бн

понесенные «ныне налицо состоящими» казахами Акмолинска. Эта сумма падает главным образом на султанов и прочих крупных феодалов во главе с Конур-Кулжа Кудай-мендиным, которые не примкнули к повстанцам. Добрая доля всех предпринятых Кенесары походов падала именно на аулы Кудаймендина и его родственников и на аулы жены хана Вали — Айнамгуль. При этом у них были отобраны значительные количества скота и имущества.

В каких округах захвачено	На какую сумму у означенных лиц
	разного имущества и скота (•п рублях)
В Баян-Аульском округе:
у казахов	34 054 — 75
у торговцев	63 025 — 93
В Кокчетавском округе:
у торговцев	3726 — 70
В Каркаралинском округе:
у торговцев	118865 — 79
у крестьян	100
В Учбулакском приказе:
у торговцев	42 790 — 50
В Акмолинском округе:
у чиновников, толмачей и других лиц	582347 — 15
Акмолинского приказа и Ак-тауского
укрепления
у людей военного звания	23 085 — 50
у разных торговцев	66.3818 — 40
Сверх того, у киргиз Акмолинского	419 678
округа, состоящих ныне налицо.
ВСЕГО по округам	1 951 994 - 72

Значительное место занимают также убытки, понесенные торговцами. Систематически нападая на торговые караваны, шедшие из Троицка или из Петропавловска через Акмолинск в Ташкент и Хиву, Кенесары преследовал определенную политическую цель. Полагая, что среднеазиатская торговля приносит царской России большие выгоды, он стремился ее парализовать. Кенесары наивно полагал, что если это ему удастся, власти сами снимут все построенные приказы (диваны).

Понятно, что эти предположения Кенесары были ошибочными. В этом Кенесары убедился, когда центр освободительного движения был перенесен в район Тургая и Иргиза. Не случайно, что в приведенной выше ведомости почти отсутствуют данные о нападениях на станичных крестьян, если не считать небольшую сумму убытков, понесенных крестьянами Каркаралинского округа.

Однако деятельность Кенесары к концу 1838 года не ограничилась

165

организацией партизанских нападений. Он практически приступил к давно намечавшейся задаче — объединению казахов Среднего и Младшего жузов для совместной борьбы.

Этот важный вопрос, имеющий существенное значение для выяснения характера и особенностей движения, дворянско-буржуазными историками замалчивался. Не разработан он и казахскими историками. Многим этот процесс объединения казался случайным фактом. В действительности дело обстояло иначе.

Руководя разрозненными движениями казахов, возникавшими на территории Среднего жуза, и объединяя их в единое движение, Кенесары одновременно поддерживал связь с руководителем восстания в Младшем жузе — Жоламаном Тленчиевым.

Без такой предварительной подготовки нельзя было бы добиться присоединения казахов Младшего жуза во главе с их руководителями к Кенесары в районе Тургая и Иргиза, В обычное время, когда у казахов часты были распри и конфликты из-за пастбищ, нельзя было даже случайно заехать на территории чужих родов, не говоря уже о переселении целого округа. Теперь же это произошло на почве взаимного понимания общности борьбы.

Кенесары через своих есаулов всегда поддерживал связь с отдельными казахскими родами Младшего жуза (Джагал-байлинский, Жаппаский, Тама-Табынский роды и др.), которые также испытывали на себе тяжелый гнет царизма и султанов-правителей и к 30-м годам были лишены своих лучших пастбищ.8 Накануне присоединения указанных родов к восстанию приезжавший в Оренбургский край действительный статский советник К. Родофиникин, на месте ознакомившись с тяжелым положением этих родов, писал оренбургским властям: «На сем пространстве кочуют теперь роды: Кипчак, Жаппаский, Джагалбайлинский. Они, по многочисленному скотоводству своему, считаются самыми достаточными из ордынцев. Но пастбища, необходимые для их скота, и теперь уже стесняются войсковыми оренбургскими жителями; при удалении же их за черту Новой Линии, они тем большему подвергнутся бедствию, что места за Новой Линией, будучи сравнительно гораздо скуднее, заняты, причем другими родами киргизов. Ордынское начальство, по этим уважениям, просило об исходатайствовании дозволения киргизам, кочующим между обеими Линиями, остаться на пространстве, еще не занятом казачьими селениями, впредь до приискания удобных кочевок за Линиею; иначе они должны будут.продать большую часть своего скота и рассеяться мелкими аулами по всему пространству орды, с неминуемым расстройством своего степного хозяйства».

