Теория личности и личностного роста в гештальт-терапии

Разработанная в гештальт-терапии теория личности первоначально была направлена на реабилитацию биологической, организмической при­роды человека и в своей методологии строилась как оппозиция интеллектуализму Декарта, отстаивая необходимость воссоединения индивида со своими телесными частями Я, без которого невозможны полная самоактуалиэация человека как личности и целостность его существования. В теории личности Перлс различает два типа движущих сил: "финальные цели» и «социальные роли». К первым он относит базовые "конечные цели», к которым в процессе роста и самоактуализации стремится индивид, биологические по своей природе: голод, секс, выживание, кров и дыхание.

Социальные роли скорее вынужденно принимаются индивидом как средства достижения этих конечных целей. Скажем, социальная роль терапевта это способ, которым он, как профессионал, зарабатывает на жизнь, тем самым — средство удовлетворения конечных целей — удовлетворение голода и обеспечение крова. Будучи здоровыми существами, мы позволяем себе центрацию на каждодневных частных целях, появляю­щихся в осознавании и требующих удовлетворения. Стоит прислушаться к своему телу, как тут же в осознании проявляются, образуя фигуру, неотложные нужды организма, и мы будем отвечать на них именно как на неотложные, без всяких навязчивых колебаний и избеганий. Например, предпримем активные действия для поиска продуктов, чтобы удовлетво­рить голод.

Конечные цели воспринимаются (переживаются) как "давления" или "неотложные нужды" до тех пор, пока они не будут закончены или испол­нены в процессе взаимодействия (обмена) с окружением. Процесс удов­летворения потребностей — это постоянно развертывающийся и длящий­ся процесс дополнения до целого потребностей (нужд, "нехваток"), процесс формирования целостности или гештальта. И этот процесс Перлс постулировал как фундаментальный закон поддержания интегрированности организма. Имея в виду жизнь "среднего человека" на Западе в 50-е 60-е годы, Перлс полагал, что современный человек преступно мало энергии и времени отпускает на удовлетворение естественных биологи­ческих потребностей и нужд, отдаваясь социальным "играм" и "ролям", когда последние — всего лишь средства удовлетворения конечных есте­ственных нужд организма. К сожалению, нередко мы воспринимаем эти социальные средства в качестве конечных целей, идентифицируя с ними существенные части своего Я, и поступаем таким образом, как будто мы почти всю свою энергию должны отдать исполнению роли студента, терапевта, родителя. Значительная часть интеллектуальной энергии и изобретательности тратится на то, чтобы как можно лучше играть наши роли, как можно эффективнее манипулировать социальным окружением, чтобы убедить себя и других в непреложной и истинной ценности этих ролей. От бесконечного повторения роли и игры превращаются в привы­чки — ригидные поведенческие паттерны, которые мы по ошибке прини­маем за сущность нашего характера, и постольку, поскольку мы развиваем и "совершенствуем" наш социальный характер, мы превращаемся в фик­сировано неизменное существо, ошибочно идентифицируемое как лич­ность. Таким образом, как полагал Перлс, если мы сами трансформируем нашу природную сущность в псевдосоциальное существование, то это означает. что мы сами несем ответственность за собственную патологию - неистинность, невротичность своего существования.

В здоровом человеке-организме жизненный цикл представляет собой систему, открытую постоянно появляющимся в сознании потребностям. Поскольку мы остаемся центрированными на процессе, протекающем в нас в данный момент, постольку мы можем довериться мудрости нашего организма, который сам выбирет самые лучшие средства для удовлетворения насущных потребностей.

При здрововом существовании жизненный цикл включает естественный процесс взросления и зрелости: индивид развивается и движется от инфантильной зависимости от окружения и поддержки близких к нахождению внутренней основы в самом себе. Младенец полностью зависит от матери в удовлетворении своих естественных потребностей. Но, уже свой первый вздох новорожденный совершает самостоятельно. Постепенно ребенок учится стоять на своих ногах — буквально и фигурально, все более доверяя свидетельству своих органов чувств, мускулов, пробных действий. В конце концов, приходится признать: что бы мы не переживали и совершали — все это наш собственный выбор и наша ответственность, и только наша. Став здоровым и взрослым, человек вынужден признать свои поступки, чувства и мысли, как нечто весьма существенно отличающее его ото всех других людей, создающих его неповторимость и уникальность. Именно это означает естественное при знание ответственности за свое Я, свою жизнь, ответственности быть тем кто ты есть, что означает просто: "Я — это Я, Я — это то, что Я есть"

