Учебный год 2023-2024 / Карабельников Б. Р. - Исполнение и оспаривание решений МКА - 2008
.pdfарбитражного соглашения подразумевается Конвенцией, и впоследствии этот принцип был нормативно закреплен в п. 1 ст. 16 Типового закона ЮНСИТРАЛ <1>.
--------------------------------
<1> Интересно, что согласно Закону Англии об арбитраже 1996 г. сторонам при заключении арбитражного соглашения предоставлено право отказаться от применения к их арбитражному соглашению принципа автономности (Section 7).
Господа Фушар, Гайар и Голдман в своем классическом труде, опубликованном в 1999 г., указывают:
"Принцип автономии (арбитражного соглашения. - Б.К.) является, несомненно, первой стадией процесса, в результате чего арбитры могут вынести суждение о собственной компетенции. Именно благодаря автономии арбитражного соглашения любой аргумент против действительности основного договора не будет иметь прямого влияния на арбитражное соглашение и, следовательно, на юрисдикцию арбитража. Такая автономия позволяет арбитрам рассматривать юрисдикционные возражения, основанные на утверждении о недействительности оспариваемого контракта. В такой ситуации автономия арбитражного соглашения и правило "компетенции компетенции" взаимно накладываются и поддерживают друг друга" <1>.
--------------------------------
<1> Fouchard, Gaillard, Goldman. On International Commercial Arbitration. Kluwer Law International. 1999. P. 214.
Однако, несмотря на практически всеобщее признание принципа автономности арбитражного соглашения <1>, из которого вытекает возможность применения к решению вопроса о наличии, действительности и исполнимости арбитражного соглашения правовых норм, отличных от норм материального права, применимых к существу спора, на практике почти не встречаются договоры, в арбитражных соглашениях которых специально решался бы вопрос о выборе права, применимого к арбитражному соглашению. Как правило, стороны закрепляют в договоре выбор материального права, применимого к отношениям между ними, ссылаются на тот или иной арбитражный регламент и устанавливают место проведения арбитража, но умалчивают о праве, которым должны регулироваться вопросы действительности, сохранения силы и исполнимости арбитражного соглашения, хотя выбор сторонами такого права прямо предусмотрен как Нью-Йоркской конвенцией, так и Европейской конвенцией. Более того, ни одной из рекомендуемых арбитражных оговорок, включенных в регламенты известных институциональных арбитражей или в Арбитражный регламент ЮНСИТРАЛ, как ни странно, тоже не предусматривается отдельное избрание права, применимого к решению вопроса о действительности, сохранении силы и исполнимости арбитражного соглашения, хотя в некоторых арбитражных регламентах прямо закрепляется принцип автономности арбитражного соглашения <2>.
--------------------------------
<1> См.: Лебедев С.Н. Международный коммерческий арбитраж: компетенция арбитров и соглашение сторон. С. 94.
<2> См: п. 2 ст. 21 Арбитражного регламента ЮНСИТРАЛ.
Таким образом, если в договоре не указано, какому именно национальному праву стороны подчинили включенное в договор арбитражное соглашение, то для решения вопроса о существовании, действительности и исполнимости арбитражного соглашения, как правило, приходится применять нормы права страны, где должно быть вынесено арбитражное решение (lex arbitri) <1>. В итоге на практике арбитрам, рассматривающим дело, в котором помимо собственно спора о праве выдвинуты еще и юрисдикционные возражения, приходится сначала изучать законы страны, где будет вынесено арбитражное решение (для решения вопроса о действительности, сохранении силы и исполнимости
51
арбитражного соглашения), а потом - нормы избранного сторонами применимого материального права (для решения вопроса о действительности договора, в который была включена арбитражная оговорка). В то же время автоматическое распространение норм материального права, избранного сторонами, на решение вопроса о действительности, сохранении силы и исполнимости арбитражного соглашения недопустимо в силу принципа автономности арбитражного соглашения. Только если в документе, подписанном сторонами, содержится прямое указание о том, что избранное сторонами материальное право подлежит применению и для вопросов, связанных с действительностью, сохранением силы и исполнимостью арбитражного соглашения, арбитры могут оценивать как действительность самой сделки, так и действительность, сохранение силы и исполнимость арбитражного соглашения по одним и тем же нормам
<2>.
