5. Ч.1, кн.1, гл.5.С. 31. Сказано: «Раздай все и иди за мной, если хочешь быть совершен». – См.: Евангелие от Матфея, гл. 19, ст. 21; от Марка, гл. 10, ст. 21; от Луки, гл. 18, ст. 22.

Ч.1, кн.1, гл.5. С. 38. «Кто меня поставил делить между ними?» – Цитируются слова Христа, сказанные им в ответ на просьбу некоего человека помочь ему разделить наследство с братом: «...кто поставил Меня судить или делить вас?» (Евангелие от Луки, гл. 12, ст. 14).

Ч.1, кн.2, гл.2. С. 50. Учитель! – повергся он вдруг на колени, – что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Повторяются слова, обращенные к Христу и названные в Евангелии искушением. См.: Евангелие от Луки, гл. 10, ст. 25; гл. 18, ст. 18; от Марка, гл. 10, ст. 17; от Матфея, гл. 19, ст. 16. Представленная репрезентация, сказанная Ф.П. Карамазовым на коленях перед старцем, дословная. Это неполный стих из Нового Завета. Мы думаем, что эта репрезентация выполняет инвентивную функцию, т.к. в романе прослеживается попытка создания подобия Священной истории: сюжетов, героев, мотивов. Здесь видна параллель коммуникативных ролей: вопрошающий и отвечающий. Вопрошающий на коленях, как и в Новом Завете, и спрашивает точно так же, как и некто, который пал пред Иисусом. Разница в том, какой ответ дается в романе и в Новом Завете. Господь говорит: «Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй». А старец говорит Федору Павловичу: «Не предавайтесь пьянству и словесному невоздержанию».

Ч.1, кн.2, гл.2. С. 51. Воистину ложь есмь и отец лжи! Впрочем, кажется, не отец лжи, это я всё в текстах сбиваюсь, ну хоть сын лжи, и того будет довольно.

Ср. слова Христа, сказанные о дьяволе: «...он лжец и отец лжи» (Евангелие от Иоанна, гл. 8, ст. 44). «Ошибка» и поправка героя в равной степени знаменательны: они косвенно характеризуют не только Федора Павловича, но и Ивана, так как слова «отец лжи» по отношению к Федору Павловичу в серьезном своем значении нацелены на Ивана.

Ч.2, кн.6, гл.3. С. 360. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой...

Образ опирается на обычные библейские уподоб­ления; наиболее тесно, однако, он связан с евангельской притчей (см.: Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 24–30, 37–39; ср. также: Бытие, гл. 1, ст. 11–12) и тем самым обогащает содержательный аспект восприятия романа через возбуждение соответствующих ассоциаций читателя.

В плане проверки гипотезы, выдвинутой во Введении, проанализированный нами материал позволяет заключить, что она находит свое полное подтверждение в аспекте выполнения репрезентациями Нового Завета инвентивных функций в тексте романа. Репрезентации Нового Завета действительно выступают идеологическим ядром романа. Их совокупность выступает своего рода имплицитным «текстом в тексте», т.е. тем базовым подтекстом, который формируется христианской мифологией, мифотектоникой (В.И. Тюпа), самим глубинным содержательным слоем романа. Таким образом, проанализированные репрезентации выступают в качестве отнюдь не вспомогательных иллюстраций проповеднического характера; напротив, их динамика образует тот первичный сюжет, архетипическое ядро, на которое «наматывается клубок», говоря словами Б.М. Гаспарова, житейских перипетий, переживаемых героями, как своего рода «иллюстраций» к Библии.

В параграфе «Диспозитивные функции новозаветных репрезентаций в романе «Братья Карамазовы» рассмотрены евангельские включения в художественное пространство «Братьев Карамазовых», которые выполняют функции композиционных приемов, т.е. диспозитивные.

Библия и христианский миф выступают в качест­ве одного из архетипов романа Достоевского «Братья Карамазовы», определяя его особенно­сти как в области содержания, так и в области формы – композиционной и языковой. В первую очередь здесь следует отметить ведущую особенность диспозитивной организации романа, которая имеет четыре части и символизирует, таким образом, форму Четвероевангелия.

