Часть VII

СОВРЕМЕННОЕ ОБЩЕСТВО

577

Глава 25

Современность и постсовременность

Логика нашего анализа шла от наиболее простых, элементарных составля­ющих социальной жизни: действий, контактов, взаимодействий - через все более сложные формы: социальные отношения, социальные группы, органи­зации, структуры - к сложнейшим культурным конфигурациям. Далее мы опи­сывали способ функционирования этих целостных социальных структур, а так­же их изменчивость, их «становление* на протяжении длительного времени исторического развития. Таким образом мы поднялись на самый высокий уро­вень сложности - уровень глобального сообщества.

Нынешний характер и облик большинству современных обществ придали два важнейших процесса: модернизации и глобализации. Поэтому заключи­тельные разделы нашей книги мы посвятим характеристике современного нам общества, пережившего модернизацию и все более глобализируемого.

Социология с самого начала сформировалась как наука о современном обществе - об обществе Нового времени. Как мы помним, она появилась в качестве ответа на те вызовы, которые были связаны с переломными мо­ментами в развитии общества, с уходом в прошлое традиционных форма­ций и с формированием й Западной Европе конца XVIII - начала XIX в. новой социальной системы, нового социального порядка. Достижения клас­сической социологии были связаны с периодом триумфального торжества западноевропейской и американской современности (модернизации, соци­альной системы и культуры Нового Времени в XIX в. и в начале XX в.). Та­ким образом, будучи поначалу ограничена территориально и культурно, социология, пополняемая исключительно трудами социальных антрополо­гов, исследуя общества, вступающие в современность - в эпоху модерниза­ции, все более явно становится ныне наукой обо всем человеческом сооб­ществе, по мере того как в ходе глобализации большинство обществ при­нимает за образец и перенимает модели западной современности. Предмет социологического исследования как бы приспособился к глобальной пер­спективе нашей науки.

578

Понятие современности:исторический и аналитический аспекты

Существуют два способа определить, что такое современность: историчес­кий и аналитический. Историческое понятие современности, которым мы пользовались выше, заставляет нас обратиться к месту и времени появления новой общественной формации. Аналитическое понятие современности со­держит совокупность важнейших, структурно определяющих черт и призна­ков этой разновидности общественного устройства. С переносом акцента на этот второй, аналитический, способ мы приближаемся к концепции «мно­жественных современностей» (multiple modernities), которую развивают в пос­ледние годы Шмуэль Эйзенштадт (Shmuel Eisenstadt), Бьёрн Виттрок (Bjorn Wittrock)¹ и некоторые другие исследователи, обнаруживающие вполне раз­витые аспекты современности (модернизованного общества) в других час­тях света, нежели Европа, и значительно раньше, чем в течение последнего века или последних веков, доказывая таким образом существование многих сценариев движения к современному обществу, отличающихся от уникаль­ного «западного» сценария.

Некоторые исследователи, занятые поиском исторических корней «совре­менности», обнаруживают их зарождение в рамках «западной» версии уже в XVI в. (например, американский теоретик так называемой «мировой систе­мы» Иммануил Уоллерстайн (Wallerstein), другие относят их к XVII в. (на­пример, британский социолог Энтони Гидденс), а третьи - к еще более по­зднему времени, но при этом все они согласны, что переломным моментом, определившим переход к современности, стали три великие революции. Аме­риканская война за независимость и конституционная революция вместе с Ве­ликой Французской революцией сформировала политические и институцио­нальные «рамки» современности: конституционную демократию, идею вер­ховенства закона, принципы суверенности национальных государств. Зато промышленная революция в Англии создала экономический фундамент со­временности, новый способ производства - массовое промышленное произ­водство силами свободных наемных рабочих, проживающих в городах, что сформировало новый стиль и образ жизни - индустриализацию, урбаниза­цию, а также новый экономический строй - капитализм с его формами соб­ственности и распределения благ.

Однако для социолога аналитическая характеристика современности представляет больший интерес, чем характеристика историческая. Что спе­цифического можно обнаружить в той системе общественной жизни, кото­рая существует уже несколько столетий, все более распространяясь по все­му миру, и которая вопреки пророчествам постмодернистов еще очень дале­ка от исчерпания своих возможностей и своей динамики? Первый набор признаков современности представил и систематизировал основоположник социологии Огюст Конт. В этот перечень он включил: а) концентрацию ра-

¹ Early Modernities / Ed. by В. Wittrock // Daedalus. 1998. Summer. Cambridge: The American Academy of Arte and Sciences.

579

бочей силы в городах, б) организацию труда с ориентацией на эффектив­ность и эксплуатацию, в) использование науки и новейшей технологии в производственном процессе, г) появление явного или скрытого антагониз­ма между работодателями и работниками, д) растущие контрасты и соци­альное неравенство, е) экономическую систему, опирающуюся на индиви­дуальное предпринимательство и свободную конкуренцию. Уже из этого видно, что явный акцент делается на экономических аспектах; именно но­вый способ производства является источником отличительных черт новой формации. Наряду с этим решающую роль играет новый, опирающийся на науку способ мышления, то, что Конт называл позитивизмом. Выявленные Контом характерные черты и признаки современности встречаются с той поры, хотя и с некоторыми различиями в расстановке акцентов, в каждом подобном каталоге.

ЖАН БОДРИЙЯР (род. в 1929 г.)

Французский интеллектуал, один из инициаторов и основопо­ложников постмодернистского направления в теории общества и радикальный критик современного общества и культуры. Его наибо­лее значительные труды - «Потребительское общество» (1970), «Зер­кало производства» (1975), «Симулякры и симуляции» (1983), «Аме­рика» (1988), «Прозрачность зла: очерки об экстремальных явлени­ях» (1993).

В центре его внимания оказывается мир объектов и знаков, среди которых идет социальная жизнь. В потребительском обще­стве наряду с ценностями, предназначенными для практического употребления и обме­на, определенное место занимают «значащие» ценности. Вся социальная жизнь органи­зуется вокруг потребления товаров, что приносит потребителям статус, престиж и иден­тичность. Люди различаются между собой количеством и видами приобретаемых товаров. В мире рекламы, маркетинга, снобизма не проводится различия между действительны­ми и искусственно созданными потребностями. Люди здесь даже не в состоянии пред­ставить себе иной формулы жизни. Таким образом происходят максимальное отчужде­ние и реификация: предметы начинают господствовать над людьми, а люди теряют свои человеческие качества.

В истории можно выделить эпоху, предшествующую современности, когда доминирова­ли символические ценности; эпоху современности, когда доминировало материальное про­изводство, и эпоху, наступившую после современности (постмодернизм), в которой господ­ствуют симуляция, обман (обман зрения, обман чувств), заблуждения. Переход к постмо­дернизму открывает эпоху, в которой на смену материальному производству приходит символический. Мы погружаемся в мир «гиперреальности», в котором образ, представле­ние, игра знаков вытесняют реальный опыт. Идентичность формируется путем наследова­ния образцов, коды и модели предопределяют поведение людей, их понимание собствен­ной роли и их отношение к другим. Симуляция действительности с помощью средств массовой информации становится для людей более реальной, чем сама действительность. Люди впадают в «экстаз коммуникаций», превращаясь в пассивные экраны, на которых

580

отражается хаос впечатлений. Увлечение символами затмевает все го, что эти символы обозначают; реальность исчезает в мире фантазии.

Массы, это «тихое большинство», ищут не смысл, а зрелище и становятся неспособны­ми к политическим или революционным действиям. Наступает слияние, «стирание» вся­ких различий - классовых, расовых сексуальных, экономических, или процесс дедиффе-ренциации. Непосредственные отношения между людьми растворяются в мире симуляции. Таким образом дело доходит до полного разрушения субъекта в социальной жизни Конча­ется эпоха идеологических битв и политических конфликтов, инноваций и революций, творчества и просвещения, прогресса и демократии. Наступают времена, когда миром правят предметы, иллюзии, видимость, фантазии.

Литература

Baudrillard J. Ameryka. Warszawa: Wydawnictwo SIC, 2001.

Baudritlard J. Rozmowy pried koiicem. Warszawa: Wydawoiciwo SIC, 2001.

