20. Ранее белокаменное зодчество Московской Руси.

Изучение раннего периода формирования каменного зодчества Московской Руси крайне важно для правильной научной оценки всего процесса развития древнерусской архитектуры, поскольку именно в памятниках XIV - начала XV веков сложились основные композиционные и декоративные приемы, ставшие в дальнейшем определяющими для крупнейшей московской архитектурной школы. Возвышение в XIV веке Москвы и Московского княжества как политического, религиозного и культурного центра тесным образом связано с общерусскими тенденциями консолидации сил отдельных земель для освобождения от татаро-монгольского ига – сложного процесса, завершившегося лишь в конце XIV века окончательным объединением русских княжеств в единое государство. Важнейшее морально-политическое значение имела победа над татарами на Куликовом поле в 1380 году, способствовавшая, наряду с другими факторами, расцвету всей русской культуры, в том числе и архитектуры. Такой расцвет, однако, продолжался недолго, и уже в 1420-х годах княжеские междоусобицы на многие годы привели к почти полному прекращению каменного строительства на московских землях. Лишь немногие из воздвигнутых на рубеже XIV-XV веков сооружений сохранились до наших дней. Они по праву занимают выдающееся место в сокровищнице древнерусского зодчества, свидетельствуя о высоких творческих талантах создавших их безвестных мастеров. Исследование и особенно реставрация такого памятника составляют заметное событие в историко-архитектурной науке.

Итак, приблизительный период белокаменного зодчества Московской Руси приходится на XII-XIII вв. Яркими примерами являются:

1.Успенский собор в Московском Кремле

2.Воскресенский собор в Волоколамске

3.Церковь Анны в Китай городе

4.Небольшая белокаменная Никольская церковь расположена в центре села Каменское.

5. Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры, церковь Рождества Богородицы

6. ХРАМ СВЯТЫХ БОРИСА И ГЛЕБА В КИДЕКШЕ

Оплывшие, но до сих пор впечатляющие валы окружают единственную сохранившуюся постройку княжеского замка — церковь святых Бориса и Глеба (1152 г.)

7.СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ СОБОР В ПЕРЕСЛАВЛЕ-ЗАЛЕССКОМ

Одновременно с придворной церковью Юрий Долгорукий заложил Спасо-Преображенский собор (1152—1157 гг.) в основанном им городе Переславле-Залесском.

8.ЦЕРКОВЬ ПОКРОВА НА НЕРЛИ (1165г.)

9.ДМИТРИЕВСКИЙ СОБОР 1185 г.

10. ГЕОРГИЕВСКИЙ СОБОР В ЮРЬЕВЕ-ПОЛЬСКОМ ( 1230— 1234 гг.)

21. Русская культура XV в.

Русь и Флорентийская уния. Княжение Василия II, кроме политической, сопровождалось и церковной смутой. В 1439 г. на соборе во Флоренции была подписана "уния" т.е. соглашение об объединении православной и католической церквей под верховной властью папы римского. Греческое духовенство и византийский император согласились на унию, надеясь получить помощь от Западной Европы в борьбе против турок. Акт подписал и русский митрополит, грек по национальности, Исидор. Принятие унии втягивало Русь в орбиту политики Ватикана, стремившегося в интересах католической Европы столкнуть Русь с Турцией.

Также в Руси Ватикан видел новый источник доходов через продажу индульгенций и приобретение имуществ. Однако Василий II и русское духовенство отказались признать унию. Исидор был низложен. В 1448 г. на соборе русских епископов, без ведома Константинополя, митрополитом был избран рязанский епископ Иона. Русская церковь стала фактически независимой (автокефальной).

Автокефалия русской православной церкви. 1431 год был тяжелым как для молодого Московского государства, так и для Русской Православной Церкви. Вновь разгорелось пламя междоусобной вражды между русскими князьями за великое княжение. Тогда же умер престарелый митрополит Фотий — предстоятель Русской Церкви. Собор русских епископов избрал ему преемника — Рязанского епископа Иону. Однако направить посольство в Константинополь стало возможным лишь только через 4 года, когда великому князю удалось прекратить усобицу. Но было уже поздно. В 1437 году Иона возвратился на Русь, но не митрополитом, как ожидалось, а все тем же Рязанским епископом в свите нового предстоятеля Русской Церкви митрополита Исидора.

В это время византийцы готовились к собору, который должен был решить вопрос об унии с Римской Церковью. Русская митрополия была самой крупной митрополией Константинопольской Церкви и Византии для заключения унии была необходима ее лояльность. Поэтому, чтобы обезопасить себя от неожиданностей, греки постарались максимально отстранить русских от участия в этой антиправославной затее.

Митрополит Исидор, едва приехав в Москву, стал собираться в Италию на предстоящий собор. Он сумел убедить московского князя в необходимости соединение с Римом без ущерба православию. «Если уж ты непременно желаешь идти на собор, — напутствовал митрополита великий князь, — то принеси нам оттуда наше древнее Православие, а нового и чужого мы не примем». Исидор выехал в Италию с огромной свитой в 100 человек. Гигантский обоз в 200 коней вез подарки участникам собора от великого московского князя. Слух о том, что митрополит едет во «Фряжскую землю» обращать «латину» в Православие распространился по всей Руси. По пути следования митрополита простой люд встречал его с ликованием.

Однако на Флорентийском соборе в Италии Исидор оказался в числе наиболее активных сторонников Римской Церкви. Его роль в деле заключения унии была столь велика, что Римский папа наградил его титулом кардинала и подчинил его власти не только Русь, но и Ливонию с Польшей. Епископа Авраамия Суздальского, который входил в делегацию Исидора, голодом и тюремным заточением принудили к подписанию унии. После подписания акта Авраамий бежал домой в Россию, заручившись поддержкой и благословением святителя Марка Ефесского. В Москве он принес покаяние и рассказал об увиденном на соборе: «Греки, давшие Руси православную веру, во главе с патриархом и императором оказались отступниками от православия».

