Дарницын_Эссе по сравнительному правоведению_Тема 19
.pdfФедеральное государственное бюджетное научное учреждение
«Исследовательский центр частного права имени С.С. Алексеева при Президенте Российской Федерации»
Эссе по учебному курсу «Сравнительное правоведение» по теме
«Понятие и содержание права собственности в гражданском праве современных развитых зарубежных стран. Место права собственности в системе вещных прав. Теория социальной функции собственности»
Выполнил:
студент 2 курса магистратуры
Российской школы частного права
Дарницын Павел Александрович
Проверил:
д.ю.н., профессор
Безбах Виталий Васильевич
Москва, 2018
Ни один правопорядок не может обойтись без понятия, которое юристы именуют как «право собственности». Последнее представляет собой правовой институт, призванный возвести экономические отношения собственности
(присвоения) в юридический ранг, описать их языком права. В этом смысле
«право собственности» выступает в своей объективной форме – в виде совокупности юридических норм, регулирующих данную группу отношений в обществе.
Однако с точки зрения правового анализа право собственности наиболее интересно рассматривать в качестве субъективного гражданского права. Эта его сторона отражает сущность рассматриваемой юридической категории и дает нам наиболее ясное представление о ее содержании.
В законодательствах различных государств дефиниции понятия права собственности различаются. Во французском Гражданском кодексе (далее – ГК Франции) право собственности определяется как право пользоваться и распоряжаться вещью наиболее полным образом, без нарушения осуществлением этого права запретов, установленных законами или регламентами1. Вслед за анализом более детальных положений закона французская доктрина выделяет также ряд правомочий собственника, среди которых упоминаются право пользования вещью (usus), право извлечения из нее плодов (fructus) и правомочие уничтожения вещи (abusus)2, однако прежде непременно отмечается «суверенный характер» права собственности.
Германское гражданское уложение (далее – ГГУ), в свою очередь,
закрепляет, что собственник «может распоряжаться вещью по своему усмотрению и отстранять других от всякого воздействия на нее»3. Сообразно этому, в немецкой доктрине господствует мнение, что правомочия собственника действуют в двойном аспекте и потому право собственности складывается из правомочия воздействия и правомочия исключения. При этом
1Статья 544 ГК Франции.
2Морандьер Ж.Л., де ла. Гражданское право Франции. Т. 2 // Пер. с франц. Е.А. Флейшиц. – М.: ИЛ, 1961. –
35с.
См. также: Ахметьянова З.А. Вещное право: Учебник. – М.: Статут, 2011. – гл. 2 § 2.
3Статья 903 ГГУ.
1
правомочие воздействия охватывает все виды возможного использования вещи (в том числе, потребление вещи, извлечение плодов и получение доходов от вещи, уход за ней, ее преобразование и даже ее уничтожение). Как часть правомочия воздействия рассматривается и право передачи вещи другому лицу, а правомочие исключения воздействия со стороны третьих лиц характеризует право собственности как право, которым могут быть обоснованы защитительные правопритязания собственника по отношению к нарушителю4.
Итальянское право предусматривает, что собственник вещи вправе полностью и исключительно использовать их и распоряжаться ими5.
Вкачестве сравнения можно привести норму Гражданского кодекса РФ,
всоответствии с которой «собственнику принадлежат права владения,
пользования и распоряжения своим имуществом», при этом «собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону или иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц…»6.
Если же обратиться к английскому праву, то можно обнаружить, что последнее не содержит не только единого определения права собственности,
но и единого понятия права собственности, которое является в значительной мере условным и различается применительно к различного рода объектам
(движимым вещам, объектам недвижимого имущества, имущественным правам...). Однако наиболее близкое по смыслу и содержанию к континентальному пониманию «права собственности» в английском праве является термин «ownership», применимый к движимым вещам и обозначающий «самое большое право или связку прав, которое может
4 Ахметьянова З.А. Там же.
См. также: Советское и иностранное гражданское право (проблемы взаимодействия и развития) / Отв. ред. В.П. Мозолин. М.: Наука, 1989. С. 217. Шапп Я. Основы гражданского права Германии: Учебник. М.: БЕК, 1996. С. 46 – 47.
5Статья 832 Гражданского кодекса Италии.
6Статья 209 Гражданского кодекса Российской Федерации.
2
существовать в отношении имущества»7. При этом английская доктрина также выделяет разного рода «правомочия», которые входят в «пучок прав»,
составляющий «право собственности», и которых некоторыми учеными-
правоведами насчитывается свыше десяти8. При этом данные авторы (А.
