны# ми психологическими процессами. Внося изменения в среду и подчиняясь этим изменениям, человек заново строит свою сознательную деятельность. Подчиняясь объективным законам рефлекторной деятельности, человек делается их хозяином. Вот почему ранние исследования Выготского и его сотрудников были направлены на изучение того, как с помощью внешних средств или знаков человек может орга# низовать активное запоминание, произвольно направить свое внимание, управлять своим поведением.

Узелок, завязанный на платке «на память», стал для него прототипом сложного опосредствованного поведения. Завязывая узелок, чтобы запомнить намерение, человек создает изменение во внешней среде. Вспоминая запомненное при взгля# де на узелок, он действует под влиянием тех изменений, которые он сам внес во внешнюю среду. Так была создана первая модель произвольного действия как сложнейшей системы обратных связей. Она позволяла подойти к научному объяс# нению произвольного действия, оставаясь в пределах детерминизма и не обращаясь к внутреннему усилию или духовному «fiat». Так была сформулирована первая методика объективного изучения волевого акта, названная Выготским «методикой двойной стимуляции».

«Natuга parendo vincitur» («Мы побеждаем природу, подчиняясь ей»). Это по# ложение стало для Выготского отправным в материалистическом изучении выс# ших форм психической деятельности. Можем ли мы сейчас не видеть в этом положе# нии не только принцип естественно#научного подхода к сложнейшим психическим явлениям, но и одну из первых формулировок тех положений, которые много лет спустя стали исходными для анализа психической деятельности как саморегули# рующейся системы?

118 Мозг и психика. Проблема локализации высших психических функций

Значение схемы Выготского заключалось в том, что, оставаясь в рамках рефлек# торной теории, она позволяла выйти за пределы элементарных механистических представлений и подойти к научному анализу, сознательного, произвольного дей# ствия. Человек, который вносит изменения во внешний мир и подчиняется этим изменениям, тем самым овладевает своим поведением, оказывается в состоянии произвольно управлять им.

Не указывала ли эта схема пути выхода из «психологического кризиса» и не создавала ли она возможность строго научного подхода к высшим формам психи# ческой деятельности человека?

Один вопрос остается, однако, нерешенным. Кто же осуществляет эту — пусть строго детерминированную — систему произвольных действий? Не стоит ли за этой схемой по#прежнему свободный дух, активное «fiat»? Чтобы выйти из этого порочного круга, Выготскому нужно было сделать второй шаг, не менее важный по своему принципиальному значению.

Безуспешно, говорил он, пытаться найти источники свободного активного дей# ствия в высотах духа или в глубинах мозга. Идеалистический подход феномена# листов так же безнадежен, как и позитивистский подход натуралистов. Для того чтобы найти источники свободного, активного действия, нужно выйти за пределы организма, но не в интимные сферы духа, а в объективные формы общественной жизни. Источники сознания и свободы человека надо искать в общественной ис# тории человечества. Чтобы обрести душу, надо потерять ее.

В то время обращение к общественной истории для разрешения коренных про# блем индивидуальной психологии казалось непонятным и необоснованным. Лишь дальнейший ход развития психологии показал, насколько правильным был путь, избранный Выготским.

Отвлечемся здесь от истории материальной культуры и общества, связанной с переходом к использованию орудий и развитием языка. Не будем сейчас рассмат# ривать сложный процесс перехода к использованию различных знаков — от зару# бок на «жезле вестника» до мексиканских «кипу» и узелков на платке. Не будем анализировать всю ту огромную систему средств, которые сложились в обществен# ной истории и обеспечивают усвоение общечеловеческого опыта, формируя созна# ние индивидуального человека. Обратимся к области, несравненно более доступ# ной для психолога#экспериментатора, — к анализу развития психических процессов в онтогенезе.

Как возникает произвольное сознательное действие в детском возрасте? Скла# дывается ли оно по типу постепенной выработки условных рефлексов или навыков, возникающих из практических действий отдельного индивида, или оно формиру# ется в процессе постепенного созревания заложенных в генетической программе потенций? Вряд ли каждое из этих предположений приведет к решению занимаю# щего нас вопроса. История науки уже достаточно ясно показала это. Для решения вопроса о возникновении высших психических функций требуется коренным об# разом изменить подход.

Ни один ребенок не развивается в изоляции, и никакая робинзонада не может заменить реальной истории развития ребенка. Психическая деятельность ребенка формируется под влиянием окружающих его вещей, каждая из которых представ#

Высшие психические функции человека и проблема их локализации 119

ляет материализованную историю духовной жизни сотен поколений. Она форми# руется под влиянием воздействия окружающих, общения с ними. Ребенок вовсе не родится аутистическим существом, которое лишь постепенно врастает в культуру. Он с самого начала вплетен в сеть культурных влияний и лишь постепенно выде# ляется как самостоятельное существо, духовный мир которого формируется в опре# деленных социальных условиях.