В марте 1441 года митрополит-кардинал Исидор прибыл в Москву. Здесь его ждали с иным настроением, чем во время его отъезда на собор. После провозглашения Исидором акта об унии с Римом, великий князь велел заключить отступника в Чудов монастырь до соборного разбирательства. Ему предлагали покаяться и вернуться в лоно Православия. Но Исидор наотрез отказался, а через некоторое время сбежал со своим учеником в Рим. Русская Церковь оказалась в трудном положении. С одной стороны ей необходимо было защитить Православие, с другой — не нарушить каноны и церковные установления. Разрыв с униатским Константинополем был неизбежен. Русской митрополии была необходима самостоятельность, к которой она до сих пор не стремилась. Однако исторические обстоятельства принуждали нашу Церковь перейти к самостоятельному управлению ради блага Православия.

Не сразу, спустя еще шесть лет после побега Исидора, великий князь и собор русских епископов приняли решение об избрании митрополита в Москве из числа русских архиереев. Церковный собор, как и 17 лет тому назад, вновь избрал на митрополичью кафедру рязанского епископа Иону, а 5 декабря 1448 года состоялось торжественное поставление Ионы в русские митрополиты. Это событие стало началом автокефалии, то есть самостоятельности Русской Православной Церкви.

Избранный митрополит Иона был уроженцем Костромской земли. Уже в молодости Иона стал монахом и, желая подражать подвигам преподобного Сергия, пришел в Московские земли в Симонов монастырь к ученику преподобного. Природная одаренность сочеталась в нем с духовной глубиной монаха-подвижника, каковым он оставался всю свою жизнь. Святитель Иона после своего избрания направил окружное послание во все русские епархии. В нем он объяснял, что причиной нарушения церковного порядка явилось отступничество греков от Православия на Флорентийском соборе.

Узнав о смерти Византийского императора Иоанна, главного сторонника и творца унии, на Руси была предпринята попытка возвратиться к прежнему порядку. Великий князь направил послание преемнику императора Иоанна, в котором оправдывал самостоятельное поставление Ионы  на митрополию после предательства и побега Исидора. Однако вновь исторические обстоятельства помешали возвращению Русской Церкви в лоно Константинополя. 29 мая 1453 года Константинополь пал под ударами турок. Византийская империя прекратила свое существование и Константинопольская Церковь попала под власть турок. Таким образом, сначала Флорентийская уния, а затем зависимость патриарха Константинопольского от турецкого султана мешала вернуть былое доверие к грекам. Русь была на тот момент единственной православной державой в мире. Она переживала огромный духовный подъем. Эти обстоятельства повлияли на дальнейшее осмысление независимости Русской Церкви и идеи преемственности Московской Руси по отношению к наследию Рима, Византии, Православного Царства.

Русь как последняя православная страна. Русская православная церковь связывает своё возникновение с Крещением Руси (988 год), когда патриарх Константинопольский Николай II Хрисоверг поставил Михаила митрополитом Киевским на новосозданную Киевскую митрополию Константинопольского патриархата, создание которой признал и поддержал киевский князьВладимир Святославич. Статус автокефалии имеет де-факто с 1448 года, когда Московский поместный собор осудил Флорентийскую унию и поставил на Русскую митрополию (в Москве) Рязанского епископа Иону без предварительных согласований с Константинополем.

С 1448 по 1589 год Русская Церковь управлялась фактически независимыми митрополитами всея Руси. Начиная с царствования Иоанна III, в Русском государстве появилась концепция, согласно которой, вследствие политического падения Византии, единственным оплотом вселенского православия становилась Москва, которая получала достоинство Третьего Рима. В несколько модифицированном виде эта идея была формально закреплена в Уложенной Грамоте 1589 года от имени Константинопольского Патрирха Иеремии II. В 1589—1593 годах Московские митрополиты получили достоинство Патриархов и формальное признание автокефалии от восточных патриархов.

Еретические движения 14-15 вв. Со второй половины XV в. В России наступает экономический переворот – возникает неизменный и с каждым десятилетием расширяющийся рынок для сбыта сельскохозяйственных товаров, растут города и возникает российское бюргерское сословие. Церковь также преобразуется и со стороны организации, и со стороны идеологии, и со стороны отношений к государству. В течение второй половины 15 в. И в течение всего 16 в. На данной почве бурлит жестокая социальная борьба, в которой церковные группы и деятели принимают оживленное роль. Кризис идеологии феодальной церкви сопровождается появлением еретических течений: он заканчивается соборами 16 в., Которые наряду с организационными мерами предпринимают ряд мероприятий для борьбы с еретиками. Динамика данной эры запутана, т.К. В ходе событий постоянно сталкивались самые различные течения, церковные и мирские, давая нежданные сочетания.

Стригольники и жидовствующие. Первые протестующие голоса против феодальной церковной организации стали появляться в конце 14 в. Начавшееся тогда еретическое движение в собственной базе было городским, опиралось на молодое российское бюргерство, в большей степени на ремесленную его часть. Начавшись в Пскове, оно перешло в Тверь и Новгород, потом в Москву и, несмотрея на все меры, продолжало оставаться там в течение полутора веков, изменяя форму и содержание, но сохраняя тенденцию бороться с феодальной церковью.

В настоящее время не имеется документальных сведений о начале лжи стригольников, как назвала первую русскую ложь церковь. Понятно, что это заглавие было дано сообразно с ремеслом("стригаль сукна" - суконщик) одного из основоположников секты. Исходный пункт лжи лежит в местных псковских церковных отношениях, с трудом уживавшихся рядом с феодальной организацией новгородской архиепископской кафедры. Из столкновения городской церкви с притязаниями феодального сеньера, которым был новгородский архиепископ, и возникла секта стригольников.

