!!Экзамен зачет 2023 год / Хозяйство и право 2001 №2

ОПЫТ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ

лишь когда обязательство связано с осуществлением сторонами и предпринимательской деятельностью и не противоречит закону или сущесиву обязательства. В рассмотренном случае эти условия договора были признаны ничтожными как не соответствующие закону. Таким образом, в приведенных постановлениях мы сталкиваемся с явным ограничением действия принципа автономии воли.

Рассмотрим теперь, как это ограничение соотносится с принципом законности. В случае с продажей акций за полцены суд указал, что, несмотря на наличие прямого дозволения согласовывать соответствующие условия в договоре, конкретные согласованные сторонами условия противоречат ст. 424 ГК РФ, в соответствии с которой упродавца осталось право требования к покупателю уплаты полной цены договора, поскольку он выполнил свои обязательства полностью. Действительно, эта норма устанавливает, что оплата должна производиться по цене, согласованной в договоре, а условия договора позволяли не оплачивать полную цену акции.

Вслучае с признанием ничтожной уступки права требования возврата вексельного кредита суд сослался на ст. 382, 384 ГК РФ, в силу которых право уступается в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права. Право было уступлено кредитором, когда им еще не была выполнена встречная обязанность по погашению векселей. Нарушение ст. 382 ГК РФ состоит в том, указал суд, что кредитор не может выбыть из обязательства, если его обязанности, связанные с этим обязательством, не переходят к новому кредитору.

Кредитор в обязательстве действительно является обязанным лицом. Это прямо следует из ст. 406, 408 ГК РФ. Кредитор может считаться выбывшим из обязательства лишь

втом случае, когда к новому кредитору переходят не только права прежнего кредитора, но и его обязанности, а в противном случае ст. 382 Кодекса окажется нарушенной. Однако в соответствии со ст. 406, 408 ГК РФ обязанности кредитора по обязательству состоят

впринятии надлежащего исполнения и выдаче расписки. Суд же, по моему мнению, более широко истолковал понятие об обязанностях кредитора по обязательству, включив

вних и обязанность по встречному обязательству. Если руководствоваться принципом сохранения хозяйственной цели встречных обязательств, такое толкование следует признать верным. В результате, если принять толкование суда, уступка права требования по обязательству без погашения встречной обязанности противоречит ст. 382, 384 ГК РФ и является ничтожной.

Этот пример наглядно демонстрирует, как для сохранения важнейших теоретических принципов в них буквально "втискиваются" явления реальной жизни. При таком "втискивании" не должно упускаться ничего из действительно существенного, в том числе соблюдение при толкованиях требований законодательства.

Впримере с продажей акций за полцены толкование судом ст. 424 ГК РФ, очевидно, не противоречит закону. А вот в примере с вексельным кредитом толкование обязанностей кредитора по обязательству шире, чем то, которое вытекает из ст. 406, 408 ГК РФ. Однако ни точного нормативного, ни доктринального определения обязанностей кредитора по обязательству нет. Доктрина вообще рассматривает кредитора в качестве пассивной, а не активной стороны обязательства. В то же время ст. 328 и в целом раздел III ГК РФ не запрещают, на мой взгляд, считать, что одной из обязанностей кредитора по обязательству является его обязанность как должника по встречному обязательству. При таком толковании требования законодательства не могут считаться нарушенными, а значит, оно допустимо.

Не могу не привести прекрасное высказывание на эту тему Л. Дюги: "Текст (имеется в виду текст Кодекса.

— Ю. Ф.) остается, но он или лишается силы и жизни, или же посредством ученого и тонкого толкования ему придают такой смысл и значение, о каких и не думал законодатель, когда составлял его"14. На данном приме-

ре хорошо видно, как путем "ученого и тонкого толкования" суд добивается сохранения хозяйственной цели, ограничивая автономию воли и оставаясь в рамках принципа законности.

Ю. ФОГЕЛЬСОН,

14 Дюги Л. Указ. соч ., с. 10.

