§ 6. Образность ономастики и перевод

Определенную сложность для перевода представляют имена собственные, входящие в состав фразеологических оборотов. Вклю­чение имен собственных в состав идиом также асимметрично в разных языках. Приведем лишь некоторые примеры. Так, биб­лейское имя Адам иногда используется в образных словосочета­ниях. В русском языке существуют адамово яблоко, костюм Ада­ма и Евы. Во французском языке Анри Ван Ов нашел и описал тринадцать образных словосочетаний с этим именем, а в англий­ском — двадцать. В русском языке таких выражений всего три, из них совпадают с английским и французским и оказываются пол­ными эквивалентами лишь два:

Адамово яблоко — Adam's apple — ротте d'Adam

Костюм Адама и Евы — Adam and Eve's togs — costume d'Adam.

В двух языках, английском и французском, из тринадцати возможных совпадают, иногда частично, лишь пять:

Adam's apple — la ротте d'Adam — Адамово яблоко Adam and Eve's togs — le costume d'Adam — костюм Адама и Евы Adam's fig — le figuier d'Adam (райское дерево} Not to know from Adam — ne connaitre т d'Eve ni d'Adam (не знать ни о чем, букв, ни об Адаме, ни о Еве)

Old Adam — le vieil Adam (старый распутник}'.

Остальные словосочетания, а их оказывается большинство, присущи только одному из языков и соответственно не имеют эквивалентов с тем же именем собственным в другом. Встретив­шись с таким идиоматическим выражением в исходном тексте, переводчик окажется перед выбором: либо применять эквивален- цию и заменять фразеологизм фразеологизмом, но уже на другой образной основе, либо калькировать иностранный оборот, сохра­нив оригинальный образ.

§ 7. Особенности перевода топонимов

Проблему для перевода составляют и так называемые топо­нимы, т.е. географические названия. Образование топонимов в каждом языке — это сложный лингвоисторический процесс, ко­торый не может быть сведен к одной или даже нескольким сло­вообразовательным моделям. В настоящее время никто не заду­мывается над тем, почему по-русски говорят Англия, Испания, Франция, Германия, хотя в языках, функционирующих в этих странах, эти названия звучат иначе. Эти топонимы хорошо извест­ны и могут быть отнесены к разряду так называемых прецизион­ных слов, т.е. слов, имеющих точные эквиваленты и не предпо­лагающих каких бы то ни было трансформаций. Такие слова составляют немногочисленную группу языковых форм.

Русские наименования этих стран позволяют вывести слово­образовательную модель имен женского рода на -ия (суффикс -и, фонематически \-uj\. В самом деле, более половины русских на­званий государств мира строится по этой модели. Считается, что названия стран и других территориальных единиц образуются от названия народностей, например: киргиз — Киргизия. Хотя это не всегда так. Многие названия государств мира образованы в рус­ском языке не от названий народностей, а от названий этих стран на каком-либо языке, т.е. в результате перевода (транс­крипции или транслитерации) с одновременным освоением с помощью суффикса -и, т.е. по стандартной модели. Когда и из какого языка пришло в русский язык название того или иного государства — это вопрос истории языка. Главное в том, что в русском языке словообразовательная модель на -и остается про­дуктивной (ср.: Швамбрания, страна Муравия, Цыгания и пр.). Эта модель оказывается весьма продуктивной и у переводчиков, осо­бенно когда речь идет о неизвестном названии страны, а внеш­няя форма иностранного слова подсказывает модель. Так, в од­ном из устных переводов с румынского языка на русский можно было услышать экзотическое название Скоция как переводческий эквивалент румынского названия Шотландии \Scotia]. В этом же переводе возникло архаичное название Швейцарии — Гельвеция (по-румынски Швейцария до сих пор зовется Helvetia). Из глубо­кой древности вдруг возникло государство Галлия как эквивалент французского названия Le pays de Galles, означающего всего-на­всего Уэльс.

Примеры показывают, что переводчикам следует знать мак­симальное число географических названий, а не конструировать их даже по продуктивным моделям.

Некоторые географические названия могут быть отнесены к категории «ложных друзей переводчика». Их форма обманывает, создавая впечатление простого соответствия. Так, во француз­ском языке есть несколько географических названий, построен­ных по модели словосочетания со словом la Terre (земля}:

la Terre du Nord, la Terre de Feu, les Terres Australes et Antarctiques, la Terre-Neuve.

В русском языке эквивалентами первых трех наименований также являются словосочетания со словом земля:

Северная Земля, Огненная Земля, Южные и Антарктические земли.