В начале 14 в. Псков стал независящим от Новгорода в политическом отношении, и стало заметно рвение псковичей добиться того же и в церковном отношении. Зависимость выражалась в праве новгородского епископа собирать пошлины с псковского духовенства и призывать псковских клириков к своему суду. Скоро появился конфликт меж епископом и псковичами, который разрешился компромиссом – Новгород ограничил взимание поборов. Но это устраивало не всех. Тогда и возникли стригольники, отвергнувшие существующую законность, которые "оклеветали весь вселенский собор". Основания для этого отыскать было несложно. Первое, самое основное заключалось в том, что патриархи, митрополиты и епископы "духопродавчествуют" – берут мзду за поставление клириков. Против этого новгородские оппоненты не смогли возразить, оправдываясь лишь тем, что таковая плата существует везде и, следовательно, оне не запрещена канонами. Сделав таковой вывод, стригольники признали, что если мзда берется везде, то нигде нельзя отыскать истинного священства; а т.К. Истинной иерархии нет, то она и не нужна. Стригольники нашли в Священном писании, что апостол Павел повелел учить и обычному человеку. И вот на место "учителей-пьяниц, которые ядят и пьют с пьяницами и взимают с них злато и серебро" еретики поставили сами себя учителями над народом – "творили себя головою будучи ногою, творили себя пастырями будучи овцами", как выражается один из их обличителей. И начались "страшные вещи" : миряне судят священников и казнят их, "восхищают" сами на себя сан священства и совершают крещение. Характерной была позиция, которую еретики заняли по отношению к молитвам за погибших. Уже Карп-стригольник говорил, что "недостоит над погибшими пети ни поминати, ни службу творити, ни приноса за мертвыми приносити к церкви". Неясно, на чем это было основано. Может быть, Карп считал неверным учение о том, что человек может спастись молитвами остальных, не имея собственных наград. Более крайние представители лжи шли еще дальше. Упоминались еретики, которые отрицают "евангельские и апостольские благовести" и публичный культ со всеми его принадлежностями. Это были уже пробы сделать новенькую веру и новый культ; впрочем, столь крайнее движение было совсем слабым.

Эти общие черты стригольнической лжи совсем ясны по своему характеру: перед нами движение, носящее не аскетическо-дуалистический характер, а протестанстко-реформационный. Как лютеранство, так и стригольничество выступают против эксплуатации местной церкви со стороны чужого духовного сеньера, т.О. Стригольничество приходит отсюда к отрицанию тех положений, которые являются для этого сеньера и его клира источником дохода, необходимости профессиональной иерархии, необходимости содержания клира, необходимости молитв за погибших. Таковым образом, первым российским проявлением протестантизма следует считать конкретно стригольников, а не жидовствующих. Многогранное религиозное движение, известное под этим именованием, появилось в последней четверти 15 в. И является в особенности любознательным. По социальной базе оно было шире стригольничества и нестравненно более могучим. Неудивительно, что историки церкви занимались им в особенности пристально, но совсем в нем запутались.

В лице жидовствующих мы имеем дело со сложным и широким явлением, сыгравшим немаловажную роль в событиях конца 15 – начала 16 века. Возникнув в Новгороде, ложь, по словам иосифа Волоцкого, проникла в Москву, ко двору самого князя, заразила самого митрополита Зосиму и перекинулась в заволжские монашеские скиты. Разумеется, что несмотря на уверения Иосифа, будто все еретики держались одних и тех же взглядов, дело было совершенно не так, обилие социальной среды, захваченной ложью, обязано было повлечь значимые цвета в идеологии. Но церковные историки пришли к самым противоположным выводам о сущности лжи. А.С. Архангельский пришел к выводу, что никакой лжи не было, а были лишь отдельные лица, высказывавшие критические представления по поводу разных вопросов вероучения и церковного управления. На противоположном полюсе Е.Е.Голубинский, заявивший, что "ложь жидовствующих представляла из себя не что другое, как полное и настоящее иудейство, либо жидовство, с полным отрицанием христианства". меж этими крайностями мировоззрение Панова, который считает ложь жидовствующих непосредственным продолжением стригольничества, случаем испытавшим на себе влияние иудейства.

Для правильного суждения о лжи приходится оценить те источники, которые докладывают нам о ней. Имеются послания новгородского архиепископа Геннадия с обрывочными данными о еретиках; "весть" митрополита Зосимы о соборе 1490 г. С обличением лжи и приговор этого собора по делу о еретиках; и сочинение Иосифа Волоцкого "Просветитель", целиком посвященное изобличению лжи. Последнее включает в себя 16 слов, изобличающих разные заблуждения еретиков, и в качестве предисловия дает "Сказание о новоявившейся лжи", представляющее из себя очерк лжи, где рассказывается, как ложь появилась в Новгороде, как из Новгорода проникла в Москву, и указываются поименно московские еретики. "Сказание" кончается рассказом о соборе 1490 г., А в 15 слове сообщаются сведения о соборе 1504 г. Вставленные в книгу уже после её выхода в свет.

Ценность двух первых источников не подлежит сомнению: они документально подтверждают существование лжи в Новгороде и дают возможность судить о характере данной лжи. Но к сообщениями "Просветителя" приходится относиться с большой осторожностью. В противоположность Геннадию, который имел лично дело с еретиками в Новгороде, Иосиф до 1503 г. Находился в собственном монастыре и писал о новгородских еретиках отчасти на основании сообщений Геннадия, отчасти на основании остальных слухов, которые до него доходили и притом передавал полученные сведения не лишь без всякой критической проверки, но и добавлял свои объяснения лжи. Конкретно в то время, как Геннадий, допуская некое иудейское влияние, считает, что ложь в Новгороде появилась основным образом под влиянием маркеллианской и массилианской лжи, Иосиф нашел ключ к лжи в слове "жид", и с его легкой руки и пошел неверный термин "жидовствующие". В изложении идеологии еретиков Иосиф существенно расползается с приговором 1490 г, в котором нет и половины тех "ересей", о которых говорит Иосиф. Далее, московские еретики были политическими противниками Иосифа, т.К. Стояли за секуляризацию церковных имуществ; поэтому при характеристике их Иосиф стремится до этого всего очернить их с моральной стороны, но про идеологию еретиков он может лишь сказать, что они "баснословия некая и звездозаконию учаху и по звездам смотрети и строити рождение и житие человеческое, а писание божественное презирати яко ничтоже суще и непотребно человеком". Поэтому сообщения "Просветителя" никаким образом нельзя класть в базу нашего суждения о лжи. Они могут иметь значение лишь после поверки другими источниками. Но для свойства воззрений и способов осифлянской партии – приверженцев Иосифа Волоцкого – "Просветитель" имеет, естественно, первостепенную ценность.