86

ОПЫТ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ

доцент кафедры предпринимательского права МГЮА

87

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

ИСПОЛНЕНИЕ ДОГОВОРНЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ В ЗЕРКАЛЕ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ

Исполнение договорных обязательств — стадия гражданских правоотношений, отражающая, в частности, эффективность механизма реализации законных интересов участников имущественного оборота.

В России исполнение гражданско-правовых обязательств нередко ассоциируется с представлением о том, что обман и насилие в договорных отношениях предпочтительнее соблюдения закона. В определенном смысле отдельные хозяйственные связи субъектов гражданского оборота трудно назвать правоотношениями. Зачастую это лишь квазиправоотношения, которые только маскируются под правовую форму. Остроту проблемы подтверждает тот факт, что довольно часто среди мотивов участников договорных отношений уже изначально присутствуют предполагаемый обман контрагента по договору, игнорирование интересов государства, злонамеренный сговор участников договорных отношений против третьих лиц, постоянные попытки "обойти" или нарушить требования законодательства.

С точки зрения психологической мотивации хозяйствующих субъектов это означает, что в основном отечественные предприниматели ориентированы на получение сиюминутных благ. В достижении этих краткосрочных целей они готовы рисковать, подвергать опасности своих партнеров, а если понадобится, то и легко переступать через нормы права и этики. В ряде социологических исследований отмечается, что российским менеджерам свойствен низкий уровень работы по правилам.

Интересы целой армии недобросовестных договорных контрагентов идут вразрез с общенациональными нуждами, что значительно затрудняет экономическое развитие страны и угрожает ее безопасности. Трудно даже представить, какие моральные и имущественные потери несет российское общество, насколько страдает авторитет законодательства от ненадлежащего исполнения сторонами договорных обязательств. Сложившийся за последнее десятилетие в России стиль договорной практики не соответствует принципам морали и права, принятым в цивилизованном обществе.

Из смысла ст. 2 ГК РФ вытекает принцип гражданского права, согласно которому имущественные обязательства сторон должны основываться на равенстве,

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

автономии воли и имущественной самостоятельности участников гражданского оборота. В частности, покушение одной стороны договора на автономию воли другой подрывает эффективность гражданско-правовых норм. Принято считать, что волеизъявление одной стороны не должно нарушаться другой при заключении сделки. Так, в соответствии со ст. 154 ГК РФ для заключения договора необходимо выражение согласованной воли сторон, а из ст. 179 ГК РФ вытекает, что искажение действительной воли стороны (в частности, с помощью обмана) влечет за собой признание такого договора недействительным. Многие авторы указывают на "подводные камни", возникающие при заключении договоров, и дают немало практических рекомендаций, связанных с правильными мерами сторон при их подписании. Но покушение на автономию воли другой стороны может произойти и на стадии исполнения договора (при нарушении договорных обязательств одной из сторон). И эта проблема затрагивает самым непосредственным образом основы существования свободного гражданского общества.

Известный немецкий философ А. Шопенгауэр охарактеризовал эту проблему следующим образом: "…самый настоящий обман — это нарушение договора. Ибо когда я заключаю договор, то чужое обещанное деяние является непосредственным и признанным мотивом моего деяния, которое в свою очередь должно наступить. Обмен обязательств совершается обдуманно и формально. Правдивость сделанного каждой из сторон заявления предполагается зависящей от воли участника. Если же другой нарушил договор, то он меня обманул и, подлогом указав моему познанию неверные мотивы, склонив мою волю на сторону своего умысла, распространил господство своей воли на другого индивида, то есть совершил полную несправедливость. Вот на чем основывается нравственная законность и обязательность договоров"1.

Таким образом, нарушение одного из краеугольных принципов гражданского права — принципа автономии воли участников имущественного оборота (со всеми сопутствующими последствиями) — наблюдается при неисполнении или ненадлежащем исполнении участниками своих договорных обязательств, а не относится исключительно к стадии заключения договора. Очевидно, масштабность такого явления, как неисполнение принятых соглашений, означает, что это следствие значительных моральных, социально-экономических и психологических проблем современного состояния российского общества, а не только чисто правовых.

