Istoria_Pakistana-0

восточных бенгальцев. Большинство государств в ООН из соображений поддержания статус-кво голосовали за немедленное прекращение огня, но скоротечность кампании (командующий почти 100-тысячной группировкой пакистанских войск в Восточной Бенгалии генерал А.А.К. Ниязи уже 16 декабря подписал акт о капитуляции) позволила пренебречь этими призывами.

Не помешало созданию Бангладеш и	решение	президента
Р. Никсона направить в Бенгальский залив	атомный	авианосец

«Энтерпрайз» в сопровождении других кораблей 7-го тихоокеанского флота США. Американская администрация позднее объясняла меры давления на Индию не надеждой спасти Пакистан от раздела, а стремлением сохранить в нерасчлененном виде его западную часть, избежав при этом оккупации индийскими войсками всего Кашмира3. В Вашингтоне также опасались вступления в войну Китая и были довольны, что этого не произошло.

Несмотря на поражение своей армии и банкротство политики, A.M. Яхья Хан не спешил подавать в отставку. Военные не были едины - часть генералитета пыталась найти способ сохранить все без изменений, но под давлением со стороны ряда высших офицеров, прежде всего начальника штаба армии генерал-лейтенанта Гул Хасана и главкома ВВС маршала авиации Рахим Хана, 18 декабря Яхья направил Бхутго в Нью-Йорк депешу с просьбой срочно вернуться и встать у руля. Решение, однако, еще не было окончательным. Только убедившись, что офицеры среднего звена считают его виновником позора, Яхья Хан 20 декабря 1971 г. передал Бхутто полномочия президента и главного администратора военного положения4.

Часть генералитета, поддержавшая назначение Бхутто, делала это из тех соображений, что лучшей кандидатуры на пост лидера нет. Он сочетал в себе качества человека, накопившего богатый опыт работы в правительстве при Айюб Хане (8 лет занимал различные министерские должности, в том числе пост министра иностранных дел), и в то же время политика, возглавившего партию, которая добилась наибольшей поддержки избирателей той части государства, которая и стала новым Пакистаном.

С одной стороны, Бхутто в полной мере оправдал надежды этих генералов. Он не жалел себя в первые дни, недели и месяцы пребывания на высоком посту, спал, по собственным утверждениям, 3-4 часа в сутки, старался успеть всюду, сделать как можно

240

большеи как можно быстрее. С другой стороны, он проявил такиечерты характера, как подозрительность и мстительность. Опасаясь армии, он заподозрил заговор со стороны тех, кто более всего способствовал его приходу к власти. Уже в марте 1972 г. Гул Хасан и Рахим Хан были смещены с занимаемых постов и отправлены в качестве послов в нейтральные страны5.

Успехи на первых порах явно перевешивали просчеты и изъяны. Наиболее бесспорными представляются достижения во внешнеполитической области. Бхутто как трезвый политик смирился с окончательностью распада страны, но некоторое время делал вид, что хочет и может не допустить этого. Нурул Амин был с этой целью назначен на пост вице-президента. В течение двух недель Бхутто вел почти садистскую, но в общем бессмысленную игру с Муджибур Рахманом. С марта месяца содержавшийся военными под стражей, лишенный доступа к информации о происходящем, Рахман был вынужден заверять своего тюремщика в том, что, оказавшись на родине, он попробует добиться от своих сторонников согласия на неокончательный разрыв с Пакистаном, на «конфедерацию... пусть даже самую мягкую»6.

Наконец, 8 января Рахман был отпущен. Через Лондон и Дели

он прилетел	в Дакку, где его ожидал восторженный прием.
О сказанном	Бхутто Муджибур боялся и вспоминать, ибо нена-

висть к Пакистану в его «шона Бангла» (солнечной Бенгалии) была огромной.

Предоставив Муджибуру свободу, Бхутто приоткрыл путь к решению неотложных проблем. Прежде всего, он отмежевался от политики прежнего режима, который преследовал борцов за Бангладеш и удерживал в заточении их лидера. Это должно было повысить его престиж в мире, продемонстрировав умеренность и реализм. Он стремился оправдать доверие США, чья администрация в период кризиса предпринимала усилия в поддержку Пакистана, но после его распада хотела найти общий язык и с руководством новой страны. Далее надо было подготовить почву для нормализации отношений с Индией, куда интернировали порядка 93 тыс. пакистанских «пленников войны» (из них около 80 тыс. военнослужащих)7.

