Глава 7. Жилой интерьер как отражение и утверждение героя нашего времени

Интерес к тону, как жили и живут люди, существовал всегда. Загля­нуть в интерьер — почти то же. что заглянуть в душу, увидеть запечат­ленные в вещах вкусы и привычки человека. Не случайно В. Ф. Одоев­ский писал: «Никто нас столько не знакомит с человеком, как вид ком­наты, в которой он проводит большую часть своей жизни, и недаром новые романисты с таким усердием описывают мебели своих героев». В повести «Новый год» он тонко замечает: «мебель спокойная, необхо­димая занятому человеку: везде беспорядок, составляющий середину между порядком праздного человека и небрежностью ленивца...» (подч. мною — С, М.). Дом, его убранство на протяжении долгих веков оста­ется миром, где человек живет, работает, общается с другими людьми, ест, спит. Дом постоянно преобразуется, постоянно приобретает но­вые черты, связанные с многообразием воздействующих на него факто­ров — изменяющихся социальных и материальных условий жизни.

Интерьер не только утверждает и отражает определенный образ жизни, но и выражает все противоречия, достижения и особенности той или иной культуры.

¹Кпабе Г. С. Быт как предмет истории /ДИСССР. 1982. Л? 9. С. 26

Связь человека и его жилой среды непосредственно отражалась в искусстве. Для выявления характеристики того или иного героя писа­тель часто прибегал к описанию его интерьера. Вспомним в «Мертвых душах» Гоголя описание интерьеров, скажем, Собакевнча и Плюшкина. В изобразительном искусстве довольно часто — изображение интерье­ра — характеристика времени. Таковы интерьеры малых голландцев, многие мастера как раз сосредотачивались именно на нем. В XIX веке в России тоже выделился жанр интерьера. Сохранилось много видов го­стиных, будуаров, кабинетов детских, созданных анонимными авторами того века. Наиболее ярко этот жанр отразился в творчестве учеников школы А. Г. Венецианова. Как правило, портрет на фоне интерьера да­вал возможность более точно обрисовать интересы портретируемого, более полно выявить характерные особенности модели. В XX в. такой важной характеристикой личности, как внимание к интерьеру, опери­рует кино. Это очень точно подметил Г. С. Кнабе: «Знаковая семантика бытовых явлений всегда исторична — как потому, что возникает из си­стемы описаний, актуальных для данного, порой весьма краткого исто­рического периода, так и потому, что эти оппозиции часто строятся на противопоставлении того, что есть, тому, что было, т. е. обращаются к общественной памяти».¹ Помимо синхронных оппозиций, для знаковой семантики бытовых явлений характерны также диахронные. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить хотя бы сцену в доме родителей

Пьеро из «Затмения Антониони. «Но ведь сам этот знаковый код мог читаться лишь потому, что каждая вещь здесь вызывала прямые есте­ственные ассоциации, «датировалась», и только человек, державший в памяти все многообразие исторических обликов европейской культуры, был в состоянии расслышать бесшабашную и все же чуть ностальгиче­скую стилевую разноголосицу, заполнившую подобные интерьеры».¹

К сожалению, современное искусство можно обрисовать мнением Питирима Сорокина: «...современное искусство — преимущественно музей социальной и культурной патологии. Оно сконцентрировано в полицейских моргах, в убежище преступников, на половых органах, оно действует главным образом на уровне социального дна*.^: А это тес­но связано с жилым интерьером.

У нас в стране все эти положения получают чрезвычайно яркое от­ражение в интерьере людей, живущих на разных уровнях социальной и духовной иерархии, проявляющейся довольно отчетливо в современной жизни, несмотря на то, что многими это отнюдь не осознается.

Зонирование интерьера перегородками, стеллажами, раздвижными перегородками, подиумом, ширмой было вынужденным в советское вре­мя из-за ограниченности пространства. Сегодня зонирование простран­ства остается, но уже по совсем другим причинам — большое простран­ство дает свободу в варьировании интерьера.

