Документ Microsoft Word
.docЕсли "в греческом и семитском праве собственность переходила к покупателю только после уплаты цены' и тем самым переход собственности и передача веши были разделены, то в Риме переход права и продажа были разграничены в ранний период с созданием mancipatio nummo uno, Т.е.путем уплаты символической цены. Как следствие акт постепенно утратил природу продажи и стал актом передачи права"2. Тем самым был устранен характер mancipatio как продажи и она стала пригодной для других юридических целей.
Иными словами, манципация в классическую эпоху обладает causa для самой себя и переносит право собственности независимо от действительности основания. Ее реальный эффект опирается на древнюю силу ритуала, синкретичность которого со временем дифференцировалась на способ .производного приобретения права собственности (когда результирующее право приобретателя зависит от юридической позиции отчуждателя)2 и источник штрафной ответственности неправомерного отчуждателя перед утратившим вещь приобретателем
Само по себе проводимое, например. Гаем противопоставление традиции как отчуждения "по естественному праву" и манципацин — по цивильному праву' означает приобретение традицией значения, указывая также и ту сферу, в которой ей суждено развиваться, — вытеснение и замещение манципации.
Затем, как указывает Диошди, под влиянием негативного примера греческого права, не признававшего передачу как независимый юридический акт, значение традиции начинает возрастать.
Итак, когда под давлением экономики был настоятельно поставлен вопрос, какой из трех актов — договор продажи, выплата цены или передача вещи — передает собственность, выбор был сделан в^дользу третьего, поскольку этот путь уже был показан манцилацией nummo uno3.
В конечном счете манципация была поглощена традицией, и уже "по Юстинианову праву передача есть общая и необходимая форма добровольного отчуждения телесных вещей". Всеобщность и необходимость традиции Дернбург объясняет тем, что, во-первых, "нормальным считается, чтобы собственник владел своей вещью" и, во-вторых, при этом обеспечивается и гласность, важная для отношения, обычно затрагивающего и третьих лиц4.
Передача требует следующего: правомочия передающего (традента) на перенесение права собственности; совпадения воли традента и получателя относительно перехода господства над вещью; переноса владения". "Под именем передачи понимается вручение одним лицом другому вещи с намерением перенести право собственности"2.
Несобственник не может передать собственность, самое большее, что от него может приобрести получатель, — это фактическую позицию владения для давности.
Передача сначала считалась односторонней (для передающего), а затем двусторонней сделкой, вещным договором, однако "спорно, зависит ли переход собственности через передачу от действительности вызвавшего эту передачу основания, например от действительности купли, или же достаточно воли контрагентов перенести право собственности, хотя бы основание ее было недостаточно или просто в действительности не существовало, другими словами, спорно, должно ли основание передачи обладать объективной реальностью (действительно существовать) или достаточно субъективного мнения, что оно существует. Сторонники последнего взгляда любят называть традицию абстрактным вещным договором"3. Абстрактности не мешает то, что традиция имеет в виду определенные условия, поскольку эти условия относятся к будущему. В то же время "большие трудности" представляет вопрос: "достаточно ли для перехода права собственности по традиции, чтобы стороны согласились о том, что^путем передачи владения вещью переносится именно право собственности на нее, или же следует требовать еще, чтобы были согласны относительно той causa, той цели, для которой право собственности переносится?" Юлиан приводит пример, когда вещь передается с целью дарения, а принимающий считает, получая деньги, что устанавливается заем. Поскольку в этом случае собственность переходит в любом случае — и при дарении, и при займе, — постольку независимо от разногласий по causa традиция приобретает силу абстрактного договора: получатель становится собственником, а зашита прежнего собственника вещи осуществляется обязательственными средствами (кондикцией). Правда, в любом случае
Если традиция является сделкой, то она может быть совершена под условием. Например, если договор купли-продажи включает известное условие: вещь не считается перешедшей, пока цена не будет уплачена, то и традиция совершается "как бы под суспензивным условием уплаты цены"1,
Универсальное и необходимое значение традиции, естественно, привело к тому, что переход собственности без передачи вещи должен быть специально оговорен. В этом смысле можно указать на constitutum poSsessorium (когда прежний собственник по соглашению продолжает держать вещь у себя) и traditio brevi manu (когда приобретатель уже владеет вещью)2, а также на вручение документа.
Покупатель, не получивший владения, не становится собственником из договора купли-продажи не только если не получит владения, но и если завладеет вещью иначе чем получив ее от продавца (или от третьих лиц по указанию и поручению продавца). Поэтому насильственное или иное получение вещи от третьих лиц помимо воли собственника, даже если эта вещь стала предметом купли-продажи, но не была передана, не может привести к возникновению собственности у покупателя, который становится владельцем, причем всегда недобросовестным — ведь он заведомо знал о действительном собственнике, — а с точки зрения публичного права такое завладение является присвоением чужой вещи.