Вместе с тем президент Пакистана долгое время отказывался признавать независимость Бангладеш. Более того, когда в феврале 1972 г. Великобритания объявила о признании новой страны,

241

Бхутто в знак протеста вывел свое государство из британского Содружества наций. При этом он играл на реакции определенных сил внутри страны и стремился к тому, чтобы неминуемое в будущем признание воспринималось как символ примирения двух частей когда-то одной мусульманской страны.

Следуя во многом разработанной им теоретически внешней политики «билатерализма» (двусторонности), то есть стремления

кустановлению отношений отдельно с каждой из великих держав

илюбым из участников международного процесса (в противовес

блоковой и коалиционной политики), Бхутто развил бурную деятельность на многих направлениях8. Уже в феврале он отправился в Пекин. Хотя Пакистан в дни кризиса не получил от Китая реальной помощи, Бхутто продолжал ценить его дипломатическую и военно-экономическую поддержку. К тому же левый популизм Бхутто во многом вдохновлялся идеями председателя Мао. Независимость Китая от Запада импонировала ему. Бхутто хотелось быть похожим на великих лидеров «третьего мира» и

самому встать во главе борьбы против эксплуатации, за права «угнетенных народов»9.

Позиция Москвы в ходе кризиса вызывала двойственную реакцию у Бхутто. Он восхищался твердой поддержкой, которую она оказала Индии (специально несколько преувеличивая ее роль). Сожалея, что СССР оказался не на стороне Пакистана, Бхутто добился приглашения посетить Москву и уже в марте 1972 г. встретился там с советскими лидерами, которые до этого, впрочем, приняли Муджибур Рахмана. Покритиковав грехи прежнего пакистанского руководства, они согласились продолжить политическое и экономическое сотрудничество с Пакистаном, в частности строительство металлургического завода близ Карачи10.

Бхутто постарался максимально использовать связи с арабским миром, Ираном и Турцией. Их значение для Пакистана в начале 1970-х сильно возросло. После ухода Англии с территорий к востоку от Суэца Пакистан оказался соседом (по морю) патриархальных и потенциально богатых благодаря наличию нефти государств Залива. Одновременно усилилась международная роль Саудовской Аравии, возглавляемой королем Фейсалом, а также шахского Ирана, оказавшего Пакистану значительную конкретную помощь в период его войны с Индией11.

242

Впреддверии встречи с руководством последней для послевоенного урегулирования Бхутто совершил два напряженных турне по Ближнему Востоку и Северной Африке, посетив в общей сложности 22 страны. Ему удалось добиться от ряда из них существенной финансовой помощи. С Ираном была достигнута договоренность о предоставлении единовременного кредита на сумму 580 млн. долл. США. Саудовская Аравия ограничилась первоначально 53 млн., а вот Шейх Заид, глава княжества АбуДаби и президент Объединенных Арабских Эмиратов, давний друг Бхутто, выделил беспроцентный заем в 100 млн. долл. Близкий ему по духу лидер революционно-националистической, бога-

той нефтью Ливии полковник М. Каддафи предоставил на беспроцентной основе 80 млн. долл.12

Впослевоенной дуэли двух дипломатий, индийской и пакистанской, международная ситуация была в целом более благоприятной для последней. Абсолютная победительница Индия не могла надолго оставлять ситуацию в неурегулированном виде. Это не позволяли как нормы международного права, так и мировое общественное мнение, все более зависимое от позиции мусульманских государств. Бхутто использовал обстоятельства, ожидая приглашение посетить Индию и отказываясь, несмотря на

еедавление, признавать Бангладеш13.

Лишь в конце июня он направился в Индию для переговоров с премьер-министром Индирой Ганди. До этого они обменялись взаимными выпадами, давая интервью известной итальянской журналистке О. Фаллачи14. Переговоры в бывшей летней резиденции английских вице-королей в г. Симле (к тому времени столице горного штата Химачал-Прадеш) были длительными (около недели) и трудными. Они не раз заходили в тупик, но 3 июля все же завершились подписанием Соглашения о двусторонних отношениях. В нем ничего не говорилось о Бангладеш и судьбе пакистанских «пленников войны». Индия обещала в месячный срок отвести свои войска с территорий, которые она оккупировала в ходе наступления на западном фронте (примерно 12,5 тыс. кв. км пустыни на границе двух пакистанских провинций Панджаба и Синда). Пакистан признавал территориальные приобретения Индии в Кашмире, и новая линия контроля устанавливалась с учетом положения, сложившегося на 17 декабря 1971 г.15 Стороны соглашались восстановить добрососедские отношения и решать

243

все спорные вопросы путем двусторонних переговоров. При этом в соглашении ничего не говорилось о кашмирской проблеме и плебисците как способе ее решения.

