4. Власть тьмы и тишины

(о цветовой и звуковой символике)

В описании церкви (да и не только) очень часто встречаются слова «мрак», «мрачный», «тёмный», «чернота», «чёрный». Мраком окутаны окрестности: «Они вступили, наконец, за ветхую церковную ограду в небольшой дворик, за которым не было ни деревца и открыва-лось одно пустое поле да поглощённые ночным мраком луга» (1: 345). По мере приближения к сельскому храму концентрация мрака усиливается. В самой церкви, несмотря на обилие свечей, мрак лишь сгущается – от ночи к ночи всё сильнее: «Свечи теплились пред тёмными образами. Свет от них освещал только иконостас и слегка середину церкви. Отдалённые уг-лы притвора были закутаны мраком» (1: 345); «Вверху только мрак сделался как будто сильнее, и мрачные образа глядели угрюмей…» (1: 345). Причём, странное дело, мрак исходит даже от ликов святых – тоже почему-то (символически выразительная деталь!) тёмных: «…лики святых, совершенно потемневшие, глядели как-то мрачно» (1: 345) Тьма словно бы захватывает, окутывает весь мир и действует на героя угнетающе. Она пугает, ужасает его – то есть в ней он видит не просто обычную темноту, слабую освещённость, а что-то угро-жающее, представляющее смертельную опасность: «…страх загорался в нём вместе с тьмою» (1: 348). Судя по этим описаниям (примеры можно множить), мрак в «Вие» имеет не только физический характер, но и метафизический, мистический.

Предельная концентрация чёрного цвета в «Вие» указывает на явный символический подтекст. Гоголь опирается здесь на традиции христианской цветовой символики. По словам исследователя религиозного искусства средних веков В.В. Бычкова, чёрный цвет – это «цвет конца, цвет смерти... В иконописи только глубины пещеры – символ могилы, ада – закрашиваются чёрной краской» (6: 105). Но и в мифологии чернота трактуется так же, как и в христианстве. Практически во всех мифологических словарях (5, 10, 16, 19, 21) говорится, что мрак, то есть тьма, имеющая место быть после сотворения-освещения мира, – это знак зла, образ ада, нечистоты, рудимент изначального хаоса. Во многих мировых культурах тьма предстаёт связанной, в моральной сфере, со злом и пороком. В восточнославянской традиции тьма ассоциируется с загробным миром. Как утверждает автор знаменитого исследования «Поэтические воззрения славян на природу» А.Н. Афанасьев, понятие о ночной тьме (мраке) у наших предков сближалось с идеей смерти; слово «мрак» («морок») было родственно по корню со словом «смерть» («мор»). По славянским мифологическим представлениям, «захождение солнца вечером уподоблялось смерти: скрываясь на западе, оно оказывалось во власти Морены, богини ночи и смерти» (3: 49, 327). Сам факт предельной насыщенности художественного мира гоголевской повести мраком, темнотой, чернотой имеет глубокий символический смысл: церковь и окрестности – пространство, в котором властвуют демоны тьмы (слуги дьявола, чёрта – с точки зрения христианства, или богини смерти Морены – по языческим представлениям).

Мрак в церкви, как мы уже отмечали, не могут рассеять восковые свечи, которые во множестве зажигает во время ночных бдений главный герой. А ведь церковная свеча – это не просто источник света. Не случайно она применяется в религиозных обрядах. В соответствии с христианскими представлениями, горящая восковая свеча – это символ живой человеческой души, тянущейся к бессмертию. Но в повести Гоголя горящие свечи не выдерживают состязания с тьмой. Что это означает? Может быть то, о чём мы уже писали – отсутствие в художественном мире гоголевской повести «живых душ», торжество душ «мёртвых»? В этом мире безраздельно властвует первобытная тьма, пустота, зло, колдовство, чёрная магия. Именно они господствуют в «Вие», внушая не только читателю, но и автору ужас и отчаяние. Чёрный, как мы уже отмечали, – цвет первоначального хаоса, свидетельствующий, что Бог в этом мире или не родился ещё или же, скорее всего, побеждён силами зла (по крайней мере, он вытеснен, изгнан из человеческих душ).

Наполненная тьмой церковь мертва. Вокруг неё не растёт ни одного деревца, а в стенах нет даже насекомого: «Хоть бы какой-нибудь звук, какое-нибудь живое существо, даже сверчок отозвался в углу!» (1: 346). Помимо инфернальной тьмы, в церкви властвует тишина, но тоже необычная – страшная, мёртвая: «Тишина была страшная…» (1: 353); «…голос его поразил церковные деревянные стены, давно молчаливые и оглохлые. Одиноко, без эха, сыпался он густым басом в совершенно мёртвой тишине» (1: 346). Эту гнетущую мёртвую тишину нарушают, в основном, звуки, усиливающие ощущение страха и ужаса – скрежет когтей, зубов или металла, волчий вой и т.п. Одним из таких звуков является волчий вой: «Несколько спустя только послышалось слабое стенание, похожее на волчий вой» (1: 327); «Ночь была адская. Волки выли вдали целою стаей» (1: 352). Использование волчьего воя в повести – приём для нагнетания атмосферы ужаса. Фраза Дороша «Кажется, как будто что-то другое воет: это не волк!» (1: 353) наталкивает читателя на определённый вывод. По всему видно, что этот вой принадлежит не лесным хищникам, а заполонившим окрестности демонам. Не случайно перед появлением Вия в церкви вначале «послышалось вдали волчье завыванье», и вслед за этим «скоро раздались тяжёлые шаги» (1: 353). И вновь обратимся к словарю символов: «В христианстве волк – зло, дьявол, погубитель паствы, жестокость, хитрость и ересь. Волчий вой символизирует приближающуюся опасность и даже смерть»