Понятно, что казахи Кипчакского, Жаппаского, Джагал-байлинского родов с большим сочувствием относились к восстанию в Среднем жузе и предлагали свою помощь Кенесары. Об этом свидетельствует казах Беккожа

166

Тиесов из Карпы-ковской'волости, побывавший в ставке Кенесары: «Киргизы Малой орды, кочующие против Оренбургской Линии, доставили Кенесары значительные подарки, приглашали его к себе с аулами для постоянного нахождения, с обещанием снабжать его в случае надобности для усиления шайки людьми»1. Осенью 1838 года казахи Среднего жуза во главе с Кенесары начали переходить в пределы Младшего жуза, в районы Тургая и Иргиза, в восточной части Оренбургского ведомства. Эти районы, находившиеся на сравнительно большом расстоянии как от ЗападноСибирского губернаторства, так и Оренбургского, имели для Кенесары большое стратегическое значение. Не случайно поэтому эти районы надолго сделались центром национально-освободительного движения.

Когда сибирским властям окончательно стало известно об отложении значительной части аулов Среднего жуза и об их массовом уходе в пределы Младшего жуза, они обратились к казахам с новым воззванием, в котором, запугивая их наступающей зимой, указывали на безрассудность предпринимаемого похода. «Прошло лето, настала осень и грозит морозами зима, куда же вы, безрассудные, пустились в голодные степи?»2.

Казахи, ушедшие из ведения сибирских властей, расположились в следующем порядке: волости Акмолинского и Каркаралинского округов — Алекинская, Байдалинская, Тналы-Карпыковская, Алчин-Джагалбайлинская, Каракесекская, Айткожа-Карпыковская, Тюбе-Темешовская заняли кочевья на урочищах Кара-Кума и Ак-Кума и при устье Джыланчи Торгая.

Часть волостей Акмолинского и Баян-Аульского округов — КайлюбайЧаграевская, Малай-Калкаманская, часть Тналы-Карпыковской, Казганская, Айдаболская, Каржасовская вместе с Батаналинской, Торайгыр-Кипчаковской волостями расположились на устье Кара-Торгая, недалеко от ставки Кенесары.

К концу 1838 года отдельные волости восставших казахов Среднего жуза во главе с Кенесары, Алеке-Алтаевская, Бидаль-Алтаевская, ТюбетТюменовская, Тналы-Карпыковская, Айткожа-Карпыковская, КайлюбайАлтаевская, Алчин Джа-галбайлинская соединились «с алчинжаппасовцами, кочевавшими против Оренбургской Линии в степи»3.

Вскоре в районе Тургая во главе со своим руководителем Жоламаном Тленчиевым присоединились к Кенесары казахи Табынского, Таминского, Чиклинского, Чумекеевского, Шектинского, Торткаринского родов, отличавшиеся своей воинственностью. Кроме того, есть сведения, что ему сочувствовал ушедший из Внутренней (Букеевской) орды султан Каип Галиев. Вождь народного движения в Букеевской орде — Исатай Тайманов к этому времени (осень 1838г.) был уже мертв. Его сподвижник, известный поэт Махамбет Утемисов, ушел с небольшим отрядом в Хиву и стал рассылать письма казахам с приглашением вступить в подданство Хивы. Зная враждебное отношение хивинского хана к казахам, Кенесары не стал поддерживать Махамбета Утемисова и порвал с ним всякую связь.

167

Султаны, ставшие на сторону Кенесары, по прибытии на новое место стали переписываться со старшими султанами и с отдельными феодаламибаями. Они подготовляли почву, чтобы отложиться от Кенесары.

Кенесары и его соратникам предстояла большая работа по сплочению сил казахского народа. Некоторые влиятельные роды, как, например, Аргынский род, не присоединились еще к восстанию. Руководитель этого рода Чеген Мусин в это время все еще лавировал между Кенесары и правительством. Ряд казахских родов — Чиклинский, Кичкине-Чиклинский, кочевавшие в пределах Сыр-Дарьи, во главе с Жанходжой Нурмухаммедовым, продолжали бороться в отрыве от остальных повстанцев Младшего жуза. Так же обстояло дело и с Адаевским родом, кочевавшим между Аральским и Каспийским морями.

Кроме того, среди родов, участвовавших в восстании, часто происходили распри, возникавшие на почве старинной родовой вражды. Некоторые родовитые феодалы, примкнувшие к восстанию, искали удобного случая, чтобы отложиться от повстанцев.