Итак, состояние гражданско-правового института исполнения договорных обязательств тесно связано, прежде всего, с тенденциями социальноэкономических и политических факторов, определяющих развитие страны. На его распространение оказывают влияние противоречия, которые закономерно присущи России как стране с переходной экономикой. Их можно определить следующим образом.

В российской действительности наблюдается противоречие между системой правового регулирования реально сложившихся социально-экономических отношений (в том числе в советский период истории страны) и необходимостью поиска оптимального правового регулирования складывающихся под воздействием реформ отношений. Оно проявляется в том, что российская правовая система, представляющая собой элемент скорее развивающегося государства, часто совершенно неадекватно отражает потребности и ожидания общества, а также реально складывающиеся и требующие законодательного закрепления в таком обществе социально-экономические отношения. И в этом смысле о заметной степени совершенства российского государства можно будет говорить не только

1 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / Немецкая классическая философия. Т. 2. — М.:

Изд-во Фолио, 2000, с. 737.

89

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

тогда, когда наступит определенное экономическое благосостояние, но и когда правовая система будет максимально адекватно отражать социальноэкономическое состояние и динамику развития общества.

Ныне ситуация такова, что российское право в определенной степени опережает реальные социально-экономические отношения в своих законодательных декларациях и нередко отстает от них в определении законодательных механизмов функционирования хозяйственной системы. Так, Конституция РФ, а также ряд федеральных законов закрепляют и гарантируют широкие экономические права, но не определяют законодательного механизма их реализации. Складывается парадоксальная ситуация, когда заявлено, что Конституция РФ и федеральные законы — нормативные акты прямого действия, но они не содержат в себе достаточного количества "технологических" норм, определяющих в полном объеме всю динамику гражданского правоотношения. При этом на практике наблюдается такой парадокс: в России довольно просто заключить ту или иную сделку, а вот добиться ее исполнения и надлежащей защиты по вышеупомянутой причине в суде бывает крайне сложно или невозможно, даже если при заключении сделки соблюдены все необходимые процедуры.

Поэтому у хозяйствующих субъектов нередко возникает ощущение неопределенности и непредсказуемости правоотношений, в которые они вступают, имея в виду свою цель, а в результате это стремление оказывается недостижимым. Вследствие этого наступает неудовлетворенность добросовестных контрагентов подобной правовой процедурой, провоцирующая их в последующем не руководствоваться законом, а искать нелегальные пути защиты своих интересов.

Может также показаться, что отсутствие подробной законодательной регламентации для участников гражданского оборота, наличие большого количества диспозитивных норм — благо, поскольку предоставляет сторонам возможность самим предусмотреть в договоре процедуру, наиболее отвечающую их интересам. Но это далеко не всегда так. Во-первых, общий низкий уровень правовой культуры субъектов гражданского оборота, демонстративное игнорирование ими даже установленных законодательством процедур, часто возникающее желание воспользоваться слабыми познаниями партнера в тех или иных правовых вопросах оставляют мало надежды на то, что участники самостоятельно определят необходимую процедуру исполнения заключенного договора, отвечающую обоюдным интересам. Во-вторых, нередко неурегулированность процедуры исполнения договоров дает о себе знать при толковании их содержания в ходе судебных разбирательств. Судьи зачастую используют пробелы в законодательстве для произвольного (расширительного) разъяснения содержания договоров. Порой такое судейское толкование искажает природу правоотношений по заключенному договору до неузнаваемости, вызывая неподдельное изумление у его сторон.

В этой связи надо сказать и о влиянии на исполнение договора гражданскоправового института недействительности сделок (ст. 166–181 ГК РФ). Нетрудно заметить, что многие из этих норм, могущие поставить под сомнение действительность заключенного договора, носят ярко выраженный оценочный характер, зависящий от судейского усмотрения, от квалификации и профессионализма судейского корпуса, от принятых на государственном уровне идеологических установок. Судя по всему, конструкции этих норм не должны быть слишком детальными, поскольку закон не в состоянии охватить все случаи жизни и конкретный спор рассматривает судья, которому и доверено оценивать ситуацию.