Первое, что мы обязаны отметить, заключается в пестроте социальной базы лжи. В Новгороде это сторонники столичной партии, из маленьких людей и клирошан; в Москве это, с одной стороны, приближенные князя, с другой стороны, гонимое им боярство. Другими словами, к лжи примыкали и тогдашние "левые", поскольку столичный князь проводил политику борьбы с удельным феодализмом и северным городским партикуляризмом, а с другой стороны, и тогдашние "правые", поскольку боярство боролось за сохранение собственных земель и приемуществ. Противоречивость рядовая, сплошь и рядом возникавшая во время переходных эпох. Поэтому мы поймем сущность лжи и её необычные извивы лишь в том случае, если будем постоянно оглядываться на социально-политическую борьбу эры и на её острые моменты.

Появление лжи в Новгороде совпало с жестокой борьбой новгородских партий перед вторым походом Ивана III на Новгород. Эта борьба с самого начала была не чужда неких религиозных мотивов. Сокрушившая Псков и готовая сокрушить Новгород Москва казалась боярству и его религиозным идеологам антихристовым царством; когда падет Новгород, восторжествует Антихрист, и настанет кончина мира. Это ожидание находило себе поддержку в церковном документе: пасхалия была рассчитана лишь до 1492 года, который обязан был соответствовать 7000 г. От сотворения мира. В одном сборнике 15 в. В конце пасхалии была сделана приписка, в которой говорилось "сие лето на конце явися в оньже чаем глобальное торжество пришествие твое". таковая же приписка повторяется в летописях 15 в. И ею оперируют в поучениях тогдашние иерархи.

Новгородская ложь возникает сразу с оживлением эсхатологических чаяний. Иосиф приводит со слов Геннадия имена первых новгородских еретиков с обозначением их профессии: из 23 лиц 15 – священники, либо крылошане, либо сыновья священников, а другие принадлежали к столичной партии, состоявшей основным образом из темных людей, которые ждали от соединения с Москвой дешевого хлеба. Если вспомнить, что новгородское белое духовенство было в руководстве у боярства и архиепископа, то будут ясны предпосылки столичных симпатий церковной части новгородских еретиков. Идеология еретиков также коренится в перипетиях партийной борьбы конца 15 в. И с одной стороны, развивает доктрину стригольников, поскольку последняя критиковала вероучение и обрядность феодальной церкви, с другой стороны, вооружается против эсхатологических ожиданий боярской партии, которые были приемом партийной борьбы, средством действия на суеверный темный народ. Доводы еретиков были обставлены таковым ученым аппаратом, с которым представителям феодальной церкви, привыкшим к начетническому способу, бороться было тяжело. Еретики пользовались всеми теми источниками культурного просвещения, какие предоставляла широкая новгородская торговля, и не лишь знали такие библейские книги, как кн. Бытия, Царств, Притчи, Иисуса отпрыска Сирахова, которые не были известны даже архиепископу Геннадию, но имели понятие о таковых отцах церкви, как Дионисий Ареопагит, знали логику и познакомились со средневековой иудейской каббалой, астрономией и астрологией.

Москва была для боярской партии в Новгороде царством антихриста. Еретики, как представители столичной партии, обязаны были опровергнуть это воззрение. Им был известен иудейский "Шестокрыл", книга, совсем распространенная в то время меж книжными людьми из среды городского духовенства; и из этого "Шестокрыла" еретики могли узнать, что по иудейскому счету со времени сотворения мира прошло практически на 750 лет меньше, чем по христианскому; а так как иудейский счет велся по оригиналу, по еврейской библии, а не по александрийскому переводу(в котором хронологические данные расползаются с еврейскими) и так как далее, после окончания библейских времен, иудеи вели счет по прежнему, библейскому способу, а официальная церковь воспользовалась языческим юлианским календарем, то еретикам было ясно, какому летоисчислению нужно было отдать предпочтение. А раз в 1492 г. Будет не 7000, а лишь 6250 от сотворения мира, то все толки о втором наступлении не имеют под собой основания и Москва ничего антихристова в себе не содержит. Но, начав с критики эсхатологических представлений, еретики пошли дальше. Они перешли к критике новгородской феодальной церкви. По их мнению, эта церковь, которая противополагает себя столичному государству, на самом деле сама полна заблуждений и учит явным несообразностям. Церковь говорит, что нужно поклоняться кресту и иконам, как божественным вещам, но "то суть дело рук человеческих, уста имут и глаголят; подобны будут вси надеющияся на ня" – и еретики не лишь не поклонялись кресту и иконам, но "хулили и ругались им", вырезали из просвир изображения креста и бросали их собакам и кошкам. За критикой иконопоклонничества следовала критика богочеловечества Иисуса Христа. Его еретики считали пророком, схожим Моисею, но не равным богу-папе, находя, что немыслимо "богу на земле снити и родитися от девы яко человек"; бог един, а не троичен, ибо в рассказе о явлении бога Аврааму у дуба Мамвре ясно говорится, что тут были бог и два ангела, а не три лица троицы. Другими словами, еретики были строгие монотеисты, и отрицали все предметы культа, которые хотя бы косвенно напоминали о политеизме – иконы, мощи, кресты и т.П. Но учение Христа еретики не лишь не отвергали, но даже совершали евхаристию(ритуал причащения), понимая её, но, в реформатском духе: хлеб – просто хлеб, вино – просто вино, это лишь знаки, а не подлинные тело и кровь Христовы.