--------------------------------
<1> Lew J. The Law applicable to the form and substance of the arbitration clause // ICCA Congress Series. May 1998. N 14. Paris: Para. 130.
<2> Ряд авторитетных авторов тем не менее полагают, что материальное право, избранное сторонами для регулирования прав и обязанностей по договору, может автоматически применяться и для регулирования арбитражного соглашения, включенного в данный договор (обсуждение этой позиции см., например: Redfern A., Hunter M. Op. cit. P. 158). Полагаем, что такая позиция противоречит процитированным нормам НьюЙоркской и Европейской конвенций, а также принципу автономности арбитражного соглашения: ведь если и договор, и арбитражное соглашение подчинены одному закону, то вряд ли возможно сохранение действительности арбитражного соглашения при недействительности "основного" договора. В подтверждение правильности сформулированного вывода можно сослаться на ст. 48 шведского Закона об арбитраже 1999 г., где различается право, избранное сторонами для регулирования прав и обязанностей по договору, и право, которым регулируется арбитражное соглашение, и предусмотрены специальные правила по установлению последнего (следует добавить, что Швеция не является участницей Европейской конвенции, так что включение в шведский Закон правил, аналогичных правилам, сформулированным в Европейской конвенции, нельзя считать дублированием международных обязательств Швеции в ее внутреннем законодательстве).
В связи с этим представляется весьма целесообразным включение в арбитражную оговорку указания о выборе права, применимого к решению вопроса о действительности, сохранении силы и исполнимости арбитражного соглашения. Это позволит также избежать ситуации, когда государственные суды, исследуя вопрос о действительности, сохранении силы и исполнимости конкретного арбитражного соглашения, будут иметь возможность самостоятельно определить право, на основании требований которого разрешается данный вопрос, т.е. когда при исследовании арбитражного соглашения в государственных судах разных стран данный вопрос может быть решен по-разному. Более того, если государственные суды любой страны будут поставлены перед необходимостью соблюдать выбор права, сделанный сторонами, будет исключена возможность применения к вопросу о действительности, сохранении силы и исполнимости арбитражного соглашения lex fori соответствующего суда, что будет способствовать большей предсказуемости результатов оценки действительности арбитражного соглашения государственными судами разных стран.
Следует обратить внимание и на то, что помимо установления права, которому подчинено арбитражное соглашение как таковое и на основании которого должны оцениваться действительность, сохранение силы и исполнимость этого соглашения, арбитры или государственный суд в соответствии с подп. "a" п. 1 ст. V Нью-Йоркской конвенции обязаны разрешить вопрос о "дееспособности" сторон арбитражного
52
соглашения, причем "по применимому к ним закону", а не по закону, которому подчинено арбитражное соглашение. Близкая по содержанию норма включена и в п. 2 ст. VI Европейской конвенции, согласно которому государственный суд должен разрешать вопрос правоспособности сторон арбитражного соглашения "по закону, который к ним применяется", т.е. по их личному закону (lex societatis), а не по закону, которому подчинено арбитражное соглашение.
Несмотря на некоторое терминологическое различие <1>, эти нормы требуют одного и того же: чтобы арбитры и/или государственные суды изучали правомерность подписания арбитражного соглашения, исходя из личного закона стороны, который, как известно, не может быть изменен на основании ее волеизъявления. Однако такое изучение должно проводиться с учетом специфики принципа автономности арбитражного соглашения, разграничивающего правовую судьбу и анализ действительности договора в целом и входящего в его состав арбитражного соглашения в частности. Например, если арбитраж или государственный суд придет к выводу о недействительности "основного" договора по причине отсутствия у представителя стороны полномочий на подписание крупной сделки (в случае, если "основной" договор является такой сделкой), арбитражное соглашение все равно останется действительным, поскольку обязательство о передаче спора в арбитраж нельзя считать крупной сделкой и сделкой вообще.