В последние годы возрос интерес к интерьеру. И это не случай­но. Ибо появился заказчик. Вот почему сегодня мы сталкиваемся с большим количеством разработок интерьера, нередко довольно высо­кого уровня. И то. что раньше казалось замечательным и чудесным в интерьере, сегодня воспринимается отнюдь не так. Показательно опи­сание квартиры Ф. М. Достоевского современным писателем Фредери­ком Бегбедером. Нам, советским людям, привыкшим к коммунальному житью, казалось верхом комфорта владение отдельной квартирой с ко­личеством комнат, превышающих предел советского воображения и за­ветной мечты — три комнаты. Французский же писатель пишет: «Те­перь я понимаю, как пишутся шедевры: селишься в убогой квартирке, напяливаешь мягкую шляпу — и вдруг что-то такое появляется на чи­стом листе бумаги».¹

'Там же. С. 27.

^: Сорокин П. Л. Социокультурная динамика //Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М.» 1992. С. 456. ''Беебсдер Ф. Идеаль. М., 2007. С. 215.

Наше время в некотором роде напоминает времена господства роко­ко, когда пристрастие к интерьеру связано было с взлетом прикладных искусств. Кроме того, сегодня явно дает себя знать реакция на извест­ный аскетизм и лапидарность организации пространства в практике ру­тинного проектирования.

Жилище представляет собой доминирующий элемент материальной среды городов и сел. Трудно переоценить значение дома для человека, ибо он занимает большую часть его повседневной жизни.

В современном жилище «мебельные гарнитуры» для квартир в их традиционном понимании уходят в прошлое. Сегодня интерьер стро­ится под эгидой здравого смысла. В доме ведь живет семья. Несмотря на духовную близость домочадцев, они взаимодействуют как антиподы по полово-возрастным признакам (в первую очередь), а также по пси­хофизической ментальности и субкультурной ориентации. Поэтому в семье так часто происходит разноскоростная моральная и физическая амортизация предметов, украшающих интерьер. То. что приятно напо­минает молодость дедушкам и бабушкам, кажется анахронизмом для их внуков.

Мы живем в эпоху смены культурологических парадигм. В такие времена возникают представления о кризисе, упадке культуры. Так было на рубеже XIX—XX вв. Тогда современники писали об эре гряду­щего Хама, о снижении художественных вкусов. А мы сегодня с благо­говением говорим о культуре Серебряного века, создававшейся именно тогда. Так и сейчас.

Повсеместны стенания о пандемии кича, параискусства. И это явле­ние действительно отражает реальное положение вещей. При этом все же в искусстве продолжают создаваться шедевры, рождаются талан­ты, находящие новые пути и выразительные средства в художествен­ном творчестве.

Итак, пытаясь определить, как жилой интерьер отражает современ­ное представление о герое нашего времени, стоит вспомнить концеп­цию Питирима Сорокина. Он выделил три типа ментальности культуры: идеационный. сенситивный и смешанный (идеалистический). Первый тип проявляется в аскетичности, подавлении физических потребностей духовными, и отсюда — трансформирование всего чувственного в ду­ховное. Нас же в первую очередь интересует второй тип, ибо он как раз и характерен для нашего времени. Сенситивный тип он подраз­деляет на три подтипа: активно-чувственный, пассивно-чувственный и цинически — чувственный. Активно-чувственный характеризуется приспособлением и переделкой внешней среды, пассивно-чувственный направлен на использование среды как средства чувственного удоволь­ствия, и цннически-чувственный связан с получением максимально чувственных удовольствий. Этот тип культуры может переходить в ци­ническую и активно-эпикурейскую культуру. Доминирующий тип лич­ности в такую эпоху — экстраверт. Эстетические ценности связаны с увеличением радостей жизни. В иерархии жизненных ценностей высо­кое место занимает комфорт, благосостояние, престиж. В искус­стве характерны «живописность и пикарескность». Герой — плут, ду­