За критикой вероучения шла критика церковной организации. Мы не знаем, как относились еретики к высшей церковной иерархии, но следует предполагать, что они отвергали её, по крайней мере, Геннадий обличает одного из еретиков, чернеца Захара, который не причащался сам и не причащал остальных на том основании, что не у кого причащаться, ибо все поставлены на "мзде" – старый стригольнический мотив. После этого можно поверить Иосифу, который уверяет, что еретики считали монашество неприятным евангельскому и апостольскому учению, ибо ни Иисус, ни апостолы не были монахами, и что даже более того – объясняли происхождение "вида иночества" кознями беса: основоположнику монашества Пахомию являлся совсем не ангел, а бес в черной одежде, какую носят монахи, а не в светлой, как ангелы. Естественно, что еретики вслед за этим выражали колебание в существовании загробной жизни и отвергали главную функцию молитвенников – молитвы за погибших: "А что то царствие небесное, а что то второе пришествие, а что то воскресение мертвых? Ничего такового нет, погиб ин, то погиб, по та место и был..."

Вполне понятно, что новгородские еретики при таковых взорах на феодальную церковь и на монашество просто заполучили "ослабу" и даже покровительство у столичного князя. Покончив в 1478 г. С новгородской самостоятельностью, Иван III воочию доказал новгородскому боярству, и князям новгородской церкви, что они были по-своему правы, считая Москву царство антихриста. Главарей лжи, священников Алексея и Дениса, столичный князь приблизил к себе и провозгласил к придворным храмам, а архиепископа Феофила, не желавшего примириться с столичной властью, снял с кафедры и заточил в один из столичных монастырей. Обезглавив новгородскую церковь, он подорвал и её экономическую базу, переписав на "столичного сударя" поначалу 10 владычных волостей и половину владений шести богатейших монастырей, а потом, в 1499-1500 гг. Еще свыше половины владычных и монастырских имений. Несколько лет спустя он перевез в Москву и владычную казну. Таковая же экспроприация поняла и сливки новгородского боярства. Новгородские сеньеры были сломлены; новгородская церковь стала частью столичной волости – владыку стал назначать князь по соглашению с митрополитом, и первым делом столичных "пастырей" было введение в Новгороде культа столичных святых, митрополитов Петра, Алексея и Леонтия Ростовского. Антихрист торжествовал...

Таким образом, противоестественный на первый взор альянс "благоверного" столичного князя с "жидовствующими" еретиками находит себе вполне ясное объяснение: у союзников был один и тот же социальный неприятель. Но любознательный оборот дело получило в Москве, куда ложь перекинулась после падения Новгорода и где она получила новый вид связи с борьбой столичных партий, разгоревшейся вокруг вопроса о монастырских землях.

Еретические священники Алексей и Денис, приставленные к придворным столичным церквам, перенесли ложь в среду столичного общества, где она, но, стала распространяться посреди лиц другого круга, чем в Новгороде. Душою её стал великокняжеский дьяк Федор Курицын, который был, по-видимому, просвещенным для собственного времени человеком, различался вольнодумство и обожал повторять цитату из апокрифического Лаодикийского послания: "душа самовластна, заграда ей вера". Он устроил у себя салон, где собирались его единомышленники, но посреди них мы не встречаем представителей бюргерства. Напротив, в Москве к лжи примкнули представители той публичной группы, которая в Новгороде была её провинцией – представители старого боярства. Надвигавшаяся угроза конфискации вотчин ставила под вопрос существование бояр. Грозе необходимо было дать другое направление и боярство в борьбе за самосохранение решилось пойти на такую жертву, как загробный покой собственных предков. Антимонашеская идеология еретиков, которые денно и нощно говорили князю, что не пристало монахам владеть вотчинами, была боярам на руку, и видные их представители примкнули к лжи, заняв даже руководящее положение. В числе главарей лжи называют княгиню Елену, супругу отпрыска Ивана III от первого брака, Иоанна юного и таковых больших бояр, как князь Иван Юрьевич Патрикеев и Семен Иванович Ряполовский. Естественно, их интересовала не столько идеологическая, сколько практическая борьба, и они провели на престол митрополита Зосиму, который был горячим приверженцем секуляризации монастырских владений.

Борьба с еретиками. Пока ложь была лишь в Новгороде, ортодоксально-монашеская партия, осифляне, получившие такое заглавие от имени вождя – Иосифа Волоцкого, достаточно равнодушно внимала жалобам новгородского архиепископа Геннадия. Но когда ложь возникла в Москве, о ней заговорили во всех столичных домах, когда еретики стали поговаривать, что следовало бы созвать собор о вере, осифляне обеспокоились и начали ожесточенную контратаку. Одним из её проявлений была упомянутая книга "Просветитель". Книга была заполнена изобличениями лжи, почерпнутыми из писания, но, полагая, что на князя такие подтверждения не подействуют, Иосиф приводит и остальные аргументы. Князя он попробовал запугать опасностью бунта подданных с благословения церкви; он многозначительно говорит, что нужно повиноваться царю, но такому, который является подлинным божиим слугой, если же царь имеет "скверные страсти и грехи", то таковой царь "не божий слуга но диавол". По адресу еретиков Иосиф не брезгует клеветой и доносом. Он пишет, что еретики "жертвы жидовския жряху, и пасху жидовскую и праздники жидовския творяху". Видимо, эти обвинения оказались сильнее обличений со стороны писания и был назначен сыск о еретиках в Новгороде и Москве и в 1490 г. Зосима был обязан созвать первый собор на еретиков, которому были преданы сторонники лжи, обнаруженные в Новгороде и Москве. Приговор собора, но, оказался не столь решителен, как того желали бы противники лжи. Заместо жестокой экзекуции для них всех, как того требовал Геннадий, они были отлучены от церкви и преданы проклятию. Против ряда видных еретиков применили приемлимо инквизиторскую кару: еретиков посадили задом наперед на лошадей (в Испании сажали на ослов, но в Новгороде ослов не нашлось), надели на головы "бесовские" колпаки с рогами, а на грудь каждому повесили надпись: "се есть сатанино вьинство". После этого их провезли по всему городу, и каждый встречный обязан был плевать в проповедников свободы воли – это было наказанием за "гордыню". потом некие были казнены, многие сосланы в отдаленные монастыри. Сходство с действиями святейшей инквизиции не случаем. Геннадий совсем лестно отзывался об опыте западноевропейских "коллег" и описанное действие устроил в точности по испанским руководствам по борьбе с ересями.

