2. Семиотика любви

Под этим словосочетанием имеется в виду вся совокупность языков и иных символических форм, с помощью которых любящие сообщают друг дру­гу о возникшем чувстве и постоянно подтверждают его. Причем в данном случае меня интересует не специфика самих «языков любви», их лексика и стилистика (поэтому я и не разделяю их на вербальную и поведенческую составляющие), а динамика содержания передаваемой информации, изменяющаяся от одной стадии любовных отношений – к другой.

Этот специфический «язык любви» вырабатывается с первых же шагов ухаживания, а затем эволюционирует, становясь все более интимным до развертывания собственно интимных отношений. Когда интимные отношения становятся частью повседневности в жизни данной пары, этот специфический язык в быту постепенно вытесняется языком обычных дружеских или родственных (в случае заключения брака) отношений, но сохраняется как вы­соко специализированный язык интима. Обращение к его стилю и символике уже сразу воспринимается как намек и призыв одной из сторон к сексуальной близости.

Первые попытки говорить на «языке любви» обычно выражаются не в вербальной форме, а в повышенном внимании ухаживающей стороны, проявляемом по отношению к объекту ухаживаний, т.е. выделении данного объекта из его окружения. Формы подобного выделения могут быть самыми различными и наиболее распространенной из них является значительно большее время, уделяемое общению именно с этим человеком. Сразу следует отметить, что традиционным наследием патриархата является исключительное пра­во муж­чины выбирать и добиваться взаимности. Но в странах и социальных слоях, где социальное равноправие женщин поднялось на должную высоту, очень часто инициирующей и направляющей силой подобных отношений становится женщина, хотя ее инициатива обычно имеет скрытый характер, и внешне все выглядит так, как-будто ухажером является именно мужчина. Более того. Я думаю, что в большинстве случаев руководящей и направляющей инстанцией всегда является женщина, но в культуре разных народов это женское доминирование в любви скрывается в той степени, насколько в обществе распространены традиции патриархата. Так или иначе, в данной коллизии все начинается с проявления повышенного внимания одной стороны к другой, и если это внимание получает положительный отклик, то и другая сторона начинает вести себя и следить за своим имиджем с учетом происходящих событий.

Это одна из форм знаменитой «любовной игры». Другой распространен­ной формой является ситуация, при которой ухаживающая сторона не уде­ляет внимание объекту, а, напротив привлекает его внимание к себе, причем нередко – внимание негативного характера, которое потом преобразуется во влюбленность. Подобные мизансцены неоднократно описывались в литературе (вспомним начало ухаживаний Печорина за княжной Мэри).

Если опыт с проявлением внимания оказался удачным и объект ухаживаний стал проявлять ответное внимание, характер взаимоотношений заметно меняется, контакты между этими людьми резко интенсифицируются, они мно­го времени проводят вместе, больше узнают друг о друге и начинают все больше интересоваться друг другом. Это первая «переломная точка» начина­ю­щегося романа: объекту ухаживания должно стать интересно времяпрепр­о­вождение с ухаживающим субъектом, у них должны появится какие-то об­щие интересы, вкусы, предпочтения, предметы для дискуссий и т.п.

В пошлом, когда люди еще писали письма друг другу (даже проживая в соседних домах), очень важной составляющей «языка любви» была любовная переписка. Обычно она начиналась на одном из ранних этапов романа; как пра­вило, на стадии сближения интересов, но иногда именно с письма все и начиналось (опять-таки вспомним письмо Татьяны Онегину). С появлением телефона эпоха любовной эпистолярии практически ушла в прошлое, хотя мо­­­­жно выразить надежду на ее возрождение посредством компьютерной элек­т­­ронной почты или SMS-посланий по мобильному телефону. Впрочем, а кто ныне умеет писать любовные письма? Ведь на самом деле это очень непростое искусство.

Одной из форм любовной переписки является «самодеятельная» поэзия. На какой-то стадии развития отношений многие влюбленные начинают обмениваться стихотворными посланиями соответствующего содержания (или поэтическая активность может исходить только от одной стороны), которые в принципе являются почти открытой формой признания в любви. Это традиция существует еще со времен Античности, но особенно она связана с культурой средневековых трубадуров, которым по «правилам игры» вообще запрещались какие-либо другие формы ухаживания за прекрасной дамой.