Кенесары немало трудился над тем, чтобы вырвать из-под влияния султанов-правителей и «ага-султанов» подвластные им роды.

Не скрывая своего враждебного отношения к этим султанам, Кенесары писал властям: «Подведомственные Сибири киргизы: Конур-Кулжа Кудаймендин, Кулджан Кучуков Алтайского отделения, Аккошкар Кишкинтаев Караулова отделения, Яукашар, правитель принадлежащих Оренбургскому ведомству киргизов султан Ахмет Джантюрин, Жаппаского рода, Джангабыл, Кукир, Бигаджан... Наименованные здесь 8 человек нам злые враги».

Враждебно относился Кенесары и к тем представителям родовой знати, которые отказывали в материальной помощи повстанцам или вели раскольническую политику, препятствуя подвластным родам общаться со сторонниками Кенесары. Такие бии не только мешали собирать есаулам Кенесары закят, но зачастую организовывали убийство представителей Кенесары, посланных для ведения переговоров. Кенесары Жестоко расправлялся с ними и подвергал разгрому их аулы. Итак, борясь за объединение, Кенесары вел неустанную борьбу с султанами-правителями и теми крупными феодалами, которые сознательно мешали объединению казахов в единое государство под его властью. Кенесары жестоко расправлялся с целыми подразделениями родов, которые отказывались признавать его власть и платить закят.

Активная борьба, часто переходившая в вооруженные столкновения, которую вел Кенесары в 1837 и особенно в 1838 годах, послужила основанием для утверждения, что Кенесары стремился к полному отделению от России. Этот вопрос считался настолько ясным, что он в историографии Казахстана почти не подвергался специальному исследованию. Между тем он не настолько очевиден, как может показаться, с первого взгляда. Выше мы цитировали письмо Кенесары к

168

Горчакову, где Кенесары говорит не об отделении от России, об установлении с империей отношений, существовавших при хане Аблае.

Ввиду важности данной проблемы для понимания характера движения, остановимся на ней подробнее.

Известно, что казахи Младшего жуза во главе со своим дальновидным ханом Абулхаиром в 1730 году добровольно приняли русское подданство. Принятие этого подданства было вызвано внешними и внутренними причинами; в 30-х годах XVIII в. нависла серьезная угроза порабощения со стороны джунгарских завоевателей. Казахи, во главе с Абулхаиром обратились к своему могущественному соседу — России за военной помощью. Одновременно к принятию русского подданства толкали казахов экономические и торговые связи с империей. По условиям подданства у казахов сохранялись территориальная и государственная самостоятельность. Начало русского подданства Среднего жуза относится к 1740 году, когда русскому правительству присягнул Аблай, дед Кенесары Касымова. Несколько позже, в 50-х годах Аблай ринял двойное подданство — России и Китая.

Отношения между царской Россией и Аблаем приняли характер протектората империи над Средним жузом. В период ханства Аблая казахи Среднего жуза сохранили свою политическую самостоятельность и

территориальную	целостность.	Так	выглядело	первоначально
добровольное принятие казахами русского подданства.
К началу XIX	в. произошли		существенные	изменения по

взаимоотношениях казахов и царской России. Царизм в первой половине XIX в. берет курс на превращение протектората над Казахстаном в реальное подчинение, с применением всех методов активной колониальной экспансии. Уже к 20—30-м годам XIX в. царская Россия, наступая на Казахскую степь л двух сторон — со стороны Сибири и Оренбурга,— захватила значительную часть лучших казахских земель и вплотную продвинулась к центральным районам Казахстана. На захваченных территориях воздвигались военные укрепления — крепости, приказы (диваны) и т. д.

При таких изменившихся внешнеполитических условиях предстояло Кенесары вести переговоры с властями о протекторате.

С первых дней своей деятельности он завязывает сношения с царскими правительством, надеясь найти с ним общий язык, и в то же время отказывается итти на подданство среднеазиатским ханам. По этому поводу султан-правитель Ахмет Джантюрин писал: «Кенесары совещался с ними (приверженцами— Е. Б.), решил в твердом своем намерении не быть под властью Хивы».