Полярные модели

Многие последователи Конта характеризуют современность, применяя не­сколько иную стратегию. Они выявляют ее признаки, противопоставляя их характерным чертам традиционного общества. Они предлагают, таким обра­зом, полярные, дихотономические модели (Макс Вебер сказал бы: «контраст­ные идеальные типы"), основанные на противопоставлении нового и старого мироустройства. Такая полярная типология ведет свою историю от Герберта Спенсера (который противопоставлял двоенное» и «промышленное» обще­ства), Макса Вебера (традиционное и капиталистическое общества), Эмиля Дюркгейма (общество механической солидарности и общество органической солидарности), Генри Мейна (Henry Maine) (общество, основанное на стату­сах, и общество, основанное на контрактах), а также Роберта Редфилда (Redfield) (деревенское общество и городское общество).

Однако наиболее известная, используемая до нашего времени характе­ристика капитализма принадлежит Максу Веберу, который противопостав­лял капитализм традиционному обществу на основе шести критериев. Во-первых, эти формации различаются характером собственности. В традици­онном обществе собственность связана с унаследованным статусом (например, аристократа или дворянина-помещика). В капиталистическом обществе ча­стная собственность на средства производства находится в руках индивиду­ально действующих на рынке предпринимателей. Другое различие касается организации труда и производства. В традиционном обществе сельскохозяй­ственное производство основано на установившихся обычаях и лишено ме­ханизации. В капиталистическом обществе массовое промышленное производ­ство опирается на механизацию, которая обеспечивает рост эффективности, производительности труда, расчеты прибыли и рациональной координации, что является ведущими организационными принципами. В-третьих, различ­ным является характер рабочей силы. В традиционном обществе работники остаются в личной юридической зависимости от работодателя (рабы или

581

крепостные крестьяне в системе барщины). В капиталистическом обществетрудящиеся располагают личной свободой и продают свою рабочую силу как товар на рынке труда, в соответствии с нормальными закономерностями спроса и предложения, Четвертый момент, определяющий различия, - это характер рынка. В традиционном обществе обмен и торговля обременены множеством ограничений: протекционизмом, таможенными барьерами, транспортными трудностями, недостатком развитых инструментов денеж­ной системы, родовыми или групповыми монополиями. В результате там формируются только локальные рынки, а в более широком масштабе функ­ционируют лишь избранные рынки, на которых торгуют предметами роско-щи (пряностями, или «кореньями», драгоценными камнями, шелком и т.п.), Зато в капиталистическом обществе рынок становится неограниченной тер­риторией обмена, распространения и потребления, а его главным регулято­ром (как называл это еще Адам Смит, «невидимой рукой рынка») являются экономические закономерности спроса и предложения. В-пятых, обе фор­мации различаются характером обязательных законов. В традиционном об­ществе законы имеют партикулярный характер, то есть по-разному касают­ся различных социальных групп и классов. Они также являются предметом патримониального рассмотрения и применения. Зато в капиталистическом об­ществе законы имеют универсальный характер, применяются на равных нача­лах ко всем членам общества и реализуются посредством независимого су­дебного аппарата, что обеспечивает гарантированность контрактов, осу­ществление прав и обязанностей сторон. Наконец, в-шестых, Вебер указывает на различия в господствующих мотивациях. В традиционном обществе люди стремятся удовлетворить свои потребности, ориентируясь на то, что было прежде, на стандарты, существующие до сих пор, на то, что санкционирова­но обычаем и традицией. Они мирятся, как бы заранее соглашаются с тем уровнем и образом жизни, который они застали. Как пишет Вебер, «возмож­ность заработать больше была для них менее привлекательна, чем возмож­ность работать меньше *. Зато в капиталистическом обществе появляется нео­граниченное стремление к прибыли, потребность в материальном успехе, именно это становится широко распространенной мотивацией интенсивной экономической деятельности. Ясно видно, что экономическая сторона дела в определении основ капитализма для Вебера является еще более важной, чем для Конта. Для Вебера капитализм - это прежде всего неустанное стрем­ление к прибыли посредством рационального предпринимательства в рамках частных предприятий.

От такой, главным образом экономической, характеристики современно­сти определенный шаг в сторону выявления структурных и культурных при­знаков и особенностей делает в своем диагнозе современного общества клас­сик социологии XX в. американский ученый Толкотт Парсонс. Он выявляет принципиальные различия между традиционным и современным обществом в пяти пунктах. Факторы, определяющие характер этих полярных оппозиций, он называет типовыми переменными (pattern-variables)². Во-первых, они ка-

² Parsons Т. The Social System. Glencoe: Free Press, 1964 [1951 j.

582

саются степени отчетливости социальной структуры и формируют противо­речие «диффузность - специфичность». В традиционном обществе структуры -роли, группы, социальные отношения - имеют свободный, без жесткой спе­циализации, емкий характер, включают гетерогенные проявления людской ак­тивности. В современном обществе доминирует высокая специализация ро­лей, групп и социальных отношений, в рамках которой деятельность людей оказывается в значительной мере гомогенной, сконцентрированной. Здесь легко обнаружить отзвук идеи Эмиля Дюркгейма относительно постепенного про­грессивного разделения труда как решающего фактора социальной эволюции. Другая оппозиция касается оснований социального статуса и определяется как противоречие «предписанное - достижимое». В традиционном обществе допуск к исполнению роли, к членству в группе, к участию в социальных отношениях основывается на наследственных факторах, на том, что люди приобретают в силу своего рождения, особенно когда дело касается унаследо­ванной социальной ситуации, «предписанной» роли. Зато в современном об­ществе статус человека зависит от его личных усилий и заслуг, предопределя­ющих социальное положение отдельного человека и достигнутый им статус. Третья оппозиция касается «рекрутирования кадров», предназначенных для исполнения определенных ролей, пополняющих социальные группы, парт­неров, участвующих в социальных отношениях: эта оппозиция определя­ется как противоречие «партикуляризм - универсализм». В традиционном обществе при выборе такого рода руководствуются особыми факторами, часто никак не связанными с требованиями роли, с характером деятельно­сти группы, с содержанием социальных отношений. Зато в современном обществе решающее значение, как правило, имеют компетенции или пред­посылки, необходимые для успешного выполнения поставленных задач и предпринимаемых действий, независимо от того, кто конкретно эти дей­ствия совершает и соответствующими компетенциями и предпосылками располагает. Доступ к ролям, к группам, к социальным отношениям открыт для всех, кто способен такие роли исполнять или в группах и социальных отношениях участвовать.

Четвертая оппозиция касается основ идентичности отдельных людей и определяется как противоречие «коллективизм — индивидуализм». В тради­ционном обществе решающую роль в формировании идентичности отдельно­го человека и в том, как воспринимают его, как относятся к нему другие, игра­ет его групповая принадлежность - к определенному роду, племени, к общи­не, к этнической группе, к народу, нации и т.д. В современном обществе гораздо важнее то, что делает отдельный человек, то есть его индивидуальные дей­ствия и их результаты. Не то, к кому я принадлежу, а то, что я сам делаю определяет то, кем я есть, кто я. Пятая оппозиция касается роли эмоций в социальной жизни и определяется как противопоставление «аффективность -нейтральность». В традиционном обществе допускается свободное, публич­ное выражение эмоций: гнева, печали, отчаяния, радости и т.д. Зато в совре­менном обществе вырабатываются правила, обязывающие к сдержанности к тому, чтобы скрывать, не проявлять открыто свои чувства и действовать с мак­симальной объективностью и рациональностью

583

Концепция Парсонса - это своего рода многомерная шкала, на которойможно разместить конкретные общества, отводя им место соответственно бли­же или дальше от крайних точек - полюсов. Признаки крайнего положения на одном полюсе формируют некую условную модель традиционного обще­ства, а признаки столь же крайнего положения на другом полюсе - модель современного общества. Критики концепции Парсонса отмечали проявления этноцентризма: современное общество фактически приравнивается к тому, что существует в Соединенных Штатах Америки и составляет суть индиви­дуалистической, демократической «американской веры». Даже если бы этот упрек был справедливым в середине XX в., когда Парсонс формулировал свою теорию, сегодня он явно не актуален. Распространение «западной», или «американской», «формулы социальной жизни» на широкие ареалы всего мира, осуществляемое в ходе процесса глобализации, приводит к тому, что характеристика «современности», данная Парсонсом, оказывается ныне адек­ватной по отношению не только к американскому обществу, но и ко множе­ству других обществ.

