33 В России место утверждения законов — Сенат.

34 Радищев. Путешествие. Нем. Перевод, стр. 78.

³⁵ Corpus Jur. Can. Decreti Prima Pars, C.2 Dist. IV.

³⁶ Ориу. Принципы. Стр. 17. См. также: Пертиле. История итальянского права, том 5, Рим, 1896, стр. 307 и далее. Пертиле, однако, рассматривает менее интересный случай, когда законы вследствие распадения той государственной структуры, в которой они возникли, получают значение и роль права, основанного на навыках; иными словами, тут речь идет о том, что законы исчезнувшего государственного порядка продолжают существовать и при заменившем его новом порядке в качестве привычного права. Ориу же как раз анализирует положение, при котором законы, продолжающие таковыми считаться и как таковые действовать, со временем вследствие долгого существования превращаются в привычное право, что означает, что устранение таких законов, глубоко укорененных в правовой традиции страны, вследствие революции или радикальной реформы, представляет собой не только отмену законов как таковых, но одновременно и насильственное устранение привычно-правовой традиции.

Глава 2 александр I

Реакция при Павле 1. — Конституционные тенденции при Александре 1. — Мордвинов.

Царствование сына императрицы Екатерины, Павла I, подтверждает, что мысли Екатерины о проблемах правового порядка действительно имеют большое не только теоретическое, но и практическое значение. Эпоху Павла I можно определить как время радикальной реакции. Павел был убежден в патриархальной безграничности своей власти. Он старался все регламентировать, установить правила для образа жизни и даже для речи своих подданных, а нарушение этих правил вело к строжайшим наказаниям. Он не считал себя обязанным уважать права своих подданных. Чтобы привести наиболее яркий пример, скажем о том, как он указом отменил 15-ю статью Жалованной Грамоты дворянству, в силу которой дворяне освобождались от телесного наказания. Те же мероприятия его, которые, напротив, были направлены на спасение дворян от разорения (с этой целью Павел создал особый банк), основывались на том, что Валишевский называл «государственной химерой в роли всеобщего провидения»¹. С либеральной точки зрения нужно расценивать как положительный оборот истории тот факт, что эта эпоха реакции окончилась сравнительно быстро благодаря насильственному устранению Павла и что на престол взошел Александр I, унаследовавший от бабушки Екатерины либеральные идеи, которые объяснялись и излагались ему, когда он был еще юношей.

По выражению Карамзина, в отношении абсолютной монархии Павел достиг того же, чего добились якобинцы в отношении республики: он сделал ненавистным злоупотребление неограниченной властью². Естественно, что поэтому внимание окружения Александра I, а также и его собственный интерес, обратились к проблемам конституции. Александр I занимался этим вопросом еще до восшествия на престол и даже еще при жизни Екатерины. В письме от 10 мая 1796 года графу Кочубею, то есть в письме, написанном за шесть месяцев до смерти Екатерины, где он жаловался на беспорядок, царящий во всех государственных делах, Александр спрашивает: «...возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправить укоренившиеся в нем злоупотребления?»³

Известно, что в России проблема конституции не была решена при Александре I, хотя в его царствование и были набросаны многочисленные конституционные проекты. О конституционном проекте Сперанского я расскажу в главе, посвященной этому государственному деятелю. Я также упомяну в дальнейшем о проекте Новосильцева. Здесь же я хотел бы указать на те планы, которые возникли непосредственно после воцарения Александра и в последовавшие за этим годы, которые воплощали в себе либеральные тенденции или, во всяком случае, были связаны с либерализмом, хотя эти планы и нельзя определить как конституционные проекты в подлинном смысле этого слова.

Прежде всего, предполагалось вместе с манифестом по поводу коронования издать торжественное подтверждение основных прав подданных. Следовательно, речь шла не о конституционных институтах и не о создании конституционного строя, а всего лишь о своего рода «декларации прав»⁴.