--------------------------------
<1> Терминологическое различие связано с тем, что в русском тексте Нью-Йоркской конвенции не совсем верно употреблен термин "недееспособность". Он не вполне точно отражает смысл английского термина "incapacity", который было бы вернее перевести как "дефект правоспособности", как это и было сделано в русском тексте Европейской конвенции. Более того, термин "дееспособность" чаще употреблялся в советском законодательстве (и продолжает употребляться в российском) в отношении физических лиц, в отношении же юридических лиц обычно употребляется термин "правоспособность". Тем не менее данные рассуждения могут быть использованы только для толкования русского текста Нью-Йоркской конвенции, но не для его исправления, поскольку русский текст является аутентичным и, как следствие, не может быть изменен.
Вопрос о праве, регулирующем арбитражную оговорку, неоднократно вставал в практике судов разных государств. Можно свидетельствовать, что в странах континентальной системы права он решается единообразно: если стороны сами не избрали отдельно права, регулирующего эту оговорку, то она считается подчиненной закону места вынесения арбитражного решения <1>. Наиболее либерально настроенные суды (прежде всего французские) указывают также на то, что в силу принципа автономности арбитражного соглашения отсутствует необходимость в обращении к национальному праву какого-либо государства при решении вопроса о его действительности <2>. В Англии же велика вероятность того, что суд посчитает материальное право, которому подчинен договор, также применимым к его арбитражной оговорке, если стороны не закрепят в ней, что она регулируется правом места проведения арбитража.
--------------------------------
<1> См.: решение Апелляционного суда округа Свеа (Швеция) по делу N O 4645-99 // Третейский суд. 2003. N 6. С. 41; Хобер К. Арбитражная реформа в Швеции // Международный коммерческий арбитраж. 2004. N 1. С. 61; Хегер С. Комментарий к новому австрийскому арбитражному законодательству. М.: Волтерс Клувер, 2006. С. 10.
<2> См.: Постановление Апелляционного суда Парижа от 31 мая 2001 г. // Международный коммерческий арбитраж. 2006. N 1. С. 151.
Наиболее известный комментатор Нью-Йоркской конвенции проф. А.-Я. ван ден Берг в своем комментарии признал, что, хотя на практике встречаются и другие решения,
53
право места вынесения арбитражного решения, по всей видимости, является наиболее подходящим для решения вопроса о том, действительно ли арбитражное соглашение <1>.
--------------------------------
<1> Van den Berg A.J. New York Convention of 1958 Consolidated Commentary Cases Reported in Volumes XXII (1997) - XXVII (2002) Para. 221 Yearbook Commercial Arbitration. Vol. XXVIII (2003). P. 622.
В России этот вопрос ставился перед судьями государственных судов, но пока не получил последовательного разрешения. Суды общей юрисдикции в свое время в полном соответствии с международной практикой отмечали, что вопрос о действительности арбитражного соглашения, предусматривающего рассмотрение спора в Лондоне, должен разрешаться на основании норм английского права <1>, в государственных арбитражных судах такая практика своего развития пока не получила.
--------------------------------
<1> См.: Определение Верховного Суда РФ от 13 апреля 2001 г. N 5-Г01-35.
Е. Оценка полномочий представителей сторон по заключению арбитражного соглашения. Заключение арбитражного соглашения в порядке цессии
В связи с повсеместным признанием концепции автономности арбитражного соглашения возникает вопрос о том, должно ли лицо, уполномоченное на подписание "основной" сделки, в текст которой включено арбитражное соглашение, обладать специальными полномочиями на подписание именно арбитражного соглашения. Так, В.Н. Ануров полагает, что "при отсутствии в доверенности лица, подписавшего внешнеэкономический договор, явно выраженного полномочия на передачу споров в арбитраж, т.е. заключение арбитражного соглашения, арбитражное соглашение в виде арбитражной оговорки может быть признано незаключенным и, как следствие этого, недействительным" <1>. По мнению названного автора, в этом случае налицо превышение полномочий, которое согласно сложившейся российской судебной практике ведет к ничтожности сделки <2>.
--------------------------------
<1> См.: Ануров В.Н. Юридическая природа международного коммерческого арбитража. М.: Проспект, 2000. С. 50 - 51.
<2> См.: п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. N 9 "О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации при реализации органами юридических лиц полномочий на совершение сделок"; информационное письмо Президиума ВАС РФ от 23 октября 2000 г. N 57 "О некоторых вопросах практики применения статьи 183 Гражданского кодекса Российской Федерации".
