1620 Гг.). Затем это было подтверждено Соборным Уложением. Размер прожитка

вдовы зависел от обстоятельств гибели мужа. Он увеличивался при гибели мужа во

время службы государю. В следующие годы размер прожитка носил казуальный

характер и касался определенной группы служилых людей. В Соборном Уложении этот

размер прожитка получил законодательное утверждение на будущее время. Таким

образом, «норма казуального происхождения и назначения обретала характер общего

закона»[16]. Что представлял собой

наибольший вдовий прожиток, т. е. 20 четвертей (четей) земли, можно судить по

следующим данным: княжеская вотчина в среднем состояла из 351,7 четвертей

земли. Владения до 100 четвертей рассматривались как мелкие.

Был еще один способ обеспечения вдов, у которых не было средств к

существованию. Вдовы обращались в Синод за разрешением постричь их в

монастыри без вкладов. Рассматривая прошения такого рода, Синод практически

всегда давал разрешение на помещение вдов в монастыри. В 1761 году Екатерина

II повелела учредить дом, в котором предполагалось содержать заслуженных

людей жен во вдовстве, покровительства и пропитания не имеющих.

Таким образом, государство немало внимания уделяло вдовам и вдовцам. От

случайных, негарантированных сумм вдовьего прожитка до большей стабильности в

обеспечении — таков путь законодательства. Лучше всех, несомненно, были

обеспечены вдовы, чьи мужья владели движимой или недвижимой собственностью —

все остальные категории вдов не располагали гарантированным пенсионом, те же,

кто им располагал, влачили нищенское существование. Единственным выходом

избежать бедности было новое замужество.

Существовал еще один вид прекращения брака смертью: не физической, а мирской:

«...аще же составлящуся браку, или муж един, или едина жена внидет в монастырь,

да разрешится брак и без распустныя вины, егде убо лице вшедшее в монастырь,

мнишеский образ приимет...»[17].

Уход в монастырь был своеобразным способом ликвидации брака, имевшим

принципиальные отличия от прекращения брака смертью; уход в монашество должен

был быть добровольным поступком одного из супругов, оставшийся в миру супруг

обязан был дать свое согласие и отказаться от повторного брака; разрешение на

уход в монастырь давали высшие церковные власти. Следовательно, уход в

монастырь был осмысленным поступком, разрывающим супружество, но не

обязательным для верующих.

Постриг жены или мужа должен был быть добровольным решением, поддержанным

оставшимся в миру супругом. Однако принуждение к пострижению, по-видимому,

было широко распространено. Так, в поручной 1667 года, данной посадскому

человеку в связи с направлением его с женой в деревню на уборку ржи,

записано, что муж обязуется не постригать жену в монашество «без ведома

властелина» (властелином являлся архимандрит Тихвинского монастыря, на

территории которого жили посадский с женой). Обычным мотивом для ухода в

монастырь выставлялась болезнь. Церковь, в свою очередь, отрицательно

относилась к данной причине для принятия иноческого сана. Исключение делалось

только для престарелых людей. Церковь вообще отрицательно относилась к

пострижению от живых жен и мужей, всегда усматривая в таких поступках

принуждение.

В 1726 году Синод .разбирал дело о пострижении Агафьи Висленевой. Муж, прожив с

ней двадцать семь лет, пригласил монаха и заставил жену постричься,

предварительно вынудив ее написать документ о том, что она отдает ему свое

приданое имение. Агафья пожаловалась на мужа в Синод, и постриг был

аннулирован. В 1731 году Синод разбирал жалобу жены курского помещика Марфы

Клементьевой, насильно постриженной в монахини. Муж явно хотел жениться на

другой, поэтому сначала угрожал ее убить, а потом насильно постриг и выгнал из

дома: пострижение было незаконным и монастырь ей определен не был

[18].

Подобные юридические казусы позволяют сделать вывод о том, что к XVIII веку

действующие правила расторжения браков перестали уже устраивать в первую

очередь мужей. Это становится еще более очевидно из анализа следующего

параграфа.