В этой декларации отражаются некоторые основные принципы либерализма: в ней указывается на необходимость ясных законов, которые обеспечивали бы неприкосновенность личности и частной собственности и одновременно смягчали бы уголовное право. В дальнейших статьях вновь торжественно подтверждается либеральное законодательство Екатерины и в первую очередь ее Жалованной Грамоты, а также восстанавливается то, что было отменено Павлом I. Вообще основная тенденция проекта декларации и состоит именно в возврате к законодательству Екатерины и к духу ее царствования. Это вполне естественно, поскольку сама идея грамоты исходила от графа Воронцова, старого либерала Екатерининской эпохи. По его мнению, законодательство Екатерины содержит ряд постановлений, в которых отражаются принципы либерализма. Он объясняет, что однако до сих пор постановления эти почти не принимались во внимание и поэтому чрезвычайно важно подтвердить их вновь и придать им таким образом новое значение. Воронцов подчеркивает в своих заметках, сопровождающих отдельные статьи (заметки к статьям 4, 5 и 6), что гарантии промышленности и торговли, свободного предпринимательства и частной собственности не представляют собой ничего нового. Мы их находим в инструкции Екатерины, а также в ее законах. Однако до сих пор «они не могли оказывать большего влияния на действительность чем прекрасные сентенции Сократа, Марка Аврелия, Цицерона и многих других...» Для того чтобы стать действенными, они должны были войти в состав Жалованной Грамоты. Но декларация должна не только подтвердить вновь либеральные постановления предыдущего законодательства, она должна к тому же принять либеральные принципы, которые можно перенять из законодательств других государств, учитывая при этом особенности России.

Такая склонность к принятию иностранного права, особенно либеральных постановлений заграничных законов, часто встречается у старых государственных деятелей Екатерининской эпохи. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, как широко сама Екатерина черпала у Монтескье и из других иностранных источников. В пользу принятия иностранного права высказывался граф Завадовский, которого Александр I поставил во главе законодательной комиссии. Он писал об этом в записке, составленной в апреле 1802 года, которая вообще представляет собой большой интерес⁵.

В 1804 году Розенкампфу, секретарю законодательной комиссии, которая именно в этом году была вновь организована, была поручена разработка проекта основных законов Российского государства. Проект этот содержит некоторые постановления, подчеркивающие либеральные принципы неприкосновенности личности и собственности (п. 35), и свободы частной инициативы (п. 46). Кроме того, в согласии с идеями либерализма проводится четкая граница между казной и частной собственностью монарха (п.п. 119, 121). Напротив, в проекте нет никаких постановлений, которыми давалась бы политическая свобода. Проект также никак не указывает на возможность возникновения хотя бы даже совещательного народного представительства. Напротив, в п. 11 подчеркивается, что не только вся исполнительная, но и вся законодательная власть сосредоточена в руках монарха. Макаров справедливо указывает на то, что этот проект не представляет собой проект конституции, а просто — проект основных законов абсолютной монархии⁶. Этот проект тоже не был утвержден.

Вообще, что касается осуществления либеральных принципов, надо сказать, что во время царствования Александра I было достигнуто если не слишком мало, то во всяком случае значительно меньше, чем можно было ожидать. Наверное, с одной стороны, это можно объяснить войной с Наполеоном, а с другой стороны, тем, что большой политический талант Александра I проявлялся в первую очередь во внешней политике, а не в области внутриполитических дел, которые были ему явно более чужды, чем дипломатическая деятельность. Кроме того, нужно принимать во внимание внутриполитическое развитие, которое я буду рассматривать в конце этого отдела. Итак, эпоха Александра I в первую очередь остается эпохой распространения в России либеральных идей, временем постепенного созревания либерального сознания высших сословий.

Поэтому главной моей темой в этом отделе будет именно изучение идей и убеждений некоторых значительных представителей либерального направления. Отдельные важнейшие законы и мероприятия, которые представляют собой вклад в дело осуществления либеральных принципов, будут упомянуты в первой части этой работы лишь в той мере, в какой они связаны с теоретическим развитием либеральной программы.