90

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Вместе с тем при определенных обстоятельствах (необъективность судьи, интересы государственной целесообразности, ущемляющие законные интересы сторон договора) можно свести к нулю все диспозитивно определенные в договоре процедурные моменты и недобросовестная сторона может быть освобождена от исполнения принятых обязательств. В подобных случаях, как показывает практика, суды считаются в большей степени с процедурами, описанными в законе (если они есть), чем в договоре. Отсутствие закрепленной в законе формализованной процедуры нередко приводит к тому, что суды получают возможность, применяя оценочные, "философские" категории, не затруднять себя обоснованием своих выводов и выносить решения, ущемляющие законные интересы добросовестной стороны сделки.

Примером такого положения вещей нередко служит судебная практика по делам о признании недействительными сделок в жилищной сфере. Так, в одном из рассматриваемых дел Верховный Суд РФ сделал вывод о том, что отсутствие предварительного согласия органа опеки и попечительства на совершение сделок с квартирами, где проживают дети, но право на жилую площадь в которых принадлежит совершеннолетним, не может рассматриваться как безусловное основание для признания таких сделок недействительными. В каждом конкретном случае суд должен проверить, действительно ли не соблюдены интересы несовершеннолетних и в чем это нарушение выразилось.

Заключенный договор купли-продажи недвижимости сам по себе еще ничего не значит. Покупатель квартиры, где проживают несовершеннолетние, должен не только заплатить за квартиру деньги, убедиться в наличии разрешения органа опеки и попечительства, но и теоретически следить в течение 10 лет (срок исковой давности для признания сделок ничтожными) за тем, чтобы родители несовершеннолетних детей потратили вырученные за квартиру деньги на приобретение жилья, причем полностью соответствующего интересам несовершеннолетних. Подобное применение норм права судами говорит о том, что российские суды пока еще не научились применять оценочные нормы и делают это "по своему вкусу".

Существует определенное противоречие между неизбежностью учитывать национальную специфику, опыт гражданского законотворчества в России и необходимостью заимствовать большое количество "технологических" норм по тем или иным проблемам из зарубежных правовых систем. Это противоречие усугубляется тем обстоятельством, что Россия в достаточной степени еще не определила стратегические задачи своего общественного развития. Пока экономические программы плохо увязываются в единую систему с механизмами правового регулирования затрагиваемых в этих программах вопросов. Российские правовые институты, регулирующие конкретные виды договоров, акционерное, торговое и другое законодательство, порой заимствованы из правовых систем экономически развитых постиндустриальных государств без учета специфики России как страны с индустриальной, посткоммунистической экономикой.

Также часто не принимается во внимание, что прежде чем стать такими, каковы они сейчас, правовые институты зрелых государств прошли длительный путь эволюционирования. Причем их развитие в течение долгого времени проходило в условиях, когда эти страны представляли собой национальные государства со своими правовыми традициями. В этом отношении России повезло меньше, и, встав на путь так называемого нового качественного состояния, она, видимо, мало что может позаимствовать из своего дореволюционного законодательного опыта, поскольку в России рыночные отношения были прерваны на стадии их становления. Проблема еще и в том, что в России в течение многих последних десятилетий гражданско-правовые институты носили подчиненный характер по отношению к командно-административному регулированию. В условиях доминирования государственной собственности не было особой необходимости в совершенствовании гражданско-правового института исполнения договорных обязательств в той степени, которая необходима не только для постиндустриального государства (каковым сейчас стремится стать

91

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Россия), но даже и для развитого индустриального капиталистического. Поэтому как следствие наблюдается значительное отставание российских институтов гражданского права от аналогичных институтов экономически развитых государств, что особенно заметно в сфере правоприменительной деятельности.