Следующий этап развития «языка любви» обычно проявляется в частом преподнесении каких-либо подарков (или символических сувениров, в том числе в виде стихов), а так же организационной или технической помощи в решении каких-то проблем. Эта практика может начаться только действиями активной стороны (ухаживающего), но быстро при­нимает взаимный характер. На этой стадии отношения между сторонами превращаются в довольно акти­в­ную дружбу, но с перспективой дальнейшего развития. Обычно именно на этом этапе ухаживающая сторона, поначалу бывшая очень осторожной в выборе лексики и тематики разговоров (еще оно традиционное «условие игры»), начинает все чаще заводить раз­говоры на тему о любви вообще, высказывать свои взгляды на какие-то спорные вопросы этой темы и т.п., т.е. фактически приоткрывать какие-то черты своего сексуального поведенческого типа, хотя собственно секс на этом этапе еще не становится предметом обсуждения. Как правило, этот этап завершается признанием в любви открытым текстом, и, если это признание получает положительный отклик, то стороны переходят к следующему этапу развития «языка любви» – к физическим ласкам.

Язык физических ласк обычно начинается с поцелуев, объятий и нежного поглаживания отдельных участков тела. Все это, несомненно, уже является проявлением чисто эротической стороны складывающихся взаимоотношений, хотя поначалу оба партнера воздерживаются от откровенной сексуальности в подобных ласках. Однако именно на этом этапе разговоры тематически все чаще сосредотачиваются на вопросах секса, физические ласки принимают все более откровенный характер и заканчивается этот этап началом уже собственно интимных отношений (разумеется, если воспитание или прак­тические намерения женщины этому не препятствуют).

Это второй «переломный момент» в развитии отношений, на котором эти отношения становятся (или не становятся) собственно любовными. Женщина, воспитанная в традиционных рамках, обычно оттягивает момент начала интимных отношений до формального заключения брака. Очевидно, в разных об­ще­ствах, находящихся на разных ступенях социально-культурного раз­­ви­тия, это условие воспринимается мужчиной по-разному. Следует отметить, что в современных обществах с модернизированной культурой, ориентированной на западные социокультурные образцы поведения (демонстрируемые в фильмах, книгах), подобное откладывание момента физического сближения часто становится причиной быстрой деградации отношений в целом или их трансформации в чисто дружеские.

Фактически это происходит на основе несоответствия культурно-цен­ностных установок сторон (в данном случае в сфере любовно-сексуальных отношений). И не будем забывать о том, что эти культурно-ценностные образ­цы не только прививаются нам в процессе домашнего воспитания, но в подавляющем большинстве заимствуются из произведений искусства и иных текстов, которые выступают как универсальные энциклопедии рекомендуемых форм поведения. Если в эпоху до «осевого времени» (7-5 вв. до н.э.) эту функцию выполняли в основном родовые или племенные обычаи, в период с середины I тыс. до н.э. – середины II тыс. уже н.э. такого рода энциклопедией выступали религиозные каноны и этнические традиции, в период XVII – первой половины XX вв. – художественная литература и социальные традиции среды обитания, то с середины XX в. абсолютное доминирование перешло к кинофильмам (особенно демонстрируемым по телевидению и потому имеющими более массовую аудиторию). В данном случае приводится преимущественно европейская хронология развития культуры любви. В других странах она, естественно, была иной.

Особенности «правил игры» начинающегося романа, рекомендуемого современными нравами (отраженными в эталонных художественных образцах), рекомендуют не затягивать роман в его платонической стадии. Современные мужчины, как правило, настроены на сравнительно быстрый переход к интимным отношениям. Такова культура любви, сложившаяся в евро-аме­риканской традиции ко второй половине ХХ века и ставшая вполне актуальной для городского населения России (особенно его молодежной среды).

