Лекция 12. Субъекты доказывания.

1. Субъекты доказывания и их классификация. Вопрос об обязанности доказывания в уголовном процессе. Права и обязанности по доказыванию субъектов и участников процесса доказывания.

2. Внутреннее убеждение субъекта доказывания как метод и результат оценки доказательств.

1. Разные авторы по-разному обосновывают свое понимание субъекта уголовно-процессуального доказывания, но практически все относят к субъекту органы государства (органы дознания, дознавателя, следователя, начальника следственного отдела, прокурора и, не всегда, суд). На этом едино­душие кончается, и дороги исследователей ведут в разные стороны. По мне­нию В.Д. Арсеньева и В.Г. Заблоцкого, к числу субъектов уголовно-процессуального доказывания, кроме обозначенных органов, следует отнести всех субъектов уголовно-процессу­альных отношений, дифференцировав их в соответствии с их ролью и значе­нием.

Получается, что субъект доказывания и субъект уголовно-процессуальных отношений – одно и то же. Авторы четко видят отличия между различными субъектами уголовно-процессуаль­ных отношений, но, тем не менее, они всех объединяют под од­ним названием.

В отличие от приведенной точки зрения, большинство исследователей этой проблемы не склонны к выделению столь широкого круга субъектов доказывания. Кроме органов в качестве субъектов указывают потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, гражданского истца, гражданского ответчика, защитников, представителей. Но одинаковый набор субъектов выделяется разными авторами с использованием различных оснований, рассмотрение которых позволит Вам предметно разобраться с понятием субъекта уголовно-процессуального доказывания.

И.Л. Петрухин считает, что «субъекты доказывания – органы и лица, осуществляющие доказывание (собирание, проверка, исследование, оценка доказательств) и ответственные за него, б) имеющие право на активное и продолжительное участие в процессе доказывания для отстаивания своих или представляемых интересов, охраняемых законом». Критерием выделения указанных субъектов выступает то, что субъекты доказывания играют в доказывании не разовую или эпизодическую, а постоянную, длительную роль.

В отличие от приведенной точки зрения, где делается по­пытка выделения единого критерия для определения субъекта доказывания, многие при решении этого вопроса просто применяют двойной стандарт. К субъектам относят должностных лиц и органы, на которые возложено собирание, проверка и оценка доказательств, а также иных лиц, принимающих уча­стие в этой деятельности (Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Элькинд П.С.), а объединяют их тем, что все они участвуют в процессе доказывания (Белкин А.Р.). Следует отметить, что у этих авторов прослеживается более четкая привязка определения субъекта доказывания к деятельно­сти по доказыванию, они уже не отсылают к «роли». В центре их рассужде­ний - деятельность по доказыванию, применительно к которой выделяются две группы субъектов: одни по закону обязаны осуществлять эту деятель­ность, другие имеют право участвовать в ней.

Для того чтобы отграничить субъектов доказывания от всех других, в уголовно-процессуальной литературе используется еще один подход - функциональный. Под субъектом уголовно-процессуального доказывания пони­мают участников процесса, осуществляющих уголовно-процессуальную функцию (Каз Ц.М.), но само понятие «функция» в теории не устоялось и толкуется по-разному.

Одни авторы закладывают в основание понимания функции отдельные направления уголовно-процессуальной деятельности (Строгович М.С., Шестакова С.Д. и др.), другие счи­тают, что функция - это не вид и направление деятельности, а «выраженное в соответствующих направлениях уголовно-процессуальной деятельности назначение и роль его участников (Элькинд П.С., Царев В.М. и др.). Назначение и роль участников процесса определяются комплексом тех прав и обязанностей, которые предоставлены каждому из них законодателем. П.С. Элькинд писала, что «все субъекты уголовно-процессуальных прав и обязанностей являются носителями определенных функций». Близок к этому подход В.С. Зеленецкого. Определяющим признаком функции, по его мнению, следует рассматривать «содержание позиций субъекта процессуальной деятельности, выражаю­щееся в характере его отношения к объекту, его процессуальной позиции и соответствующей уголовно-процессуальной деятельности».

Противники выше приведенных подходов приводят следующие аргументы: если рассматривать функции как отдельные направления уголовно-процессуальной деятельности, то можно придти к выводу, что функцию определяют через цель, так как именно она задает определенное направление деятельности. Если «цель» и «функция» равнозначные по объему содержания понятия, то тогда одно из них не следует применять. Ответ на вопрос о том, какое, однозначен – функцию. И он дается исходя из методологического значения цели для деятельности. Во втором случае самостоятельное употребление понятия «функция» также вряд ли оправдано. У каждого из участников процесса есть права и обязанности, и если согласиться с правильностью анализируемого подхода, то неизбежен вывод, что все они являются носителями определенных процессуальных функций. Таким образом, понятие «функция» растворяется в правах и обязанностях участников и никакого нового содержания в этом понятии в рамках данного подхода не выявляется (Зинатуллин Т.З.).