Если согласиться с данной позицией, то любая доверенность на подписание сделки, допускающей возможность заключения арбитражного соглашения, должна выдаваться особым образом, специально разграничивая полномочия на заключение как "основной" сделки, так и арбитражного соглашения. На практике же никто таких доверенностей не выдает (по крайней мере автору за годы его практической деятельности не встретилось ни одной), и, более того, арбитры, проверяющие полномочия лиц, подписавших договор, содержащий арбитражное соглашение, никогда не исследуют отдельно вопрос о наличии у представителя стороны полномочий по заключению именно арбитражного соглашения, если не оспаривается правомочность представителя по подписанию "основной" сделки
<1>.
--------------------------------
54
<1> См., например: Розенберг М.Г. Практика международного арбитражного суда.
М., 1997. С. 103.
На наш взгляд, вывод о необходимости специального выделения в доверенности полномочий по заключению арбитражного соглашения ошибочен. Он базируется на слишком буквальной интерпретации принципа автономности арбитражного соглашения. Независимо от теоретического обоснования правовой природы данного принципа <1>, хотя арбитражное соглашение и трактуется как "соглашение, не зависящее от других условий договора", оно не должно обязательно подписываться отдельно от "основного" договора или каким-либо образом выделяться в тексте договора. Соответственно следует предположить, что полномочия по подписанию "основной" сделки включают в себя и полномочия по подписанию арбитражного соглашения <2>, несмотря на то что его правовая судьба, вопросы его действительности, сохранения силы и исполнимости и даже право, применимое к нему, отличаются от правовой судьбы, действительности и права, применимого к "основной" сделке.
--------------------------------
<1> См.: Лебедев С.Н. Международный коммерческий арбитраж: компетенция арбитров и соглашение сторон. С. 86.
<2> Такой же позиции придерживается и А. Тынель (см.: Тынель А. и др. Курс международного торгового права / А. Тынель, Я. Функ, В. Хвалей. 2-е изд. Минск:
Амалфея, 2000. С. 643).
Смысл принципа автономности арбитражного соглашения состоит не в том, что оно трактуется как некий правовой феномен, абсолютно не связанный с судьбой и формой фиксации "основной" сделки, а в том, что оно обладает дополнительной "живучестью", направленной на ограничение возможностей недобросовестной стороны создавать препятствия на пути арбитражного разбирательства. Именно отталкиваясь от этого прагматического толкования назначения арбитражного соглашения (и доктрины его автономности), и нужно оценивать полномочия представителя по подписанию арбитражного соглашения.
В отличие от третейской записи или арбитражного соглашения, заключаемого отдельно от сделки, которая может послужить поводом для спора, арбитражное соглашение, включенное в состав "основной" сделки, представляет собой такое же волеизъявление сторон, как и любое иное положение данной сделки; просто в силу необходимости не допустить отказа недобросовестной стороны от арбитражного рассмотрения спора данному положению сделки придается особый статус. Но такой статус не свидетельствует о том, что арбитражная оговорка является во всех смыслах отдельным договором: ей придана автономность только в связи с возможным оспариванием действительности "основного" договора. В остальном арбитражное соглашение, включенное в "основную" сделку, никакой автономностью не обладает <1>. Поэтому не следует ни подписывать его дополнительно к "основному" договору, ни предоставлять представителям сторон отдельные полномочия по его подписанию.
--------------------------------
<1> См.: Мусин В.А. Арбитражная оговорка во внешнеэкономическом контракте и проблема правопреемства // Третейский суд. 2000. N 4. С. 36.
Если арбитражное соглашение не подписано, оно не порождает правовых последствий, равно как и неподписанная сделка. Арбитры, установив, что арбитражное соглашение, на которое ссылается истец, не было подписано ответчиком, поскольку не был подписан договор, в состав которого оно вошло, должны принять решение об отсутствии у них компетенции рассматривать данный спор <1>. Такое решение будет основано на положениях ст. II Конвенции о форме арбитражного соглашения. В то же время должно признаваться действительным (с точки зрения его формы) арбитражное
55
соглашение, зафиксированное в соответствии со ст. II Конвенции в простой письменной форме, даже если оно включено в состав договора, признаваемого недействительным изза несоблюдения другой, более сложной формы совершения сделок, требуемой для этого договора. Примером может послужить известное дело В/О "Союзнефтеэкспорт" против "Джок Ойл Лтд." (см. далее), когда арбитры признали действительным арбитражное соглашение, а сам договор, подписанный со стороны советского внешнеторгового объединения только одним лицом (а не двумя, как требовало законодательство того времени), был признан недействительным из-за несоблюдения формы совершения внешнеэкономической сделки.