В отличие от декларации, подписанной в Ташкенте в начале 1966 г., соглашение в Симле было встречено в Пакистане с одобрением. Отношение к Ташкентской декларации определялось мнением, что армия войну 1965 г. выиграла, а дипломатия не воспользовалась результатами победы. В середине 1972 г. после явно проигранной войны договоренности с Индией были восприняты как успех, как возвращение стране статуса, равного с сосе- дом-победителем. По возвращении на родину Бхутто постарался уверить своих сторонников и противников, что не заключал ка- ких-либо секретных протоколов и не «предавал» дело Кашмира. В свойственном себе стиле он утверждал, что сама проблема - дело кашмирцев, и ни Индия, ни Пакистан не имеют к ней ка- кого-либо отношения. Защищая достигнутые договоренности в Национальном собрании, он утверждал, что «если завтра кашмирский народ начнет освободительную борьбу... мы будем вместе с ним»16.

Почти единодушная ратификация собранием Симлского соглашения не сняла, однако, вопросов признания Бангладеш и возвращения на родину 90 с лишним тысяч плененных пакистанцев. Бхутто не торопился с их решением, имея сильное средство давления: в Пакистане оставались несколько сотен тысяч бенгальцев, из них 30-35 тыс. были бывшими пакистанскими военнослужащими, а около 20 тыс. - чиновниками17. При этом он считался с желанием оппозиции, прежде всего, со стороны правых клерикальных сил, возглавляемых М.А. Маудуди и его партией Джамаат-и ислами, не признавать Бангладеш. Парадоксально, что политическая организация, в последний момент «вскочившая в пакистанский поезд», то есть поддержавшая идею Пакистана, наиболее болезненно реагировала на его раскол. Вместе с тем это было и логично, потому как Маудуди хотел исламизировать всю Индию, и еще большее сжатие исламского пространства вызывало протест. Признанию Пакистаном Бангладеш препятствовала и позиция Дакки, требовавшей суда сначала над 1500, а затем над 195 пакистанцами, обвиняемыми в особо злостных уголовных преступлениях18.

244

Только через год, 28 августа 1973 г., представителям двух стран в Дели удалось договориться о начале репатриации из Индии пленников войны. Пакистан в ответ разрешал остававшимся на его территории бенгальцам вернуться в Бангладеш. Делийским соглашением предусматривались дальнейшие консультации между Пакистаном и Бангладеш о репатриации в Пакистан тех граждан бывшего государства, которые изъявят желание это сделать19.

Соглашение с Индией стало возможно благодаря тому, что Национальное собрание Пакистана 10 июня, наконец, признало факт раздела страны, приняв специальное постановление. Однако ввиду нерешенности проблемы суда над обвиняемыми в военных преступлениях согражданами, оно предоставило президенту Бхутто право самому решить вопрос о времени признания Народной Республики Бангладеш20.

Бхутто и после этого не стал торопиться, выжидая, когда «осядет пыль» и новые реальности затмят прошлые обиды. Осенью 1973 г. в его руках оказался новый сильный козырь. В разгар октябрьской войны между арабскими странами и Израилем он выдвинул идею проведения в Пакистане второй исламской конференции на высшем уровне. К тому времени Организация Исламской конференции с центром в Саудовской Аравии начала действовать, но с первой конференции 1969 г. в столице Марокко Рабате прошло уже много времени. Кипучая деятельность Бхутто и руководимой им дипломатии обеспечили бесспорный успех второго саммита, который прошел в феврале 1974 г. в Лахоре. Накануне конференции Бхутто объявил о признании Бангладеш, что сделало возможным участие в ней Муджибур Рахмана. И не только участие, но и демонстрируемое всем дружеское расположение двух лидеров. Хотя угроза суда над 195 пакистанцами, которые содержались в Индии, все еще оставалась, «братские» объятия двух лидеров свидетельствовали о том, что Удовлетворительное решение проблемы уже найдено и суда не будет. Формально оно было достигнуто в апреле того же года в Дели на трехсторонних переговорах министерского уровня21.

