1.4. Ницше

Среди крупных философских учений своеобразное место заняла философия Ницше. В то время как все рассмотренные нами философы искали и по своему открывали смысл жизни в направлении на трансцендентное бытие или трансцендентное долженствование и в зависимости от этого признавали или отрицали его, Ницше встал ко всем им в горячую, пламенную оппозицию. Отыскивая путь к решению вопроса об истинном смысле жизни, он столкнулся с различными готовыми ответами, освященными веками и тысячелетней традицией. Их несли религия, философия, наконец, сама жизненная традиция в ее многообразной форме. Подойдя к ним с бурной потребностью в жизни, в яркости, в красочности, Ницше вынес от всех них только одно впечатление глубочайшего разочарования.

Истинный мир философов и религиозных проповедников Ницше отожествляет с «erlogene Welt» (мир, добытый ложью), а их идеалы он называет идолами²⁷. Таким образом, Ницше категорически отклонил попытку решить проблему смысла жизни на почве трансцендентной, отвлеченной философии. Не стоит удивляться, что гнев Ницше попутно перенесся и на науку.

Из всех человеческих ошибок самой роковой имморалист Ницше признает мораль. Он потому и поставил в центре своего творчества фигуру Заратустры, как утверждает Ферстер-Ницше, что хотел вложить разрешение губительной загадки в уста того, кто явился виновником коренного зла, создав учение о борьбе двух начал, добра и зла. Вместо улучшения человека, по убеждению нашего поэта-философа, получается только его ослабление: мораль завершает разрушительную работу отвлеченной религиозно-философской мысли и подрывает самые корни жизни²⁸; это и есть тот нигилизм, в котором Ницше обвиняет и религию, и философию, и всякую трансцендентно-этическую ориентировку мысли. 

Благодарность и сострадание являлись для автора «Заратустры» коренными недостатками человека. Объявляя беспощадную войну слабости, упадку и их апологетам, Ницше видит в сострадании только источник глупости и заблуждений. В стремлении смести рассадники слабости, уверенный в безошибочности своей радикальной идеи, он призывает способствовать уничтожению упадочных рас, готов уничтожить Европу и безжалостно раздавить все, что несет в себе систему порабощения и рабских оценок.

Чтобы положить начало своему освобождению от всех этих цепей, человеку необходимо перестать бояться своей собственной тени; пусть он, учит Ницше, только вдумается и поймет, что все это дело его собственного духа; он остался нищим, потому что позволял себе роскошь быть слишком щедрым, забывая о самом себе и, тоскуя, любовался на то, что дал и создал он сам и что было по праву его; пусть он распознает виновника своих бед и несчастий в себе самом, и все авторитеты и сковывавшие его связи исчезнут как по мановению волшебного жезла²⁹. Ницше призывает человека к тому, чтобы он познал себя и стал абсолютно свободным существом.

В прямой, диаметральной противоположности к религиозно-философской и церковной традиции, перевертывая историческое положение, Ницше провозглашает здоровое тело «большим разумом», голос которого единственно призван подлинно решить не только проблему смысла жизни, но и вообще все загадки мира. Предостерегая от слепого подчинения аффектам и призывая к господству над ними, Ницше убежден, что физиологически здоровый человек легче всего пробьется к господству над ними, и потому не сомневается, что самое опасное – это потерять «тонкость слуха к голосу своих инстинктов»³º.

Свою философию жизни Ницше увенчал понятием сверхчеловека, которому и учит Заратустра и в котором сбегаются наиболее важные нити его учения. В нем Ницше дает разгадку вековечной проблемы смысла жизни; в него же он уложил всю силу своего призыва остаться верным земле³¹, в нем он возвестил миру о смерти богов: «Все боги умерли, итак, да здравствует сверхчеловек!»³². Сверхчеловек Ницше – это творческий гений. Взращивание гения – смысл жизни и отдельной личности, и человечества, и всей его истории, которая должна создать наиболее благоприятные условия для рождения гения.

Трагедия Ницше заключается в том, что он сам, больной и надломленный, предает проклятию больных и слабых и слагает дифирамбы здоровью и цельности; глядя на свою тяжелую жизнь и вспоминая свое одиночество, тоску и несбывшиеся мечты, он поет славу жизни и героизму; сам обреченный на тьму и погружение в бессмыслицу, он неутомимо зовет к свету и на вершины вершин.