284 Избранные статьи Людвига Бинсвангера

а также других объектов, упомянутым Лолой. Здесь опять следует вопрос Фобия или Бред?

То, что поведение Лолы в этих сферах обнаруживает фобические симптомы, это почти самоочевидно; но ее фобия одежды выходит за рамки психопатологического содержания фобии просто навязчивого невротического типа. Об этом свидетельствует именно та тесная связь между фобией и бредовой системой чтения и толкования, а также тот факт, что эта самая фобия больше не переживается как чуждая эго, а переживается как созвучная эго.

Лола воспринимает свои фобические симптомы не как «необходимость», чуждую ее личности, но как нечто вполне осмысленное, то есть, опять, как «пророческое» в ранее указанном смысле. Здесь тоже решающим фактором является иллюзорное чувство отдадшости в руки непреодолимой силы судьбы. В самом деле, для Лолы судьба обнаруживает себя не только посредством вербальных предсказаний, но также и в материальной форме. Мы нашли достаточные чисто экзистенциальные основания того, почему предметы одежды были основными объектами, с помощью которых судьба обнаруживала себя, но нам не хватает индивидуальных жизненно-исторических «объяснительных» оснований для этого феномена.

Поскольку воля судьбы выражается в материальной форме предметов одежды и других утилитарных объектов, вытекающие защитные меры тоже чисто «материальные». Они заключаются в устранении «зараженного» материала. Это удаление «роковых или обремененных табу» одежд решительно выражает основной паттерн борьбы Лолы против судьбы: выбрасывая, удаляя, раздавая, продавая, разрезая эти предметы одежды, она отвращает свою судьбу до тех пор, пока это возможно. «Ее» судьба — это, как мы знаем, погружение в тревогу неприкрытого ужаса, от которого ее как ни странно освобождает — если мы рассматриваем степень ее субъективного страдания — ее бред преследования. Здесь «фобия» выражает страх полного покорения непреодолимой силой этой судьбы и, таким образом, «превращения в ничто» существования вообще. То, что фобия не переживается и не оценивается как чуждая личности, это, следовательно, не единственный ее бредовый компонент; другим является неисправимая бредовая убежденность в том, что судьба обнаруживает себя в материальных формах.

К сожалению, нам также не хватает материала, который мог бы пролить свет на психопатологический генезис этих бредовых идей. Мы не знаем, в какой мере сыграли роль аномальные соматические ощущения, или даже соматические галлюцинации, или переживания оказываемого воздействия (что не влияет на наше чисто антропологическое понимание случая, поскольку изменение в антропологической структуре должно пониматься как априорное по отношению к путям и средствам его апостериорных форм выражения). Тем не менее, из истории болезни другой пациентки (Розы) мы знаем, что надевание и снятие предметов одежды было связано с бредовыми идеями о психическом или сексуальном раздевании, опустошении, лишении, выставлении на

История болезни Лолы Фосс 285

показ и что «тяжесть на сердце» и психическое давление отождествлялись с грузом и давлением одежды ,<№ тело. В немецком языке вербальная аналогия несомненна: «ausgezogen...», «entzogen...», «seelisch ausgezogen... » и т. д.* Конечно, пациентке не нужно было сознавать эту аналогию, т. к. язык «думает» за нас. Еще со времен Лютера в Германии было принято говорить о человеке, что ему придется «скинуть ветхого Адама»"", чтобы стать «другим человеком». С другой стороны, это напоминает мне идиомы, подобные идиоме о человеке, «который меняет свои убеждения, как перчатки». Представление о внешних одеяниях как о символе внутреннего «я» — предложенное Карлейлем в его Sartor Resartus — неудовлетворительно. Должно быть продемонстрировано общее основание для возможного «сов-падения» («символ» происходит от symballesthai: быть сведенными вместе) подразумеваемого объекта и использованного слова. Именно общее основание позволяет взаимозаменяемость. Дополнительным фактором является, конечно, интимная близость одежды и того, кто ее носит, внутри его собственного мира, а также в глазах окружающих его людей (viz. «Одежда делает человека») ***.

В случае Розы, на который мы только что ссылались, содержание вербальной метафоры было, как это так часто бывает в шизофрении, абсолютизировано, то есть, оторвано от взаимно соотнесенных связующих звеньев сравнения. Следовательно, более не существует никакого различия между психическим раздеванием или укрыванием, и снятием и надеванием одежды; между психическим давлением и тяжестью на душе и давлением и грузом одежды на теле. Этот феномен связан с одновременностью видения и чувствования и с устранением границ личности (viz. утечка мыслей). Когда эта пациентка видит, как другие делают то или это, она чувствует это на своих волосах, на своей руке и на своем платье. Она особенно подвержена давлению во время шитья. Платье «принадлежит», как ее душа и тело, не только ей, но и другим, и наоборот. Она становится окутанной вульгарностью, когда она надевает платье, добродетелью — когда она снимает его с себя, пока в конце концов само платье не становится персонифицированным и не превращается во врага, который угрожает покинуть чемодан и замучить ее. Смена одеяний отождествляется со сменой персонажей.

Прискорбно, что мы ничего не знаем о последней стадии психоза Лолы. Но даже в этом случае мы можем увидеть аналогии, хотя в бреду Лолы одежда не была персонифицирована, и враги действовали в гораздо большей степени как реальные люди. Случай Розы более впечатляюще демонстрирует перенесение бреда отношений и посягательства на одежду. Это может возбудить подозрение, что в фобии одежды Лолы

[ * Прим. Эрнеста Энджела: История болезни, о которой говорится выше, более полно рассматривается в пространной сноске в немецком оригинале] ·[ ** «Ветхий Адам» — нераскаявшийся грешник. — Прим. перев.]

*** Достаточно странно, что «одежды» редко рассматривались в психопатологии. Ср. R. Kühn: «Über Kleider», Die Irrenpflege, 21. Jahrgang, No. 8 (1942); и: Ober Maskendeutungen im Rorscbacb'sehen Versuch, 1944, S. 71—74.