Вообще можно заметить, что система традиции, основанная на презумпции собственности владельца, порождает как свои следствия и ограничение виндикации, и приобретательную давность, и приобретение собственности от неуправамтенного на отчуждение лица1.
Передача недвижимости по договору купли-продажи, который в силу своего значения для оборота выступает как модель всякого отчуждения, осуществляется путем составления акта или иного документа, подтверждающего фактическую передачу имущества^Лакая передача является исполнением договора (ст. 556 ГК). Ьднако собственность переходит не в этот момент, а в момент регистрации. Некоторые трудности связаны с формулировкой п. 1 ст. 551 ГК; государственной регистрации подлежит переход права собственности. Получается, что переход права собственности уже состоялся, а затем он регистрируется. Такое толкование» однако, содержит в себе логическое противоречие: момент перехода может быть только один, и причем он совпадает с моментом регистрации. Дважды либо постепенно собственность перейти не может в силу приобре-;
тающего здесь категорическое значение правила, что в любое'. время собственником может быть только одно лицо, исключая всякое другое. Видимо, законодатель боролся здесь с трудно стями прежде всего лингвистического характера, которые, впрочем, обычно свидетельствуют о проблемах онтологического плана или даже о противоречиях в позитивном праве'
Есть смысл обратиться к проблеме способа передачи права собственности на недвижимость в русском праве. По сложившемуся путем определенного наслоения законов разных эпох порядку сделка об отчуждении недвижимости утверждалась старшим нотариусом, а затем на месте составлялся ввод во владение возвещением о новом владельце, прочтением акта укрепления и составлением вводного листа. При этом было положено присутствовать смежным владельцам, местному сельскому старосте, свидетелям и арендаторам. В связи с известными противоречиями не вполне ясным считался вопрос, переходит ли собственность в момент нотариального утверждения сделки либо в момент ввода во владение (нотариус, заметим, вел и реестр крепостных дел, в котором отмечался переход имений). Г.Ф. Шер-шеневич, анализируя кассационную практику, заметил, что она "в целом ряде решений признала, что переход права собственности совершается в момент утверждения сделки старшим нотариусом, а значение вводных листов совершенно уничтожила".
Главное заключается в том, что условия договора, направленные на рассрочку платежа и отложение переноса собственности, не позволяют придать ни акту передачи имущества, ни акту регистрации значения перехода собственности.
Теперь мы можем более уверенно дать ответ на вопрос, который составляет суть проблемы: покупатель не имеет возможности требовать регистрации перехода собственности до выполнения им своих обязательств по оплате приобретенного имущества. Чисто Техническим оказывается и вопрос, какие документы при этом будут представляться на регистрацию — второй ли акт о передаче собственности, означающий подтверждение продавцом исправности покупателя, или же документы о выплате всех необходимых платежей.
"В тех случаях, когда имущество включено в уставный капитал акционерного общества, его требования к третьим лицам об истребовании такого имущества представляют собой виндикационный иск собственника, который удовлетворяется судом- Если же требования заявлены в отношении имущества, которое находилось в хозяйственном ведении предприятия, но в уставный капитал акционерного общества не вошло, то у него право на виндикацию отсутствует"2. Невключение имущества в уставный капитал означало, что оно и не входило в акт оценки и не было передано. Поэтому и право собственности на него не возникло
Приобретательная давность
Трудно принять ведущую роль трудового обоснования приобретения собственности также и потому что "в античности труд не считался добродетелью и неотъемлемым атрибутом жизни", а воспринимался скорее как "досада, неприятность".
Наполнение usucapio собственно юридическим содержанием следует поэтому увязать уже с нуждами оборота, стремящегося примирить неизбежно обостряющееся в ходе экономического развития столкновение позиций приобретателя вещи и ее предыдущих владельцев, причем usucapio как продукт обмена уместно рассматривать в качестве средства разрешения конфликта между групповой, семейной принадлежностью вещи и вовлечением ее в оборот, который не мог сразу иметь форм безличных, только имущественных связей, приобретенных им поэдиев, когда и первоначальный смысл usucapio оказался утраченным.