Если женщина готова к интимным отношениям (а иногда даже является их инициатором) наступает заключительный этап формирования «языка любви» – становление семиотики собственно сексуальных отношений. Поскольку эти отношения практически во всех локальных культурах всегда относились к сфере, закрытой от постороннего наблюдения, и – более того – сами участники процедуры тоже в какой-то степени разыгрывают состояние эйфории и бес­­­­сознательности своих действий (согласно древним социальным нормам, секс всегда относился к чи­слу наиболее скрываемых форм поведения; отсюда и тра­диционная интимность всей ситуации), то и их язык соответственно отличается высокой символичностью или принимает форму иносказатель­ных обо­зна­чений. К примеру, половые органы и различные сексуальные процедуры в этом языке очень редко называются своими обыденными названиями. Все это обозначается либо в безличной форме: «это» или «оно», либо выдумываются какие-то слова-заместители. Конечно, это не обязательная форма, но весьма распространенное «правило игры».

Эта «закрытость» темы сексуальных отношений тянется еще со времен позднего палеолита. Этнографами отмечается, что и у наиболее отсталых племен Африки, Океании и индейцев Южной Америки при господстве полного промискуитета, тем не менее, его практическое осуществление всегда тщательно скрывается и даже разговоры на эту тему запрещены¹. Такого рода табуированность несколько смягчилась в эпоху Античности, но потом снова ужесточилась с распространением монотеистических религий – христианства и ислама. Вот откуда ведет свой род вся «неприличность» этой темы. А вот, скажем, в культурах народов Дальнего Востока любые публичные разговоры о сексе и собственных сексуальных переживаниях считаются вполне приличными; есть даже средневековые китайские изображения, на которых родители занимаются сексом в присутствии детей¹.

Так или иначе, у каждой пары вырабатывается свой индивидуальный набор намеков на готовность одной из сторон к сексу, желательность этого. Если другая сторона тоже не против, то от намеков и ласковых слов, пара обычно переходит к тактильным ласкам и т.д.

Далее наступает ситуация «разговора» посредством комплекса телодви­жений, приносящих наибольшее наслаждение себе и партнеру, т.е. собственно сексуальных отношений (в техническом смысле). Это тоже особый язык, почти не поддающийся какой-либо вербализации².

Впрочем, когда я говорю о выраженной индивидуальности «языка люб­ви» каждой пары, то нужно помнить, что на самом деле этот язык крайне беден в сумме своих «слов» (или символов – вербальных и поведенческих). Мы привыкли к необъятности образного арсенала художественной культуры, опи­­­сывающей любовные коллизии и переживания, но на бытовом уровне подавляющая часть человечества пользуется буквально несколькими десятками зна­­ковых выражений, составляющими реальный «язык любви», зато проявляет недюжинные способности в их комбинаторике.

Разумеется, описанная выше модель развития любовных отношений и соответствующей эволюции «языка любви» отражает лишь один из возможных сценариев, наиболее характерный для людей – выходцев из сравнительно интеллигентной среды, сочетающих в своем воспитании примерно в равных пропорциях культурные черты традиционности европейского образца и модернизированности. Это не исключает того, что в евро-амери­кан­с­кой (и российской) среде могут встречаться социальные группы (преимущественно молодежные), значительно более «раскованные» в плане этих «правил игры», для которых любовные отношения начинаются непосредственно с секса, а остальное прирастает по обстоятельствам. Точно так же на Земле существуют многие сотни народов, чьи нравы и «правила игры» в сфере любовных отношений, а так же тот самый специфический «язык любви» еще остаются на уровне Средневековья, а то и позднего каменного века.

Но главное, к чему я призываю читателя, – это не путать язык художественной культуры (и особенно классической литературы) с реальным «языком любви» нашей социальной практики XXI века. Они, конечно, влияют друг на друга, и чье-то пылкое признание в любви может оказаться прямой цитатой из какой-нибудь книги или фильма, но не следует преувеличивать мас­штабы этого влияния. Реально семиотика любви, будучи чрезвычайно богатой на импровизации, вариации и комбинаторику составляющих своего «словаря», очень ограничена в арсенале знаковых форм, употребляемом на практике. Другое дело, что по обстоятельствам любая культурная форма может быть использована как «символ любви», но это больше относится к импровизационно-вариационным возможностям «языка любви».