Были ученые, которые считали неуместным использовать в процессе понятие «функция». М.А. Чельцов отвергал концепцию процессуальных функций ввиду того, что она противоречит публично-правовой природе советского уголовного процесса. Находясь на тех же позициях, С.А. Голунский полагал, что эта концепция несовместима с принципом всесторонности, полноты и объективности исследования. Эта точка зрения не может быть признана устаревшей, так как и в настоящее время есть исследователи, полагающие, что в основе российского уголовного процесса лежит публичное, а не состязательное начало. Но отдельные из них все же полагают, что понятие «функция» вполне приемлемо и в рамках публичного процесса. И выделяют в нем функцию предварительного расследования, надзора и осуществления правосудия (А.С.Барабаш). При существовании этих функций нет необходимости, как они считают, отдельно выделять функцию защиты, так как последняя – составная часть деятельности по предварительному расследованию, надзору и осуществлению правосудия. Введение же в процесс защитника, безусловно, значимо для оказания правовой помощи подзащитному, главное же публичное предназначение его деятельности состоит в том, чтобы препятствовать односторонности в деятельности органов государства в тех случаях, когда подобное может угрожать правам и законным интересам его подзащитного. Его деятельность – гарантия реализации органами публичности в полном объеме.

В настоящее время появилась позиция, основанная на деятельностном подходе. В данном случае, критикуя иные понимания, подчеркивают, что в их основе фиксируется статика, отношение законодателя к решению тех или иных вопросов. Это отношение так им может и остаться, если не будет реализовано в деятельности. Уголовный процесс – это не законодательное описание деятельности, это деятельность. И, давая определение функции, именно этот момент необходимо учитывать. Таким образом, функцию определяют как цель, положенную в деятельность. Именно она задает направление деятельности, от нее зави­сят назначение и роль участников, а от восприятия ее субъектом - его отно­шение к объекту деятельности.

Каким образом Вы склонны понимать функцию и какие функции, на основе своего понимания, Вы выделяете в российском уголовном процессе?

Работая с основными позициями по понятию «субъект доказывания», кроме выявления недостатков каждой, необходимо обнаружить те узловые пункты, исследование которых позволит обосновать правильное понимание субъекта уголовно-процессуального доказывания и в этом случае не обойтись без того понимания доказывания, которое Вы сформировали для себя. От этого же будет зависеть решение вопроса об обязанности доказывания. Если доказывание понимать как обоснование определенного тезиса – будет одно решение. Если – как единство мыслительной и практической деятельности – другое.

В силу особой значимости следует отдельно остановится на вопросе о том является ли суд субъектом доказывания. Исходя из содержания ч.ч. 2 и 3 ст. 15 УПК РФ следует однозначный вывод – суд не является субъектом доказывания. Его обязанность – создавать необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав. Он над схваткой. Но подобную однозначность решения дезавуирует сам законодатель. В ст. 74 УПК он пишет о том, кто обязан устанавливать обстоятельства, подлежащие доказыванию, и в первую очередь указывает на суд.

В большинстве решений Конституционного Суда говорится о состязательности как основе уголовно-процессуальной деятельности. Но встречаются среди них и такие, где подчеркивается активность и самостоятельность суда в процессе доказывания, что дает возможность для вывода о том, что суд выполняет функцию правосудия, а не разрешения уголовного дела, что присуще для состязательного процесса. Например, основанием для обращения в Конституционный Суд послужило то, что суд по собственной инициативе вызвал и допросил свидетеля обвинения. Представители защиты посчитали, что тем самым суд сошел с нейтральной позиции и принял на себя функцию обвинения. Конституционный Суд оценил эту ситуацию иначе, посчитав, что собирание доказательств не только прерогатива сторон, но и одно из полномочий суда и реализация его не означает принятие судом функции обвинения (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 6 марта 2003 г. № 104-О). Любое же полномочие государственного органа – его обязанность.

Итак, какова же роль суда в процессе доказывания? Ответ на этот вопрос лежит в области понимания того, какое начало (публичное или состязательное) определяет сущность российского уголовного процесса. Кроме того, к анализу нужно привлечь ч. 1 ст. 17, ст. ст. 86, 87, 240, 282, 283, 286, ч. 4 ст. 302, п. 2 ч. 1 ст. 305 УПК РФ.

2. «Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью» - вот так уголовно-процессуальный закон (ст. 17 УПК РФ) говорит об оценке доказательств. Однако ни в данной статье, ни в любой другой не дается легального определения понятия «внутреннее убеждение». Не являясь специфически правовым понятием, данный термин несет различное смысловое содержание.