Кенесары говорил своим приверженцам: «Россия больше всех государств и русский царь старше всех царей». В другом письме он русского царя называет «старшим братом», а Аблая и Валихана — «младшим братом царя»3. Но при этом, повторяем, в своих дипломатиечских переговорах с властями Кенесары настаивал на восстановлении

169

отношений, существовавших при его деде Аблае. Кенесары изъявлял согласие стать под протекторат России, но требовал сохранения политической независимости и территориальной целостности казахов. Именно так ставился вопрос об отношениях с империей в письме Кенесары Горчакову, посланном с Тобылды Тохтиным и Кочунбаем Казангаповым, которое мы цитировали выше.

Аналогичное письмо было послано им и на имя Николая I.Все эти письма остались без ответа. По поводу этих писем Кенесары несколько позже Западно-Сибирский генерал-губернатор писал: «Не признавая приличным входить в переговоры с первыми виновниками беспорядков в степи, а тем более подавать им малейший повод надеяться, что они могут предлагать Государю Императору какие-либо условия, кроме неограниченной покорности, оставил я письмо Кенесары без и кета».

Дипломатические неудачи Кенесары объясняются тем, что К не понимал происшедших со времена Аблая изменений во Ьешнеполитических отношениях казахов и царской России. О времени Кенесары царская Россия прочно обосновалась важнейших районах Казахстана, укрепила там свои аван-посты, построила укрепления и отнюдь не собиралась покидать завоеванную территорию. Сообразно изменившейся обстановке, Кенесары надо было найти другой путь, более приемлемый для царской России.

Бесплодность своих попыток в конце 30-х годов он объяснял только враждебностью сибирских властей. В конце 1838 года, покидая со своими приверженцами пределы Среднего жуза, Кенесары писал: «Я имею много врагов, а сибирское начальство кроме клеветы ничего доброго ко мне не питает». В другом письме Кенесары писал, что сибирские власти «как пиявки высасывали кровь киргизскую».

Впоследствии свой уход из пределов Среднего жуза в районы Иргиза и Тургая, подведомственные Оренбургскому военному губернаторству, Кенесары в письме Горчакову мотивировал так:

«Уже 9 лет кроме непрестанного преследования нас никакой милости и снисхождения со стороны Вашей не было нам. Прежде всего, мы послали посла с письмом, заключавшим просьбу нашу; Вы изволили вознегодовать на посланного и отпустили, содержав его под арестом; это мы не принимали себе в обиду, а в доказательство покорности нашей и после того еще послали два письма, но Вашего ведомства старшие сутаны и волостные управители у посланных людей отбирали лошадей и письмо сожгли, не допустив до Вас. Потеря надежды получить какие-либо милости со стороны начальства Сибирского края была причиною отложения и измены нашей в течение нескольких лет».

Обосновавшись со своими приверженцами в районе Иргиза и Тургая, Кенесары завязал переговоры с оренбургскими властями.

В отношении восставших казахов и самого Кенесары В. А. Перовский держался иных взглядов, чем Горчаков. Западно-Сибирский

170

генерал-губернатор Горчаков, имевший большую поддержку со стороны военного министра Чернышева, считал, что только путем вооруженной борьбы можно покончить с повстанцами и завершить колониальное завоевание Казахстана. «Возбуждение страха,— писал Горчаков,— есть существенный способ для успеха переговоров с азиатцами».

Поэтому с первых же дней восстания Горчаков ни разу не вступал в переговоры с повстанцами, оставляя их письменные обращения без всякого ответа. Отсюда понятно, почему Кенесары в своих письмах часто жалуется на Горчакова, обвиняя его в беззаконных грабежах своих аулов.

Оренбургский же военный губернатор граф В. А. Перовский держался противоположной точки зрения. Он также имел I большое влияние, причем его лично поддерживал Николай I. Говоря о Перовском, историк Оренбургского края Лобысевич писал: «Пользуясь особенным доверием государя, имея, стало быть, сильную опорную точку во всех своих действиях граф Василий Алексеевич был, особенно во второй период своего управления краем, чрезвычайно смел, предприимчпм и в высшей степени самостоятелен».

Перовский стремился к мирному урегулированию конфликтов с повстанцами, без применения репрессивных мер. Министр иностранных дел Нессельроде и сам Николай I на псрвых порах разделяли точку зрения Перовского и поддержиняв ли его планы в отношении восставших казахов. Только посмии неудачной Хивинской экспедиции 1838—1839 годов отношении к Перовскому и к его политике изменилось, и правительственные круги все больше стали поддерживать князя Горчаковва, продолжавшего беспрестанное преследование восставший казахов.