* * *

Одним из самых значительных представителей либерализма в России был Н.С. Мордвинов (родившийся в 1754 году). После восшествия на престол Екатерины он воспитывался при дворе вместе с наследником престола Павлом. По желанию великого князя Павла в 1774 его послали в Англию с поручением изучить корабельное дело. Он провел в Англии три года, за это время он участвовал во многих морских путешествиях, в том числе посетил и Америку. Его биограф Иконников пишет: «Но пребывание в Англии имело и другое важное значение для Мордвинова: он проникся там духом английской науки и уважением к учреждениям этой страны»⁷.

Как раз во время его пребывания в Англии появилось произведение Адама Смита под названием «Исследование свойств и причин богатства народов» (в 1776 г.). Влияние этого произведения на взгляды Мордвинова в отношении финансовых вопросов проявилось даже в тех записках («Мнениях»), которые он составлял в конце своей долгой жизни. Адам Смит стал известен в России еще до этого. В 1761 году в Глазго, где он тогда преподавал моральную философию, приехали два студента московского университета, Десницкий и Третьяков, и оставались там до 1767 г.⁸ Впоследствии Десницкий стал профессором юридического факультета московского университета. По мнению Каркунова, он был совершенно независим от своего английского учителя в выборе проблем, которыми занимался. Напротив, он был обязан Смиту своим общим направлением в подходе к своему предмету. Прежде всего, следует напомнить о его отрицательном отношении ко всем абстрактным, рационалистическим учениям, которые преобладали в русских школах в то время. Кроме того, известно, что среди учеников Смита был и князь Дашков, что теории Смита были предметом лекций, которые читал при дворе Шторх, член Академии наук, что профессор Балугьянский читал лекции об этих теориях⁹, и что правительство само финансировало перевод главного произведения Смита. (Переводчик Политковский получил за это из государственной казны пять тысяч рублей). Выдержки из этого перевода неоднократно публиковались в официальном журнале министерства внутренних дел — «Санктпетербургский журнал».

В том же журнале публиковались выдержки из произведений Бентама, Бэкона, Фергюсона и других¹⁰. Бентам пользовался особенным уважением. В 1805 и 1806 годах по приказанию императора Александра появились два тома Бентама в русском переводе. К первым почитателям Бентама в России принадлежал Мордвинов, который, между прочим, был знаком с братом Иеремии Бентама, Самуилом. Мордвинов начал свою бюрократическую карьеру в управлении черноморского флота под начальством Потемкина, а Самуил Бентам как раз в это время был управляющим потемкинских поместий в Белоруссии. Иконников считает, что в правительственных кругах только Мордвинов может считаться подлинным поклонником Бентама. На это надо возразить, что Бентам был в России широко читаемым автором. О распространении его идей заботился, в первую очередь, Дюмон, переводчик произведений Бентама на французский язык. С этой целью он неоднократно приезжал в Россию. В Петербург он впервые приехал вероятно в 1802 году. В 1808 он сообщал, что в Петербурге было продано столько же экземпляров произведения Бентама (наверное, в переводе), сколько и в Лондоне. Пушкин в «Евгении Онегине» тоже подтверждает, что в России Бентам, Сэй и Смит принадлежали к модным авторам.

У Мордвинова были личные отношения не только с Бентамом, но и со Смитом и с Сэем, и с целым рядом других западноевропейских ученых. Он посылал французский перевод своего произведения о банках (Réflexion sur les Banques) Ганилю, Сэю, де Набору и Джою. Старался заинтересовать Сперанского идеями Ганиля и посылал ему произведения последнего. Вообще Мордвинов был знаком со многими западноевропейскими произведениями либерального направления. Так, мы знаем, что он переслал Бентаму через его брата Самуила французский перевод книги либерального испанского мыслителя и политического деятеля Гаспара Мельхиора де Ховелланоса «Identité de l’intérêt général avec l’intérét public» (Тождественность личной и общественной пользы). Эта книга была опубликована в Петербурге в 1806 году по приказанию министра внутренних дел князя Кочубея. Там мы находим критику сельской общины и защиту частной собственности на землю и недра, и потому не удивительно желание Кочубея сделать книгу известной русскому читателю.

