13. Уложение царя Алексея Михайловича.

С 1845 г. главный источник нашего уголовного законодательства получил название «уложения», его подстатейные цитаты не восходили ранее 1845 г., но при ближайшем рассмотрении его содержания оказывалось, что это Уложение несравненно более походило на свод, чем на кодекс, систематически построенный на едином общем начале. Да и сами его составители так смотрели на свою работу. «Уложение,— говорят они в обозрении работ,— долженствовало быть и есть не что иное, как собрание очищенных, приведенных в порядок и ясность, дополненных и во многом исправленных, но, однако ж, в общем составе и существе своем прежних уголовных наших законов. Оно в некотором смысле занимает среднее место между обыкновенным сводом и тем, что в наше время именуется кодексом законов. Редакторы желали бы иметь право назвать его сводом усовершенствованным».

Таким образом, Уложение 1845 г. входило в общую цепь кодификационных работ, начавшихся с Уложения царя Алексея Михайловича, а затем непрерывно, хотя и бесследно продолжавшихся два столетия и только при императоре Николае I завершившихся изданием Свода законов. Точно так же не разорвана эта преемственная связь с нашим старым правом и с изданием действующего Уголовного уложения, так как, являясь по способу его построения, по его системе действительным «уложением», а не сводом, оно усвоенные им начала заимствует не только из Уложения 1845 г., но и из Свода законов.

Уложение царя Алексея Михайловича[1] было выражением того исторического движения русской жизни, которое началось со времени московских собирателей Русской земли, а в особенности с Иоанна III. Государство и верховная власть выдвигаются на первый план, стушевывается жизнь земщины, общества. Беспорядки и неурядицы безгосударного времени, эпохи «великого шатания земли Русской» не могли остановить общего движения народной жизни. Мало того, эти последние вспышки угасающей самостоятельной жизни земства только доказывали несостоятельность той формы, в которую вылился старый государственный уклад, и, следовательно, служили новому началу, хотя и с отрицательной стороны. С воцарением дома Романовых эта новая форма государственного строя достигла своего почти окончательного выяснения и была уже готова отлиться в законодательные формы, ждала только веления власти. С другой стороны, и сама эпоха умирения земли должна была прежде всего вызвать более точное определение юридических отношений, создание кодекса. Новое Уложение было необходимо уже и потому, что поколебались все основы юридического порядка; своеволие, буйства, разбои и грабежи стали повседневным явлением и требовали напряженной государственной деятельности; права и суда не существовало, надлежало водворить их, восстановить в народном сознании забытое уважение к правосудию, боязнь царского гнева. Как замечает проф. Сергеевич, есть основание думать, что поводом к изданию Уложения послужило челобитье низших разрядов служилых людей, дворян, стольников, посадских и торговых людей, всех тех, которые в эпоху междуцарствия от великой тяготы врознь брели.

Вызванное неурядицами, оставленными в наследство смутным временем ок-репавшему государству, Уложение должно было водворить порядок на Руси, дать суд правый и равный, освободить народ от разорявших его судебных волокит и судейской неправды, установить единство права во всем государстве:

«Чтобы Московского государства всяких чинов людям, от большого и до меньшего чину, суд и расправа была во всяких делах всем равна» или, как говорит подробнее статья 1 главы X, «суд судити и всякую расправу делати всем людям Московского государства, от большого и до меньшего чина в правду; также и приезжих иноземцев, и всяких прибылых людей, которые в Московском государстве будут, тем же судом судити и расправу делати, по государеву указу в правду, а своим вымыслом в судных делах по дружбе и по недружбе ничего ни прибавливати, ни убавливати, а недругу не мстити, и никому ни в чем, ни для чего не наровити, делати всякие государева дела, не стыдяся лица сильных, и избавляти обидящего от руки неправедного». И Уложение стало на высоте его признания. Кому не известна несколько напыщенная, но в главных чертах верная характеристика Уложения, сделанная проф. Морошкиным: «Уложение вечно пребудет первообразом русского законодательного ума, русского гражданского быта и юридического слова: Уложение родовито, как Москва, патриархально, как русский народ, и грозно, как царский гнев»; нельзя не вспомнить, как благоговейно относилась к Уложению Екатерина П. Да и ныне для нас могут служить образцом простота, точность и образность его текста: как далеко оставляет оно за собой и испещренный германизмами слог петровских указов, и витиеватое велеречие законов Екатерины, и канцелярское многописание эпохи Свода и Уложения!

16 июля 1648 г. царь и Дума решили составить Уложенную книгу; предварительные работы были поручены боярам — князьям Одоевскому и Прозоровскому, окольничьему князю Волконскому и дьякам Леонтьеву и Грибоедову[2]; и уже 3 октября началось слушание Уложения на собранном для того Соборе. Со всех концов России были призваны выборные, люди смышленые, коим государево и земское дело было бы за обычай. Уложение им было чтено, и по их челобитью вносились в проект Уложения дополнения и поправки, а затем они закрепили его своими подписями «и указал государь то все уложение написать на список и закрепити тот список... А закрепя то уложение руками, указал государь списати в книгу, а с той книги... напечатать многия книги».

