- •Организация архивного дела и первые документальные публикации советского периода
- •Организация и деятельность нового типа учебных и исследовательских учреждений в сфере истории
- •Положение историков старой школы в новых социально-политических условиях. «Академическое дело».
- •Изучение отдельных проблем отечественной истории в 1917-1930 гг.
Положение историков старой школы в новых социально-политических условиях. «Академическое дело».
Вторая часть глобальной исторической задачи состояла в том, чтобы покончить с немарксистскими школами, взглядами, источниками. В дореволюционной России носителями исторических знаний были историко-филологические факультеты университетов и Российская Академия наук, в составе которой было историко-филологическое отделение и различные комиссии по отдельным отраслям исторических знаний. В них работали высококвалифицированные научно-педагогические кадры, многие из которых составляли гордость не только российской, но мировой науки. С установлением советской власти эти учреждения были объявлены буржуазными. Они подлежали переделке в духе нового строя. Ставилась задача переделать их на марксистский лад, превратить их в центры социалистической науки и культуры.
В первые годы советской власти допускалось сохранение старых кадров. В 1920-1921 гг. была организована ломка системы подготовки кадров в университетах. Прежде всего были упразднены все общественно-политические факультеты, а на их базе были созданы единые факультеты общественных наук (ФОНы). Это была не чисто организационная мера, была перестроена вся система. Во главе деканатов и кафедр были поставлены марксистские кадры (И.И. Скворцов-Степанов и В.П. Волгин были поставлены на истфаке МГУ). Этой «ломкой» руководили М.Н. Покровский и А.В. Луначарский. Многие ведущие специалисты лишились руководящих постов, а некоторые вообще лишились работы.
Тем не менее, разгром старых кадров был относительно небольшим. Возможно, что тогда их просто не было кем заменить. Внешне провозглашалась лояльность, хотя осенью 1922 г. было выслано из страны 175 ученых, в т.ч. историков. В 1921 г. при ФОНах были созданы научно-исследовательские институты. Сеть таких институтов росла, а в 1924 г. они были объединены в Ассоциацию научно-исследовательских институтов (АНИОН) при ФОНе МГУ. В 1926 г. Ассоциация была отделена от ФОНа и создана Российская ассоциация научно-исследовательских институтов (РАНИОН). МГУ лишился научных подразделений по общественным наукам. В 1931 г. были упразднены и ФОНы, на их базе были созданы отдельные учебные заведения: МИФЛИ (Московский институт философии, литературы и истории), и ЛИФЛИ (Ленинградский институт философии, литературы и истории). Таким образом, университеты полностью лишились исторических подразделений, как в области исследовательских работ, так и в области подготовки студентов.
Сложнее был процесс подчинения научных учреждений Российской АН. В ноябре 1917 г. АН приняла резолюцию, осуждающую захват политической власти большевиками, также в ней не признавалась советская власть. Со временем началось налаживание отношений АН с Наркомпросом. Однако советская власть стремилась оградить ее от социально-экономической и политической тематики, ограничивая деятельность Академии наук «нейтральными темами». Так была возобновлена деятельность археографической комиссии, которая начала издание «Полного собрания русских летописей». Эта же комиссия проводила работу по обследованию и налаживанию работы архивов.
Еще в 1919 г. на основе археологического общества была образована Российская академия истории материальной культуры (РАИМК), затем переименованная в институт материальной культуры им. Марра. В 1926 г. была создана историко-археографическая комиссия, а в 1931 г. на ее базе историко-археографический институт. Сферу деятельности академических учреждений стремились ограничить вопросами материальной культуры, археологии, археографии, летописания и т.п. В академических учреждениях работали видные ученые А.А.Шахматов, А.С. Лаппо-Данилевский, С.Ф. Ольденбург, К.И. Крачковский и др. Их исследования и работа по подготовке молодых кадров способствовала прогрессу исторической науки.