В этом отношении usucapio на завершающей стадии развития может приобрести качество способа обратного введения4 в гражданский оборот вещей, оказавшихся за его пределами, путем присвоения правовой позиции владельцу. Д-В. Дождев, приводя это суждение, обращает внимание на его некорректность: нельзя "говорить о неопределенности отношений собственности, если истинный собственник веши известен"
В этом смысле естественно появление взглядов, согласно которым достаточно длительное для небольшой общины владение выступало сначала как доказательство или, точнее, как основание для освобождения владельца от бремени доказывания права на вещь". – на основании Цицерона
Выяснение юридической природы usucapio требует рассмотрения предшествующего ей феномена usus auctoritas (буквально: пользование и ручательство2), возникшего на почве древней купли-продажи и выражающего форму принадлежности веши приобретателю. Наличие usus auctoritas позволяло приобретателю опираться на помощь продавца в случае предъявления требований к вещи третьими лицами, а также при защите утраченного usus3. Согласно одним взглядам, auctoritas — это только гарантия против эвикции вещи на короткий период времени (соответственно вещь сразу закрепляется у приобретателя), по другим — это власть, даже собственность предшественника на переданную вещь, ограниченные сроком.
Д. Дождев, опираясь на текст Цицерона (главный источник по этому вопросу), разграничивает содержание auctoritas до возникновения приобретательной давности, когда мы имеем дело с usus auctoritas, и после приобретения по давности, когда, как сформулировал Цицерон, возникает rata auctoritas (переведено автором как "подтвержденная власть"). При том» что "обе auctoritas относятся к нематериальному аспекту, принадлежно-.сти (в отличие от usus) и квалифицируют его как право, которое может быть защищено процессуальными средствами", различия между ними состоят в том, что в случае, usus auctoritas самостоятельная защита невозможна, а требуется привлечение предшественника, причем его участие не ограничивается только гарантией на случай эвикции (вопреки господствующему мнению), тогда как rata auctoritas — это уже основание для нормальной защиты, т.е., по словам Цицерона, "конец споров и опасности судебных разбирательств", хотя и не создает права приобретателя на вещь. Отсюда делается вывод, что auctoritas в составе usus auctoritas "представляет собой конституирующий элемент специфического режима принадлежности, соотносимого с классической possessio ad usucapionem"'
Usucapio, возникшая из usus auctoritas, — продукт доклас-сического развития, откуда часто выводят и смысл термина — приобретение через пользование (usu capere). Трансформация, которую претерпевает usucapio в классическом праве, увязывается с отделением собственности от личных отношений и различением собственности и владения. Одновременно происходит и сужение сферы самой usucapio2.
Поскольку первоначально usucapio не требовала добросовестности (bona fides) и надлежащего основания (iusta causa), их проникновение в usucapio можно объяснять как возрастанием индивидуализации в римском праве, так и взаимодействием usucapio с развивающимися понятиями об основаниях собственности.
Usucapio находилась во взаимодействии с бонитарной собственностью, которая через Actio PubHciana опиралась на при-обретательную давность, а также с владением. Это не только привело к внутренним модификациям самой usucapio, но и сузило область ее применения.
Классическая usucapio имела другое важное ограничение — не подлежала приобретению по давности ворованная вещь (вероятно, речь сначала шла только о самих ворах). При широком понимании воровства архаичным правом это ограничение имело серьезные последствия и практически оставило usucapio лишь сферу передачи вещей путем взаимодействия с собственником.
Вопрос, однако, легко разрешается, если обратиться к § 932 ГГУ, в силу которого любой приобретатель, кроме недобросовестного, становится собственником движимой вещи', приобретенной от несобственника.
Теперь ясно, что если добросовестный приобретатель стал собственником вещи в момент ее приобретения независимо .от наличия права на отчуждение у продавца, то виндикация к нему уже невозможна, так как он более не владелец, а собственник. Следовательно, наличие в законодательстве нормы об ограничении виндикации в пользу добросовестного приобретателя не подтверждает, а скорее опровергает допущение, что этот же приобретатель уже стал собственником.
Здесь нужно вернуться к вопросу о функциональном соотношении трех смежных и частично перекрывающихся институтов — ограничения виндикации, приобретения собственности от неуправомоченного продавца и приобретательной давности. В каждом из них центральное место занимает рожденная в обороте вопреки собственнику фигура добросовестного приобретателя. На почве только что показанного сопоставления § 932 и 986 ГГУ стала видна взаимозаменяемость приобретения собственности от неуправомоченного отчуждателя и ограничение виндикации. Именно то, что взаимозаменяемость означает И взаимоисключение, объясняет упразднение ограничения виндикации в пользу добросовестного приобретателя.
Правда, такую заменяемость не всегда можно называть взаимной. Ведь если добросовестный приобретатель, всегда превращаясь в собственника, делает ненужной защиту от виндикации, то обратная связь лишена этого автоматизма: Получивший защиту от виндикации добросовестный приобретатель не становится собственником в отсутствие прямого указания закона, а продолжает владеть без титула, незаконно и, чтобы стать собственником, нуждается в приобретательной давности. Приобретательная давность является последним средством вернуть в оборот вещи, выбывшие из него, и потому следует за виндикацией и приобретением вещи от неуправомоченного от-чуждателя (если эта норма имеется в позитивном законодательстве), как бы подбирая те вещи, кото^Ые не смогли попасть во власть собственника.
