1. Трактат л.Бруни «Об искусном переводе» и его значение для теории перевода.

Трактат Л. Бруни «Об искусном переводе».

Типология переводческих ошибок

Имя итальянского гуманиста конца XIV — начала XV в. Лео­нардо Бруни (1374—1444), канцлера Флорентийской республики, автора 12-томной «Истории Флоренции», а также книг «Жизнь Данте» и «Жизнь Петрарки», достаточно хорошо известно в исто­рии перевода. Иногда его называют Леонардо Аретино или Лео­нардо Бруии Аретино, так как он родился в городе Ареццо. Перу Бруни принадлежит один из первых трактатов о переводе — «De interpretatione recta», написанный в 1420 г. на латинском языке.

Начало эпохи Возрождения некоторые исследователи свя­зывают с повышенным интересом к древнегреческому языку и к античной культуре, развившимся в Италии в период правления одного из последних византийских императоров династии Палео- логов Иоанна VTII. Император стремился передать то, что еще оставалось от Византийской империи, под покровительство Церк­ви и Запада. Благодаря контактам с византийскими эрудитами, установленным на Флорентийском соборе в 1438 г., в Италии на­чинается так называемая «гуманистическая грекомания»². По и до Флорентийского собора, с самого начала XV в. в Италии заме­тен интерес к античной литературе. Леонардо Бруни изучал рито­рику и право во Флорентийском университете. Византийский ученый Мануил Хризолор обучил его греческому языку и привил интерес к греческой литературе. Имея возможность читать древ­негреческих авторов в подлиннике и сравнивать оригинальные тексты с текстами многочисленных переводов, он обнаружил множество неточностей и искажений в латинских переводах, в частности в переводах трудов Платона и Аристотеля. Бруни пред­принял попытку сделать новые переводы произведений этих авто­ров на латинский язык. Он переводит Платона («Федон» и «Гор- гий» в 1405 г.), Аристотеля («Никомахова этика» в 1417 г.), а также работы многих других греческих авторов, в частности Плутарха, Ксенофонта и др. О его переводе речи Василия Кесарийского Поджо Браччолини отозвался как о замечательном произведении «такой дивной красоты слога, что она кажется не переводом, а его собственным сочинением».

В трактате, написанном под впечатлением от чтения иско­верканных переводчиком классических текстов, Бруни, однако, не только подверг критике многие переводы произведений ан­тичных авторов, но и сформулировал некоторые принципы пра­вильного, искусного, по его мнению, перевода. Он показывает, какие изъяны обнаруживаются в работе переводчика — это либо плохое понимание того, что следует перевести, либо неверное из­ложение, либо пренебрежение гармонией и изяществом текста. Причины этих изъянов Бруни видит в недостаточной образован­ности переводчика и в отсутствии у него литературного таланта. Бруни, по сути дела, предпринимает попытку представить перевод в виде двусторонней деятельности. Он отдельно рассматривает понимание оригинального речевого произведения (герменевти­ческий аспект перевода) и порождение нового речевого произведе­ния на языке перевода (аспект переводческой реконструкции).

Основываясь на собственном переводческом опыте и на ана­лизе ранее существовавших переводов, в 1420 г. он и написал трактат «Об искусном переводе», в котором подверг критике многие переводы античных авторов и сформулировал некоторые принципы правильного, по его мнению, перевода. Трактат носит отчетливо выраженный критический характер. Бруни гневно об­рушивается на переводчиков, позволяющих себе искажать текст оригинала.

Первый и самый главный «грех» переводчиков — слабое зна­ние языков. Совершенное владение обоими языками, т.е. не только языком оригинала, но и языком перевода, — основное требование к переводчику. «Вся эффективность перевода, — ут­верждает Бруни, — состоит в следующем: то, что было написано на одном языке, должно быть правильно переведено на другой язык. Однако никто не может это сделать правильно, не обладая многообразным и основательным знанием того и другого языка»². Говоря о необходимости знания языка оригинала и языка перево­да, Бруни, по сути дела, предпринимает попытку представить пе­ревод в виде двусторонней деятельности, а именно понимания оригинального речевого произведения (герменевтический аспект перевода) и порождения нового речевого произведения на языке перевода (аспект переводческой реконструкции)..

Анализируя подробно неудачные и неумелые переводческие решения, которые и побудили его написать трактат о переводе, Бруни последовательно отделяет герменевтический аспект от ас­пекта реконструкции.

Но чтение произведений выдающихся писателей необходимо не только для развития эрудиции. Бруни приводит ряд примеров, которыми демонстрирует собственно лингвистическую сторону данной рекомендации. Интересно, что примеры он приводит из латинского, а не греческого, как следовало ожидать, языка. По­этому одни и те же примеры он приводит и тогда, когда пишет о понимании, и тогда, когда рассматривает проблемы переводческой реконструкции.