Дискуссии по проблемам модернизации продолжаются. Разные авторы дают разные диагнозы «современного» общества. Однако в итоге выявляется некоторое поле общего согласия относительно того, какие наиболее существен­ные черты присущи этому обществу. В конце XX в. некоторые выводы и обоб­щения из этих дискуссий сделал британский ученый индусского происхожде­ния Кришан Кумар³, который попытался соединить основные мотивы рассуж­дений и доказательств Конта и Вебера с идеями Парсонса и современных социологов. В его понимании своеобразие «современности» определяют пять основных принципов. Первым из них является принцип индивидуализ­ма. Человек в этом обществе свободен от навязываемых ему прежде группо­вых связей и зависимостей, он обладает небывало широкими правами не только как гражданин, член общества, но и как личность, которая сама решает, каким образом формировать свою биографию, имея в своем распоряжении множе­ство образцов устройства жизни и карьеры, а также лично несет ответствен­ность за все свои успехи и поражения.

Вторым является принцип дифференциации, то есть выбор из множества вариантов, из различных возможных решений во всех сферах жизни. Вебер назвал бы это расширяющимся полем «жизненных шансов». Это касается прежде всего трудовой деятельности, в которой проявляется все большая специализация, огромное разнообразие профессий, требующих от человека различных навыков, компетенций, образования. Беспрецедентное множество решений и вариантов выбора выступает также в сфере потребления, где воз­можности выбора товаров и услуг становятся уже практически неограничен­ными. Открываются невероятно разнообразные предложения в области обра­зования, что в свою очередь определяет огромное множество вариантов и пу-

___________________________________________

³ Kumar К. Prophecy and Progress: The Sociology oHndustnal anh^DS\^^T{&^\<&$. Harmondsworth: Penguin, 1978; Kumar K. The Rise of Modern Society: Aspects of the Social and Political Development of the West. Oxford: Basil Blackwell, 1988; Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society. Oxford: Basil Blackwell, 1995.

584

тей формирования жизненной карьеры. Человек оказывается перед лицом бес­конечного множества идеологических и политических программ, а также ре­лигиозных доктрин, представленных множеством партий, общественных дви­жений, конфессий, сект и церквей. В общественном сознании встречаются и перекрещиваются многочисленные научные и мировоззренческие концепции, касающиеся всех возможных проблем. В культуре обнаруживается множество моделей, принимаемых за образец и образ жизни, множество разнообразных стилей и вкусов. Принцип дифференциации логично дополняет со своей сто­роны принцип индивидуализма. Фактически речь идет о том же самом, толь­ко с другой точки зрения - не отдельного человека, а того общества, в каком этому человеку приходится жить и действовать. Экзистенциональное поло­жение человека в современном обществе, определяемое обоими выше назван­ными принципами в их взаимосвязи друг с другом, дает человеку свободу, автономию, богатые жизненные шансы, однако ценой постоянной необхо­димости принимать решения, делать выбор и нести за все это полную от­ветственность.

Третий принцип - это рациональность: апофеоз разума, логики, расчета, объективности, эффективности. Это касается прежде всего функционирова­ния организаций и институтов. Как помним, у Вебера это означало господ­ство бюрократических структур, исключающее любые личные, эмоциональ­ные или традиционные мотивы во имя максимально конструктивного реше­ния проблем. Это также находит свое выражение в легализации, легитимности разных организаций и институтов, в строгом соблюдении законов и процедур (в «верховенстве закона»). В той сфере социальной жизни, которую занимает общественное сознание, принцип рациональности означает торжество науки как наиболее совершенной формы познания мира и разумного обоснования человеческих действий. Это проявляется в секуляризации, в отходе от маги­ческого и религиозного мышления.

Четвертый принцип - это экономизм. Он указывает на тот вид человече­ской активности, которым пронизана вся социальная жизнь в современной формации и который придает своеобразную тональность современному об­ществу. Чтобы понять это, достаточно выйти на улицу любого современного города и присмотреться, что чаще всего делают люди. Несомненно, бросятся в глаза две вещи: чаще всего они работают и что-нибудь покупают. По дороге они еще заходят в банки, маклерские конторы, обменные пункты. Большая часть их жизни протекает в сфере экономических дел и проблем, в сфере эко­номики, производства и потребления. Деньги и товары становятся главным мотивом их жизни - предметом их потребностей, целью их намерений, темой взаимных договоренностей, объектом взаимодействий и сделок. Даже ценность отдельного человека нередко измеряется тем, какое количество разного рода благ (товаров) и денег он сумел добыть и накопить за свою жизнь (прежде чем застигнет его смерть). Ясно, что это не было так всегда, во все времена. В тра­диционных обществах доминировали иные мотивы: семейная жизнь, религи­озная жизнь, военные или рыцарские подвиги. Столь сильный акцент на эко­номической стороне является, несомненно, особенностью современного об­щества.

585

Пятый принцип - этоэкспансивность. Современный образ социальной жиз­ни имеет тенденцию к расширению в пространстве. От места своего рождения в северо-западной Европе она оторвалась, охватив ныне большую часть мира. Мы называем это процессом глобализации, который будет предметом нашего специального анализа в последней главе книги. Однако экспансия «современ­ности» идет не только вширь, но и вглубь. Она пронизывает все сферы жизни, преобразуя вкусы, нравы, обычаи, нормы морали, художественные стили, мас­совую культуру. Она создает новые формы семейной жизни, определяет ха­рактер образования, формы отдыха и развлечений.

Современная индивидуальность

Будучи, как все в обществе, производным от человеческих действий, со­временность, когда она становится доминирующей, четко выраженной и уко­ренившейся, сама оказывает на эти действия встречное влияние. Наиболее сильным проявлением такого влияния можно считать формирование инди­видуальности, своеобразного типа личности современного человека.

Еще в 1950-х годах Роберт Мертон обратил внимание на то, что бюрокра­тическая структура сильно влияет на характер личности чиновников⁴. Иде­альный тип личности бюрократа отличается такими характерными особен­ностями, как: жесткая консервативность (неспособность действовать в иной обстановке, полное бессилие, обнаруживающееся тогда, когда в новых усло­виях старые навыки становятся дисфункциональными), перестановка целей (когда чиновник заботится только о буквальном исполнении определенной процедуры, выпуская из поля зрения результат этих действий, теряющий для него всякий смысл), чрезмерная корпоративность (когда внутригруппо-вая оборонительная солидарность приводит к тому, что любая критика от­брасывается, а исправление допущенных ошибок становится невозможным), ощущение своего превосходства над просителями, клиентами, грубое обра­щение с ними, необоснованное профессиональное самодовольство и чван­ство, консерватизм. В 1960-х годах идею «современной ментальности" раз­вивал другой американский социолог Роберт Белла (Bellah), подчеркивая такие ее особенности, как индивидуализм, стремление к успеху, гедонизм, чувство ответственности.

Наиболее широкую известность получили, однако, систематические срав­нительные исследования, направленные на выявление специфики личности современного человека, какие проводил в 1970-х годах американский соци­альный психолог Алекс Инкелес⁵. Он исходил из того, что на индивидуаль­ность людей, живущих в современном обществе, воздействуют четыре фактора: урбанизация, индустриализация, социальная мобильность общества, а также массовая коммуникация и культура. В результате эмпирических исследований, проведенных во многих странах, Инкелес описал синдром «современной лично-

⁴Merton R.K. Social Theory and Social Structure. New York: Free Press, 1968 8. P. 249-278.

⁵ Inkeles A., Smith D.H. Becoming Modern. Cambridge: Mass, Harvard University Press, 1974.

586

emu», представив таким образом теоретическую модель, которая с разной сте­пенью приближения к действительности все же так или иначе реализуется в разных современных обществах. Эта модель включает девять характерных лич­ностных признаков. Во-первых, потребность в обретении нового опыта, откры­тость навстречу инновациям и изменениям. Если воспользоваться примерами, которые приводит Инкелес, то это может означать готовность применить новое лекарство, новый вид искусственных удобрений, выбрать нетипичное направ­ление для обучения своего ребенка, охотно воспользоваться новым средством транспорта, обратиться к новому источнику информации, попробовать новое блюдо, принять участие в нестандартной, новой свадебной церемонии. Здесь приходится задуматься, не является ли все это общим свойством человеческой природы в целом, как утверждал, к примеру, раньше другой социальный психо­лог Уильям Исаак Томас (коллега и партнер Флориана Знанецкого в исследо­ваниях, проведенных среди польских эмигрантов в Америке); не эта ли любоз­нательность, интерес ко всему новому стали секретом всех успехов человече­ства, в частности технического прогресса. Несомненно, однако, что современное общество предоставляет больше возможностей для реализации этой тенденции и тем самым усиливает и развивает ее, хотя бы в силу того огромного количе­ства возможностей принять то или иное решение и необходимостей сделать выбор в каждой сфере жизни.