Самой первой репрезентацией Нового Завета, выполняющей ключевую диспозитивную функцию, является эпиграф к роману, который анализировался и в предыдущем параграфе – как основа инвентивно-диспозитивного каркаса романного повествования:

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Евангелие от Иоанна, гл. 12, ст. 24).

Важно подчеркнуть, что эпиграф дословно повторяется в тексте романа дважды: в первый раз – Зосимой о Дмитрии, второй – в сцене с таинственным посетителем. Это условно делит роман на две части. Первая часть есть некая исходная ситуация, предполагающая по своему смыслу развитие, изменение; вторая – самое это изменение. Обе части имеют евангельское происхождение и существуют в «Братьях Карамазовых» как художественное освоение двух притч.

Следующей репрезентацией, выполняющей диспозитивную функцию, является: «...в радости воздевая руки к небу: „Ныне отпущаеши"...» (Ч.1, кн.1, гл.1. С. 11). Она задает начало сюжетной линии, связанной с Федором Павловичем и более подробно проанализирована в параграфе 2.1.

Также исполняют диспозитивную функцию слова старца Зосимы, сказанные Алеше по поводу визита в монастырь Миусова, ведущего тяжбу с монастырем о поземельной границе их владений, и семьи Карамазовых: «Кто меня поставил делить между ними?» (Ч.1, кн.1, гл.5. С. 38). Цитируются слова Христа, сказанные им в ответ на просьбу некоего человека помочь ему разделить наследство с братом: «...кто поставил Меня судить или делить вас?» (Евангелие от Луки, гл. 12, ст. 14).

Размышления автора, посвященные проблеме веры и безверия, о «реалистах» и верующих, имеют, на наш взгляд, интегрированный инвентивно-диспозитивный характер:

Апостол Фома объявил, что он не поверит, прежде чем не увидит, а когда увидел, сказал: «Господь мой и бог мой!» (Ч.1, кн.1, гл. 5. С. 30). Один из учеников Христа, Фома, не хотел верить рассказу о воскресении учителя. Когда Христос явился ученикам еще раз, Фома воскликнул: «Господь мой и бог мой!». Христос пояснил: «...ты поверил, потому что увидел меня, блаженны не видевшие и уверовавшие». (Евангелие от Иоанна, гл. 20, ст. 19–29).

Далее следуют размышления Алеши о современном воплощении атеизма: Сказано: «Раздай всё и иди за мной, если хочешь быть совершен» (Ч.1, кн.1, гл.5. С. 31). См.: Евангелие от Матфея, гл. 19, ст. 21; от Марка, гл. 10, ст. 21; от Луки, гл. 18, ст. 22. Вопрос о соотношении веры и безверия здесь также определяет комплексный, инвентивно-диспозитивный характер репрезентации.

Следующая репрезентация выполняет диспозитивную функцию: Ч. 1, кн. 2, гл.3. С. 57. И надолго еще тебе сего великого материнского плача будет, но обратится он под конец тебе в тихую радость... – Ср. в Ветхом завете: «...и изменю печаль их на радость, и утешу их, и обрадую их после скорби их» (Книга пророка Иеремии, гл. 31, ст. 13), а также слова Христа, обращенные к ученикам: «...вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет» (Евангелие от Иоанна, гл. 16, ст. 20).

Ч.2, кн.5, гл.4. С. 275. «Прав ты, господи, ибо открылись пути твои!» – Свободное сочетание разных стихов Апокалипсиса: «… велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? Ибо Ты един свят: все народы придут и поклонятся пред Тобою, ибо открылись суды Твои». (Откровение Иоанна, гл. 15, ст. 3–4; см. там же: гл. 16, ст. 7, гл. 19, ст. 1–2; а также Псалтырь, пс. 118, ст. 137).

Ч.2, кн.5, гл.5. С. 280. ...уста его тихо и еще раз произносят: „Талифа куми» – «и восста девица».

Имеется в виду евангельский рассказ о воскрешении девочки: «...Он, выслав всех, берет с Собою отца и мать девицы и бывших с Ним и входит туда, где девица лежала. И взяв девицу за руку, говорит ей: талифа куми, что значит: девица, тебе говорю, встань. И девица тотчас встала и начала ходить...» (Евангелие от Марка, гл. 5, ст. 40– 42; от Луки, гл.8, ст. 52–55; от Матфея, гл.9, ст. 23–25). Этот же евангельский эпизод Достоевский упоминает в черновых материалах к роману «Преступление и наказание» и в романе «Идиот».