В первой половине 20-х годов продолжалось издание исторических журналов старой школы: «Вестник РАН. Серия VI. История», «Русский исторический журнал» (до 1922 г.), «Былое» (до 1925 г.), «Голос минувшего» (до 1923 г.). Некоторые издания были вновь созданы в советское время: «Русское прошлое» (1923 г.), «Дела и дни» (1920-1925 г.), «Анналы» (1922-1924 гг.), «Архив истории труда» (1921-1925 г.). Но происходило постепенное затухание этих изданий во второй половине 1920-х годов.
В конце 1920-х годов положение меняется, начинается прямой нажим на АН. 18 июня 1927 г. СНК утвердил новый устав АН. В 1928-1929 гг. проходили первые выборы по новому уставу, ЦК ВКП(б) утвердил список ученых-коммунистов, который был внесен для избрания академикам. Среди них – М.Н. Покровский, Н.И. Бухарин, В.П. Лукин, В.М. Фриче и др. Трое из них были забаллотированы, в ответ на это В.В. Куйбышев и А.В. Луначарский призвали к «усмирению» и закрытию высшего ученого заведения страны. Была проведена перебаллотировка, в итоге которой забаллотированные были избраны, что явилось беспрецедентным случаем в 200-летней истории РАН. Процесс «избрания» назначенных ЦК академиков продолжался. В 1930 г. был «избран» В.П. Лукин, в 1932 г. В.В. Адоратский и т.д. Постепенно шло увеличение числа академиков-марксистов, особенно по общественным наукам.
Деятельность историков старой школы проходила в сложных условиях. Тем не менее, в начале 1920-х годов им удалось издать ряд ценных трудов. Так, в 1920 г. вышла книга Ю.В. Готье «Смутное время» и М.М. Богословского «Петр первый и его реформы», в 1921 г. – С.Ф. Платонова «Борис Годунов», в 1923 г. – Р.Ю. Виппера – «Иван Грозный» и др. Однако во второй половине 1920-х годов издание их трудов постепенно сходит на нет. На первый план выдвигаются работы марксистских авторов во главе с Покровским и его последователями, новоиспеченными историками, такими как Е. Ярославский, С.И. Гусев, А.С. Бубнов и подросшая молодая поросль, выпускники комакадемии и ИКП - М.В. Нечкина, А.М. Панкратова, И.И. Минц, М.П. Ким, А.В. Шестаков, С.М. Дубровский и другие.
В руках марксистских историков оказались сосредоточены основные журналы – «Историк-марксист», «Пролетарская революция», «Борьба классов» и орган ЦК ВКП(б) – журнал «Большевик». Профессиональные исторические журналы были постепенно закрыты.
Наглядное представление о том, как шла борьба марксистского направления над представителями старых школ, как была одержана «победа» первым над вторым можно получить на материалах судьбы Института истории РАНИОН, где одновременно работали и историки-марксисты и историки старых школ. С начала 1930-х годов до середины 1960-х Институт истории РАНИОН почти не упоминался в советской научной литературе, что связано с политической его оценкой как «контрреволюционного», чуждого марксистской науке. Только в 1964 г. в IV томе «Очерков исторической науки» содержится небольшой раздел о деятельности этого Института. Достаточно жесткие формы партийный нажим приобрел в 1928-1929 гг. Вот один пример: 6 февраля 1928 г. газета «Вечерняя Москва» перепечатала заметку из «Стенного журнала» Института истории (были не только «стенгазеты», но и «стенжурналы»). Заметка носила характер политического доноса: «В нашем институте, – написано в ней, – на заседаниях некоторых секций имя Маркса, а тем более Ленина, подвержено, как в царской России бойкоту... под крылышком фактически существует и растет прежняя, не подверженная существенным изменениям открытая деятельность старой буржуазной историографии... Марксизм оказывается лишь формальным ярлыком аспирантской работы». В РАНИОН последовал запрос из Главнауки, и на другой день, 7 февраля председатель РАНИОН В.М. Фриче написал объяснительную записку, в которой сообщил, что содержание заметки не соответствует действительности. Он доказывал, что марксисты держат в своих руках ключевые позиции в институте. «Коллегия и институт, – писал Фриче в объяснительной, – а также секции новой русской и западной истории состоят их коммунистов и марксистов... В секциях же, укомплектованных специалистами дореволюционной науки, ставится задача изучения экономических проблем, чем в значительной мере обезвреживается опасность немарксистской позиции... Руководство семинарской работой возложено на коммунистов (Покровский, Невский, Рязанов), или ученых приближающихся к марксизму (Пресняков, Преображенский). Фриче заканчивает свою докладную просьбой «прикрепить к институту еще ряд «коммунистов-историков». В конце 1928 г. в журнале «Пролетарская революция» была опубликована статья Г.С. Фридлянда, в которой он требует ожесточить борьбу со специалистами-историками, в том числе и с подделывающимися под марксистские идеи, а также с коммунистами-примиренцами.
