Ценности «потерянного поколения»

Место «фальшивых» ценностей поколения «отцов» в душе «потерянного поколения» неизбежно должно занять что-то другое. Подлинными ценностями представители «потерянного поколения» справедливо считают простые земные радости, такие, как вкусная еда, здоровый сон, близость с женщиной. Война научила их ценить такие вещи, которые среднестатистическому европейскому интеллектуалу показались бы примитивными.

Война перевернула вековые представления о том, что первостепенно, а что второстепенно. По выражению Ж. П. Сартра, когда «декорации рушатся, …мы обретаем ясность, лишенную всякой надежды» (Ж. П. Сартр, «Объяснение “Постороннего”»). Только непосредственный опыт является для бывших фронтовиков вполне достоверным. Человек, которого мы находим в произведениях Хемингуэя, ощущает мир как бы телесно – на вкус, на запах:

«Мы развернули свертки с едой.

– Курица.

– А вот крутые яйца.

– Соль есть?

– Сначала яйцо, – сказал Билл, – потом курица…

…– Ах, – сказал Билл, обсасывая ножку, – откуда нам это знать? Не нужно задавать вопросы. Короток наш жизненный путь на земле. Будем же наслаждаться, веровать и благодарить.

…Билл жестикулировал, держа куриную ножку в одной руке, а бутылку в другой.

– Насладимся благословенными дарами. Попользуемся птицами небесными. Попользуемся плодами виноградных лоз.

Билл сделал большой глоток.

– Попользуйся, брат мой. – Он передал мне бутылку. – Отгоним сомнения. Не будем рыться обезьяньими руками в священных тайнах курятника» (Э. Хемингуэй, «Фиеста»).

Герой романа «Прощай, оружие!» с аппетитом обедает в то время, как его возлюбленная умирает в родовых муках:

«Я съел яичницу с ветчиной и выпил пиво. Яичницу с ветчиной подали в круглом судочке – внизу была ветчина, а сверху яичница. Она была очень горячая, и первый кусок мне пришлось запить пивом, чтобы остудить рот. Я был голоден и заказал еще. Я выпил несколько стаканов пива».

В романе Э. М. Ремарка «На Западном фронте без перемен» солдаты спешат воспользоваться радостями жизни, пока эту жизнь у них не отняли:

«Мы стоим в девяти километрах от передовой.… Наши желудки набиты фасолью с мясом, и все мы ходим сытые и довольные. Даже на ужин каждому досталось по полному котелку; сверх того мы получаем двойную порцию хлеба и колбасы, – словом, живем неплохо. Такого с нами давненько уже не случалось... А ведь, собственно говоря, все это нам вовсе не положено… Нам просто повезло. Две недели назад нас отправили на передовую, сменять другую часть. На нашем участке было довольно спокойно, поэтому ко дню нашего возвращения каптенармус получил довольствие по обычной раскладке и распорядился варить на роту в сто пятьдесят человек. Но как раз в последний день англичане… так долго били… по нашим окопам, что мы понесли тяжелые потери, и с передовой вернулось только восемьдесят человек».

Таких примеров в текстах писателей «потерянного поколения» множество. С точки зрения более старшего поколения или с позиции человека, не побывавшего на войне, их поведение – верх цинизма и попрание всех норм приличия. Но в том-то и дело, что такие понятия, как «приличие», «норма», «авторитет», в глазах «потерянного поколения» утратили всякую цену.

Только те ценности, которые выдержали проверку войной, являются подлинными. Для «потерянного поколения» это (помимо естественных жизненных потребностей, таких, как еда, сон, секс, естественные отправления) – дружба и любовь. В произведениях Э. М. Ремарка огромную роль играет тема фронтового братства. В романе «На Западном фронте без перемен» местоимение «я» употребляется едва ли не реже, чем «мы». «Я» появляется тогда, когда герой остро чувствует свое одиночество, оторванность от мира: во время боя, когда Пауль Боймер затерялся на «ничейной» полосе, или во время побывки дома, когда он не может найти общий язык ни с кем из тех, кто не побывал на фронте. У Ф. С. Фицджеральда в «Великом Гэтсби» Ник Каррауэй – единственный человек, с которым смог подружиться Джей Гэтсби, и основой для их дружбы становится опыт, пережитый на войне:

«Во время короткого затишья мужчина вдруг посмотрел на меня и улыбнулся.

– Мне ваше лицо знакомо, – сказал он приветливо. – Вы случайно не в Третьей дивизии служили во время войны?

– Ну как же, конечно. В Девятом пулеметном батальоне.

– А я – в Седьмом пехотном полку, вплоть до мобилизации в июне тысяча девятьсот восемнадцатого года. Недаром у меня все время такое чувство, будто мы уже где-то встречались».

Еще одна очень хрупкая, почти эфемерная драгоценность в мире «потерянного поколения» – любовь. Верно то, что эти люди стараются ни к кому не привязываться, а если любовь все же настигает, то у этого чувства изначально есть привкус обреченности. Медсестре Кэтрин Баркли («Прощай, оружие!») кажется, что с ними «случится все самое ужасное». Она верит, что умрет в дождь, – так и происходит. В рассказе Хемингуэя «В чужой стране» («The Strange Country», 1927) есть такой диалог:

« – Человек не должен жениться…

– Но почему человек не должен жениться?

– Нельзя ему жениться, нельзя! – сказал он сердито. – Если уж человеку суждено все терять, он не должен еще и это ставить на карту. Он должен найти то, чего нельзя потерять.

Майор говорил раздраженно и озлобленно и смотрел в одну точку прямо перед собой.

– Но почему же он непременно должен потерять?

– Потеряет, - сказал майор».

В то же время Хемингуэй – это писатель, который дал, возможно, самое прекрасное и чистое в литературе двадцатого столетия изображение любви:

«Порой мужчине хочется побыть одному и женщине тоже хочется побыть одной, и каждому обидно чувствовать это в другом, если они любят друг друга. Но у нас этого никогда не случалось. Мы умели чувствовать, что мы одни, когда были вместе, одни среди всех остальных. Так со мной было в первый раз. Я знал многих женщин, но всегда оставался одиноким, бывая с ними, а это — худшее одиночество. Но тут мы никогда не ощущали одиночества и никогда не ощущали страха, когда были вместе».

Любовь – это последнее убежище от жестокости мира, дарованное человеку:

«…Ведь мы с тобой только вдвоем против всех остальных в мире. Если что-нибудь встанет между нами, мы пропали, они нас схватят» («Прощай, оружие!»).