3. Политическая власть и необходимость

Понятия власти, принуждения и законности с необходимостью и вза­имосвязанным образом затрагиваются в ходе данного исследования. В чем и почему они являются фундаментальными? Согласно Юму, власть является только субъективной категорией: это не данность, а гипотеза, которая должна быть проверена. Она не является свойством, внутренне присущим индивидам, но проявляется в аспекте, в основном, телеологи­ческом - как способность производить через нее воздействия на людей и вещи. Впрочем, именно через эту способность она в целом определяется. М.Ж.Смит уточняет, что власть - это способность эффективно воздей­ствовать на людей и вещи, прибегая к гамме средств, которые растяги­ваются от убеждения до принуждения. Для Ж.Бетти власть является осо-бойкатегорией общественных взаимоотношений; онавключаетвозмож-ность принуждать других в той или другой системе отношений между индивидами и между группами. Ж.Бетти оказывается тогда последова­телем Макса Вебера, для которого власть является возможностью, дан-

ной действующему лицу внутри определенного социального отношения, управлять им по своей воле.

фактически власть - какими бы ни были формы, обусловливающие ее употребление, - признана в любом человеческом обществе, даже ру­диментарном. В той мере, в какой особенно ее действия это обнаружи­вают, их надлежит принять во внимание до рассмотрения ее аспектов и атрибутов. Власть находится всегда на службе у социальной структуры, которая не может поддерживать себя единственно вмешательством «обы­чая» или закона, своего рода автоматическим соответствием правилам. Люси Мэр с пользой об этом напоминает: «Не существует ни одного общества, где бы правила автоматически уважались». Сверх того, вся­кое общество реализует приблизительное равновесие, оно уязвимо. Ан­тропологи, свободные от предрассудков неподвижности, признают эту потенциальную нестабильность даже в «архаической» среде. Власть име­ет, значит, функцию защиты общества от его собственных слабостей, сохранения его «неизменным», можно бы сказать; и если необходимо, она устраивает согласования, которые не противоречат ее основным принципам. Наконец, начиная с момента, когда социальные отношения выходят за рамки отношений родства, устанавливается между индиви­дами и группами более или менее явное соперничество;кажд£Ш стремит­ся направить действия коллектива в сторону своих особых интересов. Власть (политическая) проявляется вследствие этого как продукт сопер­ничества и как средство его сдерживания.

Эти начальные констатации ведут к первому заключению. Полити­ческая власть внутренне присуща всякому обществу: она заставляет ува­жать основывающие его правила; она его защищает от его собственных несовершенств; она ограничивает внутри него результаты соперничества между индивидами и группами. Именно эти охранительные функции широко рассматриваются. Прибегая к синтетической формуле, можно определить власть как результат необходимости для всякого общест­ва бороться против энтропии, которая ему угрожает беспорядком - как она угрожает всякой системе. Но не нужно из этого делать вывод, что подобная защита прибегает только к одному средству - принуждению -и может быть обеспечена только очень дифференцированным управле­нием. Все механизмы, которые способствуют поддержанию или воссоз­данию внутренней кооперации, также должны быть привлечены к делу и рассмотрены. Ритуалы, церемонии или процедуры, обеспечивающие новое воссоздание общества, периодическое или в определенном случае, являются, так же как суверены и их «бюрократия», инструментами по­нимаемого таким образом политического действия.

44

Политическая антропология

Область политического

45

Если власть подчиняется внутренним детерминизмам, представляю­щим ее в качестве необходимости, которой оказывается подвластно вся­кое общество, она при этом оказывается в не меньшей зависимости от внешней необходимости. Каждое глобальное общество находится в отношении с внешним окружением; оно находится, непосредственно или на дистанции, в связи с другими обществами, которые оно рассматрива­ет как чуждые или враждебные, вредные для своей безопасности и суве­ренности. По отношению к этой угрозе извне оно вынуждено не только организовывать свою защиту и устраивать союзы, но также прослав­лять свое единство, связь и свои отличительные черты. Власть, необхо­димая в силу только что рассмотренных причин внутреннего порядка, обретает форму и укрепляется под давлением внешних опасностей - ре­альных и/или предполагаемых. Власть и связанные с нею символы дают, таким образом, обществу средства утвердить свою внутреннюю связь и выразить свою «персональность», встретить лицом к лицу то, что ему чуждо, и защитить себя. Ф.Г.Саттон в своем исследовании «политиче­ских репрезентаций» подчеркивает значение символов, обеспечиваю­щих отличие по отношению к внешней среде, так же как значение «реп­резентативных» групп и индивидов.

