2.3 Критика на разных этапах творчества Маяковского

Литфронтовцы пытались представить Маяковского пролетарским писателем от истоков его творчества до конца творческого пути. Они не видели противоречий в мировоззрении Маяковского, снимали остроту борьбы поэта с имевшими над ним власть пережитками мелкобуржуазного индивидуализма, ячества. Рапповская критика совершила грубейшую ошибку недооценки значения творчества Маяковского, того процесса перевооружения, который успешно был проделан поэтом, сумевшим на последнем этапе своего творчества стать выразителем идей пролетариата.

Путь Маяковского противоречив, сложен и труден. Ему пришлось преодолевать тяжелейший груз мелкобуржуазной противоречивой ограниченности. Были у него срывы. Но он шёл дорогой великих, отыскивая сам себе дорогу. Это путь от мелкобуржуазной гуманистической утопичности, от мелкобуржуазного бунтарства к пролетарской революции. Его путь — лучшее свидетельство возможности в условиях пролетарской революции перехода поэта с позиций мелкобуржуазной революционности на позиции пролетариата через органическое участие поэта в революционной борьбе, в строительстве социалистического общества.

Глава 3. «Белые пятна» в исследовании творчества Маяковского.

3.1 Характеристика русской культуры начала 20 века

В начале ХХ века, в период становления империализма в России, происходил небывалый подъем в русской культуре. Конец XIX – начало XX столетия все увереннее называют «серебряным веком» отечественного искусства. Художественные достижения этого периода, бесспорно, значительны и разнообразны. Тем не менее, долгое время подлинные сокровища русской литературы начала века явно недооценивались. Отсюда – обилие «белых пятен» в литературном процессе этой эпохи. И это относится не только к поэзии Н. Гумилева, М. Волошина и О. Мандельштама.

3.2 О критике русской эмиграции: за и против.

В.И.Скорятин (см. его книгу "Тайна гибели Владимира Маяковского", М.: "Звонница — МГ", 1998) нашел несколько "белых пятен" в библиографии критической и мемуарной литературы о творчестве Маяковского. Таких крупных "провалов" оказалось три: это прежде всего периодика и книги русской эмиграции; некоммунистическая и несоветская печать времен гражданской войны в России; наконец, русская национально-консервативная (так называемая "черносотенная") печать 1912-1917 гг. Хотелось бы кратко охарактеризовать лишь один фрагмент русской эмиграции: как оценивали личность и творчество такого, казалось бы, "интернационалистского" (или космополитического) поэта, как Маяковский, те, кого принято называть русскими националистами.И не зря, ведь почти последние 9 лет своей жизни он много разъезжал по Союзу, был за границей, имел возможность видеть и говорить с мировыми личностями той эпохи. По логике вещей можно было бы предполагать, что русская эммиграция относилась сугубо отрицательно. Однако все оказалось не так однолинейно. Именно в национально ориентированной печати русской эмиграции (а не в космополитических и масонских "Последних новостях", "Современных записках", "Числах" и т.п.) был поставлен наиболее точный "диагноз" того болезненного творческого кризиса, который привел Маяковского к гибели (если принимать версию самоубийства). Уже в одном из самых ранних откликов на смерть Маяковского ("Новое время", Белград, 1930, 29 апреля) русский профессор А.Л.Погодин характеризовал творческий путь Маяковского как сплошную "карамазовщину", сделку его совести с сатанинским режимом. Это раздвоение и означало постепенную деградацию и гибель поэта. Примечательно, что в русской национальной печати (будь то во Франции, Германии, Югославии, Болгарии или Маньчжурии) никогда всерьез не воспринималась версия о сугубо интимных причинах самоубийства Маяковского (в отличие от того "слезного сиропа", который проливался в "демократических", масонских органах печати эмиграции). Такой последовательный русский националист и антисоветчик, как Иван Солоневич, будучи куда "правее" Бунина или Ходасевича, проживший 17 лет внутри репрессивно-тоталитарного режима, хорошо представлял, что значило написать и опубликовать в СССР такие вещи, как "Клоп" и "Баня". Поэтому он ставит Маяковского в ряд классиков, с Пушкиным и Лермонтовым (см. его

