13. Социальные элементы психоанализа (1922)

1. «Семейный роман унижения»

Несколько лет назад меня вызвали телеграммой с модного зимнего курорта, чтобы проконсультировать одну юную графиню. Меня это приглашение крайне удивило, так как психоанализ не пользовался интересом у аристократической знати, а также потому, что мой коллега, пожилой приват-доцент хирургии, не доверял нашей науке. Многое прояснилось, когда после прибытия я ознакомился с историей болезни своей пациентки. Графиня, катаясь на санях, сломала ногу и в бессознательном состоянии выкрикивала чудовищные непристойности, причем с тех пор это неоднократно повторялось. «Возможно, это истерия по этиологии Фрейда», — подумал коллега и вызвал меня... В последу ющие дни я зафиксировал анамнез с явно психоаналитической окраской. Пациентка — девятнадцатилетняя красивая особа, избалованная отцом и нежно любимая матерью. Девицей сначала занимался хирург, наложивший гипсовую повязку. При нем она не стеснялась в выражениях, но по отношению ко мне была более сдержанной. С помощью коллеги и родителей я установил, что поведение пациентки давно отличалось некоторыми странностями. При любой возможности она убегала из господских апартаментов в людскую к своей старой няньке. Когда та уволилась и переехала жить в отдаленный от замка дом, пациентка (в возрасте 16—18 лет) вопреки желаниям родителей проводила у нее целые дни, помогала в самых черных работах: мыла полы, кормила скотину и пр. Общество людей своего класса было ей отвратительно, а женихов своего круга она грубовато отвергала. Несколько лет назад она испытала приступ невроза, о чем мне поведала ее мать, а именно: пациентка казалась чем-то подавленной, часто рыдала, но о причинах своего расстройства никому не говорила. Мать взяла ее с собой в Вену, надеясь развлечь дочь, но это не помогло. Однажды ночью, вся в слезах, она пришла в спальню к матери и открыла ей свои горести. Она призналась, что боится быть изнасилованной. Это уже случилось с ней, когда однажды она ехала в экипаже со станции, проводив мать. Во время короткого пути она почувствовала себя плохо, может быть, даже потеряла на какой-то момент сознание, и кучер воспользовался ее состоянием... Но было ли это на самом деле, она не помнит. Когда она пришла в себя, кучер сказал что-то в ее адрес, но что именно, она также не помнит. Мать пыталась ее успокоить, объяснить, что этот страх не имеет оснований, поскольку дело происходило в открытом экипаже, на оживленной сельской трассе. Нервозность пациентки исчезала лишь после неоднократного осмотра ее известными гинекологами, подтвердившими ее девственность.

Размышляя над этим случаем, я пришел к выводу, что пациентка находилась в состоянии травматически спровоцированной истерии, а непристойные ругательства как-то связаны с ее деревенскими пристрастиями и фантастическими видениями. Проявления истерии могут быть купированы только средствами психоанализа. Я также предполагал, что пациентка (это подтвердили очевидцы) сама устроила себе перелом ноги, возможно вследствие некой тенденции к самонаказанию. Позднее я узнал, что пациентка вместо рекомендованной психотерапии провела санаторный курс лечения ноги, активно интересовалась хирургией, была санитаркой во время войны и, несмотря на возражения родителей, вышла замуж за хирурга-еврея. Я не смог проанализировать все пробелы в истории ее болезни, исходя из опыта психоанализа, однако вправе заявить, что это несомненно явление «поворота» невротического семейного романа, т.е. «романа унижения».

Для семейных романов невротиков характерны фантазии величия, превосходящего ранг родителей. Из скромного бюргерства и бедноты они попадают в среду знати и даже в королевские приближенные. Психоаналитические исследования мифов, проведенные О. Ранком, демонстрируют аналогичные семейные романы в известных героических мифах (Моисей, Эдип, Ромул и Рем и др.). Эти герои, происходящие от благородных родителей, будучи изгоями, воспитывались в семьях бедняков или даже зверями, пока не достигли высокого положения. По Ранку, звериные, как и деревенские, родичи — воспитатели, с одной стороны, так и благородные с другой, являются дублерами образа родителей.

В отличие от мифов, где «примитивные» родители обычно уступают место патрициям, моя невротичка стремилась в обратном направлении — к примитивному миру. Это на первый взгляд странное желание отнюдь не единично. Известны истории о детях, предпочитавших жизнь среди крестьян и слуг, а не с богатыми утонченными родственниками. Нередки рассказы о детях, стремящихся к цыганскому образу жизни или к жизни среди зверей, даже подражая им. Все эти случаи суть откровенная жизнь в любви (иногда инцест), привлекающая детей больше титулов и богатства. Известно, что иногда склонность к простому образу жизни, близости к природе становится реальностью. Этому посвящены сюжеты рассказов о мезальянсе графинь с кучерами или шоферами, принцесс с цыганами, что свидетельствует об определенном общественном интересе к подобным сюжетам.