Некоторые обстоятельства хорошо показывают эту двойную систе­му отношений, двойной аспект власти, которая направлена всегда и внутрь, и вовне. Во многих обществах кланового типа, где власть оста­ется родом рассеянной энергии, ряд политических фактов схватывается как путем рассмотрения внешних отношений, так и путем изучения внут­ренних отношений. Иллюстрацию этого случая можно найти у нуеров Восточного Судана. Различные уровни выражения политического фак­та определяются в их обществе прежде всего соответственно природе внешних отношений: контроль противоречий и арбитраж между рода­ми, связанными генеалогической системой, родством или союзом; рег­ламентация противодействия и вражды (касающейся только скота) в рамках отношений между племенами; постоянное недоверие и война против чужаков, не-нуеров, направленная на захват пленных, скота, амбарных запасов. В обществах другого типа двойная направленность власти может выражаться двойной поляризацией. Один пример (африкан­ский, но их много в других местах) конкретизирует эту констатацию. Пример традиционного совета вождей в стране бамилеков, в Западном Камеруне. Там есть две господствующие фигуры: вождь (фо) и первый сановник (квипу), который играет роль военного вождя. Первый пред­стает как фактор единства, хранитель установленного порядка, посред­ник и ходатай перед предками и самыми деятельными божествами. Вто-

рой ориентирован прежде всего на внешнее окружение, он обязан сле­дить за угрозами извне и обеспечивать поддержку военного потенциа­ла. Две власти находятся в некотором роде в соперничестве, играя одна в отношении другой роль противовеса; они составляют два центра по­литической системы. Видно, таким образом, насколько внутренние и вне­шние факторы тесно связаны в вопросе квалификации и организации власти.

Анализ остался бы неполным, если бы не учли третье условие: власть - какой бы диффузной она ни была - вносит асимметрию в область об­щественных отношений. Если бы последние покоились на почве совер­шенной взаимности, общественное равновесие было бы автоматическим и власть была бы обречена на захирение. Но дело обстоит не так; и со­вершенно гомогенное общество, где взаимные отношения между инди­видами и группами исключали бы всякую противоположность и всякий разрыв, кажется невозможным. Власть усиливается вместе с усилением неравенств, которые являются условием ее проявления на том же самом основании, на каком она является условием их поддержания в дейст­вующем состоянии. Таким образом, пример «примитивных» обществ, которые могли быть охарактеризованы как эгалитарные, раскрывает од­новременно всеобщность факта и его самую смягченную форму. Пре­восходство и субординация там устанавливаются соответственно полу, возрасту, генеалогической ситуации, специализации и личным качест­вам. Но именно в обществах, где неравенства и иерархии очевидны -напоминая рудиментарные классы (протоклассы) - схватывается со всей отчетливостью отношение между властью и асимметрией, затрагиваю­щей общественные отношения.

Политическая власть только что была рассмотрена как необходи­мость по отношению к внутреннему порядку, который она поддержива­ет, и в связи с внешними отношениями, которые она контролирует; она была рассмотрена также в отношении к одной из характеристик всех общественных структур: их более или менее акцентированной асиммет­рии, их изменчивому потенциалу неравенства. Теперь надлежит рассмот­реть ее два главных аспекта: сакральность и двусмысленность.

В любых обществах политическая власть никогда не является пол­ностью десакрализованной; и если речь идет о так называемых традици­онных обществах, отношение к сакральному навязывается со своего рода очевидностью. Неброское или явное, сакральное всегда присутствует внутри власти. Через посредничество последней общество воспринима­ется как единство - политическая организация вводит настоящий тота-лизующий принцип - порядок и устойчивость. Власть постигается в иде-

46

Политическая антропология

Область политического

47

ализированной форме как гарант коллективной безопасности и как чи­стое отражение обычая или закона; она ощущается как высшая и прину­дительная ценность; она становится, таким образом, материализацией трансцендентного, заставляющей индивидов и отдельные группы при­нять себя. Можно было бы воспроизвести в отношении власти аргумен­тацию, использовавшуюся Дюркгеймом в его исследовании элемен­тарных форм религиозной жизни. Отношение власти к обществу не яв­ляется существенно отличным от отношения, установившегося, соглас­но ему, между австралийским «тотемом» и кланом. И это отношение, очевидно, нагружено сакральностью. Антропологическая литература остается во многом и иногда безотчетно, родом иллюстрации этого факта.⁹

Двусмысленность власти не менее очевидна. Она появляется как не­обходимость, внутренне присущая всей жизни в обществе, выражает принуждение, оказываемое последним на индивида, и является тем бо^ лее принудительной, что она скрывает в себе частицу священного. Ее способность принуждения, таким образом, велика до такой степени, что может считаться опасной теми, кто должен ее на себе испытывать. Неко­торые общества вследствие этого располагают властью, которая подле­жит ежеминутно ослаблению из-за своих угроз и риска. П.Клястр, когда он излагает «философию власти индейского вождя», показывает подоб­ное ослабление в ходе анализа политической организации нескольких американоиндейских обществ.¹⁰Три предложения резюмируют скрытую теорию последних: власть по своей сущности есть принуждение; ее транс­цендентность составляет для группы смертельный риск; следовательно, вождь, обязан демонстрировать в каждый момент безвредность своей функции.

