Н.Н.Моисеев Логика универсального эволюционизма и кооперативность

(Источник: Вопросы философии. 1989. № 8. С. 52−66.)

Предварительные замечания

Связь эволюционных процессов, протекающих в живом веществе, и процессов, протекающих в обществе, возникла как научная проблема еще в прошлом веке. По-видимому, ее истоком следует считать концепцию эволюционной этики Г.Спенсера ^1'. Заметим, что этой своей работой Спенсер на два года предвосхитил публикацию Дарвиным знаменитой книги «Происхождение видов». Идеи Спенсера послужили истоком направления, которое получило название «социальный дарвинизм». Основной тезис Спенсера состоял в утверждении, что анализ эволюционного процесса должен дать полное описание и объяснение природы человека, его поведения и общественного сознания.

(¹ См.: Spencer H. Progress: its Law and Cause // Westminster Review, 1857.)

Концепция эволюционной этики сразу же вызвала многочисленные возражения. Один из виднейших последователей Дарвина, Томас Хаксли, еще в 1894 г. утверждал, что этика и нравственность не только принципиально невыводимы из эволюционного процесса, но и не имеют с ним ничего общего¹. Менее категорически об этом же предмете говорил Ф.Добжанский, который полагал, что какая-то связь между эволюцией и этикой должна существовать, но он не способен ее установить².

(¹ См.: Нux1eу Т. Evolution and Ethics. L., 1894.

² См.: DobzhanskyTh. The Biology of Ultimate Concern. N.Y., 1967.)

Несмотря на, казалось бы, полную несостоятельность идей «социальной этики» Спенсера. Сама мысль о существовании определенной степени влияния биологической природы человека и логики его становления на нравственные начала, на его поведение, а следовательно, и на процессы, протекающие в обществе, осталась достаточно привлекательной для исследователей и прежде всего философов. Публикуемая работа Майкла Рьюза «Эволюционная этика: здоровая перспектива или окончательное одряхление?» это наглядно подтверждает. Рьюз утверждает, например, что «мораль, если угодно, это коллективная иллюзия, порожденная нашей биологией для того, чтобы обеспечить наше социальное существование» ¹.

(¹ Pьюз М. Эволюционная этика: здоровая перспектива или окончательное одряхление? См. выше. С. 43.)

Такая позиция мне представляется весьма уязвимой, но я не собираюсь заниматься ее подробным разбором, полагая, что это дело профессиональных философов. Свою задачу я вижу в другом. Мне представляется, что связи между эволюционными процессами и процессами, протекающими в духовной сфере и прежде всего в формировании нравственности и морали, конечно, существуют. Более того, они, вероятнее всего, являются звеньями единого процесса эволюции окружающего мира. На этот факт мне и хотелось бы обратить внимание.

Однако связи между развитием живого вещества, эволюцией живого мира и развитием духовного начала просматриваются достаточно трудно. И основная трудность. С которой сталкиваются эволюционисты и специалисты в области этики, мне кажется, в том, что их усилия связываются с попытками использовать концепцию чисто биологической эволюции. Я думаю, что более успешным может оказаться иной ракурс изучения вопросов синтеза гуманитарных проблем, культуры, этики и эволюции, если последнюю рассматривать с более общих позиций. Мораль, нравственность, культуру и их деформации можно рассматривать как результаты надорганизменной эволюции, как процессы развития сложных систем. Вот почему мне показалась интересной попытка подойти к изучению проблем гуманитарного характера с позиций, принятых в естественных науках, позиций, использующих представление о самоорганизации (или синергетике, что, впрочем, одно и то же). Для этого я буду использовать язык универсального эволюционизма, позволяющий дать единообразное описание разнообразных процессов, протекающих в неживой природе, живом веществе и обществе. Представляет определенный интерес сам генезис этого языка, возникшего как попытка расширения языка динамических и кибернетических систем, широко используемого в системном анализе и смежных дисциплинах, при переходе к изучению систем, формализованное описание которых приводит к плохо обозримым конструкциям

От систем динамических к системам кибернетическим

Термин «универсальный эволюционизм» хорошо соответствует тому представлению о процессах развития, которое сложилось у автора предлагаемой работы при исследовании с помощью компьютеров сложных динамических и кибернетических систем. Логика универсального (или глобального) эволюционизма позволяет строить упрощенные аналоги реальности, которые своей наглядностью компенсируют известную наивность ее представления в этом контексте.

Исходным для понимания процессов развития и того общего, что им всем свойственно, оказалось для меня понятие динамических систем. В отличие от интерпретаций его Пуанкаре, Колмогоровым и другими классиками физики и математики в теории управления и исследовании операций используется существенно более общее понятие. Будем называть динамической систему, изменение состояния которой определяется не только ее состоянием в данный момент, как в классических динамических системах, но и ее предшествующими состояниями и внешними воздействиями, представляющими собой случайный процесс. Причем его статистические характеристики далеко не всегда бывают точно известны. Для исследования таких систем разрабатываются специальные подходы и математические методы их анализа ¹. На языке динамических систем могут быть описаны самые разнообразные процессы, протекающие в неживой природе, такие, например, как турбулентное движение. Может быть рассмотрен и более широкий круг проблем, в том числе и процессы эволюции живого вещества, следующие законам наследственности, вскрыты особенности популяционной динамики и многие другие вопросы.