Но четвертое наименование — la Terre-Neuve, которое, каза­лось бы, прекрасно соответствует русскому топониму Новая земля, означает совсем иное, а именно Ньюфаундленд. А Новая Земля на­зывается по-французски LaNouvelle-Zemble. Обманывает перевод­чика и форма французского слова La Rhenanie. Суффикс -ie как бы подсказывает, что речь идет о какой-то Ренании, но па самом деле это Рейнская область.

Одни и те же французские лексемы предполагают совершенно различные переводные эквиваленты в русском языке: форма Vienne обозначат столицу Австрии Вену. То же слово с артиклем la Vienne является названием реки и департамента во Франции и по-русски звучит как Вьенна. Французское Valence означает и провинцию в Испании, и город во Франции. В первом случае оно имеет в каче­стве русского эквивалента слово Валенсия, а во втором — Баланс.

Это еще раз подсказывает, что имена собственные есть особые знаки культуры.

Определенную проблему для переводчика представляют то­понимы, не относящиеся к культуре и языку исходного текста, т.е. пришедшие в текст из какого-то «третьего» языка.

Подобно именам людей географические названия нередко приобретают переносные значения и входят в состав фразеологи­ческих оборотов. К счастью, переносные значения некоторых географических названий в ряде европейских языков совпадают, например мифологический Лесбос, библейские Содом и Гоморра и др., что облегчает их перевод. Однако большинство топонимов имеют разные переносные смыслы в разных языках. Это может привести к переводческой ошибке, если переводчик пойдет по пути ложной аналогии и уподобит переносное значение топони­ма в одном языке его значению в другом. Так, топоним Голландия не имеет в русском языке никакого переносного смысла. Во фран­цузском языке он входит в состав образного выражения Je riai que faire d'aller en Hollande (букв. Мне остается лишь отправиться в Голландию), которое функционирует как ответ на щедрые обеща­ния, в которые не верят. Английское выражение с этим топонимом The Dutch have taken Holland означает: Это давнишняя история.

Переводчику приходится быть предельно внимательным при переводе топонимов в переносных значениях, так как даже кон­текст не всегда помогает расшифровать их смысл.

Значительную трудность для понимания представляют геогра­фические названия «третьих» языков, воспроизводимые языком оригинала. Особенно затруднено их восприятие на слух. Достаточ­но вспомнить политические дискуссии по Югославии, проводив­шиеся на разных европейских языках. Узнать названия сербских, хорватских и других деревень и поселков в английских, француз­ских и других устных текстах и соотнести их с теми формами, ко­торые приняты в русском языке, было довольно трудно.

Трудности перевода топонимов делают их приоритетным объектом многих упражнений, нацеленных на подготовку устных переводчиков.

ПЕРЕВОД РЕАЛИЙ

Реалии подразделяются на разные группы. Одной из наибо­лее часто рассматриваемых групп реалий оказываются реалии эт­нографические. Впоросы перевода реалий, принадлежащих именно этой группе, изучаются особенно пристально потому, что предме­ты быта, одежда, кушанья и т.п. в художественном тексте придают высказываниям определенный национальный, региональный или местный колорит, составляющий неотъемлемую часть поэтики.

Переводчики избирают разные способы перевода реалий в зависимости от того, насколько значительную функцию выпол­няет тот или иной знак-реалия для поэтики переводимого текста.

Переводческая перифраза — это использование в переводном тексте дефиниции, определяющей слово, обозначающее реалию в исходном тексте.

Опущение. В словосочетании амосовские печи определение амосовские превращает обозначение предмета, распространенного во многих культурах, в русскую реалию. Определение печей по имени конструктора было, видимо, значимо для русских читателей XIX в. Оно ассоциировалось с определенным внешним видом предмета, что помогало воссоздать картину интерьера, или свидетельствовало о какой-либо конструктивной особенности и оказывалось связан­ным с издаваемым печью гудением. Даже для современного рус­ского читателя определение амосовский мало что говорит. Внима­тельный читатель, стремящийся постичь все смыслы, зашифрован­ные в тексте, и понять, какое значение имеет это определение и какова его текстовая функция, должен будет обратиться к справоч­ной литературе. Переводчик, работающий для английского читате­ля, устраняет эту реалию как малозначимую, исходя, возможно, из того, что определение, если бы оно было введено в текст в виде транскрипции, не помогло более полному воссозданию картины английским читателем. Малопригодны были бы и другие способы перевода. Можно предположить, что в английской культуре ото­пления жилищ аналога данной русской реалии нет, и это устра­няет возможность адаптирующей транспозиции. Переводческая перифраза, возможная после того как переводчик выяснил бы конструктивные особенности данного типа печей, только утяже­лила бы текст.

Таким образом, опущение определения, предпринятое пере­водчиком, несколько снижает когнитивную ценность текста (анг­лийский читатель получает меньше информации о русской куль­туре), но не мешает достижению основной функции художе­ственного текста, а именно поэтической.

БИЛЕТ 22.