Царь хотел, чтобы «его государства царственное и земское дело с теми со всеми выборными людьми утвердити и на мере поставити, чтобы все те великие дела, по нынешнему его государеву указу и соборному уложению, впредь были ничем нерушимы». Работы Собора окончились, как видно из послесловия к нему, 29 января 7157 г. (1649): «Совершена сия книга... лета 7157 генваря в 29 день»[3], почему и само Уложение обыкновенно датируется 1649 г.[4]

Уложение составилось из разнообразных источников: так, в него вошли постановления судебников Великокняжеского и Царского, указные книги приказов, в особенности Разбойного, и боярские приговоры, а равно иноземное греко-римское право[5]. В предисловии к Уложению говорится: «Которые статьи написаны в правилах св. апостол и св. отец и в градских законах греческих царей, а пристойны те статьи к государственным и к земским делам, и те бы статьи выписать, и чтобы прежних великих государей царей и великих князей российских и отца его государевы указы и боярские приговоры на всякие государственные и земские дела собрать и с старыми судебниками справить. А на которые статьи в прошлых годах прежних государей указу не положено и боярских приговоров не было, и те бы статьи по тому же написати и изложити по его государеву указу общим советом». Кроме этих названных в предисловии источников, сильное влияние на Уложение оказал еще, один источник, упоминаемый в отметках на подлинном свитке Уложения, а именно Литовский статут (3-й редакции 1588 г.), повлиявший в особенности на главы, относящиеся до права государственного и уголовного; так, глава XXII: «За какие вины кому чи-нити смертную казнь и за какие вины не казнити» почти целиком взята из статута[6]; но, однако, эти заимствования делались со значительными изменениями, в особенности вькарательной части постановлений, в виде, например, определения простой смертной казни вместо квалифицированной и т. п. Наконец, многие статьи были составлены на основании существовавших обычаев, а равно и челобитных выборных людей, участвовавших в Соборе.

Уложение заключало в себе постановления по всем отраслям права: в нем перемешаны статьи, относящиеся к законам государственным, финансовым, полицейским, гражданским, судопроизводственным; законы уголовные сосредоточены главным образом в главах I, II, X, XXI и XXII, но они встречаются в отдельности и в других главах[7].

Во взгляде на существо преступных деяний Уложение и отдельные указы этого периода являлись верными представителями окрепнувшего государственного строя. Понятие о преступнике как о земском разорителе, о ведомом лихом человеке, которое стояло на первом плане в судебниках и уставных грамотах, стушевывается. Государево дело — вот преобладающий элемент юридических отношений того времени. Самодержавная власть делается основным, двигающим принципом всей народной жизни, все люди божьи да государевы, а потому неповиновение и противодействие этой всемогущей власти составляют самую выдающуюся черту преступления. Неисполнение всякого царского указа и запрета возводится в разряд важных преступлений, и жестокие наказания назначаются за такие деяния, которые сами по себе не заключают ничего особенно вредного или опасного; так, например, за охоту около Москвы назначается смертная казнь. Не только преступления, направленные против главы государства, против порядка управления, неисполнение царских указов и т. д. получают первенствующую роль, но это значение переносится и на все деяния, которые, хотя и косвенно, свидетельствуют о неуважении к особе царя; таким образом, усиливаются, например, наказания за преступления, совершенные в присутствии государя или на государевом дворе. Точно так же Уложение окончательно закрепляет вмешательство государства в религиозно-нравственную сторону народной жизни: преступления против религии и нравственности, в особенности в отдельных указах эпохи Уложения, получают широкий объем. Поэтому характеристикой понятия преступного деяния, по Уложению, является забвение Божьей заповеди и царского приказа: «а кто забыв страх божий и государево крестное целование», «а кто учинит злодеяние, не бояся Бога и не опасался государския опалы и казни». Самой основой преступности некоторых деяний является указываемое и в тексте закона нарушение правил церковных, постановлений отцов церкви.

В юридическом понятии преступного деяния получает значительное развитие понятие о вине. Уложение различает убийство неумышленное, бесхитростное, от умышленного; различает отдельные виды участия и прикосновенности (X, 198, XXII, 12, 19); степени осуществления злого умысла (X, 202, XXII, 8); дает подробные постановления о необходимой обороне, указывает на крайнюю необходимость, на обстоятельства, увеличивающие и уменьшающие вину, и т. д.

В учении о наказании рядом с понятием о нем как о материальном возмездии появляется представление об утилитарном его значении в простейшей форме устрашения других: «казнити смертью безо всякия пощады, чтобы, на то смотря, иным неповадно было так делать»; «чтобы иные такого беззаконного и скверного дела не делали и от блуда унялися» и т. д.; стремлением к устрашению объясняется и часто встречающийся в Уложении вид уголовной угрозы — «наказати нещадно», «без всякия милости», «без пощады» и т. д.

Наиболее распространенным наказанием, по Уложению, является смертная казнь; хотя, несмотря на ее частое применение, можно сказать, что Уложение сравнительно с одновременными ему западными кодексами представляется мягкосердным, так как оно угрожает главным образом простой смертной казнью и только в пяти случаях назначает смертную казнь квалифицированную. Рядом со смертной казнью стоят в Уложении телесные наказания членовредительные и болезненные, денежные пени и только в исключительных случаях — лишение свободы, ссылка в окраинные города, осрамительные наказания, как выдача головою, и т. д.