Другой характерный признак современной личности - это осознание ог­ромного количества существующих мнений и взглядов, готовность высказы­вать и обосновывать собственное мнение и одновременно терпимость, толе­рантность к другим, отличающимся от нашего собственного мнениям и взгля­дам, даже способность найти своеобразное удовлетворение в самой этой разнородности существующих мнений. Это особый личностный результат культурного давления на рациональность, которая в силу самой природы ве­щей противостоит и противодействует эмоциональному или традиционному догматизму, требуя объективной дискуссии, сопоставления взвешенных ар­гументов, а не лобового столкновения разных, взаимно неприемлемых подхо­дов. Третья характерная черта современной личности - это уже рассмотрен­ная нами выше ориентация во времени, концентрация внимания скорее на бу­дущем, чем на прошлом, а также умение ценить подчеркнутую пунктуальность. Четвертая черта - это ощущение субъективной силы, убеждение, что как лич­ные, так и общественные вызовы и проблемы можно решить, если предприни­мать адекватные и своевременные действия в индивидуальном порядке или в группе, совместно с другими людьми. Активная установка имеет отноше­ние не только к вызовам со стороны окружающего людей природного мира, что выражается в идее «подчинения» человеку природы, его господства над природой, но и к экономическим и политическим проблемам, которые мож­но решить при построении и применении правильной, адекватной социаль­ной политики, или, как говорят социологи, социотехники или социальной инженерии.

Пятый признак современной личности - это стремление предвидеть собы­тия будущего и планировать свои будущие действия, то есть мобилизация во­ображения в целях выработки правильной линии своего поведения в отноше-

587

нии будущего. И снова возникает вопрос и сомнение. Неявляется ли это об­щим признаком человеческого рода, как утверждал, например, Карл Маркс в своем знаменитом сравнении, когда говорил, что самый плохой архитектор отличается от самой замечательной пчелы тем, что имеет образ своей буду­щей постройки заранее, в своем воображении, еще до того, как он начнет стро­ительство. Независимо от нашего ответа на этот вопрос, не подлежит сомне­нию, что именно в современном обществе особое значение предвидения и пла­нирования будущего определяется и возрастает. Шестой признак, тесно связанный с предшествующим и в сущности определяющий непременное ус­ловие для предвидения и планирования, - это доверие к социальному порядку, вера в закономерность общественного развития, в существование неких проч­ных, апробированных основ ведения хозяйства, государственной политики, а также моральных правил, обычаев и нравов, формирующих повседневное по­ведение граждан, благодаря чему и возможны расчеты на будущее, планы и предвидение.

Седьмой признак современной личности - это ощущение «разделенной справедливости*, признание неизбежности существующего неравенства в рас­пределении благ, ценностей, привилегий в том только случае, если оно фор­мируется не в силу произвола, а на основе ясно выраженных принципов, прежде всего принципа меритократпичности, который требует неравного вознаграж­дения за неравные труды и заслуги. Восьмым признаком является то, что со­временный человек, по представлениям Инкелеса, большое значение при­дает самосовершенствованию, образованию. Наконец, девятый признак зак­лючается в том, что современный человек уважает достоинство других людей, даже тех, кто находится на более низкой, чем он сам, социальной позиции или оказывается в его власти.

Реконструкция такой модели, такого типа современника, как тот, что пред­ставлен в выводах Инкелеса, неизбежно связана с включением определенных оценочных моментов: речь идет не только о фактах, но и о том, как, по мнению автора, должен мыслить и поступать человек современной формации. Это наи­более явно проявляется в той последней группе личностных признаков, где меритократия (понимание справедливости неравенства), самореализация (ус­тановка на самосовершенствование и уважение достоинства других людей) выглядят как своего рода нормативное представление о современном челове­ке, скорее определенный идеал, нежели отчет о действительном состоянии ментальности современных людей.

Инкелес утверждает, что между выделенными чертами современной лич­ности существуют внутренние взаимосвязи, что речь идет не о свободном пе­речне независимых друг от друга признаков, а об определенном общем синд-роме современной личности. При этом не только условия современного обще­ства формируют каждую из этих особенностей, каждый признак современной личности, но и каждая такая особенность, если уж она сформировалась, начи­нает оказывать свое воздействие, помогая формированию других черт и при­знаков или усиливая их значение и способствуя в конечном итоге сложению цельного типа личности.

588

Критика современности

XIX век был периодом восхищения современностью, преклонения пе­ред ней. В то время доминировали настроения оптимизма и прогрессивиз-ма: вера в прогресс, разум, в технику, науку, в подчинение человеком при­роды, в неограниченные возможности экспансии. Однако уже тогда люди начинали замечать и понимать негативные стороны нового общественного устройства. Критические мотивы, прозвучавшие уже в XIX в. и в начале XX в., получили свое продолжение и развитие на протяжении всего XX столетия.

Первую и весьма убедительную, впечатляющую причину критики совре­менности вводит и развивает Карл Маркс, называя ее словом «отчуждение». Люди по своей природе являются свободными, склонными к творчеству и со­трудничеству, утверждает Маркс, развивая свои романтические и идеализи­рованные представления о человеке и человеческом роде. Однако в опреде­ленных, особо неблагоприятных экономических или политических условиях они теряют эти свои естественные свойства. Так происходит в обществах, раз­деленных на классы, особенно в современном капиталистическом, в котором большинство населения превращается в отчужденные, порабощенные, зави­симые и эксплуатируемые другими людьми слои общества, своего рода при­датки экономической машины. Лишенный возможности контролировать про­цесс собственного труда и дальнейшую судьбу производимых им продуктов, торгующий собственной рабочей силой, как товаром, на монополизирован­ном хозяевами собственности рынке труда, рабочий человек переживает от­чуждение, отрыв от других людей, разрыв с социальной средой. Следствием этого является то, что он оказывается в противоречии со своей собственной натурой, подавляет ее, подвергается дегуманизации: вместо самореализации в процессе труда он деградирует, вместо того, чтобы получать радость от сво­бодного творчества, он, занятый рутинной, разрушающей его личность рабо­той, страдает; вместо ощущения своей общности и единства с другими людь­ми, он оказывается обреченным на изоляцию и одиночество. Продолжатели Маркса подхватили этот мотив отчуждения и распространили его не только на сферу труда, но и на такие области, как политика, культура, образование, религия, искусство, семейная жизнь, потребительская сфера и т.д. Беспощад­ную критику современности при использовании идеи отчуждения предлагает в своих трудах неомарксист Эрих Фромм⁶. Он определяет современное обще­ство как безумное, больное, поскольку оно заменяет естественную для чело­века потребность «быть» борьбой за то, чтобы «иметь». Другой радикальный мыслитель середины XX в., Герберт Маркузе⁷, рассматривает как результат отчуждения появление «одномерного человека», вся жизнь которого органи-чивается работой и потреблением.

Другую причину критики современного общества мы находим в известной книге Фердинанда Тенниса «Общность и общество», о которой мы уже гово-

⁶Fromm E. The Sane Society. London: Routledge & Kegan Paul, 1963 [1956].

⁷ MarcuseH. One Dimensional Man. Boston: Beacon Press, 1964.

589

рили. Этот мотив можно определить какутраченную общность. Теннис, как и Маркс, приписывает человеческой натуре общественные тенденции. Он счита­ет, что «сущностная воля» - это стремление к незаинтересованным, самоцен­ным контактам с другими людьми в рамках общности (Gemeinschaft). Совре­менное общество (Gesellschaft) заменяет эту сущностную волю избирательной волей, при которой все контакты и отношения с другими людьми подчиняются определенным интересам, причем другие становятся предметом циничных манипуляций. В результате естественные общины исчезают. Люди подвер­гаются выкорчевыванию, растворению в анонимной массе рабочих, чиновников, потребителей или в «публике». Связи совместного проживания, этнического, ре­лигиозного или классового сходства оказываются разорванными. Их место, как писал Дэвид Рисман, последователь Тенниса, работавший в XX в., занимает «одинокая толпа», легко поддающаяся на призывы демагогов, ищущая силь­ных авторитетов, падкая на соблазны, связанные с установлением авторитар­ных и даже тоталитарных режимов «закона н порядка», энергично и охотно подключающаяся к различным социальным движениям в поисках альтерна­тивных общностей, компенсирующая свою собственную фрустрацию и оди­ночество деструктивными, антисоциальными действиями.