(¹ См., например: Моисеев Н.Н. Математические задачи системного анализа М., 1981.)

С точки зрения специалиста, занимающегося численным анализом динамических систем, основная задача конкретных наук – разделов физики и химии – конкретизировать структуру оператора, определяющего зависимость изменения состояния системы от факторов, его определяющих. Тогда, зная начальное состояние, предысторию и значение внешних факторов, мы способны воссоздать историю системы, т.е. конкретизировать ее траекторию, подобно тому, как это делают историки, хотя и пользуются при этом другим языком.

Совсем иное дело – пролонгация эволюции динамической системы вперед по времени. Здесь мы можем говорить только о вероятности, о границах допустимых значений интересующих нас величин. А само понятие траектории или «истории будущего» теряет смысл.

Сегодня изучение динамических систем с помощью компьютерного эксперимента продвинулось уже настолько, чтобы дать возможность говорить об их некоторых общих свойствах. И главное из них – это неустойчивость, или некорректность. В двадцатых годах Адамар утверждал, что только те модели правильно отражают реальность, которые обладают корректностью, т. е. малым изменениям начальных и внешних условий они ставят в соответствие малые изменения состояний описываемых систем. Теперь же мы знаем, что устойчивость и корректность – это лишь удивительные исключения: чем точнее модель описывает реальность, тем она более неустойчива, ибо это отражает то, что происходит «на самом деле». Сегодня одно из наиболее перспективных направлений в исследованиях таких «неустойчивых» систем связано, в частности. С именем И.Пригожина, чья статья публикуется в настоящем номере.

Пусть, например, мы проводим расчеты циркуляции атмосферы, используя математическую модель – некоторую динамическую систему, достаточно точно воспроизводящую те гидротермодинамические процессы, которые определяют погоду и климат. Исследователь в ходе серии машинных экспериментов довольно легко обнаружит, что начальная ситуация очень скоро перестает оказывать заметное влияние на характер протекающих процессов. Известный американский метеоролог Лоренц утверждает, что атмосфера «помнит» свое начальное состояние немногим более двух недель. Вот почему то, что исследователь наблюдает на своем дисплее, очень похоже на хаос. Это на самом деле и есть хаос. Тем не менее в этом хаосе постоянно возникают более или менее долгоживущие образования – циклоны и антициклоны. Однажды они распадаются, давая материал для новых структур подобного типа. Исследователь обнаруживает также и другие явления, которые говорят о том, что этот наблюдаемый хаос имеет сложную внутреннюю организацию: сибирский антициклон устанавливается в первую половину января, циркумполярный вихрь вокруг Антарктиды существует все лето и т.д.

Вот и весь мир, который мы наблюдаем, очень похож своими свойствами на эту нарисованную только что картину поведения сложной динамической системы: хаос, возникающие из него в процессе самоорганизации квазистабильные структуры, превращающиеся неизбежно снова в хаос, и т.д. Однако динамические системы, весьма адекватные реальностям неживого мира, уже мало пригодны для описания систем, в которых присутствует целеполагание, а значит, и всех процессов общественной природы. Для этого нам уже приходится использовать представление о кибернетических системах, имея в виду то понимание кибернетики, которое было введено Ампером (1842 г.) и Трентовским (1846 г.). Кибернетическими принято называть системы, в которых изменение состояния определяется, помимо тех причин, которые лежат в основе эволюции динамических систем, еще и некоторым целенаправленным воздействием, которое вырабатывается самой системой. Выбор этого воздействия, как это было показано Ю.Б.Гермейером ¹, всегда может быть представлен в вариационной форме. Конечно, достаточно сложные кибернетические системы также описывают некоторый турбулентнообразный хаос, но появление управляющих воздействий, от которых в той или иной степени зависят будущие состояния системы, позволяет говорить, может быть, не столько об управлении, управляемом развитии. Сколько о развитии направляемом, в определенных пределах обеспечивающем стабильность системы.

(¹ См.: Гермейер Ю.Б. Теория исследования операций. М., 1975.)

Развитие природы, вся картина мира может рассматриваться в контексте постепенного развития динамических систем и превращения их в системы кибернетические, которое может служить для нее простейшим моделирующим макетом. И если удается описать изучаемый фрагмент реальности па языке динамических и кибернетических систем, то исследователь получает в свое распоряжение весьма мощный инструмент анализа – компьютерный эксперимент.

На языке динамических систем может быть описан весьма широкий класс природных процессов, а более общее системное описание с помощью языка кибернетических систем позволяет включить в его схему описания и целый ряд процессов общественной природы (динамические модели макроэкономики, например). Тем не менее этот язык ограничен, ибо он основывается на понятии «состояние системы», ввести которое далеко не всегда возможно. Кроме того, язык динамических систем сужает вопросы о возможных свойствах используемых операторов, т. е. механизмов, переводящих систему из одного состояния в другое. Поэтому следующим шагом в расширении языков описания должна быть попытка построить язык. Способный более полно интерпретировать процессы, протекающие в природе и обществе, не требующий использования понятия «состояние системы». Но, к сожалению, при отказе от этого понятия мы неизбежно резко усложняем возможность количественной характеристики изучаемого феномена. При этом, каково бы ни было расширение языка, оно не должно нарушать наглядности и простоты интерпретации.

Таким более общим языком, включающим в себя описание динамических и кибернетических систем, является язык глобального или универсального эволюционизма.