В условиях нападок на институт был взят курс на его ликвидацию. Предложение передать его в состав АН СССР было отвергнуто в категоричной форме, так как «существует опасность использования этого центра враждебными марксизму идеологическими течениями в еще большей мере, чем это имело место на практике существования института истории при РАНИОН». Было принято решение передать этот институт в Комакадемию. Но фактически институт был распущен, а в составе Комакадемии в конце ноября 1929 г. образован новый институт. Был набран новый штат сотрудников, среди которых многие сотрудники ИИ РАНИОН просто не оказались.
30 августа 1930 г. постановлением Наркомпроса был фактически полностью упразднен РАНИОН, на его базе была создана Российская ассоциация материально-художественной и речевой культуры. Вклад ИИ РАНИОН в развитие исторической науки в стране состоит в том, что молодые кадры, поработавшие некоторое время под руководством маститых ученых дореволюционной профессуры, прошли в его стенах школу профессионализма, школу научных методов работы над источниками, школу объективного научного исследования. Не случайно многие из двух выпусков аспирантов, которые институт успел сделать в 1928-1929 гг. стали видными историками. Среди них Арциховский, Дружинин, Ерусалимский, Ефимов, Манфред, Неусыхин, Хвостов, Черепнин.
Характерным явлением конца 1920-х годов явилась конференция аграрников-марксистов 20-27 декабря 1929 г. Результатом работы конференции явилось перенесение методов идейной борьбы с буржуазной историографией в ряды историков-марксистов. С.М. Дубровскому, И.А. Теодоровичу, которых до 1929 г. критиковали в научном плане, теперь стали пришивать политические ошибки. Жесткой критике подверглись работы В.П. Волгина, Н.М. Лукина, Г.С. Фридлянда, которые за несколько месяцев до этого были в авангарде борьбы против антимарксистов. Участники принялись осыпать друг друга градом политических обвинений – в троцкизме, меньшевизме, сухановщине, чаяновщине, бухаринщине, рожковщине, богдановщине и т.д. Большим «забиякой» был тогда молодой И.И. Минц. Из его выступления: «Мы должны, и довольно часто по поводу отдельных историков и даже целых групп спрашивать: диктатура, где же твой хлыст?». Так неумолимая логика классовой борьбы привела партийных историков к стрельбе по собственным мишеням. С разгромом буржуазных историков сам исторический фронт не был ликвидирован, логика теории обострения классовой борьбы приводила к поиску новых «врагов»-«оппортунистов» или «уклонистов» среди историков-коммунистов.
