Глава 6. Интерьер жилища советской эпохи

¹ Олеша Ю. А'. Зависть. Три толстяка. Рассказы. М.. 1998. С.491-492. ' См. об этом: Козлова Н. И. Горизонты повседневности советской эпохи. (Голоса из хора). М.. 1996. С 14.

Советская власть с самого начала своего существования уделяет огромное внимание быту. При этом считалось, что быт не ограничивался только жильем. Наоборот, будучи одним из видов патриархального слоя жизни, быт вырывает человека из социума.¹ В 20-е годы начинается со-

знательное строительство нового быта. В это время многие бросали свои квартиры, что было связано с Декретом Совета Народных Комиссаров о запрете вывоза за границу предметов, представляющих художественную и историческую ценность и способствовало тому, что многие из брошен­ных предметов быта оказались не у их хозяев, а в пользовании людей, которые этим предметам могли лишь дивиться. Вот один из документов того времени: «Стол круглый и стул один — во 2-й дом собеса, диван с гнутой спинкой — в распоряжение жилотдела, и еще один стул — то­варищу Грицацуеву как инвалиду империалистической войны, по его за­явлению и резолюции завжнлотделом т. Буркина...».¹

*См. об этом: Кошевич К. По поволу «верхних этажей быта / / Революция и культура. 1928. № 14. С. 21-24. С. 22.

Одной из центральных идей этого времени была идея коммуналь­ного общежития. Одна из причин — недостаток жилого фонда для все увеличивающегося городского населения. Проблема жилья стояла тог­да необычайно остро. Естественно, у правительства не хватало средств для строительства новых домов. Поэтому Постановлением СНК от 20 августа 1918 года все реквизированные у буржуазии дома переда­вались в собственность коммун. Показательна картина К. С. Петрова-Водкина «Новоселье» (1918). Здесь довольно подробно показано стол­кновение старого аристократического быта и переехавших в нетради­ционное для них жилище представителей трудящихся, новых хозяев жизни. Большая зала с паркетным полом, на котором новые жильцы расстелили деревенские дорожки, рядом с огромным зеркалом и разве­шанными на стенах масляными картинами в золоченых рамах, постав­лены табуретки вперемешку с резными стульями. Предметы быта про­тивоположных социальных слоев ведут свой немой диалог, вторящий реалиям социальной жизни. Справедливости ради надо отметить, что жильцам предоставлялось право свободного выбора дополнительного поселенца. Сначала жилье было бесплатным, но уже с апреля 1922 года за жилье стала взиматься плата. Но главными были идейные уста­новки создания идеального образа коммунистического единого обще­ства. Поэтому желание украшать свой быт, улучшать его — это стрем­ление следовать буржуазной культуре. Идеал же был таким: «белые стены без картин, окна без занавесей, прямые линии мебели без укра­шений». Все должно было опираться «на целесообразность, гигиену и качество».³ Другой теоретик этого времени, полемизируя с ним, счита­ет, что произведенные буржуазией полезные и нужные вещи стоит ис­пользовать — например, телефон, телеграф, автомобиль.¹ Быт должен был стать публичным, максимально просматриваемым.

Этот идеал, по мнению Г. П. Федотова, возник из приближения к европейскому массовому человеку, тип которого он назвал «Еигораео-Атепсапиз*. Он писал: «В интернационалисте, марксисте и т. д. — кто бы он ни был нетрудно узнать деревенского парня, каким мы пом­ним его в начале века. Как ни парадоксально это звучит, но 1юто Еигораео-Атепсапиз оказывается ближе к старой Москве, чем к недав­нему Петербургу... Прийдя в Европу в период ее варваризации, он усво­ил последнее, чрезвычайно суженное содержание ее цивилизации — спортивно-технический быт. Технический и спортивный дикарь нашего времени — продукт распада очень старых культур и в то же время при­общения к цивилизации новых варваров».¹ Наследие крестьянской об-шинности трансформировалось в коллективистскую психологию и урав­нительное представление о справедливости. Это одна из причин порож­дения и длительного существования коммунальных квартир. До сих пор у нас процесс расселения таких квартир не решен, хотя в 60-е годы XX века началось у нас в стране массовое расселение городских жите­лей. Но массовая урбанизация начинается в СССР в 60-е — 70-е годы XX века.