Лахорская конференция может по праву считаться пиком дипломатических успехов Бхутто. Если в первой конференции приняли участие представители 24 стран, то во второй - уже 38. В главный город Панджаба, превратившийся во вторую столицу Пакистана, съехались главы таких государств, как Саудовская

245

Аравия и Египет (король Фейсал и президент Анвар Садат), пре- мьер-министр Малайзии и президент Объединенных Арабских Эмиратов, лидеры ряда африканских государств, в том числе руководитель Ливийской Джамахирии (Республики) Муамар Каддафи. Последний стал вторым героем Лахорского саммита, соединяя в себе две идеологические силы, которые так ценил и на которых строил свою собственную стратегию пакистанский лидер - ислам и социализм22.

Достигнутые в первые годы успехи режима З.А. Бхутто во внешнеполитической области резко контрастировали с трудностями и неудачами в сфере внутренней политики. Отчасти они были следствием того багажа, с которым Бхутто пришел к власти. Основанная им и рядом единомышленников осенью 1967 г. Пакистанская народная партия (ПНП, или, что по смыслу точнее, Партия пакистанского народа) заняла место слева от центра, опираясь на концепцию сначала социализма (в широком светском понимании), а несколько позднее исламского социализма. Хотя последний термин появился еще в середине 1940-х годов и несколько раз встречался в речах М.А. Джинны и Лиакат Али Хана, в дальнейшем он оставался табу для господствующего лексикона, ассоциируясь с коммунизмом. (Компартия находилась под запретом в 1954-1972 гг.) Однако в конце 1960-х годов на волне роста леворадикальных настроений в обществе и кризиса власти именно социалистические лозунги объединили деятелей новой оппозиционной партии. Несмотря на то что среди ее основателей были достаточно известные люди, помимо Бхутто, с самого начала эта была его партия. Он как председатель возглавил все комитеты, созданные на первой партийной конференции. Трехмесячное пребывание Бхутто в тюрьме, куда он был посажен Айюб Ханом в ноябре 1968 г., одновременно с некоторыми другими политическими оппонентами, только утвердило его лидирующее положение, так как помогло «смыть пятно» многолетнего сотрудничества с военным режимом23.

В отчетливой и концентрированной форме левопопулистская идеология нашла отражение в манифесте, с которым ПНП вышла на выборы 1970 г. В нем провозглашались четыре девиза: «Ислам - наша вера, демократия - наша политика, социализм - наша экономика, вся власть народу»24. В ходе предвыборной кампании Бхутто представал зачастую весьма радикальным социалистом,

246

хотя, не желая отпугнуть умеренные круги, заявлял о своей вере в демократию и социал-демократию английского и западногерманского образца (на манер Вилли Брандта). На обвинения клерикалов, что иностранный по происхождению социализм направлен против ислама, он отвечал, что исламский социализм - это то же, что мусавват-е мухаммади (равенство, проповедуемое пророком). В одной из речей по радио накануне выборов Бхутто семь раз употребил термин «исламский социализм». Среди лозунгов избирательной кампании ПНП, особенно в ее начале, были такие: «Кто разрушитель храмов капитализма и лендлордизма? Зульфикар Али Бхутто... Восток - красный и левый... Вставайте и очнитесь, бедные люди всего мира»25. Ударным слоганом кампании стало требование «роти, макан ор капра» (хлеба, жилья и одежды), напоминающий используемый тогда же Индийским национальным конгрессом И. Ганди клич «гхариби кхатао» (покончить с бедностью).

Хотя Бхутто пришел к власти с помощью военных, ни он, ни они не забывали, что это стало возможно благодаря победе его партии на выборах. Чтобы укрепиться у власти независимо от военных, ему необходимо было укреплять альтернативную «базу поддержки», а ее составляла на первых порах его партия и идущие за ней и вместе с ней социальные и политические силы.

Оценивая политику президента, подчеркнем: парадокс прихода Бхутто к власти состоял в том, что как поставленный военными государственный муж он мог начинать с чистого листа, а как политик должен был платить по выданным в ходе предвыборной кампании векселям. Он попытался следовать первому пути во внешней и оборонной политике и второму - во внутренней, социально-экономической.