--------------------------------
<1> См.: Розенберг М.Г. Арбитражная практика за 1996 - 1997 гг. М.: Статут, 1998.
С. 139.
Другим примером могут послужить дела об отмене вынесенных на нашей территории решений международного арбитража по спору итальянской фирмы с Министерством авиации СССР. Решения были отменены по причине того, что арбитражное соглашение от имени Министерства было подписано неизвестными лицами, не имевшими необходимых полномочий. Вот как объяснил свою позицию по этому вопросу Президиум ВАС РФ:
"Соглашение от лица Министерства гражданской авиации СССР и государственного научно-исследовательского института "Аэронавигация" подписано Ермоловым О.К. и Анодиной Т.Г. Сведения о занимаемых должностях, а также документы, удостоверяющие полномочия указанных лиц на подписание соглашения, отсутствуют.
Кроме того, свидетельств участия Министерства гражданской авиации СССР в заключении арбитражного соглашения (документов с печатью, на бланке Министерства, с регистрационным номером) в суд не представлено.
Доказательств принадлежности лиц, подписавших арбитражное соглашение, к руководству Министерства гражданской авиации СССР и наличия полномочий на подписание арбитражного соглашения от лица Министерства гражданской авиации СССР
в арбитражный суд не представлено" <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановления Президиума ВАС РФ от 12 декабря 2005 г. N 9982/05 и N 10074/05.
С затронутым вопросом о форме совершения арбитражного соглашения тесно связана проблема цессии по договору, содержащему арбитражное соглашение. На первый взгляд при замене одной стороны сделки арбитражное соглашение, заключенное между первоначальными сторонами, будет утрачено, поскольку в п. 2 ст. II Конвенции указано: "Термин "письменное соглашение" включает арбитражную оговорку в договоре или арбитражное соглашение, подписанное сторонами или содержащееся в обмене письмами или телеграммами". Может показаться, что при отсутствии документа, подписанного цессионарием (новым кредитором) с другой стороной по сделке, критерий наличия письменного соглашения, введенный Конвенцией, остается несоблюденным, поскольку письменное соглашение между цессионарием и должником не оформлено.
Тем не менее, хотя возможность приведенного буквального толкования п. 2 ст. II Конвенции сохраняется, практика в основном пошла по пути признания соблюдения требований Конвенции к форме фиксации арбитражного соглашения и в случае замены первоначальной стороны по сделке. "Прагматическая" оправданность такого подхода очевидна для допущения возможности цессии по содержащим арбитражные оговорки внешнеэкономическим сделкам, в которых закреплено право уступки требования со стороны одного из ее участников без какого-либо формального согласования с другим участником. Ведь если придерживаться противоположного подхода, то получится, что недобросовестный должник может уклониться от подписания арбитражного соглашения с
56
новым кредитором (цессионарием) и в итоге сумеет воспрепятствовать уступке требования.
Юридическое объяснение сохранения действительности арбитражного соглашения при цессии представляется более сложным.
По своему смыслу договором цессии устанавливается правопреемство в отношении прав цедента в полном объеме (за исключением вопросов, которые могут быть исключены на основании явно выраженного соглашения между цессионарием и цедентом) <1>. Если у цедента есть право на арбитражное рассмотрение спора, то это право может быть передано цессионарию так же, как и прочие права по договору, в порядке уступки требования, и никакой специальной фиксации передачи такого права не требуется <2>. В этом случае действие арбитражного соглашения, заключенного должником с цедентом, будет распространяться и на отношения должника с цессионарием и не будут нарушены требования к форме арбитражного соглашения, предъявляемые в соответствии с превалирующим в настоящее время широким толкованием п. 2 ст. II Конвенции, допускающим сохранение за цессионарием права на арбитражное рассмотрение спора на основании арбитражного соглашения, зафиксированного в договоре между цедентом и должником. О необходимости законодательного закрепления толкования, направленного на сохранение в силе арбитражного соглашения в случае цессии по договору, говорилось в проекте доклада рабочей группы по арбитражу ЮНСИТРАЛ в рамках ее 33-й сессии, прошедшей в Вене с 20 ноября по 1 декабря 2000 г. <3>.