Первое поколение горожан — переселенцы из сельской местности, что сформировало их интерьерное обустройство. Следует также иметь в виду, что после революции очень часто большие квартиры в центре города отдавались партийным функционерам, военным, хозяйственни­кам высшего и среднего звена. Вот одна из историй современной ком­мунальной квартиры: «Эту квартиру вначале дали такому революцио­неру... с дочкой... И вся она была с антикварной мебелью, брошенной тут...».- Впоследствии эти квартиры уплотнялись. Причем официально было разрешено самоуплотняться. Это право регламентировалось По­становлением ВЦИК и СНК РСФСР (от 16 августа 1926 г.. от 1 авг. 1927 г., и постановлении СНК от 13 марта 1928 г.). Связано это было с тем, что за излишки жилплощади надо был платить в три раза дороже. Иногда случалось в связи с этим, что хозяева вынуждены были жить в одной квартире на равных правах с прислугой, а иногда «прислуга и бывшая госпожа до сих пор живут вместе в одной комнате».¹

¹ Утехин И. Цит. изд. С. 149.

В 30-е годы попытки такого кардинального изменения быта были осуждены. Так, архитектор Р. Я. Хнгер с неодобрением отзывается о проектировании домов-коммун, в которых на человека выделялась одна комната (от 5 кв. м). Кухня, ванная и другие подсобные помещения планировались для общего пользования (тем самым, помимо прочего.

экономились пространство и материальные затраты). После революции первым советским архитекторам хотелось создать новый тип интерьера, соответствующий образу жизни советского человека. Они верили, что общественные институты возьмут на себя бытовые заботы. Дома возво­дятся без подсобных помещений, с коридорной системой и общей кух­ней. Очень верно ощущает эту утопическую эпоху поэт:

Архитектура первых пятилеток Встречает нас из-за зеленых веток Структурой камня, грубой и нагой, И чувствую, я не хочу домой! Поставленный фасадом против ветра. Дом кажется мечтою геометра. Двукрылый и прозрачный, в разворот.

Напоминая первый самолет.

На крыше, не по климату, солярий.

Террасы для общественных собраний.

Балконы, переходы, этажи, -

Во всем сквозит высокий строй души.

Война кастрюлям, кухням и заботам!

Дом кажется не домом — Дон Кихотом!

Вот он стоит сейчас перед тобой

В кольце других — и так и рвется в бой!»'

¹ Кушнер А Первое впечатление. М.-Л.. 1962. с. 12. * Утехин И. Цит. изд. С. 85.

Однако реальная жизнь, экономические условия и культурный уро­вень отвергли такое жилище. Как правило, большинство людей жило в убогих коммунальных квартирах, когда, как это описано в романе М. Ку-раева «Зеркало Монтачки», после занятий любовью надо было выстоять очередь в места общего пользования. «Половая жизнь в коммунальной квартире имеет свои особенности из-за прозрачности приватной сферы и до некоторой степени носит поэтому публичный характер»¹. К сча­стью, обобществление жилья не состоялось. Но до конца советского строя осталось коммунальное жилье, где разные семьи сожительство­вали в одной квартире, не имея между собой никаких связей, кроме жилой площади и совместного быта. Особенно сложно такое прожива­ние касалось кухни. В 20-е годы казалось, что кухня отомрет, так как упование шло на развитие общественного питания: «разрушается ис­точник грязи и копоти в квартире. Кухня, эта отрыжка дикости в Ев­ропе; преисподняя семьи, ее микроб смерти и разложения; источник разладов. На ней построено рабство женщины, хотя сама кухня — про­дукт социального режима ... Она — одна из тех язв, которые губят че­

ловечество. Сифилис семьи.».¹ Такие идеи об обобществлении питания возникли не только из стремления об утопическом обществе. Подра­жая Австрии и Германии, которые из-за войны пошли на централиза­цию питания в целях экономии, массовое кормление, конечно же, не было демократическим, о чем в первую очередь декларировалось. Счи­талось, что общественное питание освободит женщин, улучшит здоро­вье, уравняет качество пиши богатых и бедных, будет способствовать рациональному расходованию продуктов. «Централизация кухни долж­на стать орудием полного уничтожения возможности для богатых стя­гивать в свои сепаратные кухни больше пищи, чем им полагается по их здоровью и работе сравнительно с общей наличностью припасов*.² В 1924 году вышла книга «Нарпит», в которой освещались вопросы общественного питания.¹ Прекрасная идея освобождения женщин от тягот домашнего труда, в первую очередь — приготовления пищи, на деле оборачивалась плачевными итогами, и домашние кухни продолжа­ли существовать.

¹ ГоАщман А. 3. Реорганизация человека. Л., 1924. С. 39. ¹ Лурое М. (Ю. Ларин). Централизация кухни и массовое кормление. — (приблизительно 1919). С. 16. ¹ Нарпит. М.,1924.