Как взрослые люди, мы признаем, что другие взрослые и зрелые люди способны также отвечать за себя, и, таким образом, зрелость предполагает утерю ответственности за кого бы то ни было другого. Нам приходится отказываться от детских представлений и чувств всемогущества и всезна­ния и принять тот факт, что другие знают себя гораздо лучше, чем мы когда-нибудь могли бы узнать их, что они сами способны управлять своей жизнью без наших советов и руководства. Мы позволяем другим находить опору в самих себе, а не в нас, и позволяем себе не вмешиваться в их жизнь — "Я есть Я, а не есть Ты",— как гласит одна из заповедей гештальттерапии, и другие живут не для того, чтобы соответствовать моим ожидани­ям, так же, как и Я живу не для того, чтобы соответствовать их ожидани­ям,— как гласит другая заповедь. Здоровая личность не обременяется социальными ролями, поскольку они не более чем набор социальных ожиданий относительно себя и других. Зрелая личность не стремится приспособиться к обществу. Здоровый индивид не цепляется за отжившие традиции и привычки — они хоть и служат его безопасности, но по сути абсолютно мертвы. Принимая ответственность за свою жизнь целиком и полностью, такие люди дорожат каждым мгновением и стре­мятся ощутить его свежесть и неповторимость.

И все же, каким образом, вопреки столь привлекательной возможности жить, ощущая всю прелесть обыденности, каждого мгновения жизни, открывая перспективы для творчества в любом акте человеческой актив­ности, некоторые люди как бы останавливаются в своем развитии и зре­лости, цепляясь за детские привычки к зависимости. По-видимому, следу­ет предположить, что этому способствует некий детский опыт, сдерживающий естественное здоровое развитие. В одних семьях это сли­чается из-за того, что родители уклоняются от поддержки и необходимой родительской опеки, в то время как у детей не сформировалась еще способность к внутренней самоопоре. Ребенок оказывается в "тупике"— опоры и безопасности нет ни в его ближайшем окружении, ни в нем самом. В другом случае "тупик" возникает, когда родители требуют, чтобы ребенок «стоял на своих ногах", но его мускулы еще недостаточно окрепли для этого, а способность удерживать равновесие недостаточно развита. Все. что может испытывать ребенок,— это страх неудачи, «падения».

Эти-то тупики и приводят к трудностям достижения зрелости, по мнению Перлса. Самый частый источник конфликтов происходит из родительского убеждения, что они абсолютно точно знают, что для ребенка лучше всего. Дети в таких семьях боятся "кнута", который для них что-то вроде наказания за независимость. У детей складывается система катастрофических ожиданий в качестве "расплаты" за самостоятельность: "Если я рискну положиться на себя, никто не будет любить меня, родители откажут мне в одобрении и поддержке". Перлс, однако, полагал, что "катастрофические ожидания" суть не столько реальные воспоминания о реакциях родителей на детское стремление к независимому положению, сколько детские проекции на родителей собственных страхов последст­вий независимого поведения, в частности, страха ответственности за свою жизнь, т.е. следствие незрелости. Конечно, взрослые, мы начинаем осоз­навать, что выбор собственного пути — это всегда риск: если мы сильно отличаемся от наших родителей или друзей, конечно, мы рискуем поте­рять их любовь и поддержку. Если мы отказываемся играть социальные роли и приспосабливаться к социальным ожиданиям, мы рискуем оказать­ся в аутсайдерах, потерять любимую работу, друзей, состояние; но никто другой не будет виноват, если мы откажемся от своего истинного Я или от риска быть здоровым ценой отказа следовать социальным нормам. Страх — наиболее частая, но не единственная причина неудач в достиже­нии зрелости.

Другой причиной нередко становится родительское попус­тительство и потакание ребенку в его желании сохранить как можно подольше удобную позицию безответственности и безопасности. Перлс полагал, что многие родители более всего стремятся дать своим детям все то, чего они сами были лишены. В результате дети предпочитают оставаться как можно дольше в зависимости и позволяют родителям делать для них (и за них) всё, что угодно. Многие родители также избегают и боятся фрустрировать детей, но, твердо верит Перлс, только благодаря фрустрации мы вынуждены обратиться к собственным внутренним ресурсам, активизиро­вать их и тем самым преодолеть то, что нас фрустрирует. Давая слишком много, а фрустрируя слишком мало, родители создают столь безопасную и удовлетворяющую среду для своих детей, что детям, естественно, ничего не остается, как желать, чтобы все оставалось неизменным.

Здесь воззрения Перлса перекликаются с точкой зрения Фрейда о родительском потакании как источнике инфантильной фиксации и невро­за. Перлс, однако, вовсе не обвиняет родителей—дети сами ответственны за эти издержки воспитания, поскольку они используют массу манипулятивных приемов, включая крик и плач, улыбки и проказы "милого ребен­ка", чтобы добиться участия и поддержки, если это является подходящими приемами для вызова ответного отклика. Обвинять родителей в своих проблемах — признак незрелости и попыток избежать принятия ответст­венности за свою жизнь, что составляет существенную часть процесса Реального взросления.