Цель – создание бесклассового общества, не имеющего государственности

Давайте теперь ненадолго остановимся на цели и результате всех этих социальных перемен. Когда пролетариат берет средства производства в свои руки, говорил Энгельс, когда он «кладет конец себе как пролетариату, он кладет конец классовым различиям и классовым антагонизмам, он кладет конец также и государству как государству... Первый акт, когда государство действительно выступает как представитель общества в целом, — захват средств производства во имя общества — есть в то же время его последний независимый акт как государства» (89:410). С этого момента государство действительно должно «автоматически отмирать». Государство, как понимают его Маркс и Энгельс, является

163

не более чем инструментом, с помощью которого один класс осуществляет контроль над другими. Следовательно, в бесклассовом обществе государство по определению является устаревшим.

Какой необычайно оптимистичный взгляд на человека! Даже такой страстный поборник демократии, как Томас Пейн, никогда не считал, что человек так совершенен, что может жить без государства. Однако в этой картине есть один изъян. Готов ли человек сразу играть отведенную ему роль в описанном золотом веке? Маркс указывал, что нет, не готов, ибо он должен принять руководство или даже диктатуру партии. Каков же тогда тот процесс, в результате которого человек воспитывается до уровня «чуть пониже ангелов», что позволяет государству отмереть? Если человек предназначен для того, чтобы стать частью «машины для изменения общества», как отметил Стефан Спендер (97), что нужно сделать, чтобы превратить его в богоподобное свободное существо, которое, очевидно, представляет себе Маркс? Как Маркс, так и Энгельс очень мало что говорят по этому поводу. Они настаивают на неизбежности золотого века, но не очень конкретны насчет того, как такое положение будет достигнуто после захвата власти. Как мы увидим позднее, у их последователей тоже были трудности с конкретной реализацией золотого века. В реальности тот факт, что советское государство пока не подавало никаких признаков отмирания, а вместо этого многократно увеличило свою бюрократию и полицейскую машину, не раз ставил апологетов коммунизма в неловкое положение.

Хотя Маркс почти никогда не обращался к проблемам массовой коммуникации, обоснование советской теории прессы основано на том, о чем мы только что говорили. Прежде всего, совершенно очевидно, что марксистское понимание единства и четкое разграничение между добром и злом не позволили бы прессе функционировать в роли «четвертой власти», независимо критикующей правительство или служащей форумом для свободной дискуссии. Коммунистическая пресса скорее

164

понималась бы как инструмент для объяснения доктрины и для проведения политики рабочего класса или боевой партии. Далее, из того, что Маркс писал о материалистическом детерминизме, ясно, что он предполагал контроль над прессой, осуществляемый теми, кто будет владеть оборудованием — печатными станками, бумагой или радиостанциями. До тех пор пока класс капиталистов контролирует это физическое имущество, у рабочего класса никогда не будет справедливого доступа к каналам коммуникации. Чтобы действительно иметь к ним доступ, рабочий класс должен владеть средствами производства массовой коммуникации, поскольку, кик и другие государственные институты, печать — классовый орган. Точно так же Маркс, вероятно, считал, что подлинная свобода печати вообще возможна только в бесклассовом обществе, где рабочий класс захватил материальные средства, обеспечивающие каналы коммуникации, и больше не страшится контроля со стороны владельцев, принадлежащих к буржуазии. Есть все основания полагать, что Маркс действительно ценил такую свободу и хотел, чтобы были созданы условия для «истинной свободы». Наконец, можно предположить, что Маркса и его последователей волновала не столько свобода печати, сколько ее ответственность. Все эти вопросы будут рассмотрены ниже.

Принимая во внимание, что учение Маркса слепо принимается на веру во многих частях света, было бы уместно отметить, что по многим ключевым вопросам его труды не дают полного ответа и его суждения неоднозначны, чтобы не сказать непоследовательны. Такая неоднозначность или непоследовательность главным образом проистекала из двойственного характера его личности, сочетавшей в себе ученого и проповедника. Дело в том, что, даже анализируя исторический процесс и приходя к выводу, что он материалистически детерминирован и неизбежен, он продолжат проповедовать, что, обладая нужным знанием, человек сможет стать хозяином своей судьбы, и, как утверждает Мюллер, «его собственное влияние на современную историю дает яр-

165

чайший образец силы идей и идеалов» (105:312). Говоря об истине, он придерживался релятивистских взглядов и неоднократно подчеркивал классовую обусловленность всякого мышления; тем не менее он настаивал на неоспоримой правоте своей теории исторического развития. По поводу многих доктринальных вопросов, о которых последователи Маркса говорят с убеждением и страстью, сам Маркс не сказал практически ничего, и это относится, например, к использованию массовой коммуникации. Однако с учетом последующего развития событий самым важным упущением Маркса было то, что он не оставил политической теории революции и не объяснил с какой-либо долей конкретности, что такое «диктатура пролетариата». Из-за этого зодчими советского государства пришлось стать Ленину и Сталину.

Сейчас, когда эта рукопись идет в корректуру, приходят сообщения о речи Хрущева в Верховном Совете, в которой он осуждает Сталина. Это знаменательное событие, и немедленно встает вопрос, означает ли оно грядущие решительные изменения в целях и устройстве советского государства. В частности, необходимо задаться вопросом, будет ли эта политика отвергать какие-то существенные элементы советской системы, которые' получили свое развитие во времена правления Сталина и которые мы опишем ниже. Конечно же, мы будем ждать дальнейшего развития событий, но, СУДЯ по всему, основы этого строя останутся нетронутыми. Настрой советской внешней политики изменится, но цели ее останутся прежними. Понятие «одного вождя» в Советском Союзе, вероятно, на какое-то время исчезнет. Люди в Кремле сейчас, кажется, распределяют между собой государственные обязанности и ответственность за принятие решений, и не исключено, что членам партии на более низких ступенях иерархии будет дозволена некоторая степень участия и критики. Будут поощряться некоторые контакты с внешним миром, и, может быть, надзор на какое-то время ослабнет. Все это только признаки и тенденции, и должно пройти несколько лет, прежде чем мы увидим, является ли новая позиция со-

166

ветских вождей просто уловкой или действительно означает изменения. Тем временем приходится исходить из предположения, что основные цели советского государства и сама основа контроля над средствами коммуникации, сложившаяся под влиянием Маркса, Ленина и Сталина, не подлежит изменению. Одним из лучших доказательств в пользу этого предположения является заявление, помещенное в газете «Правда» от 7 июля 1956 года: «Коммунистическая партия была и остается единственным властителем мыслей и чаяний, выразителем, вождем и организатором народа в его всеобщей борьбе за коммунизм». Такой подход показывает, что мы все еще имеем дело с марксистcко-ленинско-сталинской моделью.