Но самые главные в очах осифлян еретики, принадлежавшие к влиятельным столичным кругам, не лишь не были наказаны, но заполучили еще больший авторитет. В том же 1490 г. Погиб супруг Елены Иоанн и боярской партии удалось провести его отпрыска Дмитрия в наследники престола. Поднялся и богословский авторитет еретиков – в 1492 г. Пасхалия окончилась, но второго пришествия не последовало. Зосима употреблял это в пользу собственной партии – опубликовал пасхалию на восьмую тыщу лет и в внедрении к пасхалии обосновывал, что это тысячелетие начинается с новой эры: третьего Рима – Москвы и нового царя Константина – великого князя Ивана III.

Видя неудачу легальной борьбы, осифляне прибегли к способу интриг и заговоров, но и тут сначала их ждал неуспех. Они поддержали вторую супругу Иоанна Софью, приверженцы которой составили в 1497 г. Заговор на жизнь Дмитрия, но заговор был раскрыт. Вся борьба сосредоточилась при дворе. Осифляне видели, что, пока они не добьются влияния на князя, им нечего грезить о сохранении собственных позиций. Но хотимый момент настал: в 1499 г. Интрига, которую вела Софья, увенчалась фуррором. Князь вернул свое размещение Софье и её отпрыску Василию, а вожди старобоярской партии попали в опалу. Ряполовскому отрубили голову, а Патрикеевых постригли в монахи и сослали в заволжские скиты.

Но борьба на этом не окончилась. Напротив, сосланные еретики нашли для себя поддержку, так как эти скиты значительно отличались от других монастырей, а "заволжские старцы" были защитниками нестяжательности и ярыми противниками монастырского землевладения. Они были представителями своеобразного течения российского монашества, ставившего перед собой задачку, как и остальное монашество, достичь личного спасения, но шедшего к данной цели другими способами. Основоположником заволжского направления был современник Иосифа Волоцкого Нил Сорский. Сам он причислял себя к "поселянам", но в реальности не имел ничего общего с крестьянами: с ранешней юности он жил в Москве и был "скорописцем", то есть переписывал книги. Постригшись в монашество, он ушел на север, в Кирилло-Белозерский монастырь, где была совсем строгая дисциплина. Но и этот монастырь был заражен "стяжанием", был крупным торгово-фабричным предприятием. Нил ушел оттуда, сделал путешествие на Афон и изучил тамошние методы спасения души. Его начальная профессия сталкивала его с представителями тогда немногочисленной интеллигенции; личный монашеский опыт и поездка на Афон также не прошли даром для его религиозных воззрений. Таковым образом, у Нила появилось критическое отношение к тогдашнему типу монашеской жизни и создалось представление о способности и необходимости другого пути к спасению. Для воплощения собственного метода спасения души Нил основал собственный скит на речке Соре в Белозерском районе. Его пример вызвал подражание и рядом со скитом Нила возникло несколько скитов его последователей. Так возникли заволжские старцы.

В новом пути ничего оригинального не было; он был скопирован с восточных аскетических систем. Основной исходный пункт – царство зла в мире. Мир во зле лежит; каждодневный опыт указывает "колики скорби и развращения имать мир сей мимоходящий и колика злолютства сотворяет любящим его. Мнящаяся бо его благая - по видимому суть блага, вовнутрь же исполнена многа зла". Поэтому монахи, живущие в мире, в условиях его повседневной жизни – лжемонахи, и "житие их мерзкое". Душу нельзя спасти теми методами, какие они указывают; стяжания для монаха – "яд смертоносный". Монах, желающий спасти свою душу, обязан жить одиноко в собственном скиту и питаться трудами собственных рук; он может воспринимать и милостыню от христолюбцев в виде руги от казны либо бояр, но лишь средствами либо натурой. Одинокая жизнь в скиту располагает к внутреннему совершенствованию.Непосредственное исследование священного писания предоставляет достаточный простор личным склонностям каждого монаха, поэтому Нил никому не преподает обязательных правил, а лишь дает советы и указания. Удаление от мира, милостыня и аскетические упражнения не являются целью сами по себе, это средства для покорения человеческих страстей. Когда они будут покорены, человек достигнет состояния религиозного экстаза, ощутит себя "в непостижимых вещах, идеже не известие, не зная, в теле он либо без тела" и аскетические упражнения станут излишни: человеку, обладающему "внутренней" молитвой, не необходимо пение псалмов и чтение молитв; человек не будет нуждаться в посте, "питаясь единым боговидением".