--------------------------------
<1> Дискуссию об этом см.: Лебедев С.Н. Международный коммерческий арбитраж: компетенция арбитров и соглашение сторон. С. 78.
<2> Практически аналогичную точку зрения высказывает А.Г. Светланов (см.: Светланов А.Г. Конкуренция юрисдикции арбитражных судов РФ и третейских судов // Международное частное право: современная практика: Сборник статей / Под ред. М.М. Богуславского и А.Г. Светланова. М.: ТОН-Остожье, 2000. С. 263).
<3> См.: п. 11 документа ЮНСИТРАЛ A/CN.9/WG.II/XXXIII/CRP.l/Add.3: "...узкое толкование такого положения, как статья II (2) Нью-Йоркской конвенции, может препятствовать применению принципа, в соответствии с которым арбитражное соглашение должно следовать за договором, частью которого оно является".
Противники сохранения действительности арбитражного соглашения при сингулярном правопреемстве ссылаются на два аргумента: на нарушение требования Конвенции о форме фиксации арбитражного соглашения и на принцип его автономности. Вот как пишет об этом проф. А.А. Костин: "Принимая во внимание характер арбитражного соглашения и его соотношение с основным контрактом, представлялось бы нелогичным распространять режим цессии, касающийся отдельных материальных прав требования, на самостоятельное соглашение со своим собственным предметом. Иными словами, арбитражная оговорка, не будучи правом в смысле положений ст. 382 ГК РФ, не может в любом случае быть передана без согласия другой стороны" <1>. Полагаем, что в данном случае мы опять имеем дело с излишне буквальным пониманием принципа автономности арбитражного соглашения, осложненным соображениями о процессуальном характере такого соглашения.
--------------------------------
<1> См.: Костин А.А. Указ. соч. С. 59.
В связи с этим следует еще раз повторить сформулированный выше довод о том, что принцип автономности арбитражного соглашения как документа, подписанного сторонами спора, используется только для сохранения действительности названного соглашения при оспаривании действительности "основного" договора; что же касается формы арбитражного соглашения, равно как и возможности его уступки, то эти вопросы должны изучаться независимо от принципа автономности арбитражного соглашения.
57
Иными словами, ни автономность арбитражного соглашения, ни возможный процессуальный генезис арбитражного соглашения не являются препятствием к тому, чтобы считать право на арбитражное рассмотрение спора также и правом, охватываемым ст. 382 ГК РФ. Если договор допускает цессию как таковую, то в объем передаваемых цессионарию прав входит и право на арбитражное рассмотрение спора <1>.
--------------------------------
<1> Такой же точки зрения придерживается и проф. Т.Н. Нешатаева (см.: Нешатаева Т.Н. Иностранные предприниматели в России: Судебно-арбитражная практика. М.: Дело, 1998. С. 78).
К этому аргументу в пользу сохранения силы арбитражного соглашения в случае цессии можно добавить аргумент проф. В.А. Мусина, полагающего, что сохранение за цессионарием прав, вытекающих из арбитражного соглашения, заключенного должником с цедентом, следует из смешанной природы такого соглашения, являющегося по своей сути актом как материального, так и процессуального права. По мнению указанного автора, в случае сингулярного правопреемства вывод о сохранении силы арбитражного соглашения должен делаться как раз исходя из процессуальных черт характера арбитражного соглашения, поскольку процессуальное правопреемство (например, по ст. 48 АПК РФ 2002 г.) осуществляется независимо от согласия оппонента в возможном споре <1>. Впрочем, не следует слишком полагаться на теоретические обоснования феномена арбитража: спор о природе коммерческого арбитража и арбитражных соглашений продолжается уже много десятилетий <2> и, по нашему мнению, привел к излишней теоретизации проблемы, ее отрыву от практических потребностей судебноарбитражной практики <3>.
--------------------------------
<1> См.: Мусин В.А. Указ. соч. С. 37 - 38.
<2> О существующих научных взглядах на правовую природу третейских судов см.: Виноградова Е.А. Правовые основы организации и деятельности третейского суда: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1994. С. 19 и сл.