шевнобольной. преступник, и, чаще всего — авантюрист. До­минирующими являются яркие эмоциональные состояния. Духовный климат искусства такой культуры — скептицизм и рационалистиче­ский интеллектуализм. «В музыке, литературе, живописи, скульптуре, театре и драме «герои» избираются из прозаических, патологических или негативных типажей. Все это имеет место и по отношению к со­бытиям, которые они изображают. Домохозяйки, фермеры и рабочие, бизнесмены и торговцы, стенографистки, политики, доктора, юристы и министры, детективы, преступники, гангстеры и «прохиндеи», же­стокие, вероломные, лжецы, проститутки и любовницы, сексуальные извращенцы, ненормальные, шуты, уличные мальчишки или искате­ли приключений — таковы «герои» современного искусства во всех его проявлениях».' В искусстве преобладает чувственность с обильным изображением плоти и эротики, иллюзионизм, трансформация нагляд­ности в зрелищность, великолепие стиля и помпа, перегруженность элементами, роскошь, сексуальность, пафосность, конвульсивная эк­зальтация экстаза. Как писал Пнтирим Сорокин, «...функция давать наслаждение и удовольствие приводит чувственное искусство на ста­дию разрушения оттого, что одна из его базовых социально-культурных ценностей низводится до простого чувственного наслаждения уровня «вино — женщины — песня».^: По Питириму Сорокину эти черты ха­рактеризуют кризисность состояния культуры. Похоже ли это на наше время? Безусловно. И именно эти черты получили воплощение в инте­рьере гламурного дома.

¹ Сорокин П. А. Социокультурная динамика / /Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 455. ^! Сорокин П. А. Цит. изд. С. 450.

'Робски О. СЬАМУРНЫЙ ДОМ. М. 2006. (ПМТЕРЬЕР & ЭЕКОР). ⁴ Робски О. Цнт нзд. С. 235. ^&Там же. С. 116.

В этом плане книга Оксаны Робски¹ весьма показательна и репре­зентативна. В первую очередь ее вид — глянцевый, с большим количе­ством фотографий уже отвечает назначению книги. Да и в самом инте­рьере — предлагаемые цветочки на мешочках, надетых на ножки сто­ла и стульев — явное проявление гламура. Показательно также само название книги, представляющее собой смесь латиницы и кириллицы. Такая смесь явно не стыкующихся элементов характерна для самого наполнения интерьеров, несмотря на провозглашаемую автором «сти­листическую концепцию интерьера домз»* Причем, зачастую вводят­ся названия, претендующие на «высокую ученость». Это «блинды. их еще называют «римскими шторами» — сделаны по принципу паруса».⁵ Предлагаются также «жаботы — ниспадающие концы ткани, использу­ются обычно в комплекте со свагами». А «сваг (фестон) — грациозная

складка ткани, зафиксированная декоративно в двух концах над окном или кроватью».'

В отделке интерьера рекомендуется модный тераццо (цемент с вкра­плениями гальки).¹ В интерьере О. Робски считает возможным исполь­зовать удивительный для нашего жителя футон (традиционная япон­ская кровать), который «по утрам свертывают и убирают во встроен­ный шкафчик (нишу, которая сливается со стенками). Еда подается на низком легком столике (хабуэай), который без труда переносится на любое место или вообще убирается».³ Часто рекомендуются явно не­совместимые вещи при провозглашении необходимости «минималист­ского интерьера».' Например, «роскошь рококо в палитре модерна». Смешанным оказывается все. «Это и классика, и модерн, и восток, и хай-тек».⁵ В этом доме отразились пророческие представления А. Лоо-са. В начале прошлого века Адольф Лоос писал: «Произведение искус­ства стремится вырвать человека из привычного круга удобств. Дом же служит созданию удобств. Произведение искусства указывает челове­честву новые пути и устремление в будущее. В отличие от этого дом нацелен на настоящее. Человек любит все, что создает ему удобства. И он ненавидит все, что нарушает их... Поэтому-то человек любит дом и ненавидит искусство».⁶

Главное для хозяина дома предлагаемого в качестве образца — удоб­ства и удовольствия. Поэтому нет в нем места труду, интеллектуаль­ным занятиям. Вот названия глав книги О. Робски: гостиная, столовая-кухня, детская-игровая, комната отдыха, спальня, ванная комната. От­сутствуют библиотека, кабинет, учебная комната для ребенка — а, судя по наполнению, средства для этого вполне бы нашлись — но, увы! — все эти занятия не для нашего героя и его семьи, в том числе для «самых любимых», детей.⁷