Данная репрезентация дословна; форма репрезентации – предложение. Эта фраза и в поэме Ивана, и в Новом Завете произносится в одинаковых обстоятельствах. Данная репрезентация выполняет, на наш взгляд, интегративную инвентивно-диспозитивную функцию, т.к. благодаря ее использованию возможно провести параллель с событиями, происходящими в Новом Завете и повествованием в поэме. Эта репрезентация подчеркивает достоверность силы, которой обладает в поэме Ивана Иисус Христос, и делает его более похожим на Истинного.

Ч.2, кн.5, гл.5. С. 283. ...уходя, ты, передал дело нам. Ты обещал, ты утвердил своим словом, ты дал нам право связывать и развязывать...

Великий инквизи­тор напоминает слова Христа, сказанные одному из апостолов: «...Я говорю тебе: ты – Петр и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Евангелие от Матфея, гл. 16, ст. 18–19; см. там же: гл. 18, ст. 18; от Иоанна, гл. 20, ст. 21–23).

Ч.2, кн.5, гл.5. С. 285. „Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеса!"

В Апокалипсисе говорится о звере, долженствующем явиться людям перед концом мира, и они «поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?» (Откровение Иоанна, гл. 13, ст. 4). Здесь же предсказывается появление другого зверя, который «творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю...» (Там же, ст. 13). Мысль о грядущем пришествии антихриста в этом отрывке выполняет инвентивно-диспозитивную функцию.

Ч.2, кн.6, гл.3. С. 360. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой...

Образ опирается на обычные библейские уподоб­ления. Наиболее тесно, однако, он связан с евангельской притчей (см.: Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 24–30, 37–39; ср. также: Бытие, гл. 1, ст. 11–12).

Таким образом, в романе имеется довольно много репрезентаций, выполняющих диспозитивную функцию и играющих одну из определяющих ролей в формировании композиции исследуемого романа. При этом необходимо подчеркнуть, что в силу органичности инвентивно-диспозиитивного каркаса романа как художественного целого все дипозитивные функции являются фактически инвентивно-диспозитивными, а в силу своей языковой маркированности выполняют также элокутивную функцию в формировании идиостиля писателя.

В параграфе «Элокутивные функции репрезентаций Нового Завета в романе» рассмотрены элокутивные функции репрезентаций Нового Завета в романе, которые служат маркерами идиостиля Ф.М. Достоевского как православной литературной личности.

В романе Ф.М. Достоевского имеется достаточное количество репрезентаций, формирующих специфическое «элокутивное пространство» текста, отражающее посредством специфики авторского идиостиля некоторые свойства христианского миропонимания писателя.

Ч.1, кн.2, гл.6. С. 85. ...но она «возлюбила много», а возлюбившую много и Христос простил...

Достоевский воспользовался толкованием евангельского текста (Евангелие от Луки, гл. 7, ст. 47) в речи адвоката Е. И. Утина (1843– 1894), выступавшего в качестве защитника в деле Каировой (см. XXIII, 5–20). Достоевский писал об этом в майском номере «Дневника писателя» за 1876 г.: «Г-н защитник в конце своей речи применил к своей клиентке цитату из Евангелия: «она много любила, ей многое простится». Это, конечно, очень мило. Тем более, что г-н защитник отлично хорошо знает, что Христос вовсе не за этакую любовь простил «грешницу». Считаю кощунством приводить теперь это великое и трога­тельное место Евангелия (см.: XXIII, 19–20). Об этом же эпизоде в деле Каировой впоследствии вспоминал А.Ф. Кони: «Защищая женщину, имевшую последовательно ряд любовников и отравившую жену последнего из них, он (имеется в виду Утин), ссылаясь на прошлое подсудимой, просил об оправдании, приводя в пример Христа, простившего блудницу, «зане возлюбила много», что дало повод обвинителю заметить, что защитник, по-видимому, не различает разницы между много и многих» (А.Ф. Кони).