Так, А.Р. Ратинов определял внутреннее убеждение «как свободное от внешнего принуждения и не связанное формальными предписаниями искание истины», И.М. Лузгин определяет его как исключительную компетенцию лица, ведущего производство по делу. Однако, по мнению Г.М. Резника приведенные дефиниции, не раскрывают в полной мере исследуемое понятие. Предлагая свое, он подчеркивает, что внутреннее убеждение – «такой подход к оценке доказательств, при котором субъект, устанавливая фактические обстоятельства дела, действует свободно и не подводит обнаруженные сведения под нормы права». О чем здесь речь – о внутреннем убеждении или о свободе оценки доказательств? Следует сопоставить предлагаемое с ч.2 ст. 17 УПК. В ней говорится – «ни какие доказательства не имеют заранее установленной силы». Кроме того, еще один интересный момент. Г.М. Резник называет внутреннее убеждение «подходом». Тем самым он распространяет его не только на результат оценки, но и на само формирование конечного вывода, а, следовательно, присоединяется к той точке зрения, в соответствии с которой внутреннее убеждение есть критерий оценки доказательств. Таким образом, получается, что возможность использования каждого доказательства он определяет не качеством самого доказательства, но «единственно только степенью судейского убеждения, этим доказательством вызываемого в судьях». Иначе говоря, Г.М. Резник рассматривает внутреннее убеждение как метод. Он в этом не одинок. И в настоящее время, говоря о внутреннем убеждении, подчеркивается, что оно выступает как метод и результат оценки доказательств (Я.В. Жданова). Кроме того, исходя из многогранности этого явления, выделяют следующие аспекты (или стороны) внутреннего убеждения: логический, гносеологический, психологический. Логический аспект проявляется в формально логической структуре формирования вывода из оценки доказательств. Рассматривая гносеологический аспект, Г.М. Резник понимает внутреннее убеждение как знание, приобретенное субъектом доказывания в результате применения законов диалектической логики. В данном случае получается, что внутреннее убеждение, как нечто сформированное, возникает после осуществления процесса познания с применением законов формальной логики, т.е. в результате деятельности субъекта по оценке доказательств. Но с другой стороны, если рассматривать внутреннее убеждение как метод, то оно существует до начала этой самой оценки. Это явное противоречие требует разрешения. Нельзя обойти вниманием и следующий момент. Гносеологическое и логическое – это аспект (сторона) или то, без чего невозможно формирование внутреннего убеждения?

Кроме изложенного существует и другое решение этого вопроса. В рамках его внутреннее убеждение рассматривается как результат оценки доказательств, но не как знание, а как чувство уверенности в правильности делаемых выводов. Это чувство побуждает принять то или иное решение, служит волевым стимулом. Оно должно быть основано на всестороннем, полном и объективном исследовании всех обстоятельств, при правильном применении законов диалектической и формальной логики. Что касается критерия оценки доказательств, то М.С. Строгович видел его в самом качестве доказательств, «в способности и пригодности по обстоятельствам данного конкретного дела устанавливать существенные для дела факты; поэтому сила каждого доказательства определяется качеством самого доказательства, и именно качество доказательства определяет его убедительность для судей».

Информация по этому вопросу будет неполной если не указать на то, что внутреннее убеждение рядом авторов рассматривается как принцип процесса. Формально эта позиция укрепляется и тем, что ст. 17 УПК, где речь идет о внутреннем убеждении, находится в главе 2 «Принципы уголовного судопроизводства». Еще А.Я. Вышинский писал о нем, как о принципе – «источнике настоящего, подлинного правосудия, правосудия в истинном смысле этого слова». Хотя справедливости ради надо отметить, что впервые в юридической литературе оценку доказательств по внутреннему убеждению рассматривал как самостоятельный принцип советского уголовного процесса М.А. Чельцов. Н.Н. Полянский обосновывал рассмотрение внутреннего убеждения как самостоятельного принципа тем, что оно не может быть целиком сведено к какому-либо содержащемуся в системе принципов положению. Резник пишет о том, как исходные, начальные положения уголовного судопроизводства принципы должны отвечать трем требованиям: полноты, непротиворечивости и взаимной независимости. Далее он, пользуясь методом от «обратного» доказывает, что оценка доказательств по внутреннему убеждению потому только принцип, что рассматривать его в качестве составной части какого-либо иного принципа (например, независимости судей) нельзя. М.С. Строгович рассуждая об оценке доказательств по внутреннему убеждению, просто называет его принципом, ничего не опровергая, не утверждая и не доказывая.

Для решения вопроса о том, является ли внутреннее убеждение принципом уголовного процесса необходимо исходить из того, что Вы понимаете под принципом.

Контрольные вопросы:

• Каково соотношение понятий «субъект доказывания», «участник до­казывания», «субъект доказательственного действия»?

• Какой объем прав и обязанностей по доказыванию имеют участники процесса?

• Какой объем прав и обязанностей по доказыванию имеют участники процесса?

• Какое требование предъявляет закон к внутреннему убеждению субъ­екта доказывания как результату оценки им доказательств?

• Что означает оценивать доказательства по внутреннему убеждению?

• Что имеет в виду ст. 17 УПК РФ, предписывая субъекту доказывания руководствоваться законом и совестью?