Оноре) описывают право собственности не исключительно путем сведения его содержания к «пучку правомочий», а, в первую очередь, как «полное», «либеральное» право.
В связи с изложенным, можно заключить, что зарубежные правопорядки описывают право собственности как наиболее абсолютное и самое широкое по своему содержанию субъективное право лица в отношении имущества, ему принадлежащего. Набор правомочий собственника, будучи различным в каждой конкретной юрисдикции, не образует конституирующего для данной правовой категории значения. И в самом деле: хотя бы на примере немецкого подхода, при котором выделяются лишь два правомочия («правомочие воздействия» и «правомочие исключения»), мы видим, что под них
«подтягивается» весь спектр дозволенных правом действий собственника, а
также способов защиты его интересов, которые в других законодательствах могут рассматриваться как самостоятельные правомочия, что говорит, скорее,
в пользу некой правовой традиции, нежели концептуального осмысления сути права собственности. В свою очередь, два указанных «правомочия» можно рассматривать в качестве универсальных, как две взаимодополняющие стороны субъективного права, принадлежащего собственнику,
подразумевающего возможность последнего осуществлять самостоятельные действия в отношении своего имущества, а также требовать от всех остальных воздерживаться от нарушений его права.
Вместе с тем, при таком ответе на вопрос о понятии права собственности неизбежно встает проблема определения границ этого права, пределов
7 Bell A.P. Modern Law of Personal Property in England and Ireland. London, 1989. P. 66.
См. также: Суханов Е.А. Вещное право: Научно-познавательный очерк. М.: Статут, 2017. – 124 с.
8 См., например, Honore A.M. Ownership. Oxford essays in jurisprudence. Oxford, 1961. P. 107-147; Рубанов А.А. Эволюция права собственности в основных странах Запада: тенденции и перспективы // Советское государство и право. 1987. № 4.
3
дозволенной субъекту меры его поведения. «Насколько право собственности абсолютно?» – как может показаться, вопрос, характеризующий содержание рассматриваемого права, скорее, с количественной, нежели с качественной стороны. Однако мировой опыт подсказывает, что ситуация в данном вопросе может зайти куда дальше и повлиять на само «качество права».
Ещё И.А. Покровский писал: «Признавая в принципе право собственности полной властью над вещью, государство в то же самое время резервирует для себя право налагать на нее те или другие ограничения, какие оно найдет необходимым, вплоть до полной экспроприации в интересах общего блага. Вследствие этого, с точки зрения своего содержания, право собственности уподобляется некоторой пружине, которая стремится выровняться во весь свой рост (так называемый принцип эластичности права собственности), но никогда этого в полной мере не достигает, так как всегда на ней лежат те или другие сжимающие ее гири. Таких гирь может быть больше или меньше, но они всегда есть и их количество и качество не могут не влиять на самый характер права собственности…»9.
В свете этого стоит отметить, что преподносившаяся в настоящей работе до этой строчки как данность идея о праве собственности как субъективном праве лица не является единственной и разделяемой всеми умами концепцией.
В противовес последней на рубеже XIX-XX веков на базе разработанного немецким ученым Г. Шварцем понятия «юридической цели», которое должно было прийти на смену понятию «субъекта права», возникла теория социальной функции собственности. Самым ярким ее представителем явился французский ученый Леон Дюги, профессор в Бордо, утвердивший идею о том, что собственность не есть право, а лишь социальная функция. «Собственник <…>
уже вследствие факта своего обладания подлежит выполнения известных,
связанных с этим обладанием обязанностей. Поскольку он выполняет эти обязанности, всякий его акт заслуживает охраны; но если он их не выполняет
9 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. 6-е изд., стереот. М.: Статут, 2013. – 201-202 с.
4
или выполняет дурно, <…> власть вправе вмешаться и принудить его к выполнению социальной функции собственника, которая состоит в употреблении богатств сообразно их назначению. На собственнике лежит обязанность употреблять вещь для удовлетворения не только своих, но и общих потребностей», – так описывает данную теорию И.А. Покровский10.