В царствование Екатерины и Павла официальная деятельность Мордвинова ограничивалась флотом. При Александре I Мордвинов также работал как специалист по делам флота. Однако вскоре его советами стали пользоваться и по целому ряду других вопросов, в частности, к ним прибегал «неофициальный комитет»¹¹ и отдельные члены этого комитета, в первую очередь, Строганов.

На заседании комитета 4 ноября 1801 года граф Строганов заявил, что при рассмотрении крестьянского вопроса многие, особенно господин Лагарп и граф Мордвинов, указали императору на необходимость сделать что-то в пользу крестьян, поскольку их положение крайне печально, так как они лишены «гражданского существования», то есть гражданской свободы и гражданских прав. Говорилось, что это положение можно улучшить лишь постепенным и незаметным образом, а по мнению Мордвинова, первым шагом в этом направлении могло быть предоставление некрепостным крестьянам права на покупку земли¹². Это убеждение Мордвинова и его единомышленников нашло выражение непосредственно в законодательстве: указом от 12 декабря 1801 разрешалось приобретать землю купцам, горожанам и государственным крестьянам¹³.

Мордвинов в высшей степени энергично выступал за предоставление гражданских прав, в первую очередь, права собственности на землю и права ее приобретения, не только дворянству, но и другим сословиям; кроме того, он выступал за упрочение права собственности дворян на землю и за признание правительством неприкосновенности частной собственности. Его стремления выразились, например, в особой записке, которую он представил «непременному совету»¹⁴ по случаю рассмотрения спора между графом Салтыковым и графом Кутайсовым относительно рыбной ловли на берегу Каспийского моря, около устья Эмбы. Вообще мы здесь находим целый ряд высказываний, по которым можно легко составить себе представление о принципиальном подходе Мордвинова к проблеме гражданского строя. Полезно будет вспомнить об этих высказываниях Мордвинова, когда мы перейдем к рассмотрению взглядов Сперанского на вопрос гражданского строя. Мордвинов пишет: «Если рассуждать по одному только отношению к самодержавной власти, конечно, весьма легко решить все дело». И продолжает: «...Неограниченною волею государя воды сии отданы частному человеку; неограниченная воля другого государя, ему равного, может их взять обратно; определить за них вознаграждение большее или меньшее или не определить никакого — зависит от его хотения»¹⁵.

Однако, «лишить собственности... есть взять имение без согласия лица, которое им владеет... есть нарушить первый закон, коим благоустроенное правительство отличается от насильственного» (стр. 39). «Посему, сколько бы исключительное владение каким-либо имением ни оказывалось противным общему благу, не можно для сего его взять в общее употребление... ибо никогда общее благо не зиждется на частном разорении» (стр. 39). «Закон собственности признается в России вообще непоколебимым, следовательно, и собственность гр. Кутайсова должна быть неотъемлема» (стр. 38).

В другой записке он высказывается не менее решительно в пользу частной собственности. Он пишет: «Собственность есть первый камень. Без оной и без твердости прав, ея ограждающих, нет никому надобности ни в законах, ни в отечестве, ни в государстве» (стр. 52). Гарантия собственности в русском праве, особенно после 12 декабря 1801 года, приобрела большее значение, то есть, с «сего знаменитого дня, с которого право владения землями распространено на нижний род людей» (стр. 52).

После создания Государственного совета 1 января 1810 г.¹⁶ Мордвинов стал председателем департамента государственной экономии¹⁷. По его мнению, самым срочным делом было устранение всего того, что препятствовало развитию частного кредита¹⁸, и прежде всего освобождение торговли, которая до сих пор его связывала. Он настаивал на том, что права отдельной личности ни в коем случае не могут подчиняться и приноситься в жертву политическим интересам государства (стр. 91), поскольку подлинное общее благо неотделимо от блага всех отдельных людей. Англия представляет собой лучшее тому доказательство. Своим благополучием она обязана уважению к частной собственности, то есть конкретно к финансовой политике, вследствие которой доход государства происходит не от частного капитала, а только от прибыли, получаемой с этого капитала. Для того чтобы утвердить доверие к казне и распространить убеждение, что государство в своих отношениях с частными лицами не использует своей власти для нарушения их интересов, Мордвинов предлагает погасить внутренние государственные долги¹⁹, а для решения споров между частными лицами и государством ввести особые гражданские суды. Что же касается внешней торговли, Мордвинов в этом вопросе не был обязательным сторонником свободной торговли. Для того чтобы содействовать развитию российской промышленности, он считал необходимым введение защитных таможенных прав²⁰.