Рассмотрением третьей причины критики мы обязаны Веберу, который счи­тал, что крайняя рациональность, результативность и инструментальность со­циальных организаций, лучше всего проявившаяся в облике современной бю­рократии, создает для общества «железную клетку", лишая его свободы. Бю­рократия рассматривает людей в качечстве объектов, поддающихся успешной обработке. И это ей легко удается именно в итоге того выкорчевывания, кото­рому подвергаются люди, «одинокие в толпе». Как доказывает в своей извест­ной книге, посвященной уничтожению евреев нацистами, польский социолог в эмиграции Зигмунт Бауман⁸, именно максимальная бюрократизация и хо­лодная, техническая эффективность нацистской машины позволили отбросить какие бы то ни было моральные ограничения и рассматривать уничтожение еврейского народа как чисто практическую цель и стремиться к наиболее ус­пешному выполнению такого задания в кратчайшие сроки и простейшими средствами. Крематории нацистских лагерей, по мысли Баумана, должны слу­жить предупреждением, до чего может довести восходящая к эпохе Просве­щения вера в разум, эффективность и расчетливость, закодированные е бю­рократических и технократических организациях современного общества.

Четвертая причина критики восходит к Эмилю Дюркгейму и развивается Под лозунгом аномии. Дюркгейм иначе, чем Маркс и Теннис, рассматривает и Оценивает природу человека, представляя ее в черных, пессимистических то­нах. Он считает, что человек по своей природе - эгоистическое, антисоциаль­ное существо, которое стремится к неограниченному удовлетворению своих Интересов, не считаясь с другими людьми, а за счет этих других людей. Чело­веком, способным на сочувствие и сотрудничество с другими людьми в кол­лективе, это животное становится только благодаря тем образцам и правиламкультуры, которые прививаются ему в процессе социализации, то есть благо-

^в Bauman Z. Modernity and Holocaust. Cambridge: Polity Press, 1989.

590

даря социальным нормам и ценностям. Побочным результатом быстрых со­циальных изменений, характерных для современности, может стать то, что та­кие нормы и ценности подвергнутся эрозии и люди снова окажутся во власти индивидуалистического, антиобщественного эгоизма. Аномия в том перво­начальном значении, которое придавал этому понятию Эмиль Дюркгейм, как раз и означает нормативный хаос, исчезновение моральных ориентиров, раз­мывание категорий добра и зла. Люди дезориентированы, чувствуют себя по­терянными, лишенными корней. Понятие аномии имело в социологии большое будущее, особенно благодаря тому переосмыслению и обогащению, которые дал ему в своей теории Роберт Мертон, о чем мы уже говорили выше, в гл. 17.

Пятая причина критики связана с типичной для современности идеей гос­подства человека над природой, или завоевания природы. Вместе с выявлени­ем деструктивных последствий стихийной индустриализации, урбанизации и технического прогресса: загрязнения окружающей среды, истребления це­лых видов фауны, истощения месторождений природного сырья, угрозы ис­тощения водных запасов, потепления климата, генетических изменений че­ловеческой популяции, опасных мутаций бактерий и вирусов, появления так называемых «болезней цивилизации» и т.п. - формируется экологическое сознание, требующее каким-то образом удержать необузданную «современ­ность». Люди начинают говорить и писать о «границах роста», или в более позитивном духе, о необходимости создания условий для устойчивого разви­тия (sustainable growth). Экологические споры и дискуссии выходят далеко за границы социологии, вторгаясь во многие другие области науки, а также сильно влияя на обыденное массовое сознание.

Шестым предметом критики является совершившийся в результате экс­пансии капитализма раздел мира на зоны благополучия и бедности. Предше­ственником авторов, развивающих этот критический мотив, был Владимир Ленин, который в своей теории империализма утверждал, что стремление к извлечению максимальной прибыли толкает фирмы на поиски дешевой рабо­чей силы, доступного сырья и рынков сбыта для произведенной продукции. Именно этой цели служит империалистический захват чужих земель, в ходе которого государства-захватчики обеспечивают интересы господствующего класса. В более поздней версии эта концепция выступает в виде так называе­мой теории зависимости, которая касается уже не той ситуации, в которой выступал дикий, хищнический капитализм, а скрытой под видимостью суве­ренности неоколониальной экономической эксплуатации капиталистическим центром периферийных стран (Анри Гюндер Франк, Фернандо Кардозо). В самой новой версии этой теории речь идет о нарастающем конфликте между зажиточным Севером и бедным Югом, или о столкновении между цивилиза­цией богатства и цивилизацией бедности (Самуэль Хантингтон⁹, Бенджамин Барбер).

Седьмой критический мотив указывает на сопровождающий современ­ность, приобретающий массовой характер процесс «индустриализации» вой­ны, вооруженных конфликтов, терроризма. Несомненно, и количество, и мас-

⁹ Huntington S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven: Yale University Press, 1968.

591

штаб, и разрушительность войн в эпоху современности превосходит все, чтопрежде знала история. Считается, что только на протяжении одного XX в. в результате военных действий погибло свыше 100 млн человек. Это связано по крайней мере с тремя обстоятельствами, типичными для современности. Во-первых, с колоссальным развитием военной техники, вплоть до созда­ния атомного оружия, позволяющего массовое уничтожение людей, а потен­циально и уничтожение всего человечества. Во-вторых, с конфликтом эко­номических интересов между государствами, вытекающим из свойственно-го капиталистической системе неудержимого, постоянного стремления к прибыли, выгоде, к тому, чтобы завладеть чужими богатствами и подчинить себе других людей. В-третьих, с тем акцентом, который переносится на ра­циональную эффективность, на инструментальную трактовку людей, что по­зволяет отказаться от сдерживающих моральных тормозов, которые могли бы удержать от самых жестоких разрушений и массового геноцида, совер­шаемых во имя государственных, национальных, религиозных или этниче­ских интересов и проявлений лояльности.

Что - после современности?

Современность - это чрезвычайно динамичная и экспансивная обществен­ная формация. За столетие, минувшее со времени ее появления на историче­ской арене, она сама подверглась глубоким изменениям. Социология пытает­ся выявить эти изменения и сделать на их основе теоретические обобще­ния. В таком случае она обращается к одной из трех схем интерпретации изменений, описание которых мы дали в гл. 22: к концепции эволюционных, циклических или диалектических изменений.

Те, кто на основе теории или, не имея никакого понятия о теории, обраща­ется к схеме эволюционных изменений, исходят из предположения, что «бу­дущее уже было*, что все, что ждет нас в будущем, уже было в прошлом, разве что известные уже из прошлого нынешние тенденции проявятся более четко, еще более усилятся. За этим скрывается представление о линейной направ­ленности развития. Считается, что нынешнее состояние общества можно эк­страполировать в будущее и таким образом предвидеть, предсказать его буду­щий образ. Поскольку все общества проходят через одни и те же обязательные стадии в своем развитии и сегодня существуют общества более «современ­ные" и относительно более отсталые и даже совсем примитивные, постольку и зародыши, и прообразы будущего легче всего обнаружить в наиболее разви­тых, современных, новейших обществах. Значит, если мы присмотримся вни­мательно к нынешним Соединенным Штатам Америки, к Японии, Тайваню, к Германии, Швейцарии, то, во-первых, мы увидим, как через некоторое время будут выглядеть нынешние общества Второго и Третьего мира, а во-вторых, откроем и то направление, в котором собираются развиваться далее нынеш­ние наиболее современные и развитые общества. Такой подход мы обнаружи­ваем прежде всего в концепции постиндустриального общества, получившей известность в середине XX в. и представленной, в частности, такими автора-

592

ми, как Даниел Белл (Daniel Bell) и Ален Турэн (Alain Touraine). Эта теория, о которой мы уже говорили в гл. 22, имела наиболее синтетический характер, показывала многомерный образ общества будущего, которое должно было со­единить все нынешние важнейшие тенденции развития, или, как определял эти тенденции Джон Нейсбит (Naisbitt), "мегатренды"-.