Власть необходима, но ее нужно держать внутри определенных гра­ниц. Она требует согласия и некоторой взаимности. Эта компенсация представляет совокупность ответственности и обязанностей, очень раз­ных в зависимости от режимов, о которых идет речь: мир и арбитраж, защита обычая и закона, великодушие, процветание стран и людей, со­гласие предков и богов и т.д. В более общем плане можно сказать, что власть должна оправдываться, поддерживая состояние коллективной безопасности и коллективного процветания. Это цена, которую долж­ны платить ее держатели; цена, которая никогда не является оплаченной полностью.

Что касается согласия, то оно включает одновременно принцип: законность, и механизмы: те, которые сдерживают злоупотребления власти. Макс Вебер сделал из законности одну из фундаментальных категорий своей политической социологии. Он отмечал, что никакое господство не удовлетворялось чистой покорностью, оно стремилось преобразовать дисциплину в привязанность к истине, которую оно пред­ставляет-или претендует представлять. Онразработал типологию, раз­личающую типы (идеальные) законного господства: законное господ­ство рационального характера; традиционное господство, базирующее­ся на вере в священный характер традиций и в законность власти, практикуемой соответственно обычаю; харизматическое господство, имеющее эмоциональный характер и предполагающее полную веру в исключительного человека, в его разум и святость, в его героизм, в его образцовость. Вся политическая социология Вебера представляет раз­витие концепции, проведенное исходя из этих трех способов леги­тимации отношения командования и подчинения.¹¹ Она вдохновила теоретическую деятельность некоторых антропологов. Ж.Бетти разли­чает власть - в абсолютном смысле термина - и политическую власть. Если последняя включает действительно «общественное признание» и «согласие», то и другое предполагают законность, которая должна рас­сматриваться как отличительный критерий политической власти. От­сюда вытекает определение, акцентирующее два названных аспекта: «Власть может быть определена как право, признанное за личностью или группой с согласия общества, принимать решения, касающиеся дру­гих членов общества».¹²

Р.Ферт в одном из исследований, посвященных тикопиа из Полине­зии, рассматривает с большим вниманием проблему «согласия» и воз­действий «общественного мнения» («Essays on Social Organisation and Values», 1964). Он напоминает, что власть не может быть полностью ав-тократичной. Она ищет и получает в изменчивых размерах присоедине­ние управляемых: то ли из-за их обычной апатии, то ли из-за неспособ­ности видеть альтернативу, то ли из-за принятия некоторых общих цен­ностей, считающихся безусловными. Но во всяком случае управляемые налагают ограничения на власть; они стремятся держать ее в неких гра­ницах, прибегая к «формальным институтам» (советы или группы ста­рейшин, названных членами клана) и к «неформальным механизмам»

⁹ См. в главе V «Религия и власть».

¹⁰ P.Clastres. Echange et pouvoir: philosophie de la chefferie indienne. In: L'Homme, 11, 1, 1962.

См. представление, написанное Ж.Фройдом к его «Социологии Макса Вебера» (1966), опубликованной в этой же самой коллекции «Quadrige».

J.Beattie. Checks on the Abuse of Political Power in some African States. In: «Sociologus», 9, 2, 1959.

48

Политическая антропология

Область политического

49

(волнения или события, демонстрирующие общественное мнение). Та­ким образом, вновь встречаем уже упомянутую двусмысленность: власть стремится завоевать положение господства, но согласие, делающее ее законной, стремится уменьшить ее влияние. Эти противоположные дви­жения объясняют то обстоятельство, что «никакая политическая систе­ма не является уравновешенной». Р.Ферт с силой утверждает, что там одновременно имеется «борьба и союз, уважение существующей систе­мы и желание ее изменить, подчинение моральному закону и попытка его обойти или переинтерпретировать в соответствии с особыми инте­ресами».¹³ В противовес гегелевской интерпретации, политик не осуще­ствляет с неизбежностью преодоления частных особенностей и интере­сов. Двусмысленность является, значит, фундаментальным атрибутом власти. В той мере, в какой она опирается на более или менее выражен­ное социальное неравенство, в той мере, в какой она обеспечивает при­вилегии ее держателям, она всегда подвержена, в большей или меньшей степени, оспариванию. В одно и то же время она принята (как гарант порядка и безопасности), почитаема (в силу ее священных аспектов) и оспариваема (потому что она оправдываетиподдерживаетнеравенство). Все политические режимы проявляют подобную двусмысленность, ко­торую они приспосабливают к традиции или к бюрократической раци­ональности. В африканских обществах, не имеющих централизованной власти, - например, в обществах фангов и соседних народов в Габоне или в Конго, -корректирующие механизмы скрытого действия угрожа­ют смертью всякому, кто злоупотребляет своей властью или богатством. В некоторых из традиционных Государств черной Африки напряжения, вытекающие из неравенства условии, в определенных обстоятельствах освобождены от ограничений - и тогда кажется, что общественные от­ношения оказываются быстро и временно перевернуты. Но эта инвер­сия контролируется: она остается организованной в рамках соответству­ющих ритуалов, которые могут быть в этом аспекте названными/штуа-лами восстания, по выражению Макса Глюкмана. Высшая хитрость власти состоит в допущении.ритуального оспаривания с целью более эффективной своей консолидации.