Глава 8. Судебная практика применения норм об экстремизме

Вопросы, связанные с единообразным толкованием и справедливым применением норм об экстремизме, представляются нам особо актуальными и острыми в современных условиях, когда наблюдается тенденция к экстремизации общественного сознания. Процесс идет исподволь, начинаясь с весьма молодых людей, которые в силу разных причин не получили достаточного образования, не заняты всерьез ни учебой, ни работой, зато находят привлекательными всякого рода "поиски врагов", будто бы "виноватых" в чьем-то социальном неблагополучии.

С учетом концептуальных подходов, принятых в настоящем коллективном исследовании, под нормами об экстремизме мы будем подразумевать соответствующие нормы права, то есть содержащиеся в действующем российском законодательстве запреты на пропаганду или агитацию, возбуждающую социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, пропаганду социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства. Законодательные формулы таких запретов находим в первую очередь в ст. 29 Конституции РФ, а также в ст. 282, 282.1, 282.2 УК РФ, ст. 20.3 КоАП РФ и некоторых других статьях различных федеральных законов.

Всеобщая декларация прав человека от 10 декабря 1948 г., Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21 декабря 1965 г., Декларация ООН о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений от 25 ноября 1981 г., Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. исходят из того, что всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию; всякое распространение идей, основанных на расовом превосходстве или ненависти, всякое подстрекательство к расовой дискриминации, а также все акты насилия или подстрекательство к таким актам, направленным против любой расы или группы лиц другого цвета кожи или этнического происхождения, предоставление любой помощи для проведения расистской деятельности, включая ее финансирование; всякая дискриминация на основе религии или убеждений должны быть запрещены законом.

С учетом положений ч. 4 ст. 15 Конституции РФ все приведенные выше международные правовые стандарты могут быть отнесены к правовым нормам об экстремизме - понятию в системном плане более широкому, чем "норма права". Однако и в том и в другом случае правовые средства в равной мере выступают в качестве ограничителей естественной свободы самовыражения человека, которая в свою очередь считается высшей потребностью личности. Именно в рассматриваемой сфере - как, впрочем, и во всех остальных - властные правовые веления должны быть особо ясными и понятными, что, как следствие, способствовало бы единству судебной практики.

Об актуальности обозначенной проблемы для современной России едва ли не ежедневно свидетельствуют сводки новостей - и дело группы Pussy Riot, и отказ Томского областного суда признать экстремистской священную книгу кришнаитов "Бхагавадгита" как она есть", и многие другие факты, в том числе убийства на национальной почве. Согласно статистике, по итогам судебных слушаний, проведенных в 2011 г. в отношении лишь материалов, опубликованных в сети Интернет, 1057 признаны экстремистскими <1>. Активно обсуждается в обществе и проблема границ так называемого "неправомерного антиэкстремизма", когда действия государства и общественных групп, предпринимаемые в рамках противодействия агрессивному национализму или иным формам неприемлемого радикализма, фактически направлены преимущественно на неправомерное ограничение гражданских свобод или даже прямо попирают гражданские свободы <2>.

--------------------------------

<1> Юрьева А. Нургалиев снова взялся за экстремизм // Электронный ресурс Мнения.ру. 30 марта 2012 г. // URL: http://mnenia.ru/rubric/society/nurgaliev-snova-vzyalsya-za-ekstremizm/.

<2> Информационно-аналитический центр "СОВА" // URL: www.sova-center.ru/misuse/.

Как и во всех других правоприменительных ситуациях, судебное применение норм об экстремизме начинается с их толкования. Здесь действует универсальное правило, согласно которому все слова и выражения, использованные в законе, должны трактоваться в том же значении, что и в обычном литературном языке, если законодателем не установлено иное. Это технико-юридическое правило косвенно поддерживается правовой регламентацией русского языка в функции государственного языка Российской Федерации, обязательного к использованию в сфере деятельности законодательной, исполнительной и судебной власти, причем именно в нормированной литературной форме, то есть с соблюдением всех правил значения и употребления слов.