Убеждение, что принципы гражданской свободы и частной собственности (то есть признание неприкосновенности собственности частного лица и свободы частной инициативы со стороны государства, а следовательно и соответствующая финансовая или скорее экономическая политика) не могут быть достаточно гарантированы одной только доброй волей монарха, делало его сторонником перехода к конституционным формам правления в России. Насколько я знаю, он нигде не высказал этого так ясно, как сделал это Сперанский (что мы вскоре увидим)²¹. Мордвинов был полностью убежден в том, что России прежде всего нужна политическая свобода. Тот факт, что в те времена народное представительство неизбежно должно было быть представительством дворянства, ни в коей мере его не отпугивал. Напротив, в аристократическом составе народного представительства (а такой его характер должен был стать еще яснее благодаря созданию аристократической высшей палаты) он видел гарантию того, что это народное представительство действительно будет активно и действенно выступать за политические свободы и права, а также за гражданские права и гражданский строй²².

Мордвинов был против внезапного и всеобщего устранения крепостного права; в этом он соглашался со Сперанским²³. В плане освобождения крестьян, который Мордвинов представил в 1818 году и в котором он высказывался за постепенное освобождение, мы читаем: «В природе мы видим, что... тихое и постепенное течение времени дает жизнь, рост и зрелость всему; крутыя же и быстрый события... производят разрушения... Народу, пребывавшему века без сознания гражданской свободы, даровать ее изречением на то воли властителя — возможно, но знание пользоваться ею во благо себе и обществу даровать законоположением — невозможно»²⁴. Он считал, что освобождению крестьян должно предшествовать укрепление гражданского строя в России, что в первую очередь надо создать статус свободного человека и гражданина. Лишь после этого возможно начать думать о постепенном освобождении крепостных, то есть о постепенном предоставлении крестьянам статуса свободного собственника. Укрепление статуса свободного гражданина и гражданского строя вообще возможно лишь посредством политической свободы, через переход России к конституционным государственным формам.

Поэтому для Мордвинова, как и для многих других представителей либерального направления, в то время переход к конституционным государственным формам являлся первой и важнейшей задачей. Об этом пишет Градовский, видящий в таком мировоззрении политическую ошибку. «Еще меньшее число лиц понимало, — пишет он (стр. 246), — что возможность общественного развития России обусловливается предварительным освобождением крестьян. Либеральное большинство времен Александра I добивалось прежде всего политических вольностей для высших классов». Позже, в XX веке, мнение, высказанное Градовским, разделяли как Витте, так и Столыпин, причем последний продолжал так мыслить и после введения конституции. Особенно интересно, что, наоборот, сторонники всеобщего немедленного устранения крепостного права при Александре I (впрочем и при Александре II) считали нежелательным введение конституции в России и высказывались за сохранение самодержавия. Так, Николай Тургенев вспоминает в своей книге, появившейся на французском языке, «Россия и русские» (La Russie et les Russes, том 1, стр. 93), свой спор по этому поводу с Мордвиновым: «Он /Мордвинов/ хотел политической свободы с высшей палатой; он восставал с благородным и горячим самоотвержением против всякого произвола. Я же сочувствовал неограниченной власти, защищая необходимость ея для освобождения страны от чудовищной эксплуатации человека человеком»²⁵. Впоследствии так же высказывались и многие иностранцы, так например, незадолго до освобождения крестьян — в 1861 году — Джон Стюарт Милл.