Причем в отличие от российской системы права отечественная экономика даже сейчас не выглядит настолько отсталой по сравнению с подобными системами развитых государств. В этой связи уже на данном этапе правовую систему необходимо приводить в соответствие с современными задачами. В противном случае устойчивое экономическое развитие в России будет поставлено под сомнение. И в этом смысле совершенствование гражданско-правового института исполнения договорных обязательств едва ли не важнее дальнейшего укрепления института защиты собственников. Определенная сложность заключается в том, что Россия должна заимствовать и адаптировать к своим условиям многие традиционные системы права, а также осмысливать создание правовых механизмов регулирования принципиально новых для всех стран феноменов.

Один из таких острых вопросов применительно к исследуемой теме — исполнение договоров, заключенных, например, по Интернету. С одной стороны, во многих странах возрастает число пользователей этой системы. По Интернету уже сейчас заключается большое количество сделок, в том числе и банковских. С другой стороны, очевидны и негативные стороны этого процесса, ставящие под сомнение высокий уровень исполнения обязательств по этим договорам, выражающиеся в:

—отсутствии законодательного механизма признания сторонами и определения в суде условий таких договоров; трудности доказательств сторонами в суде объема их прав и обязанностей;

—создании не вызывающего возражения механизма;

—отсутствии специальной квалификации у российских судей;

—необходимости достаточных специальных познаний у судей в сфере компьютерных технологий. При их отсутствии сторонам судебного процесса придется привлекать для правильного разрешения спора соответствующих экспертов, что превращает договоры по Интернету по формальным критериям из удобных и дешевых в неудобные и дорогие;

—пробелах нормативного регламентирования использования электронноцифровой подписи. В соответствии со ст. 160 ГК РФ использование электронноцифровой подписи допускается в порядке, предусмотренном законом или договором. Но из-за отсутствия соответствующего закона клиенты банка, например, должны сами приходить в банк, предъявлять паспорт, заполнять платежные документы на бумажных носителях. Хотя в странах, где банковский сектор достаточно совершенен, проведение платежей в режиме реального времени уже невозможно без широкого использования платежных документов, подписываемых электронной подписью.

Таким образом, развитие компьютерных и информационных технологий — это вызов времени как техническим специалистам, так и российским правоведам. Вместе с тем широкое использование современных коммерческих технологий невозможно без приемлемого уровня доверия хозяйствующих субъектов друг к другу и кардинального повышения договорной дисциплины. В противном случае Россия рискует обречь себя на значительное и все прогрессирующее отставание от других стран.

Еще одной из важных проблем России, мешающих нормальному функционированию рассматриваемого гражданско-правового института, является противоречие между объективным состоянием российской экономики и необходимостью всеобщего применения норм права в полном объеме с целью безусловного ис-

92

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

полнения договорных обязательств. Оно наиболее заметно на примере проблем неплатежей, продолжающегося поиска сбалансированных процедур банкротства российских предприятий, подтверждающих тот факт, что неисполнение денежных обязательств в полном объеме является для России нормой.

Так, в ст. 124 ГК РФ декларируется, что Российская Федерация, ее субъекты, а также муниципальные образования выступают в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, на равных началах с иными участниками этих отношений — гражданами и юридическими лицами. Это должно означать, что государство обязано показывать другим субъектам гражданских правоотношений пример безусловного исполнения своих договорных обязательств. На деле это далеко не так. Например, проблему массового нарушения денежных обязательств нередко провоцировало само государство, не исполняя свои договорные обязанности и принимая необдуманные политические решения. А дальше уже возникала целая цепочка не исполненных по этой причине гражданско-правовых договоров. Похоже, что пока не будет найден экономический и политический механизм, исключающий массовые неплатежи, пока в российской экономике не будет подавляющего большинства рентабельных и финансово устойчивых предприятий, а граждане не станут более экономически независимы от государства, институт исполнения договорных обязательств будет носить если не декларативный, то уж точно не всеобщий характер.