Презумпция добросовестности приобретения тесно граничит с вырастающей из презумпции собственностью, что выражено известным положением французского права: "По отношению к движимостям владение равносильно правооснованию" (ст. 2279 ФГК)'. Находясь под влиянием этой идеи, русское право также склонялось к тому, что "селу движимость поступила от собственника в постороннее владение не вследствие кражи или иного преступления, то собственник, утративший владение, не вправе требовать отобрания вещи от владельца, не имеющего права собственности, если он приобрел ее добросовестно", а это приводите "презумпции права собственности в пользу владеющего, которая допускает и опровержение"2.
На этой почве значительно сглаживаются, особенно в практическом отношении, проблемы приобретения движимых вещей от несобственника добросовестным приобретателем. Одновременно намечается и путь законодательной эволюции приобретательной давности для движимостей в сторону ее сокращения, возможно и до одного мгновения, как это сделано в ГГУ3.
По соображениям исторического плана изложенный подход мог бы, кажется, вызвать возражения, основанные «а том, что происходит смешение разных видов владения: posseSsio ad interdicta (владение, имеющее интердиктную защиту, но не позволяющее приобретение по давности) и possessio ad usuca-pionem (защищенное не только интердиктами, но и петнтор-ным иском и ведущее к приобретению по давности). Однако случаи possessio ad interdicta известны и ограничены перечнем:
это наследственное владение арендованным участком, прекар-ное владение до востребования, владение залогового кредитора и владение секвестром спорной вещью ду разрешения спора о ней'. При казуистическом характере выведения этого понятия очевидно, что оно может быть определено и как такой вид владения, который лишен признаков possessio ad usucapionem.
Теперь, учитывая, что нашей системе права из указанных видов possessio ad interdicta прекарное владение неизвестно, а прочие виды, являясь титульным владением, снабжены вин-дикационной защитой, мы можем не только утверждать, что противопоставление possessio ad usucapionem и ad interdicta в нашем праве лишено смысла, но и, напротив, найти здесь дополнительные аргументы в пользу предлагаемой нами конструкции, если обратить внимание на очевидную тенденцию снабжения ординарной виндикационной защитой любого законного (титульного) владения, которое не может рассматриваться как владение для давности.
Наиболее строгое понимание добросовестности сводится к требованию непременного наличия у владельца основательной уверенности, что вещь принадлежит ему на праве собственности. Существует и более умеренное толкование добросовестности как убеждение приобретателя,, что вещь получена им "бе;з неправды"2, пусть и не в собственность, но таким образом, что позволяет осуществлять владение "как своим собственным".
Практически важным обстоятельством является вопрос, достаточно ли добросовестности только в момент завладения' либо она должна сопровождать весь срок владения. Например, предъявление импликационного иска к добросовестному владельцу хотя и влечет отказ в выдаче возмездие приобретенной вещи, но в тоже время означает, что собственником является истец. Следовательно, ответчик, сохраняя владение, уже не может считать себя собственником. Ульпиан считал, что "после litis contestalio все начинают быть недобросовестными владельцами, скорее даже после возбуждения спора"',
Но означает ли это, что добросовестность утрачена? Д;И. Мейер по этому поводу замечает, [Что "если добросовестный владелец чужого имущества извещен о предъявленном к нему собственником иске,'то он с этого момента" не утрачивает добросовестности, хотя "со стороны ответственности становится в положение, близкое к положению" недобросовестного владельца3.
Мы также склонны считать, что в этом случае добросовестность, поскольку речь идет о приобретении по давности4, не утрачивается и продолжается течение сроков приобретатель-ной давности хотя бы потому, что ст. 234 ГК не вводит в этом случае перерыва течения срока. Вывод из этих рассуждений:
если владение начато добросовестно, последующие изменения не влекут утраты прав. возникающих из приобретательной давности. В том же плане излагает условия приобретения по давности В.М- Хвостов: "Наличность bona fides требуется в момент приобретения владения; при приобретении вещи на основании купли-продажи она требуется и в момент заключения купли-продажи, и в момент traditio вещи. Потеря bona fides в по следующее время не вредит приобретению по давности"'. В основе такого суждения- лежит известное правило, сформулированное средневековыми юристами, опиравшимися на широко разделяемое мнение Сабина: "Последующая недобросовестность не вредит правильно начатой usucapio"2
Владение для давности непередаваемо по сделке, а при передаче вещи начинается у нового приобретателя снова, "всякий сингулярный правопреемник может только начать новую давность"'. Соответственно добросовестность, основание за-владения обсуждаются по личности приобретателя и не могут передаваться. Возможно лишь присоединение срока при правопреемстве (п. 3 ст. 234 ГК