Указанная идея получила в XX веке значительное распространение, в том числе, среди ведущих европейских государств. В самой Франции эти учения не победили, но, тем не менее, оказали определенное влияние. Как отмечал автор наиболее авторитетного учебника по французскому гражданскому праву Морандьер, «частная собственность продолжает оставаться субъективным правом, но подчеркивается социальная функция, которую это право призвано выполнять»11. Отголоски упомянутой концепции можно обнаружить в таких ныне действующих актах, как Конституция ФРГ 1949 года, закрепляющая, что
«собственность обязывает; ее использование должно одновременно служить общему благу»12. Наиболее отчетливо социальная функция собственности отражена в Конституции Итальянской республики 1947 г.: «Частная собственность признается и гарантируется законом, который определяет способы ее приобретения и границы ее действия с целью обеспечить ее социальную функцию и сделать ее доступной для всех»13.
Таким образом, теоретически существует два глобальных подхода к определению в законодательствах различных стран содержания права собственности: оно может конструироваться через понятие «субъективного права», а может через понятие «социальной функции права собственности».
Но так или иначе конкретное содержание данного права и его границы определяются всем массивом правовых норм, имеющих то или иное значение
10 Там же. С. 111.
Более подробно см.: Леон Дюги. Общие преобразования гражданского права со времени кодекса Наполнеона. (Перевод с французского М.М. Сиверс) / под редакцией и с предисловием профессора А.Г. Гойхбарга. – Гос. изд-во Москва, 1919. – 9-19 с.
11Морандьер Ж.Л., де ла. Там же, 32 с.
12Статья 14 Конституции ФРГ 1949 года.
13Статья 42 Конституции Итальянской Республики 1947 года.
См. также: Иванова С.А. Концепция социальной функции собственности // Правовая инициатива, № 4, 2012.
– 25-32 с.
5
при регулировании отношений собственности. Более того, четкие границы права собственности установить не представляется возможным ни в парадигме господствующей концепции субъективного гражданского права
(ввиду наличия так называемых «каучуковых норм», к числу которых можно отнести, в частности, запрет злоупотребления правом), ни в парадигме теории социальной функции (ввиду довольно размытого понимания того, какое использование имущества будет соответствовать его назначению), что влечет за собой долю известного судейского усмотрения в вопросе о границах права собственности в том или ином случае.
Определив таким образом содержание рассматриваемого права, мы,
несмотря на различного рода его ограничения, известные зарубежным юрисдикциям, тем не менее, с неизбежностью придем к выводу о том, что оно является наиболее полным вещным правом из всех существующих и в этом смысле может считаться «верховенствующим» среди них. Иные вещные права, именуемые иначе на континенте «ограниченными вещными правами»,
служат целям юридически прочного участия одних лиц в праве собственности других, обременяя чужие вещи. При этом правомочия собственника в отношении его вещи ограничиваются правомочиями обладателя иного вещного права на тот же объект, что дает основание для выделения такого признака права собственности, как его «эластичность»14.
Однако данная картина может быть справедливо применима лишь к континентальным правопорядкам, поскольку, как уже отмечалось выше, в
праве Англии отсутствует аналогичное понимание права собственности как единого права. В силу специфики своего исторического развития, уходящего корнями в феодальный строй, английское право знает множество различных по своему содержанию прав на имущество, ни одно из которых нельзя назвать подлинным «правом собственности» в противовес остальным «ограниченным
14 Хвостов В.М. Система римского права: Учебник. С. 225.
О соотношении права собственности и иных ограниченных вещных прав см. также: Riemer H.M. Die beschänkten dinglichen Rechte. S. 33. - Суханов Е.А. Вещное право: Научно-познавательный очерк. М.: Статут,
2017. – 124 с.
6
вещным правам». При этом верховное право собственности на недвижимость,
которой признается земля, принадлежит исключительно Короне, тогда как остальные лица могут иметь более сильные либо более слабые титулы (estates)
на землю, предполагающие каждый различный объем правомочий. Если говорить о «собственности» на движимые вещи, то наиболее полным правом,
как уже отмечалось, является «ownership», которое является более сильным,
нежели все иные, однако его также нельзя отождествлять с конструкцией континентальной модели права собственности, поскольку английское «law of ownership and possession» является системой установления не абсолютного управомочия, а приоритетного управомочия (better right in possession)15. В
свете изложенного, в отличие от континентальных правовых систем,
применительно к праву Англии вряд ли можно говорить о месте права собственности в системе вещных прав, поскольку при соответствующей постановке вопроса едва ли можно понять, о каком «праве собственности» идет речь.
15 Bridje M.G. Personal Property Law. 3 ed. London, 2002. P. 28-29. - Суханов Е.А. Вещное право: Научно-
познавательный очерк. М.: Статут, 2017. – 28 с.
7