Данная репрезентация дословна и встречается в Евангелии от Луки, гл.7, ст. 47. В романе ее приводит Ф.П. Карамазов на приеме в келье у старца Зосимы, говоря о Грушеньке. Данная репрезентация представлена в виде словосочетания и выполняет элокутивную функцию, т.к. ее употребляет человек, отдавший предпочтение блуду и разврату, а не священнодействованию, назвавший себя срамником и шутом, и употребляет ее как некое оправдание для Грушеньки перед собравшимися в келье у старца. Разница в доказательство: в Новом Завете это словосочетание произносит Господь покаявшейся женщине, а в романе – «срамник и шут» о сластолюбивой Грушеньке.

Ч.1, кн.2, гл.8. С. 100. ...знаете вы, что такое фон Зон? Процесс такой уголовный был: его убили в блудилище. А когда заколачивали, то блудные плясавицы пели песни и играли на гуслях, то есть на фортоплясах!

Блудилище – слово, обозначающее в древних текстах притоны разврата. Плясавица, блудная плясавица – обычно говорится о дочери царя Ирода, потребовавшей у отца в награду за свою пляску голову Иоанна Крестителя (Евангелие от Матфея, гл. 14, ст. 6–11; от Марка, гл. 6, ст. 21–28).

Ч.2, кн.5, гл.3. С. 264–265. ...верую в Слово, к которому стремится вселенная и которое само «бе к богу» и которое есть само бог...

Ср.: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога» и т.д. (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 1–2). Данный контекст свидетельствует о феномене инвентивно-элокутвной координации, о неразрывно связи сущности и явления, содержания и формы, которая проявляется в том, что элокуция (Слово, а не Мысль) парадоксальным образом становится первичной, а инвенция – вторичной.

Ч.2, кн.5, гл.5. С. 278. „О дне же сем и часе не знает даже и сын, токмо лишь отец мой небесный!"...

Ср.: «О дне же том или часе никто не знает: ни ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Евангелие от Марка, гл. 13, ст. 32). См. также: Евангелие от Матфея, гл.24, ст. 36.

Данная репрезентация стиха из Нового Завета не дословна. Эта фраза употреблена Иваном Карамазовым в его поэме с тем, чтобы сделать «поэму более близкой и серьезной по отношению к Евангельскому учению». На наш взгляд, эта репрезентация выполняет элокутивную функцию, этому есть следующие доказательства. Во-первых, эту репрезентацию использует человек, не принимающий мира Божиего и «отдавший билет» Богу, по которому, как он считал, можно жить в вере Божией. Во-вторых, используя данную репрезентацию, Иван хочет показать свою компетентность в знании и понимании Евангельского учения, и создает свою поэму на основе своего понимания Евангельского учения.

Ч.2, кн.5, гл.5. С. 279. Огромная звезда, «подобная светильнику» (то есть церкви) «пала на источники вод, и стали они горьки».

Неточная цитата из Апокалипсиса (см.: Откровение Иоанна, гл.8, ст. 10–11). Этот же апокалипсический образ был использован Достоевским в романе «Идиот». Форма репрезентации – пересказ эпизода. Автор через своего героя Ивана Карамазова использует данную репрезентацию как некий образ ереси, возникшей в Германии, которая отрицала чудеса, описанные в Евангелии. Эта репрезентация выполняет элокутивную функцию в том плане, что формирует соответствующий стилевой колорит высокой торжественности, подчеркивающий глобальную значимость происходящего.

Ч.2, кн.5, гл.5. С. 279. О, это, конечно, было не то сошествие – «как молния, блистающая от востока до запада».

В Евангелии, объясняя ученикам, каким будет его второе пришествие, Христос говорит: «...ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого» (Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 27; от Луки, гл. 17, ст. 24). Данная репрезентация стиха из Нового Завета не дословна, ее форма – пересказ эпизода. Данную недословную репрезентацию Иван употребляет для того, чтобы подчеркнуть контраст между Пришествием Сына Человеческого, как это описано в Евангелии, и тем, как это описано в поэме – тихо и незаметно. Недословный характер этой репрезентации выполняет, помимо инвентивной функции, также элокутивную функцию – подчеркивает некомпетентность Ивана в сфере знания Нового Завета.