Перед нами мистическая созерцательная система, обширно распространенная на востоке в первые века христианства, в эру выработки церковной организации, когда совершалась дифференциация посреди членов церкви и возрождавшаяся не раз в западной Руси и в Европе в виде мистических сект в эры социальных кризисов. Но в условиях конца 15 в. Когда жил Нил Сорский, она не имела под собой земли и была не широким движением, а уделом отдельных экзальтированных и образованных людей – в скитах Нила после его погибели оказалось всего 12 старцев. Если она направила на себя внимание и заполучила социальную значимость, то это было обусловлено моментом политической борьбы конца 15 и начала 16 века, разгоревшейся вокруг вопроса о церковных имуществах. Этот вопрос, занимавший в сочинениях Нила второстепенное значение, для тогдашних политиков выдвинулся на первый план и заслонил собой основное положение Нила - созерцательность монашеской жизни. Как ранее столичная власть в собственной борьбе за церковные имущества не побрезговала новгородскими еретиками, так сейчас она стала находить содействия у заволжских старцев. И скоро после собора 1490 г. Нил оказался втянут в московскую политику: в частных секретных совещаниях, устроенных князем по вопросу о праве монастырей и церквей владеть имуществами, он участвовал в качестве видного и приятного для князя авторитета. Осифляне заволновались, их митрополиту Симону пришлось пустить в ход весь запас примеров из Ветхого завета, церковной истории и житий святых, чтоб поколебать позиции врагов церковного вотчиновладения. Но убить их не удалось; напротив, князь Василий Патрикеев, принявший в монашестве имя Вассиана и примкнувший в ссылке к ученикам Нила, выпустил три сочинения, направленные против вотчиновладения монастырей и против Иосифа.

Для осифлян стало естественным, что для сохранения монастырских имуществ недостаточно борьбы лишь на почве религиозной идеологии. Теорию душеспасительного синодика расшатывали еретики и заволжские старцы, жертвовавшие при этом даже спокойствием душ собственных предков, и при явном сочувствии княжеской власти. Было ясно, что даже если все еретики будут переловлены и покараны, все же твердыня синодика окажется поколебленной. Осифляне начинали сознавать, что необходимо учитывать перемену социально-политической обстановки и заместо опасности князю бунтами сделать ему политические уступки, в содержании которых не было и тени сомнения: церковь обязана была пойти навстречу рвениям столичных царей, санкционировать "самодержавие" столичного князя, выраставшее на почве развития денежного хозяйства и в борьбе с удельным партикуляризмом, и поступиться при этом всеми феодальными правами, которые превращали церковь в правительство в государстве. Не достаточно того, церковь обязана была признать единым главой над собой столичного князя, который уже стал открыто выступать в роли главы столичной церкви. Если до сих пор власть князя над митрополией выражалась в внегласном выборе кандидата на кафедру митрополита, то сейчас, при поставлении преемника митрополиту Зосиме, летописцы отметили совсем необычайный и невиданный дотоле момент посвящения. После формального избрания Симона на соборе епископов 1495 г. По указанию великого князя во время праздничного посвящения нового митрополита великий князь своими руками "продал его епископам" и повелел ему "принять жезл пастырства и взойти на седалище старейшинства". Это указало осифлянам линию поведения. Не прекращая борьбы с еретиками, осифляне равномерно переносят её на чисто политическую почву.

Собор 1503 г., Созванный официально для разрешения вопроса о вдовых священниках, еще раз показал осифлянам, что медлить с действиями не приходится и что центр тяжести заключается в установлении новейших отношений к "державе" столичного князя.

Когда вопрос о вдовых священниках был решен, князь нежданно предложил собору решить вопрос и о монастырских имуществах. Это предложение свалилось как снег на голову осифлянской партии, основной деятель которой, Иосиф, в это время уже уехал с собора. За ним послали вдогоню; он возвратился и смог защитить имущества, но чувствовалось, что это лишь отсрочка. Необходимо было действовать, и Иосиф сходу же после собора пользовался болезненным состоянием престарелого князя Ивана III, чтоб совсем взять его в руки и побудить перед гибелью на "душеспасительное" дело – на розыск и казнь еретиков. Этот собор 1503 г. Был, в противоположность собору 1490 г, экзекуцией стремительной и беспощадной. Дознание происходило излюбленным методом испанской инквизиции: чтоб организовать трибунал над еретиками, Иосиф Волоцкий предложил начать с арестов "двух-трех еретиков, а оне всех скажют" – под пытками, естественно, люди не выдерживали и оговаривали даже невиновных. Выслушав "многих истинных свидетелей", собор кинул еретиков проклятию, а их главарей передал князю для соответствующего наказания. Показательный процесс закончился еще одним инквизиторским представлением. На льду Москвы реки в древесной клеточке были сожжены главные представители столичного еретического кружка - Ивана Волков, брат Федора Курицына, зять протопопа Алексея, Иван Максимов, и юрьевский архимандрит Кассиан. Другие еретики были разосланы по монастырям под надзор игуменов.

На руку осифлянам заволжские старцы стали возражать против этих жестокостей, ссылаясь на евангельский рассказ о прощении Иисусом грешников и на заповедь "не судите, и да не судимы будете". Иосиф возражал, что "еретика руками убити либо молитвою едино есть" и что рука, наносящая язву еретику, "тем самым освящается". А когда язвительный Вассиан предложил Иосифу самому показать пример и сотворить молитву, чтоб земля покарала недостойных еретиков и грешников, Иосиф не выдержал. Он заявил, что заволжских старцев научили еретики, внушив им мысль о необходимости пощады еретикам; после этого Иосиф излагает целую инквизиционную теорию сотрудничества светской и духовной власти в деле преследования лжи. Церковь лишь разыскивает еретиков, пользуясь "богопремудростным художеством и богонаученным коварством", т.Е. Прибегая к приемам сыска и пыткам; когда еретики будут открыты, церковь может их уничтожить или одним словом, или через посредство гражданской власти, которая кидает их надлежащей экзекуции. Эта полемика, во-первых, дала осифлянам возможность заподозрить в лжи и неугодных им заволжских старцев, и, во-вторых, сближала их с великокняжеской властью на поприще борьбы с крамолой. Таковым образом, осифляне давали княжеской власти свои инквизиционные сервисы и подчеркивали, что неприятели князя сразу являются и неприятелями церкви.

Так с робким началом развития свободомыслия на Руси было покончено. Одиночек-еретиков продолжали жечь и дальше, но в особенности активно в этом отношении альянс церкви и страны преуспел во второй половине XVII века, когда ему пришлось иметь дело со старообрядчеством. Справедливости ради нужно отметить, что в это союзе церковь навсегда заняла подчиненное, а после Петра – так просто рабское положение, в которое она сама приводила и продолжает приводить российское общество с конца XV века до наших дней.