При формулировании большинства запретов на осуществление экстремистской деятельности употребляются, в частности, такие широко известные слова, как пропаганда, демонстрирование, ненависть, вражда, призыв, социальная группа. При этом действующее российское законодательство не содержит каких-либо специальных дефиниций перечисленных понятий, а также отсылок к какой-либо их терминологической интерпретации. В таком случае толкование перечисленных слов в конкретных правоприменительных ситуациях должно быть ориентировано на их обычное значение в русском литературном языке:

- пропаганда [от лат. propaganda - то, что следует распространить] = распространение каких-л. идей, учения, знаний среди широких масс, политическое или идеологическое воздействие на широкие массы;

- демонстрирование [от лат. demonstratio - показывание] = наглядное проявление, зримое свидетельствование чего-либо;

- ненависть = чувство сильнейшей вражды, неприязни;

- вражда = отношения и действия, проникнутые неприязнью, взаимной ненавистью (обратим внимание на тонкое смысловое различие: если ненависть - это просто настроение, чувство, то вражда - уже действия и отношения, таким чувством вызванные);

- призыв = слова, которыми приказывают; требование;

- социальная группа = коллектив людей, связанных общей целью, деятельностью, интересами и т.п.

Исходя из этого общелитературного значения слов в составе норм об экстремизме, Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 28 июня 2011 г. N 11 "О судебной практике по делам о преступлениях экстремистской направленности" разъяснил, что под публичными призывами (ст. 280 УК РФ) следует понимать выраженные в любой форме (устной, письменной, с использованием технических средств, информационно-телекоммуникационных сетей общего пользования, включая сеть Интернет) обращения к другим лицам с целью побудить их к осуществлению экстремистской деятельности (п. 4).

В процессе применения норм об экстремизме часто возникает довольно острый вопрос, можно ли считать социальной группой представителей власти. Так, гражданин Р.В. Замураев, которому было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 282 УК РФ "Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства", обратился с жалобой в Конституционный Суд РФ, утверждая, что неопределенность понятия "социальная группа" влечет возможность необоснованных ограничений свободы выражения мнений и, как следствие, незаконного уголовного преследования граждан, что не согласуется с Конституцией РФ.

Изучив представленные материалы, Конституционный Суд РФ не нашел оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению, указав, что содержащаяся в ст. 282 УК РФ норма направлена на охрану общественных отношений, гарантирующих признание и уважение достоинства личности независимо от каких-либо физических или социальных признаков, и устанавливает уголовную ответственность не за любые действия, а только за те, которые совершаются с прямым умыслом, направленным на возбуждение ненависти или вражды, унижение достоинства человека или группы лиц, в связи с чем неопределенности не содержит и сама по себе не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявителя <1>. Тем не менее на такой неопределенности нередко настаивают защитники, оспаривая обвинение в возбуждении ненависти либо вражды по отношению к той или иной социальной группе. При этом они обычно ссылаются на заключения экспертов-социологов, в которых указано, в частности, что единая дефиниция понятия "социальная группа" в социологической науке отсутствует, а с учетом имеющихся интерпретаций представителей власти отнести к социальной группе нельзя.

--------------------------------

<1> См.: Определение Конституционного Суда РФ от 22 апреля 2010 г. N 564-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Замураева Романа Владимировича на нарушение его конституционных прав положением части первой статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации".

Полагаем данный подход методологически неверным, ибо действующее законодательство не содержит каких-либо указаний насчет специального социологического значения термина "социальная группа", а следовательно, толковать указанный термин надо в соответствии с его приведенным выше общелитературным смыслом. Представители власти являются социальной группой, объединенной на основе специфической деятельности по реализации функций государственной власти и обладания соответствующим статусом.

В контексте исследуемой нами проблематики особенность данной социальной группы в том, что государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в средствах массовой информации в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий, и пределы допустимой критики в отношении указанных лиц шире, чем в отношении частных лиц. Это правило следует, в частности, из ст. 3 и 4 Декларации о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации, принятой Комитетом министров Совета Европы 12 февраля 2004 г. <1>.

--------------------------------

<1> URL: http://www.law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1190662, режим доступа свободный.

Другое дело, что критика должностных лиц, их действий и убеждений должна быть выдержана в толерантном тоне, и при подаче негативной, критической информации следует воздержаться от слов и выражений, унижающих человеческое достоинство или достоинство группы лиц.

Таким образом, в поисках разумного баланса между свободой самовыражения и интересами достоинства личности, охраны общественного порядка и безопасности государства судебная практика по делам об экстремизме обращается прежде всего к нормам права об экстремизме, а далее ход рассуждений поднимается до степени обобщения соответствующих правовых норм.