Перовский стремился найти общий язык с повстанцами и добиться добровольного принятия ими подданства царской России. Об этом свидетельствует донесение председателя Оренбургской Пограничной Комиссии Ладыженского в Азиатский Департамент: «Довести Кенесары до добровольного принятия и верного соблюдения условий, налагаемых законами подданства, есть та мудреная задача, которую предложено нам разрешить».

Примирительное отношение Перовского к повстанцам объясняется, в первую очередь, той своеобразной обстановкой, которая сложилась в конце 30-х годов на юго-восточном плацдарме колониальной экспансии России. Как известно, к этому времени относится массовое вооруженное выступление крестьян и казачьих военных поселений в Оренбургском крае, вызванное жесточайшим феодальнокрепостническим гнетом. Оренбург оказался в тисках двух враждебных сил, с одной стороны, оренбургских крестьян, а с другой — казахских повстанцев. В такой сложной обстановке перед военным губернатором Оренбургского края графом В. А. Перовским предстала задача

171

максимально разрядить накалившуюся атмосферу. Не имея реальной возможности одновременно подавить вооруженное выступление русских крестьян и казахских повстанцев, он решает изменить свою политику в отношении казахов. Идя навстречу желаниям руководителей повстанцев о прекращении военных действий, он охотно вступает в переговоры с Кенесары. При этом Перовский не только хотел добиться прекращения военных действий, но и добровольного принятия казахами российского подданства. Как дальновидному политику, ему была ясна бессмысленность посылки отдельных отрядов в казахскую степь. Поэтому Перовский старался мирным путем урегулировать казахский вопрос.

Наряду с этим, на политику Перовского в казахской степи оказала некоторое влияние окружавшая его среда. Известно, что в 30—40-х годах в Оренбурге проживали представители передовой прогрессивной интеллигенции. В то время с Перовским работали в Оренбургском крае В. В.Вельяминов-Зернов, известный своими учеными трудами по истории Туркестана и Казахской степи; писатель В. Даль (казак Луганский)

— автор «Толкового словаря русского языка»; В. В. Григорьев — крупнейший востоковед-ориенталист. Кроме того, с Перовским находился Г. Ф. Гене, долгое время работавший председателем Оренбургской Пограничной Комиссии — он явно симпатизировал казахам. По рассказам старожилов, Г. Ф. Гене устроил у себя приют для беспризорных казахских детей. После своей смерти Гене оставил ценное исследование (в рукописи) по истории и этнографии казахов. Сам Перовский общался с передовыми людьми того времени, он был близок с А. С. Пушкиным и В. А. Жуковским. Брат Перовского был известный писатель Антон Погорельский, его племянником был поэт граф А. К. Толстой. Наконец, в эти годы в Оренбургском крае находилось много польских ссыльных, среди них были Томаш Зан — известный друг А. Мицкевича, основавший Оренбургский музей; талантливый И. В. Виткевич, в то время работавший в Оренбургской Пограничной Комиссии. Впоследствии ему суждено было играть видную роль в качестве тайного агента правительства при афганском эмире Дост-Мухаммеде.

Помимо всего этого, политику Перовского поддерживали влиятельные круги в Петербурге, в частности, его поддерживал председатель Азиатского Департамента К. К Родофиникин, с которым он был повседневно связан.

Существование разногласий между Оренбургским и ЗападноСибирским губернаторами по вопросу об отношении к восставшим казахам и о методах проведения колониальной политики в Казахстане не раз отмечалось исследователями. Один из активных проводников царской колониальной политики в Средней Азии Туркестанский генералгубернатор Романовский писал: «С самого почти начала своего подданства России киргизы были разделены в отношении управления и представлены в ведение генерал-губернаторов Сибирского и

172

Оренбургского. Эти два независимых друг от друга начальника не всегда согласовались о своих видах как по вопросу наилучшего способа управления киргизами, так и вообще по вопросу ведения дел в степи. Нередко случалось, что взгляды их на то и другое были прямо противоположны».

Надо сказать, что в связи с восстанием Кенесары между Перовским и Горчаковым происходила ожесточенная полемика, временами доходившая до личных столкновений.