Слом тех устоявшихся социальных групп, которые были характерны для дореволюционной России, сразу же отразился на интерьерах того времени. Представители господствующих слоев общества выгонялись из своих квартир, уплотнялись. Вспомним «Собачье сердце» М. Булга­кова. Театральный художник Эдуард Кочергин вспоминает о своей ра­боте в 60—70-е годы на Ленфильме, когда для инсценировки быта про­шедших эпох специально давались объявления о покупке предметов бытз разных этапов жизни российского общества, в обилии сохранив­шихся в Ленинграде. Ему приходилось бывать в разных домах. Щемя-ще грустные рассказы получились. Так. войдя в одну из коммунальных квартир, он увидел хозяек разных комнат одной квартиры, которая в первые революционные годы была уплотнена. Мебель из квартиры была демократично роздана тогда молодым комсомолкам. Поэтому в каж­дой комнате стояли вещи из разных гарнитуров. А сын прежних хозя­ев ютился в маленькой комнате для прислуги. Из мебели родителей у него, конечно же, ничего не осталось, ибо такие комнатки были не бо­лее 6 кв. м. Зато сохранился семейный альбом, где лица людей диаме­трально отличались от тех, кто стал жить в их квартире. Озаренные ду­ховным светом, они были совершенно непохожи на тех, кто стал теперь господствующим классом. Сын бывших обитателей квартиры сказал ху­дожнику: «Человек — это звучит горько». Это соответствует истории жизни советских людей, и репрессированных, и репрессировавших, что и отразилось в большинстве советских интерьеров. В другой квартире

художник обнаружил бывшую дворянку, молоденькой девушкой ока­завшейся в квартире, которую должны были реквизировать матросы. Один из них, влюбившийся в красавицу, спас от разорения дом. Мо­лодым оставили квартиру, в которую были собраны предметы со всего дома. Теперь же, когда дом пошел в 70-е годы на капитальный ремонт, этой паре выделили квартиру в новостройках, где громоздкие вещи по­меститься не могли. И хозяйка со знанием дела говорила: «Это Павлов­ский стол, это николаевский секретер, это Александровское псише...».

Описывая коммунальную квартиру в послевоенные годы, Л. Цыпкин показывает, как несколько женщин обжили квартиру в зависимости от занятий, быта, воспитания: одна из молодых жилиц, « в ожидании счастливого жребия работавшая медсестрой на скорой помощи, — она либо спала, либо отсутствовала, и через открытую дверь ее комнаты ча­сто можно было видеть ее кровать, почему-то всегда не застеленную, с огромной пуховой подушкой и небрежно откинутым голубым пуховым одеялом, и .... Анна Дмитриевна..., когда-то владевшая всей этой квар­тирой вместе со своим мужем, бывшим белым офицером, давно выве­денным в расход, курившая целыми днями «Беломор» в своей каморке перед постоянно включенным телевизором*. В этой квартире также две комнаты, занятые родственницей рассказчика, в которых столовая — «маленькая узкая комната» и та, которая использовалась и как гости­ная, и как кабинет, и как спальня.' Неудобство коммунального быта особенно остро ощущалось в местах общего пользования. Именно это­му посвящена инсталляция Ильи Кабакова, показанная на выставке в ГЭ летом 2004 г. «Туалет». В аннотации к этому произведению автор пишет: «Жили мы в коммунальной квартире и все ходили в один туа­лет... Господи! Как построить и сохранить стену между собой и дру­гими, и чтобы «они», эти другие, только показывались над краем этой стены, но не прыгали ко мне сюда, вовнутрь отгороженного от них про­странства».

* Утехин И. Очерки коммунального быта*. М.. 2001.

Книга И. Утехина² посвящена анализу быта коммунальной кварти­ры. Он показывает, что быт в больших, средних и малых коммуналь­ных квартирах отличается друг от друга. Но в целом плотность насе­ления коммунальных квартир убывала. Так, 40 лет тому назад в квар­тирах жило по 56 человек, 15 лет тому назад — 33, сегодня (имеется в виду начало XXI в.) — 20. Связано это с тем, что с начала 60-х го­дов началась первая волна переезда жителей коммунальных квартир в отдельные квартиры. И. Утехин ограничился анализом ленинградских (петербургских) коммунальных квартир. Но общие закономерности распространяются на все коммунальные квартиры советского и постсо­

ветского времени. В этой книге вскрывается мировоззрение человека, живущего в коммунальной квартире. Он правильно подчеркивает, что «... длительное проживание в коммунальной квартире и, шире, при­частность к стереотипам советской ментальностн, воплощенных в кол­лективном быту советского общежития любого типа, не просто создает предпосылки для формирования определенных особенностей личности, но и выступает в качестве одного из этиологических факторов для «па-раноидов жилья» (содержание бреда и галлющшаций привязано к ме­сту проживания больного — С. М.) как особой формы инволюционных психозов, т. е. является не просто патогенетическим — способствую­щим — фактором, а одной из причин заболевания».¹

Безусловно, это мировоззрение накладывает отпечаток и на все по­ведение человека в обществе, его жизнь, и, в конечном итоге, влияет на развитие общества. К примеру, особая группа психических расстройств позднего возраста. Нас же интересует то, что касается интерьера.