<3> В связи с этим нельзя не сослаться на авторитетное мнение Р. Давида, указавшего, что "споры о договорном или юрисдикционном характере арбитража...
являются сегодня лишь препятствием для рационального взгляда на феномен арбитража...
Если он будет регулироваться удовлетворительными нормами, все эти различия...
отпадут" (David R. Arbitration in International Trade. P., 1985. § 90).
Международная арбитражная практика идет по пути признания сохранения действительности арбитражного соглашения в случае правопреемства <1>, и именно так рассуждает ВАС РФ, неоднократно указывавший на то, что государственный суд должен оставить иск без рассмотрения при наличии арбитражного соглашения, даже если договор, в состав которого вошло арбитражное соглашение, был заключен между другими лицами <2>. Такая практика ВАС РФ нашла отражение в литературе <3>. Она вполне соответствует требованиям, предъявляемым ст. II Конвенции, и практике зарубежных судов и арбитражей. К сожалению, в нее не укладывается прецедент Московского городского суда, в котором суд указал, что уступка требования в отношении арбитражного соглашения возможна только в случае подписания нового арбитражного соглашения с должником <4>, но с учетом направления, в котором сейчас развивается практика государственных арбитражных судов, это судебное решение 1997 г. представляет собой в настоящее время лишь исторический интерес.
--------------------------------
<1> Yearbook Commercial Arbitration. Vol. V. P. 195.
<2> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 17 июня 1997 г. N 1533/97 // Вестник ВАС РФ. 1997. N 9. С. 66 и п. 15 разд. III Обзора судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц (приложение к письму
58
Президиума ВАС РФ от 16 февраля 1998 г. N 29) // Вестник ВАС РФ. 1998. N 4. В.Н. Ануров критикует такую позицию ВАС РФ, пытаясь противопоставить ей практику МКАС, но с аргументами этого автора нельзя согласиться, так как он смешивает вопрос о сохранении действительности арбитражного соглашения в случае цессии с вопросом о том, что арбитражное соглашение, включенное в договор, не распространяется на банковские гарантии и поручительства, связанные с этим договором (см.: Ануров В.Н. Указ. соч. С. 61).
<3> См.: Фалькович М.С. Третейский суд: проблемы и перспективы // Вестник ВАС РФ. 2002. N 6. С. 89.
<4> Yearbook Commercial Arbitration. Vol. XXIII. P. 748.
Обращает на себя внимание и другой прецедент, в котором итальянский суд посчитал, что арбитражное соглашение по смыслу Конвенции переходит к цессионарию только в случае, если оно было непосредственно упомянуто в акте уступки <1>. Полагаем, что такое решение, основанное на излишне буквальном толковании ст. II Конвенции, не укладывается в преобладающую теорию признания действительности оспариваемых арбитражных соглашений. Впрочем, даже при таком ограничительном толковании в отличие от упомянутого прецедента Мосгорсуда не оспаривается право цедента передать цессионарию права, вытекающие из арбитражного соглашения, без подписания нового арбитражного соглашения с должником. Однако, чтобы полностью обезопасить себя от такого излишне формального прочтения Конвенции, цессионарий и цедент непосредственно в акте цессии могут указать, что в объем уступаемых прав включается и право на рассмотрение споров в соответствии с арбитражным соглашением, включенным в "основной" договор. Поскольку акт цессии, как правило, нет необходимости согласовывать с должником, подобная предосторожность не будет требовать от цессионария и цедента особых усилий. Впрочем, соблюдение данной предосторожности хотя и желательно, но никак не обязательно в свете складывающейся в ведущих арбитражных центрах практики разрешения споров, включающих в себя вопросы сингулярного правопреемства.
--------------------------------
<1> Yearbook Commercial Arbitration. Vol. XXI. P. 431.
Следует обратить внимание на подход шведских судов к вопросу о цессии прав, вытекающих из арбитражного соглашения. Эти суды, в целом не ставя под сомнение возможность такой цессии при сингулярном правопреемстве <1>, указывают, что в ряде случаев для сохранения силы арбитражного соглашения о ее совершении следует своевременно (т.е. сразу после осуществления уступки права) уведомить должника по договору. От этой ситуации следует отличать случай, когда цедируются права должника: в этом случае цессионарий, безусловно, связан арбитражной оговоркой контракта <2>.