Противоречие между интересами государства и кредиторов, возникающее при нарушении договорной дисциплины, породило ситуацию, когда в деятельности законодательной, исполнительной и судебной власти, в работе органов прокуратуры и других правоохранительных органов еще не сложилось целостного и единообразного понимания целей, задач и мер, направленных на эффективную защиту кредиторов. Иными словами, нет определенной и осознанной на общенациональном уровне идеологии защиты кредиторов (потребителей, инвесторов), охватывающей систему правовых институтов и правоприменительных мер. Думается, что одним из краеугольных принципов этой идеологии должен стать принцип безусловного выполнения договорных обязательств и неотвратимости гражданско-правовой ответственности за их неисполнение.

Система взглядов укрепления договорной дисциплины должна быть понятна всем гражданам и освобождена от системы двойных стандартов, от которых наше общественное сознание никак не может избавиться и во многих других сферах, а не только в праве. Наличие двойных стандартов в российской общественной жизни, корни которых уходят в советский период, подразумевает подмену правового регулирования нелегальными способами достижения своих целей, которые не решают проблемы, а часто приводят к конфликтам в обществе. Отсутствие подобной идеологии, а также наличие системы двойных стандартов наиболее рельефно становятся заметны на стадии толкования норм права в различных по уровню судебных инстанциях и в деятельности правоохранительных органов. Нетрудно догадаться, что при любом сомнении они принимают сторону защиты государственных интересов.

Одной из мер в формулировании идеологии правового регулирования договорных отношений могло бы стать закрепление на законодательном уровне приоритета удовлетворения гражданско-правовых требований кредиторов по отношению к взысканию штрафов в виде уголовно-правовых санкций.

Представляется не совсем справедливой и эффективной установленная в законодательстве РФ очередность взыскания денежных средств с должника при наличии помимо предъявленных к нему гражданско-правовых требований еще и штрафов, налагаемых в качестве административных и уголовно-правовых санкций. Сейчас неясно, какие из этих требований подлежат первоочередному удов-

93

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

летворению. Полагаем, что взыскание штрафов как мера административного или уголовного наказания должно осуществляться в менее приоритетном порядке по отношению к удовлетворению гражданско-правовых требований. Особенно это касается случаев, когда уголовное дело возбуждается по иску гражданскоправового кредитора: например, по такому преступлению как злостное уклонение должника от возврата кредиторской задолженности. В качестве одной из санкций за такое преступление предусмотрен штраф. Очевидно, что, если граж- данско-правовые требования кредитора будут удовлетворяться после взыскания уголовно-правового штрафа, кредитору нет смысла возбуждать уголовное дело против должника. Учитывая российскую специфику (невысокий уровень жизни большинства населения страны и возможность должников эффективно уклоняться от исполнения договорных обязательств), трудно сказать, дойдет ли очередь до удовлетворения гражданско-правовых требований. А потому кредитору будет невыгодно задействовать такой рычаг воздействия на должника как уголовноправовое преследование. Пока же из смысла законодательства вытекает, что в первую очередь будет взыскан штраф (как платежи в федеральный бюджет), а уже потом — сумма гражданско-правовых требований. Наверное, в первоочередном порядке следовало бы удовлетворять бюджетные требования по налогам, затем иски гражданско-правовых кредиторов, а уже потом требования государства по взысканию уголовно-правовых и административных санкций. Подобная законодательная новелла побуждала бы кредиторов применять весь арсенал средств, включая уголовное преследование.

Государственные органы должны понимать, что, применяя меры административной ответственности, в том числе и ликвидацию юридических лиц в судебном порядке, в отношении недобросовестного участника гражданского оборота, они не должны наказывать его добросовестных контрагентов. Одним из эффективных действий в этом направлении стала позиция Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, выраженная в Информационном письме от 9 июня 2000 года № 54 "О сделках юридического лица, регистрация которого признана недействительной"2. Президиум, рассмотрев вопрос о правовой оценке сделок юридического лица, регистрация которого признана недействительной, сделал следующий вывод. Признание судом недействительной регистрации юридического лица само по себе не является основанием для того, чтобы считать ничтожными сделки этого лица, совершенные до признания его регистрации недействительной. Эта позиция высшей судебной инстанции полностью созвучна интересам кредиторов, которые могут считать факт государственной регистрации своего контрагента подтверждением его правоспособности и не должны проверять правомерность такой регистрации под страхом признания их сделки с таким лицом недействительной.