Иосифляне и нестяжатели. Наряду с боярскими "послужильцами" и казаками, стремившимися к богатству,

победам, успехам, были в Москве XVI в. и те, чья пассионарность предполагала стремление к идеалу знания, к борьбе за свои убеждения. Им ни в холопы, ни на границу пути не было. По условиям времени вся мысль в XVI в. была мыслью церковной. Вопросы веры имели огромное значение, ибо форма исповедания отождествлялась с определенным поведением, определенной идеологической программой и легко переходила в политику и в быт. Именно вопросы свободы совести определили третье направление приложения сил русских пассионариев.

Чтобы разобраться в последующих событиях, нам придется вернуться назад и вспомнить о явлении негативных мироощущений. Внедрение учений, имевших их в своей основе, вызвало одинаковый отрицательный результат и в католической Франции, где начались альбигойские войны, и в православной Болгарии, где крупный болгарский этнос ослабел и был разгромлен и подчинен Византии. Точно такой же отрицательный результат пропаганда негативной идеологии имела в мусульманском мире, поскольку карматские и исмаилитские движения сопровождались массовыми убийствами, произволом и всяческими безобразиями.

В Россию негативные мироощущения проникли в конце XV в. под видом ереси "жидовствующих". Генетическая связь ее с иудаизмом весьма сомнительна, но важно другое. Церковные иерархи XV-XVI вв. были людьми достаточно тонко чувствующими и широко образованными, чтобы понять потенциальную опасность подобных ересей для будущего страны. К сожалению, во мнениях о способах устранения еретиков единства среди деятелей церкви не было. Это расхождение и стало поводом для борьбы за свои убеждения для всех, кто к этой борьбе стремился, для кого она была потребностью. Развитие событий приобрел трагическую окраску после смерти Ивана III (Иван III тяжело заболел около 1500 г., и пять последних лет его царствования фактическим правителем страны был его сын от второй жены, Софьи Палеолог, - Василий Иванович).

Представителями одного из церковных направлений были нестяжатели - сторонники заволжского старца Нила Сорского и его последователя Вассиана Патрикеева. Нестяжатели категорически отрицали возможность умерщвления еретиков, ссылаясь на то, что "Бог хочет не смерти грешника, но его раскаяния" и потому долг Церкви - увещевать заблуждающихся. По мнению нестяжателей, тех, кто упорствует в ереси, следовало изолировать и даже высылать за границу, но нельзя насиловать совесть человеческую угрозой смерти. Оппонентами нестяжателей в споре о ереси стали сторонники Иосифа Волоцкого - иосифляне. Они настаивали на крутых мерах по искоренению ереси вплоть до применения западноевропейского опыта аутодафе - сожжения на костре.

Победа в этом споре осталась за Иосифом Волоцким. В 1504 г. Совместным решением Ивана III, фактического правителя страны - Василия - и собора епископов еретики были обречены на смерть. В Москве и в Новгороде запылали костры. Были сожжены многие вольнодумцы и крупные государственные чиновники, поддерживавшие ересь. Невестка великого князя Елена Волошанка и его внук Дмитрий были посажены в тюрьму, где они и умерли.

Но не только проблема борьбы с еретиками разделила иосифлян и нестяжателей. По-разному относились они и к судьбе имущества церкви. Дело в том, что у Василия III не хватало земель для раздачи за службу многочисленным дворянам, и великий князь сильно нуждался в средствах. Зная это, нестяжатели предложили князю взять все имущество церкви в казну, оплатить таким образом службу дворян и укрепить границы Руси. Причем взамен они потребовали права свободно высказывать свое мнение в соответствии с собственной совестью. Иосифляне, со своей стороны, готовы были поддерживать великого князя Василия III, но лишь при том условии, что он оставит церкви все ее имущество: богатое убранство храмов, прекрасные библиотеки, цветущие хозяйства монастырей.

И в этот поистине критический момент решающими оказались семейные обстоятельства великого князя. Первой женой Василия III была Соломония Сабурова. Брак оказался бездетным, и под этим предлогом Василий III развелся с Сабуровой. Соломония негодовала, но великий князь был непреклонен. Затем он женился на красавице Елене Глинской.

Род Глинских стоит того, чтобы рассказать о нем подробнее. Основателем рода Глинских был "казак Мамай", то есть потомок самого Мамая, которого русские разбили на Куликовом поле. Где-то на Волыни этот потомок грозного темника принял православие. Сделав по случаю хорошую карьеру, он стал князем Глинским, равным по значению Рюриковичам и Гедиминовичам и служил в этом качестве литовским князьям, не поладив с литовцами, его потомок Василий Львович Глинский в 1508 г переехал в Москву, где его приняли с распростертыми объятиями. Дочерью этого литовского аристократа и была Елена Глинская. От нее Василий III имел двух сыновей. Правда, злые языки говорили, что истинным виновником отцовства был молодой и красивый воевода сторожевого полка - князь Овчина-Телепнев-Оболенский.

В вопрос о разводе с Сабуровой, естественно, вмешалась Церковь, потому что, по христианским законам, бросать женщину без ее вины нельзя. Глава нестяжателей Вассиан Патрикеев смело осудил ничем, с религиозной точки зрения, не мотивированный развод. Великий князь, понятное дело, мнением Вассиана Патрикеева доволен не был.

За первым конфликтом с нестяжателями последовал второй. Василий вызвал к себе в Москву для переговоров независимых черниговских князей Шемячичей - потомок Дмитрия Шемяки. Они получили охранную грамоту, приехали и были вероломно посажены в тюрьму. И снова Вассиан Патрикеев осудил поступок великого князя как нарушение честного слова, недостойное христианина. На этот раз терпение Василия иссякло. Вассиан Патрикеев был отправлен в иосифлянский монастырь на строгое послушание и там через некоторое время умер. Иосифляне победили.