Более поздние авторы старались сосредоточить свое внимание только на какой-нибудь одной, выбранной ими тенденции, которую они считали глав­ной и способной детерминировать весь образ будущих обществ. Ральф Да-рендорф писал об «обществе обслуживающего класса»¹⁰, строя свои выводы на наблюдениях, убеждающих в том, что основные структуры производства и занятости явно переместились из традиционного промышленного сектора в сектор широко развитых и дифференцированных услуг: торговли, финансов, администрации, транспорта, коммуникаций, образования, научных исследова­ний, здравоохранения, отдыха и т.д. Последовательные прогрессивные изме­нения в самом характере труда являются основой для представлений о буду­щем обществе, в котором автоматизация и роботизация освободят людей от необходимости ежедневной работы и предоставят им все более расширяюще­еся поле свободного времени и шансов самореализации. Известный теоретик, занимающийся вопросами организации и управления, Питер Друкер подчер­кивал еще более специфическую тенденцию, говоря об «обществе знания*¹¹, в котором производство и перепроизводство заводской и фабричной про­дукции отойдет на задний план, уступив место производству и перепроиз­водству знаний, которые станут главным в экономике этого общества товаром. Аналогичные акценты мы встречаем в многочисленных теориях «информа­ционного обществам. Одни, подобно Друкеру, подчеркивают решающее зна­чение производства информации, другие обращают внимание на революци­онные последствия компьютерных технологий такого производства, особен­но интернета.

Другой подход к проблеме будущего образа общества основан на более или менее осознанном использовании циклической идеи: «продвижение в буду­щее должно обернуться возвращением к прошлому». Все более глубокое осоз­нание, все более полное ощущение негативных аспектов и последствий "со­временности" порождают ностальгическую концепцию возвращения к утрачен­ному прошлому, которое идеализируется и представляется в розовом свете. В обыденном сознании, в публицистике, в литературе появляются различные концепции, содержащие надежды на восстановление сильной традиционной семьи, на возрождение общин и социальных связей в первичных группах, на реконструкцию идентичности и укоренение в группах, на возвращение от се­куляризации к религии (в диапазоне от "новой евангелизации" до концепции Нового Века), на поворот от монополии науки и техники в сторону мистичес­кого, магического или интуиционного мышления, на спасение окружающей среды и возвращение к жизни в гармонии с природой, на отказ от материали­стического потребительского образа жизни во имя высших духовных потреб-

'"Dahrendor/R.The Modern Social Conflict. Berkeley: The University of California Press, 1990. "DruckerP. Post-Capitalist Society. New York: Harper, 1993.

593

ностей и ценностей, связанных с самореализацией и полноценным качествомжизни. Такие идеи становятся осью кристаллизации многочисленных соци­альных движений, особенно тех, которые называются «новыми социальными движениями» (мы говорили о них в гл. 6). Эхо таких идей мы находим также в социологических теориях.

Уже классик циклической теории развития Питирим Сорокин видел бу­дущее как возвращение от господствующей «материалистической менталь-ности» к «идеалистической ментальности». В исследованиях, проведенных спустя полвека после Питирима Сорокина и охвативших ряд стран, американ­ский социолог Рональд Инглхарт решительно подтверждает перемещение центра тяжести в сторону «постматериалистических ценностей»¹²: качества жизни, здоровья, физической полноценности и хорошей физической формы, богатого опыта и знаний, товарищеского общения и т.п., развивая теорию уси­ления этих тенденций в будущем. Британский теоретик Энтони Гидденс вы­водит изменения в характере современности, имеющие тенденцию к торможе­нию ее негативных последствий, из самой природы современной формации. Характерное для современности развитие научных знаний, широко распрост­раненное и все более сложное, глубокое образование, растущее влияние средств массовой информации, простота коммуникаций и легкость обмена информацией и мнениями ведут к появлению в общественном сознании но­вых существенных компетенций, которые Гидденс определял понятием «реф­лексивность» (способность, склонность к размышлениям, к анализу). Это способность общества критически мыслить о самом себе, видеть и распоз­навать негативные, патологические явления, представляющие собой угро­зу для будущего, и, опираясь на такой диагноз, предпринимать превентив­ные действия и мобилизовать средства, способные предотвратить или све­сти до минимума некоторые опасные тенденции. Это находит выражение в давлении социального мнения, в мобилизации социальных движений, а так­же в политических действиях, которые в последнее время все чаще предпри­нимаются правительствами разных стран, даже вопреки узким экономиче­ским интересам. Сила современности заключается также в том, что оно само содержит в себе механизм самоисправления. В концепции Гидденса можно обнаружить четко прослеживаемую параллель с идеей «самосбывающихся пророчеств» Роберта Мертона, которая, как мы помним, заключалась в том, что осознанные коллективами в данный момент прогнозы чаще всего не ис­полняются, ибо люди предпринимают для этого соответствующие меры. Кри­тики современности, показывая, до чего она может довести человечество при спонтанном развитии, формулируют таким образом так называемые «пре­достерегающие прогнозы», мобилизуя людей на противодействия возника­ющим угрозам и тем самым прикладывая силы к тому, чтобы не сбылись их собственные прогнозы и черные картины будущего.

¹² Ingkhart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Princeton: Princeton University Press, 1990; Abramson P.R., Inglehart R. Value Change in Global Perspective. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1995.

594

Третья схема мышления об обществе будущего исходит из диалектики.Будущее при таком подходе не означает ни простого продолжения настояще­го, ни возврата в прошлое. Скорее это преодоление и прошлого, и настоящего, фундаментальное, качественное изменение, радикальная новизна. В одной из своих разновидностей концепция будущих судеб Нового времени прямо об­ращается к основоположникам диалектики Вильгельму Гегелю и Карлу Марксу. В триумфальной атмосфере 1990-х годов, после падения коммунистического режима в СССР и странах Восточной Европы, появляется идея «конца исто­рии». Американский интеллектуал Фрэнсис Фукуяма утверждает, что закон­чилась долгая эпоха конфликтов, борьбы, войн и революций под знаменами различных идеологий (составлявших до сих пор главный сюжет, главный мо­тив истории), и победа демократии в мировом масштабе означает качественное изменение политики, которая отныне будет опираться на консенсус и ориен­тироваться на максимально успешное разрешение жизненных проблем чело­вечества¹³. Интересно отметить, что обращение к Гегелю или Марксу каким-то неотвратимым образом всегда ведет к конструированию новых утопий. После появления книги Фукуямы, которая стала широкоизвестной, прошло совсем немного времени до того момента, как разразились этнические и рели­гиозные войны на Балканах, в бывших советских республиках, началось на­ступление исламского фундаментализма и т.д. Ни «конца идеологии», что пред­сказывал еще в 1960-х годах Даниел Белл, ни «конца истории» в том смысле, какое придавал ему Фукуяма, как-то не видно.

Совершенно иной характер имеет другая концепция, также исходящая из диалектической схемы, - постмодернизм, или по терминологии, предложен­ной Зигмунтом Бауманом «послесовременностъ». Наверно, основоположни­ки этой концепции возмутились бы, узнав о такой характеристике их идеи (привязке к диалектике). Хотя некоторые из них когда-то были марксистами, они вовсе не обращались прямо и непосредственно к диалектике, но все же их главная мысль сводилась к радикальному перелому хода исторического раз­вития, к появлению совершенно нового типа общества. Крайний радикализм здесь заключается в полном отрицании каких-либо исторических или соци­альных закономерностей, которые можно было бы сформулировать как зако­ны общественного развития. Следовательно, все, что происходит вокруг нас, является чем-то еще большим, чем простое преодоление прошлого, ибо оно вообще не имеет с прошлым каких-либо систематических связей. Оно явля­ется состоянием sui generis. Описанию этого состояния постмодернисты по­свящают большинство своих трудов, особенно подчеркивая такие черты, как разрушение и «подрыв» традиционных социальных иерархий - классовых, экономических, расовых, сексуальных и т.п., полное господство потребитель­ских вещей и благ над людьми и окончательная утрата роли субъектов, вытес­нение межличностных отношений их симуляцией, подмена культуры «гипер­реальностью», в которой образ, представление, игра знаков, подменяют реаль­ность, а в итоге - хаос впечатлений и фантазий.

¹³ Fukuyama F. The End of History? // The National Interest. 1989. Summer. P. 3-18; Fukuyama F. The End of History and the Last Man. New York: Free Press, 1992.