В конце 1920 – начале 1930-х гг. была арестована большая группа крупнейших историков: акад. С.Ф. Платонов, акад. Е.В. Тарле, акад. М.П. Лихачев, проф. Б.А. Романов, проф. Е.И. Заозерская и др. Для придания делу большего звучания арестовали группу московских историков, к их числу подключили акад. Богословского, уже к этому времени умершего, и дело было превращено в дело Платонова-Богословского. Всего по стране было арестовано 115 человек – элита российской исторической науки, в том числе 5 академиков и 6 членкоров. Всем им были предъявлены стандартные обвинения в связях с белой эмиграцией с целью шпионажа, диверсий, свержения существующего строя. Одновременно развернулись атаки на их научные труды. 2 февраля 1930 г. на общем собрании АН СССР выступил непременный секретарь В.П. Волгин с сообщением об участии в контрреволюционном заговоре С.Ф. Платонова, В.И. Пичеты, Е.В. Тарле, М.П. Лихачева, Б.А. Романова, С.В. Рождественского, М.К. Любавского, С.В. Бахрушина и других. Вопреки попыткам президента АН Карпинского удержать от такого шага, как не имеющего прецедента в истории, решение об исключении арестованных из состава членов академии было принято единогласно. 10 мая 1930 г. на объединенном собрании Института истории Комакадемии и общества историков-марксистов с разносным докладом выступил Н.А. Пионтковский на тему «Великорусская буржуазная историография последнего десятилетия». Разносу подверглись труды С.Ф. Платонова, Ю.В. Готье, А.А. Кизеветтера, С.В. Бахрушина, Ю.В. Виппера. Не найдя в их трудах «ни одной свежей мысли», Пионтковский расценил их «как последнее сопротивление буржуазии, последние судороги мертвеца... Наша задача заключается в том, чтобы помочь им поскорее умереть без следа и остатка». В таком же духе выступали и остальные. В Ленинграде с 29 января по 16 февраля 1931 г. (19 дней) шло заседание Института истории Комакадемии. С докладом выступил директор института Зайдель. «Тарле, – говорил он, – прямой агент английского империализма, находился в прямой связи с германским монархистом Платоновым». Другой докладчик – Цвибак – заявил, что «Платонов объединил на научной и чисто политической основе вокруг своих антисоветских гнезд в Главархиве, Археологической комиссии, библиотеке Академии Наук и др. всех мелко и крупно буржуазных и помещичьих историков». Просидев по два года в заключении, арестованные дождались приговора (суда над ними не было). Вопреки ожиданиям самых строгих наказаний, вплоть до расстрела (судя по обвинениям), они все были высланы по разным городам, где даже получили работу в вузах: Платонов – в Самару, Тарле – в Алма-Ату, Любавский – в Семипалатинск, Пичета – в Вятку, Рождественский – в Томск. Дальнейшая судьба их сложилась по-разному, Платонов, Любавский, Егоров и Рождественский умерли по месту их ссылки; другие после возвращения были вновь арестованы и расстреляны в 1937-1938 гг. Тарле, Готье, Бахрушин, Пичета были восстановлены на работе в Москве, Романов – в Ленинграде. Всего было репрессировано 115 крупнейших историков.
Потом встал вопрос о десятках тысяч историков-любителей, занимавшихся на местах краеведением и вносивших большой вклад в изучение исторических событий в областях и районах. Установить идейный контроль над каждым из них было невозможно. В 1928 г. журнал «Историк-марксист» опубликовал (по заданию свыше) рецензию аспиранта РАНИОН В. Зельтера на сборник трудов по изучению Московской губернии в ХVI-ХIХ вв. под редакцией С.В. Бахрушина. Рецензия была озаглавлена «Краеведение в руках буржуазных ученых», в которой он призывал историков-марксистов обратить внимание на сеть провинциальных учебных заведений, обществ и музеев как на прибежище дореволюционной профессуры и ее учеников. Партийное и государственное руководство отозвалось на это сочинение аспиранта быстро и решительно. Вся сеть краеведческих организаций была распущена, несмотря на то, что центральное бюро краеведения возглавлял крупнейший историк-востоковед, академик с 1900 года, непременный секретарь АН СССР с 1904 по 1929 г., директор Института востоковедения в 1930-34 гг. С.Ф. Ольденбург. Голос аспиранта Зельтера перевесил мнение маститого академика. Так было покончено с разветвленной системой краеведения почти на полстолетия, что нанесло тяжелый удар по изучению специфики регионов огромной страны.