Замечательная и едва ли не уникальная в истории науки дискуссия живого Пиаже с давно умершим Выготским (напечатанная в виде приложения к амери# канскому изданию книги Выготского «Мышление и речь») ясно показывает спра# ведливость этого положения. Корни высших психических функций человека лежат вне его биологического организма — в объективных условиях его обществен# ного существования, а их развитие является процессом их общественного форми# рования.

Вот маленький ребенок. На первых порах его активность исчерпывается тем, на что толкают его биологические влечения или простейшие формы ориентировоч# ной деятельности. Однако уже очень рано эти «глубинные» мотивы начинают от# тесняться сложными «вершинными» мотивами. Мать говорит ребенку: «Вот чаш# ка», — и чашка, которая ничем не выделялась раньше, становится центром его внимания. Мать говорит ему: «Дай мячик», — и его рука тянется к мячику, — воз# никает новая форма произвольного действия. Структура такого поведения носит уже совершенно новый характер. Его начало — в речи матери, его конец — в действии ребенка. Это действие разделено между двумя людьми, и именно такое действие является моделью любого сложного психического акта ребенка.

Но ребенок растет, над пассивной речью надстраивается его активная речь. Он начинает сам воспроизводить схему действия, которую мы только что описали. Теперь он уже сам может сказать: «Вот чашка», — и его внимание перемещается на чашку; он сам может дать себе сигнал «взять мячик» — и берет мячик, подчиняясь этому сигналу.

Действие, ранее разделенное между двумя людьми, становится способом орга$ низации психической деятельности, интерпсихологическое действие превращает$ ся в его интрапсихическую структуру. Социальное формирование высших психи# ческих функций сделало свой решающий шаг: сложилась система, высочайшая по своей саморегуляции.

Можно ли оспаривать положение о социальной природе высших психических функций человека?

Однако указание на социальную природу высших психических функций было лишь первым шагом новой психологической концепции. За нею очень скоро по# следовал и второй.

Исследования Выготского и его ближайших сотрудников показали, что форми# рование высших психических функций представляет сложный процесс, распада# ющийся на ряд этапов, каждый из которых отличается особой организацией пси# хической деятельности.

На первых шагах своего развития ребенок должен совершить определенное внешнее действие и создать материальные изменения во внешней среде, подчиня# ясь которым он овладевает своим поведением. За этим этапом внешнего матери#

120 Мозг и психика. Проблема локализации высших психических функций

ального или материализованного действия, образующего исходную структуру про# стейшего волевого акта, следует второй, когда развернутое материальное действие заменяется внешней речью, сигнализирующей нужный порядок действий и фор# мирующей его программу. На третьем этапе эта развернутая речь сокращается, принимает характер внутренней речи, свернутой по своему строению, предикатив# ной по форме. И эта внутренняя речь оказывается достаточной, чтобы сформули# ровать намерение, наметить схему дальнейших действий и развернуться в програм# му сложной деятельности.

Нужно было много лет, начиная с исследований самого Л. С. Выготского, опы# тов А. Н. Леонтьева по развитию сложных форм памяти, исследований Л. Р. Лу# рия и А. В. Запорожца по формированию произвольных движений и речевой регу# ляции действий и кончая работами П. Я. Гальперина и Д. Б. Эльконина, чтобы учение о формировании высших психических функций и управлении ими, состав# ляющее сердцевину советской психологии, приняло свои достаточно очерченные формы.

Один вид внешних знаков, заменяющих прямые формы приспособления к внеш# нему миру новыми, опосредствованными формами психической деятельности, получил особое значение и стал предметом специальных исследований. Это сло# жившаяся в процессе тысячелетнего исторического развития система языка. Имен# но язык (и использующая его речь) служит не только средством общения, но и по# зволяет сохранять и передавать опыт поколений. Язык дает возможность отвлекать существенные признаки, обобщать их, формируя категориальное отношение к дей# ствительности и определяя практически все стороны сознательной деятельности. Под влиянием языка, который служит основой второй сигнальной системы, ко# ренным образом меняется восприятие, формируются новые виды памяти, созда# ются новые формы мышления, обеспечивающие сложнейшие системы обратной связи. Речь — сначала внешняя, а затем и внутренняя — становится одной из важ# нейших основ регуляции поведения.

Вот почему Выготский посвятил одну из своих основных работ психологиче# ским проблемам речи и мышления. Поэтому#то исследования роли речи в форми# ровании психических процессов стали одной из основных линий советской психо# логической науки.

Важность этой серии работ заключается не только в установлении факта, что значение слова развивается. Этот факт, тщательно изученный Выготским, вошел сейчас в основной фонд психологической науки, и интерес к нему сейчас снова обострился в связи с развитием современного учения о коммуникации. Значение данных работ состоит и в том, что они впервые позволили сформулировать ряд положений о смысловом и системном строении сознания и детально показать, что на последовательных этапах развития не только содержание мышления, но и вся структура сознания и отношения между отдельными психическими процессами не остаются неизменными.

В последние годы своей жизни Выготский любил обращать внимание на то, что на последовательных этапах психического развития ребенка, связанного с возник# новением новых форм его деятельности и развитием новых форм значения слов,

коренным образом меняется отношение между основными психологическими функ$