595

Постмодернистической концепции, несмотря на ее значительную, хотя,впрочем, уже явно миновавшую к концу XX в. популярность, мы отводим в нашей книге так мало место по следующей причине. Дело в том, что эта кон­цепция не является собственно социологической теорией, ибо она отрицает возможность научного познания, направленного на выявление закономерно­стей и формулирование законов в обществоведении. Хотя представители и сторонники постмодернизма, поступая совершенно парадоксально, вероятно, из какой-то мазохистской потребности, публикуют свои книги в социологи­ческих сериях, защищают диссертации на факультетах и кафедрах социоло­гии и добиваются ученых званий профессоров социологии, по сути своей они не являются социологами. А в таком случае их творчество не входит в тот предмет, который обозначен в названии нашей книга как «аналитическая социология». Упоминание о теории постмодернизма («постсовременности*) мне нужно только лля того, чтобы дать максимально полное представление о существую­щих теориях, при этом я уже явно выхожу за рамки обозначенного объекта исследования и нарушаю принятую логику выборочной репрезентации.

ЭНТОНИ ГИДДЕНС (род. в 1938 г.)

Современный британский социолог, создатель оригинальной об­щественной теории, продуктивный автор, харизматический препо­даватель, владелец научного издательства, ректор прославленной Лондонской школы экономики (LSE - London School of Economics) и автор программы ноеой лейбористской партии Тони Блэра. В ряду его многочисленных книг выделяются. "Новые правила социологи­ ческого метода» (New Rules of Sociological Method, 1976), «Консти-

туирование общества» (The Constitution of Society, 1984), «Последствия современности»

(The Consequences of Modernity, 1990).

Схема понятий, которую Гидденс предлагает для исследования социальной жизни,

получила известность как теория структурами. Он утверждает, что конечным субстратом

ством которых осуществляется постоянное воспроизводство, но также и трансформация общества, поддерживается его постоянство и в то же время совершаются его изменения. Социальная структура существует только "виртуально», только постольку, поскольку она реализуется в социальных практиках пли записывается в памяти участвующих в этих практиках субъектов Само слово "структурацня- должно передавать то динамическое свойство структур, существующих только в практиках субъектов - участников социальной жизни. Структура складывается из правил и ресурсов, мобилизованных посредством прак­тики и используемых в этой практике, которые в то же время являются результатом таких практик. В этом смысле можно говорить о «дуализме структуры».

Отдельный человек не является пешкой, действия которой детерминированы струк­турными условиями: он является существом мыслящим, наделенным достаточно высокой степенью автономии и самосознания, обретающего различные формы, от «практического самосознания», выраженного в повседневных обычных делах, до «дискурсивного созна-

596

ния», выраженного в диалогах, дискуссиях. Особым типом сознания, появляющимся толь­ко в современную эпоху, является ощущение «историчности» мира - всеобщей изменчиво­сти и вместе с тем субъективной силы обычных людей, определяющих направление таких изменений. Люди творят историю, но часто их действия вызывают непреднамеренные и непредвиденные последствия. «История создается направленными действиями, но не яв­ляется задуманным проектом», - пишет Гидденс.

Человеческое сообщество на рубеже XX-XXI вв. входит в фазу «поздней современности», в которой все признаки «современности» приобретают свое предельное воплощение. Самы­ми главными отличительными особенностями «поздней современности» являются: а) тре­бование доверия к техническим и организационным системам высокого уровня сложности; б) новые размеры риска, а именно «риска произведенного» в ходе цивилизационных и техно­логических изменений; в) непрозрачность, нестабильность и хаотичность социальной жиз­ни; г) прогрессирующая экономическая, политическая и культурная глобализация.

Литература

Giddens A. Socjologia. Poznan: Wydawnictwo Zysk i Ska, 1998.

Giddens A. Trzecia droga: odnowa socjaldemokracji. Warszawa: Ksiqzka i Wiedza, 1999-

Giddens A. Poza lewica. i prawica.. Poznan: Wydawnictwo Zysk i Ska, 2001.

Giddens A. Nowoczesnosc a tozsamosc. Warszawa: Wydawnictwo naukowe PWN, 2001.

Giddens A. Nowe zasady metody socjologicznej. Krarow: Nomos, 2001.

Sztompka P. Giddens // Encyklopedia Socjologii. T. I. Warszawa: Oficyna naukowa, 1998. S. 236-241.

Поздняя современность

Совершенно иные достоинства, иной характер имеет менее броская, зато более рациональная концепция так называемой «поздней современности*, в развитии которой участвовали несколько авторов: Энтони Гидденс, Скотт Лэш, Ульрих Бек¹⁴. Они исходили из того положения, что «современность» по край­ней мере не кончилась, не миновала, напротив, она выступает сейчас в наибо­лее выразительных, четких формах. Ее новые поразительные черты, хотя ка­чественно отличны от того, что было раньше, не означают, однако, разрыва с прошлым, а, скорее, являются завершенным проявлением всех предшествую­щих тенденций. «Мы не вторгаемся в какой-то новый период, следующий за современностью, скорее мы входим в эпоху, в которой все последствия совре­менности становятся более радикальными и универсальными, чем прежде», -заявляет Гидденс¹⁵.

Поздняя современность отличается четырьмя главными признаками. Пер­вый - это новая форма доверия, необходимая для ощущения безопасности и стабильности повседневной жизни. Это связано с преобладающим присутстви­ем в нашей жизни многочисленных «абстрактных систем», которые входят в

¹⁴ Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge: Polity Press, 1990; Beck U., Giddens A., Lash S. Reflexive Modernization. Cambridge: Polity Press, 1994; Beck U. Risikogesellschaft. Frankfurt/M. Suhrkamp, 1986.

¹⁵ Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge: Polity Press, 1990. P. 3.

597

сферу, предназначенную для экспертов, и в то же время необходимы нам в нашей повседневной жизни. Не понимая и не имея возможности до конца по­нять всех принципов их конструкции и действия, мы зависим от их правидь-ного функционирования. Они имеют при этом одновременно и технический, и социальный характер. Таковы, например, системы коммуникаций и теле­коммуникаций, финансовые рынки, международные транснациональные корпорации, средства массовой информации, энергетические сети, гидравли­ческие системы и т.п. Эти огромные, сложные, безличнные комплексы раз­личных устройств или организационных форм составляют контекст, в кото­ром проходит наша жизнь, и оказание им априори определенного доверия яв­ляется непременным требованием нормального существования.

Другая черта поздней современности - это появление новых форм риска. Разумеется, риск, в смысле неуверенности человека в том, какие последствия будут иметь его действия, является существующим извечно и распространен­ным повсеместно фактором социальной жизни. Он так же вечен и универса­лен, как опасения, связанные с нашим незнанием истинной природы каких-либо негативных событий, не зависящих от нашей воли и активности (угроза болезни, несчастные случаи, катаклизмы). Но в нашу эпоху, которую Ульрих Бек называет прямо "обществом риска" (Risikogeseltschaft), этот феномен об­ретает новое качество. Прежде всего, на первый план выходит не тот риск, который был вызван контактами человека с природным окружением, а риск, связанный с цивилизационным и техническим окружением, созданным рука­ми человека. Мы живем в мире "произведенного риска", который является це­ной прогресса цивилизации и технического прогресса. Такой риск трудно оп­ределить заранее, мы отдаем себе отчет в его размерах только постфактум: когда взорвется атомный реактор в Чернобыле или в Исландии (на «Трех Милях»), когда произойдет утечка ядовитых веществ с химического завода в Бхопале в Индии, когда появится эпидемия СПИДа, когда наступит «парниковый эф-фект" и изменится климат и т.п. Менее впечатляющий пример - это повсед­невный риск, связанный с дорожным движением, риск, размер которого мы узнаем только из еженедельной статистики несчастных случаев. Более того, такие события и их последствия не только находятся за границами контроля со стороны обычных людей, но и часто не поддаются контролю даже экспер­тов и специалистов, не только отдельных людей, но и целых организаций. Мы не можем ни избежать такого риска, ни обеспечить свою безопасность; мы вы­нуждены жить в присутствии, в сопровождении такого риска, представля­ющего потенциальную угрозу для миллионов людей. В современном обще­стве мы также сами создаем новые организационные и институциональные контексты действий, в которых риск становится их основной сущностью, смы­слом их существования. Примерами могут служить финансовые биржи, азарт­ные игры, так называемые экстремальные виды спорта.