статьи: "Нечто юбилейное"//Голос России. София, 1937. 16 февраля; "Пути, ошибки и итоги"//Наша газета. София, 1939. 19 июня). Солоневич, вероятно, увидел в Маяковском сквозь всю идеологически-интернационалистскую мишуру прежде всего национально-государственного, имперского поэта, честно служившего своему государству — и преданного этим государством... Подобно И.Л.Солоневичу, изредка, но вспоминали о Маяковском — с пониманием его трагедии как поэта советского "в безбожном царстве иудо-коммунизма" — в изданиях русских фашистов ("Русский авангард", Шанхай, "Наш путь", Харбин; "Нация", Шанхай) и близких к ним по духу русских радикал-националистов ("Время" Б.А.Суворина, Шанхай; "Понедельник", Шанхай; "Луч Азии" атамана Г.М.Семенова, Харбин; "Россия", Нью-Йорк; "За новую Россию", "За Родину", София; "Младоросс", "Младоросская искра", "Бодрость", "Завтра", Париж; "Новое слово", Берлин"). В отличие от "западников" либерал-демократов всех оттенков с их идеалом независимой от власти, "атомизированной" творческой индивидуальности, — русские национал-социалисты и неомонархисты 30-х годов признавали возможность "государственного искусства" (разумеется, на совершенно иной, чем в СССР, национально-идеологической основе) и зависимость творческой личности от национально-соборного общественного организма. Поэтому радикал-националисты если не с сочувствием, то с пониманием относились к пафосу государственного патриотизма у Маяковского советского периода (ибо враг у них был один и тот же: западный интернациональный капитал и западная бездуховная "цивилизация") и отвергали его раннюю индивидуалистическую поэзию. (Либерально-демократическая литературная критика эмиграции, наоборот, как поэта ценила больше раннего, "футуристического" Маяковского). Так, в газете русских фашистов "Наш путь" (Харбин, 1936, 7 июня) в статье Ю.Баталова "В красных зажимах" говорилось о неудавшейся попытке "иудо-коммунистического" советского режима сделать Маяковского своим лакеем... С политическим расчетом — положительный образ Маяковского-поэта появился в годы Второй мировой войны на страницах русских националистических газет "Новое слово" (Берлин), "Русский вестник" (Рига), а также в газетах штаба Русской освободительной армии (РОА) генерала А.А.Власова "Заря" (Берлин) и "За Родину" (Псков). Так, в номере власовской "Зари" от 14 апреля 1943 г. (день гибели поэта) почти целую страницу 3-ю занимает статья Н.Маринина "Владимир Маяковский", в которой поэт предстает как борец со сталинской бюрократией — образ идеализированный, но симптоматичный: власовской администрации на оккупированных территориях нужно было позарез привлечь на свою сторону население — с помощью таких "своих", таких советских, таких знаковых фигур, как Маяковский. В берлинском "Новом слове" (1944, 11 октября), а затем и в "Русском вестнике" (Рига), была опубликована уже не пропагандистская "агитка" (как во власовской "Заре"), а очень толковая литературоведческая статья "Владимир Маяковский" никому доселе не известного Вяч.Казанского (псевдоним попавшего в плен к немцам и затем оставшегося на Западе, в

будущем известного литературоведа В.К.Завалишина). Конечно, и в ней есть дань "злобе дня" — компрометации "сталинского режима". Но выводы автора из анализа творчества поэта (статья очень большая по объему) серьезны и основательны: "Маяковский оборвал свою жизнь потому, что увидел, что является жертвой ложной идеи. Трагедия Маяковского — трагедия целого поколения советских людей.

Вот такой неоднозначной получается картина восприятия личности и творчества Маяковского национально мыслящей частью русской эмиграции.