После перенесения центра восстания в Младший жуз, Кенесары обратился со специальным письмом к генералу Перовскому: «Я — султан Кенесары,— писал он,— со времени деда моего хана Аблая жил с русскими так дружно, как со своими братьями, но причина, побудившая меня ссориться с

ними, та, что жители Омска и Петропавловска (что на Сибирской Линии) не давали нам спокойствия... Приехав к сей стороне, объявляю, что я никогда не был врагом России, о чем и прошу довести до сведения высшего начальства»

В ответ на это Перовский писал Кенесары: «Из доставленных ко мне председателем Пограничной Комиссии генерал-майором Генсом писем Ваших к нему я с удовольствием видел, что Вы изъявляли готовность предстать пред начальством и оправдать себя в невинности, что хотите повиноваться начальству и что желали бы видеться с генералом Генсом, имея много просьб... я поручил генералу Генсу указать Вам места для вашего кочевания и узнать о ваших просьбах, какие Вы имеете, чтобы сделать Вам удовлетворение».

Поверив в искренность желания Кенесары сблизиться с царской Россией и стать под ее покровительство, Перовский решил вести с ним переговоры. В этот период ни Кенесары, ни Перовский не знали, какими путями будет урегулирован возникший конфликт. Пока намечались лишь первые пути к мирному разрешению споров. Кенесары желал добиться прекращения грабежей, совершаемых карательными отрядами, возвращения отобранных земель и договориться об условиях протектората России над казахами. От того, как будут разрешены эти жизненно важные вопросы, зависело установление дальнейших отношений Кенесары с властями. Первое обращение Кенесары к властям было воспринято в Оренбурге весьма благожелательно. Об этом свидетельствует переписка Перовского и Генса с центром. Так, Гене писал коллежскому советнику Ларионову: «Начальство Западной Сибири в распоряжениях своих касательно киргизов руководствуется ка- ким-то духом ненависти к этому народу и поэтому склонно к мерам насильственным, направленным часто против имущества ордынцев и не всегда основанным на строгой справедливости».

В. А. Перовский решил взять Кенесары под свое покровительство. Письмо Кенесары он отправил военному министру Чернышеву и вице-канцлеру Нессельроде, прося их об исходатайствовании Кенесары высочайшего

173

помилования. «Из приложенного при этом письма мятежного султана Кенесары Касымова,— писал он,— Ваше сиятельство может усмотреть, что он безусловно ищет милости Его Величества и желает покориться установленным властям, если только на него будет распространена милость Государя» '.

Вконце письма Перовский указывал, как на причину недовольства казахов

иволнений в степи,— на притеснения казахов сибирскими властями. Он просил государя потребовать от генерал-губернатора Западной Сибири Горчакова прекратить вмешательство в дела кочевавших в Оренбургской губернии казахов. Военное Министерство поставило об этом письме в известность Горчакова, и тот, оскорбленный, немедленно ответил Перовскому: «В число моих желаний отнюдь никогда не входило вмешательство в управление племенами киргиз-кайсаков Оренбургского ведомства. Все мои стремления клонятся лишь к одной цели — оберегать пределы моего генерал-губернаторства от вторжения хищнических шаек, т. е. от Кенесары Касымова, мятеж которого тем опаснее, что свое грабительство султан прикрывает политической маской, обещая кайсакам возвращение их былой вольности. Оттого-то он имеет в киргизских степях

столько сподвижников, обольщенных не одной выгодой легкой наживы, но и мечтой о восстановлении их древней независимости»2. В начале 1840 года Кенесары получил амнистию; возвращены были из плена его родственники во главе с его дядей Карачевым. Но вопрос о характере протектората России над казахами оставался нерешенным. Надеясь на мирное разрешение этого вопроса, Кенесары прекратил всякое вооруженное сопротивление в Оренбургском крае.

После перемирия Западно-Сибирский генерал-губернатор Горчаков, озлобленный поведением Перовского, не прекращал вооруженные нападения на подведомственные Кенесары аулы. Одновременно Горчаков жаловался военному министру Чернышеву, что Кенесары только внешне покорился, а в действительности усиливает свои «хищнические действия». В одном из своих писем Горчаков снова писал Перовскому: «Удалите Кенесары от границы Сибирской, или же предоставьте мне наказывать его самого и его сообщников в самом гнездилище их».

Поддерживая дружественные отношения с Кенесары, Перовский не допускал мысли о том, чтобы тот мог снова нарушить «верноподданническую присягу», тем более, что на Оренбургской Линии все было спокойно. Перовский незамедлительно ответил Горчакову: «Решительно же заключения о виновности султана произвести не могу, так как между войсками Оренбургского ведомства он никаких возмущений не производит, сведения же об его участии в грабежах основаны только на показаниях нескольких кайсаков, которые едва ли могут служить непреложными уликами.

Председатель Оренбургской Пограничной Комиссии	обратился	со
специальным письмом к Кенесары, в котором требовал	сообщить	—

174