Уже 2 января 1972 г. был обнародован указ о взятии под государственный контроль 31 предприятия в 10 базовых отраслях индустрии. Среди фактически национализированных оказались наиболее крупные предприятия сталелитейной, металлообрабатывающей, машиностроительной, цементной, химической и нефтехимической промышленности, автосборочные и тракторосборочные заводы, компании по снабжению электроэнергией, транспортировке природного газа и нефти26. Это решение затронуло интересы в первую очередь (но не исключительно) «инонациональной» буржуазии, капиталистов из числа мухаджиров (пере-

247

селенцев после раздела Индии 1947 г.), преимущественно гуджаратцев, проживавших в Карачи.

При этом текстильное производство и другие подразделения легкой и пищевой промышленности с высокой прибыльностью и значительным экспортным потенциалом не пострадали, в то время как по недавно возникшему высокотехнологичному сектору был нанесен серьезный удар - вложения в эту область почти сразу сократились на 37 млн. рупий27. Национализация, впрочем, имела свою логику, вполне соответствующую тогдашним представлениям об общественной значимости и сравнительной эффективности частного и государственного секторов (см. ниже).

Вместе с тем указ был полон противоречий и пропусков. Некоторые крупные предприятия в базовых отраслях остались им не затронуты, а в списки взятых под госконтроль попали отдельные «непрофильные» предприятия. В результате пострадали не только самые богатые промышленники, но в первую очередь те, кто был на виду при прежних режимах, активно участвовал в публичной и политической деятельности, или чем-то лично досадил новому президенту.

Так, на глазах у телезрителей заковали в наручники и посадили в тюрьму генерала в отставке X. Хаттака, председателя совета директоров известной автомобильной компании «Гандхара индастриз», основанной ближайшими родственниками Аюйб Хана. Пострадали также некоторые другие «олигархи», в частности два крупнейших магната бизнеса Ахмед Дауд и Фахруддин Валибхаи28. У представителей 22 семейств-«монополистов» отобрали заграничные паспорта, обязав их представить сведения о своем заграничном капитале и потребовав возврата в страну переведенных за рубеж средств29. Преследованиям подверглись также бывшие военные (главком ВМС А.Р. Хан) и ведущие представители прессы (главный редактор газеты «Доон», бывший советник Айюба А. Гаухар). Драконовские меры вскоре были отменены или смягчены, ибо главным для Бхутто было, с одной стороны, произвести «революционный эффект» на массы, а с другой - припугнуть представителей прежней элиты, заставив их считаться с новыми реалиями.

Разобравшись с капиталистами, которые лишь робко протестовали30, он принялся за чиновников. За несколько месяцев по

248

обвинению в коррупции было уволено от 1500 до 2000 государственных служащих различного ранга31.

Первые решительные действия определялись предвыборными обещаниями и теоретическими соображениями левых экономистов и требовали продолжения в том же ключе. Через два с половиной месяца после указа о расширении госсектора правительство объявило о национализации прибыльной сферы страхования жизни. На месте 43 частных компаний, в том числе четырех иностранных (в дальнейшем от посягательств на иностранную собственность власти воздерживались), возникла государственная страховая компания, аккумулировавшая мелкие сбережения32. Национализация впервые коснулась финансового сектора, который был затем на время оставлен в покое.

Политика «обобществления собственности» проводилась в условиях, когда глава режима проявлял интерес и уважение к левым идеям. Известно его преклонение перед председателем КНР Мао Цзэдуном и высшая оценка, которую он дал Чжоу Эньлаю, назвав его (как и Наполеона) «совершенным человеком»33. Кроме того, будучи реалистом, он считался с возросшей силой и организованностью рабочих и недовольством городских масс, оказавшихся после трех лет кризиса и застоя в крайне тяжелом положении.

Необходимо учитывать, что организованные выступления рабочих в конце 1960-х годов оказывали существенное влияние на политическую обстановку в Пакистане, как, впрочем, и во многих других развивающихся странах (в той же Индии). Вместе со студентами и молодой интеллигенцией рабочие крупных предприятий громко заявляли о своих правах, требовали повышения зарплаты и улучшения материальных условий жизни, прибегая иногда к насилию против хозяев и нанесению ущерба их собственности. Поддерживали они, безусловно, и идеологические лозунги борьбы с монополиями, капиталистами и спекулянтами.

Уже в феврале 1972 г. в одном из первых радио- и телеобращений к нации Бхутто сообщил о принципах новой рабочей политики, предусматривавшей расширение прав профсоюзов, участие представителей от рабочих в контроле за управлением как частными, так и государственными предприятиями, увеличение доли наемных работников в прибылях и т. п. Одновременно он призвал отказаться от незаконных действий, не приме-

249