Одной из самых интересных особенностей трактата является именно то, что Бруни, пожалуй, впервые попытался подойти к проблеме верности перевода и буквализма с научных позиций.

Таким образом, Бруни обращает внимание на фразеологию, т.е. на те случаи, когда значения последовательностей слов отли­чаются от значений каждого слова, взятого в отдельности. Из этого следует вывод, которого, правда, сам Бруни не делает, что перевод слова словом невозможен. Бруни разделяет, как мы ви­дим, концепцию Цицерона и Иеронима.

Далее Бруни анализирует разные типы лексических оппози­ций. Он начинает с таких пар слов, которые в современной тер­минологии определяются как паронимы. Бруни отмечает, что работы многих греческих авторов изоби­луют образными, «крылатыми» выражениями, заимствованными из произведений предшественников и заключающими в себе оп­ределенные обобщения и скрытый смысл

Таким образом, первое требование к переводчику относится к тому аспекту перевода, который определяется как герменевти­ческий и заключается в полном понимании системы смыслов оригинального текста.

Второе требование касается порождения текста на языке пе­ревода. Бруни настаивает на том, что переводчик «должен владеть языком, на который он хочет переводить, так хорошо, чтобы не­которым образом господствовать в нем и иметь его весь в своей власти. Так, чтобы, подыскивая при переводе соответствующее слово, он не уподоблялся бы нищему в поисках подаяния и не прибегал бы к заимствованию или не оставлял бы слово на гре­ческом языке из-за незнания латинского языка, он должен точно знать смысл и природу слов, чтобы не говорить modicus вместо parvus, iuventus вместо iuventa, fortitude вместо robor, be Hum вместо prelium, urbs вместо civitas. Переводчик «не должен быть несведущим в общепри­нятых нормах речи, используемых лучшими писателями. Таким образом, Бруни призывает переводчиков в поиске форм выражения обращаться к лучшим образцам словесности на языке перевода. Именно там могут быть найдены модели для кон­струирования текста перевода, который должен непременно соот­ветствовать общепринятым нормам речи.

К наиболее грубым ошибкам в порождении высказываний на языке перевода, как мы видим, Бруни относит злоупотребление неологизмами, заимствованными из текста оригинала. Критикуя во второй части трактата неумелого переводчика, Бруни доста­точно подробно рассматривает примеры неумелого использова­ния лексики.

Бруни подчеркивает, что не принимает во внимание те ино­странные слова, которые не имеют своих точных эквивалентов в латинском языке. Он прекрасно понимает, что это является объек­тивным фактом асимметрии лексических систем любой пары язы­ков, в том числе и таких, как греческий и латинский. Его возму­щает злоупотребление греческими формами тогда, когда в латин­ском языке имеются точные эквиваленты

Но Бруни интересуют не только лексические аспекты пере­вода. Он обращается к такой категории, как гармония текста, иначе говоря, затрагивает вопросы стилистики. Тем самым значи­тельно расширяется его представление о единице перевода. Бру­ни пишет, что переводчику «необходимо обладать слухом и его [автора] проницательностью, чтобы не погубить и не расстроить того, что было сказано в изысканной и гармоничной манере». Он отмечает, что у каждого автора — своя манера письма, свой стиль, слог. И переводчик должен непременно почувствовать и попытаться передать эту индивидуальность. Бруни приводит при­меры разных стилей известных писателей: Цицерону свойственны величественность и многоречивость, Саллюстию — сдержанность и краткость, Ливию — несколько шероховатая велеречивость. Он требует от переводчика следовать стилю автора оригинала

Но есть и еще один аспект перевода, на который Бруни об­ращает внимание, — это ритмический рисунок речевого произве­дения. Автор трактата справедливо отмечает, что очень трудно переводить произведения, которые в оригинале написаны в рит­мической и изысканной манере. Он показывает, как следует пере­водить ритмическую прозу: Таким образом, для Бруни верность перевода заключается в точной передаче не только смысла подлинника, но и его формы, и чем замысловатей эта форма, тем сложнее задача переводчика. Форма же состоит не только в определенном ритмическом ри­сунке. Бруни говорит о необходимости сохранения в переводе всех «украшений» речи. Украшения же он делит на две группы: украшения слов и украшения мыслей. Первые составляют больше трудностей для переводчика, так как построены главным образом на фонетической гармонии слов языка оригинала. Бруни сознает, что при переходе к другому языку подобной гармонии достичь сложно. Что же касается украшений мыслей — образных выраже­ний, фигур речи и прочих риторических приемов, то они обяза­тельно должны быть восприняты переводчиком и сохранены им в переведенном тексте, в противном случае изящный текст ориги­нала превращается в топорный и грубый текст перевода.

Бруни формулирует общее правило хорошего перевода, так сказать, от противного, показывая, какие ошибки в переводе не­допустимы.

БИЛЕТ 7.