Ч.2, кн.6, гл.3. С. 357. «Камень, который отвергли зиждущие, стал главою угла». – Псалом 117, ст. 22. Ср.: Евангелие от Матфея, гл. 21, ст. 42. Этот стих не раз повторяется в новозаветных текстах.

Данную репрезентацию употребляет старец Зосима перед собравшимися у него в келье священнослужителями как будущую речь людей всего мира, после того, как они поймут, что русский народ воссиял среди других народов. Данная репрезентация выполняет в романе элокутивную функцию, т.к. оформляет символическое содержание формирующегося в сознании читателя образа, который относится уже к русскому народу, а не ко Христу.

Ч.2, кн.6, гл.3. С. 358. Деток любите особенно ~ Горе оскорбившему младенца. – Слова старца предлагают в качестве примера для подражания отноше­ние к детям Христа, свободно развивая евангельскую мысль. Ср., например: Евангелие от Матфея, гл. 18, ст. 1–10; гл. 19, ст. 13–15.

В результате анализа прикладного материала нами выявлены следующие элокутивные функции новозаветных репрезентаций в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: 1) характеристика персонажа; 2) формирование соответствующего стилевого колорита высокой торжественности, подчеркивающего глобальную значимость происходящего; 3) оформление символического содержания формирующегося в сознании читателя образа.

В целом выделение диспозитивного и элокутивного аспектов в исследовательских целях и рассмотрение их отдельно от инвентивного аспекта позволяет лучше представить диалектическую взаимосвязь внутренней и внешней форм итогового романа Ф.М. Достоевского.

В Заключении подводятся основные итоги диссертационного исследования. Перспективы исследования усматриваются в сравнительно-сопоставительном изучении с позиций ЛР подхода новозаветных репрезентаций в текстах романов Ф.М. Достоевского и в рассмотрении новозаветизмов и ветхозаветизмов в произведениях писателя как единого ментально-дискурсивного пространства.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Диспозитивные функции репрезентаций Нового Завета в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Вестник Поморского университета. Вып. 4. 2007. Серия «Гуманитарные и социальные науки». Архангельск: ПГУ им. М.В. Ломоносова, 2007. С. 126–129.

2. Достоевский как литературная личность: философско-мировоззренческий и религиозный фундамент речемыслительной деятельности // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 6 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. Сочи: РИО СГУТиКД, 2005. С. 144–154.

3. Инвентивные функции репрезентаций Нового Завета в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Аспирант и соискатель. – М.: ООО «Компания Спутник+». №6 (37). 2006. С. 61–67.

4. Лингвистический и лингвориторический подходы к исследованию текста как теоретико-методологическая основа изучения репрезентаций Нового Завета в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Лингвистика ХХI века: актуальные направления: Сб. науч. тр. Воронеж: ВГПУ, 2007. С. 54–60.

5. Лингвориторическая теория литературной личности как методологическая основа анализа художественного текста // Проектирование инновационных процессов в социокультурной и образовательной сферах: Матер. 8-й Междунар. науч.-метод. конф. / Отв. ред.: Ю.С. Тюнников, Г.В. Яковенко. Сочи: РИО СГУТиКД, 2005. С. 183–186.

6. Лингвориторический анализ текста отечественной классики как средство воспитания русской языковой личности (Ф.М. Достоевский, «Братья Карамазовы») // Там же. С. 191–194.

7. Литературоведческие характеристики романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» как основание лингвориторического анализа // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 8 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. Сочи: РИО СГУТиКД, 2007. С. 109–114.

8. Репрезентации Нового Завета в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» в аспекте лингвориторического анализа // Гуманитарные науки: исследования и методика преподавания в высшей школе: Матер. IV Всерос. науч.-метод. конф., г. Сочи, 19–20 мая 2006 г. / Отв. ред. А.А. Черкасов. Сочи: РИО СГУТиКД, 2006. С. 174–177.

9. Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» как лингвориторическая макросистема // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 9 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. Сочи: РИО СГУТиКД, 2007. С. 135–142.

Элокутивные функции репрезентаций Нового Завета в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Диалог языков и культур: теоретический и прикладной аспекты: сб. науч. статей: вып. 2 / Cост. и отв. ред. Т.С. Нифанова; Поморский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. Архангельск: Поморский университет, 2007. С. 275–279.

24