"Характер риска", как выражается Гидденс, существенным образом меня­ется в поздней современности, причем как в объективном, так и в субъектив­ном отношении. Объективно наступает глобальная экспансия риска, который все чаще касается миллионов людей во всем мире, распространяясь через тра­диционные границы национальных государств. Биржевой финансовый крах,

598

отравление окружающей среды, парниковый эффект, атомная катастрофа -это события, последствия которых не имеют территориальных ограничений. Риск также подвергается универсализации, переходя через традиционные барьеры, разделявшие классы или сословия. Он одинаково угрожает бога­тым и бедным, миллионерам и нищим, политикам и обычным гражданам, звездам экрана и маргиналам. Нельзя избежать этого риска, даже имея боль­шие деньги, власть или высокий престиж. Риск подвергается также интен­сификации, многие из универсальных и глобальных угроз касаются самой жизни.

Зато в субъективном измерении новый профиль риска означает повышен­ную восприимчивость и осознание угроз. Это связано, с одной стороны, с ролью средств массовой информации, особенно телевидения, для которых показ ка­тастроф, несчастных случаев, эпидемий и других драматических событий яв­ляется средством увеличения коммерческой привлекательности - привлече­ния общественного внимания, средств так называемых «поставщиков рекламы». С другой стороны, более высокое и острое ощущение риска проистекает из меняющейся роли тех психических средств или защитных механизмов, кото­рые издавна существовали, например, таких, как магия или религиозные ве­рования. Секуляризация оставляет современного человека один на один со всем, что ему угрожает. Другой аспект новой профиля риска - это возрастаю­щее убеждение в бессилии специалистов: многочисленные примеры их фа­тальных ошибок, их неспособности противодействовать опасности, о которых громко оповещают средства массовой информации, подрывают сегодня пре­жнюю слепую веру в технику, медицину и т.д. Еще один аспект - это широкое распространение ощущения риска, связанное со все более высоким уровнем массового образования, которое открывает людям глаза на те проблемы, угро­зы и вызовы, которых они раньше не ощущали.

Третья характерная черта поздней современности - это непрозрачность, расплывчатость, неопределенность и нестабильность тех социальных ситуа­ций, в которых людям приходится действовать. Это проистекает из четырех обстоятельств. Чем более сложными являются «абстрактные системы», тем больше появляется шансов для неожиданных конструктивных ошибок. Не­избежны также ошибки операторов, которые управляют сложными система­ми и контролируют их. Человеческий фактор оказывается тем ненадежнее, чем сложнее задания. Следующий источник непрочности и возможных угроз -это непредвиденные и непреднамеренные результаты действий людей, что яв­ляется, как утверждают некоторые социологи, наиболее характерной чертой социальной жизни в целом, однако наиболее усиливается тогда, когда в усло­виях приведения в действие сложных систем появляется огромное множество субъектов, действующих одновременно, то есть взаимно перекрещивающих­ся и накладывающихся друг на друга факторов, а к тому же еще дают о себе знать результаты их разнонаправленных взаимодействий друг с другом. Сле­дующая причина непрозрачности, как это ни парадоксально, является побоч­ным результатом развития социальных знаний. Социальные знания имеют, как мы уже говорили выше, явление рефлексивности (способность и склон­ность людей размышлять, задумываться над общественным устройством, ана-

599

лизировать его, строить прогностические модели), самосбывающиеся проро­чества, что приводит к тому, что не только мы не можем быть уверены в пра­вильности наших представлений об окружающемся мире, но и сам этот мир меняется, ставя нас перед фактом новых общественных феноменов, которые появляются в результате действий, мотивированных именно этим знанием и анализом. Наконец, колоссальная дифференциация интересов и ценностей как между отдельными людьми, так и между группами, обществами приводит к крайнему релятивизму и к потере элементарных ориентиров и принципов оцен­ки действий и общественных ситуаций.

Мы можем вслед за Гидденсом выделить четыре типичные позиции, ко­торые люди занимают перед лицом усилившегося риска и нестабильности нашего времени. Первая э прагматическое принятие жизни такой, ка­кая она есть, стремление сосредоточить внимание на решении повседнев­ных жизненных проблем и как бы вытеснить из своего сознания мысли о грозящих нам опасностях («мне по горло хватает своих проблем»). Другая позиция - это последовательный оптимизм и вера в то, что опасности и не­стабильность рассеются, исчезнут по вале Провидения, в силу счастливо сло­жившейся судьбы, благодаря науке и технике, наконец, врожденному здра­вому смыслу людей («всегда найдется какой-нибудь выход"). Третья реак­ция на риск и опасности - это циничный пессимизм, в силу которого люди заранее соглашаются с неизбежностью того, что существующие угрозы рань­ше или позже станут реальностью, и с учетом такого «сокращения временного горизонта" - уменьшения объема «отпущенного нам» времени - стараются жить одним текущим мгновением, сегодняшним днем, предельно насыщать­ся гедонистическими удовольствиями («раз и так всем нам предстоит по­гибнуть, то, по крайней мере, пока живем, возьмем от жизни все, что можно, все ее радости»). Наконец, четвертая реакция - это радикальная борьба с источниками грозящих бед посредством мобилизации общественного мне­ния, организации пропагандистских кампаний, формирования социальных движений («все вместе, общими усилиями, мы можем отвести эту беду, про­тивостоять этим угрозам»).

Таким образом, мы дошли до рассмотрения четвертой особенности «позд­ней современности» - прогрессирующей глобализации. Важность и весомость этого процесса в современном мире требует того, чтобы мы посвятили ему специальную главу.

Важнейшие понятия и термины

Бюрократическая личность - синдром личности, сформированный под влиянием де-персоналюованной, формализованной, ритуалиэованной, внутренне цельной, в высшей мере спаянной бюрократической организации.

Дегуманизация - утрата человеческих черт, например творческого начала или соци­альных установок (стремлений к контактам с другими людьми, к участию в обще­ственных делах и т.п.), в результате нечеловеческих условий существования.

600

Индивидуализм- акцент на значении отдельного человека, свободного от навязан­ных ему групповых связей и зависимостей, обладающего достоинством и неотъем­лемыми правами не только как гражданина, члена общества, но и как человечес­кого существа, личности, самостоятельно решающей, как строить свою биогра­фию, имеющей в своем распоряжении множество образцов жизни и карьеры, а также несущей исключительно высокую личную ответственность за все свои успе­хи и неудачи.

Индустриализация войны - массовый масштаб охвата военными действиями граж­данского населения, применений новейших технологий массового уничтожения; чисто инструментальная, рассчитанная на эффективный результат рациональность действий; отказ от всяких моральных ограничений при проведении вооруженных конфликтов.

Множественность современностей - концепция разнообразных исторических сценари­ев, по которым создавалось современное общество (шли процессы модернизации) в разных частях мира в разные эпохи.

Общество риска - типичная для наиболее развитых современных обществ ситуация, в которой явно выявляются и становятся предметом всеобщей озабоченности многооб­разные новые формы риска, созданные цивилизацией, технологией, промышленнос­тью, условиями городской жизни, эксплуатацией природных ресурсов.

Поздняя современность - фаза развития современной формации, в которой все ее определяющие черты обретают наиболее острое, крайнее выражение.

Полярные модели (дихотономические модели) - характеристика противоположных состояний общества, которые воспринимаются и оцениваются в некотором заострении, преувеличении как крайние идеальные типы, радикально отличающиеся друг от друга по нескольким частным критериям.

Постматериалистические ценности - ценности, связанные с самореализацией челове­ка, с качеством жизни, здоровьем, физическим состоянием, богатством духовного опы­та и знаний, с контактами, товарищескими связями и т.п.

Предостерегающие прогнозы - «черные сценарии» возможных будущих событий, моби­лизующие людей на противодействие и тем самым являющиеся причиной того, что заключающиеся в них пессимистические картины и пророчества теряют свою актуаль­ность, не реализуются в жизни.

Рефлексивность - способность общества критически мыслить о самом себе, видеть нега­тивные и патологические явления, определять, какие опасности грозят ему в будущем, и на основе этого принимать превентивные меры, способные задержать или отвратить некоторые тенденции.

Современный человек - синдром личности, сформированный теми социальными усло­виями, которые создает современное общество, пережившее модернизацию, и являю­щийся в то же время непременным, обязательным фактором нормального и правиль­ного функционирования этого общества.

501

Чувство субъективной мошв- убеждение в том, что как личные, так и общественные вызовы и проблемы удастся решить, если будут предприняты адекватные и своевре­менные индивидуальные или коллективные действия.

Рекомендуемая литература

5, 6, 13 (см. «Сто книг с моей книжной полки»)

502