В плане формирования идеологии договорной дисциплины важно внести значительные изменения в процессуальное законодательство. Ныне не использован весь потенциал нотариата как органа, документирующего юридические факты и обеспечивающего доказательства сторон гражданско-правового спора на досудебной стадии. В ходе исполнения договора у контрагентов нередко возникает необходимость привлечь "третейскую" сторону в лице нотариата для фиксации определенных юридических фактов. Одним из таких распространенных случаев является внесение денег в депозит нотариуса как вариант исполнения обязатель-

2 См.: Хозяйство и право, 2000, № 8, с. 68.

94

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

ства при уклонении кредитора от принятия исполнения. Так, в п. 9 Информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 5 мая 1997 года № 14 "Обзор практики разрешения споров, связанных с заключением, изменением и расторжением договоров"3 рассматривается ситуация, когда в связи с уклонением продавца от получения денег сумма выкупа была внесена в депозит нотариуса в соответствии со ст. 327 ГК РФ. Продавец, письменно уведомленный нотариусом о наличии в депозите суммы выкупа, не сообщил ему данные, на основании которых необходимо перечислить на его расчетный счет внесенную в депозит сумму. Арбитражный суд охарактеризовал действия продавца как уклонение от принятия исполнения обязательства, поскольку в соответствии с подп. 4 п. 1 ст. 327 ГК РФ должник вправе внести причитающиеся с него деньги или ценные бумаги в депозит нотариуса, если обязательство не может быть исполнено должником вследствие уклонения кредитора от принятия исполнения независимо от вида заключенного договора.

Другой вопрос, тесно связанный с исполнением обязательства путем внесения средств в депозит нотариальной конторы и влекущий неблагоприятные последствия для кредитора, — понятие вины кредитора. Так, в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 8 октября 1998 года № 13/14 "О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами"4 разъяснено, что в том случае, когда кредитор отказался принять предложенное должником надлежащее исполнение или не произвел действий, предусмотренных законом, иными правовыми актами или договором либо вытекающих из обычаев делового оборота или из существа обязательства, до совершения которых должник не мог исполнить своего обязательства (не сообщил данные о счете, на который должны быть зачислены средства, и т. п.), кредитор считается просрочившим исполнение и на основании п. 3 ст. 406 ГК РФ должник не обязан платить проценты за время просрочки кредитора. Подобные неблагоприятные последствия для кредитора, видимо, следует распространить и на иные штрафные санкции, убытки, которые могли бы взыскиваться в пользу кредитора при нормальном исполнении сторонами своих договорных обязательств.

Этим не должно исчерпываться участие нотариата в фиксации юридических фактов, возникающих при исполнении договорных обязательств. И здесь будет уместно напомнить, что в соответствии со ст. 102–103 Основ законодательства о нотариате нотариус обеспечивает представление доказательств по делу, если имеются основания предполагать, что их сообщение впоследствии станет невозможным или затруднительным. По смыслу этих норм нотариус еще на досудебной стадии вправе допрашивать свидетелей, осматривать письменные и вещественные доказательства, назначать экспертизу, руко-водствуясь нормами граж- данско-процессуального законодательства. К сожалению, использование данных полномочий нотариата не получило широкого применения на практике, хотя в целом ряде случаев обеспечение доказательств в нотариальном порядке весьма целесообразно. Взять хотя бы допрос свидетелей и соответствующее протоколирование их показаний, что не требовало бы их вызова в суд. Вполне возможно, что широкое применение нотариального обеспечения доказательств побуждало бы стороны чаще прибегать к мировому соглашению уже на досудебной стадии.

3См.: Хозяйство и право, 1997, № 9, с. 66.

4См.: там же, 1998, № 11, с. 78.

95