--------------------------------
<1> См.: Хобер К. Арбитражная реформа в Швеции // Международный коммерческий арбитраж. 2004. N 1. С. 65.
<2> См.: решение Апелляционного суда округа Свеа от 10 января 2003 г. по делу N E 8032-00 и комментарий к нему проф. И.С. Зыкина // Международный коммерческий арбитраж. 2005. N 2. С. 159; Хобер К. Указ. соч. С. 66.
В английских судах также в целом признается обязательность условий арбитражного соглашения в случае цессии, однако сочетание подходов общего права и права справедливости к этому вопросу может стать причиной возникновения существенных сложностей <1>.
--------------------------------
<1> См.: Видер В.В. Применение Нью-Йоркской конвенции в Англии // Третейский суд. 2003. N 6. С. 62 и сл.
59
Характерным примером сохранения силы арбитражного соглашения в случае сингулярного правопреемства может послужить дело N 240/2000, рассмотренное МКАС при ТПП РФ. Оно было связано с договором аренды здания сроком на 20 лет, заключенным лихтенштейнской фирмой с российской компанией. Российская компанияарендодатель впоследствии передала свои права на здание российскому банку, а тот в свою очередь - российскому акционерному обществу. Новый арендодатель поставил здание под реконструкцию, лишив тем самым арендатора - лихтенштейнскую фирму возможности извлекать доходы от эксплуатации этого здания в соответствии с договором аренды. Лихтенштейнская фирма обратилась с иском в МКАС при ТПП РФ. Российское акционерное общество в своем отзыве на исковое заявление указало на отсутствие у МКАС при ТПП РФ юрисдикции по рассмотрению данного спора в связи с отсутствием у истца письменного арбитражного соглашения с ответчиком. Арбитраж признал ссылку на отсутствие арбитражного соглашения между арендатором и новым арендодателем необоснованной, отметив, что, приняв на баланс здание, российское акционерное общество приняло на себя все договорные обязательства по договору аренды, включая и арбитражную оговорку. Разрешив таким образом вопрос о своей компетенции, МКАС при ТПП РФ рассмотрел дело по существу <1>.
--------------------------------
<1> См.: Комаров А.С., Карабельников Б.Р. Обзор практики Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ (МКАС) за первое полугодие 2002 г. // Законодательство. 2002. N 11.
От проблемы сохранения действительности арбитражного соглашения при сингулярном правопреемстве следует отличать вопрос перехода арбитражной оговорки в силу универсального правопреемства. В этом случае сама возможность оспаривания действительности арбитражного соглашения представляется весьма сомнительной, так как, несмотря на произошедшую реорганизацию, сторона по арбитражному соглашению, во-первых, сохраняет свой статус юридического лица и, во-вторых, сохраняет права и обязанности по всем сделкам, заключенным ею до реорганизации. Поэтому ссылки на реорганизацию лица, подписавшего арбитражное соглашение, со стороны его правопреемника, как правило, не принимаются во внимание в качестве препятствия к арбитражному рассмотрению внешнеэкономического спора. Например, Московский городской суд в Определении от 24 мая 1996 г. указал, что реорганизация стороны, подписавшей арбитражное соглашение, не препятствует приведению в исполнение против ее правопреемника решения иностранного арбитража, вынесенного на основании такого арбитражного соглашения <1>.
--------------------------------
<1> Yearbook Commercial Arbitration. Vol. XXIII. P. 741.
Аналогичными соображениями руководствовался Президиум ВС РФ, делая вывод по иску АО "СРВ Терясбетони" (Финляндия) против государственного предприятия "Внешнеэкономическое объединение "Внешстройимпорт" о том, что поскольку истец является универсальным правопреемником фирмы, подписавшей первоначальное арбитражное соглашение с ответчиком, постольку это арбитражное соглашение сохраняет свою силу. В этом же решении Президиум ВС РФ разъяснил, что "самостоятельный характер арбитражного соглашения" не препятствует методу его фиксации путем ссылки на документ, в котором содержалось арбитражное соглашение, подписанное правопредшественником истца <1>.
--------------------------------
<1> Бюллетень ВС РФ. 2001. N 10.
60