Квалификация массовых беспорядков, хулиганства и преступлений экстремистской направленности: теория и практика Введение

Квалификация преступлений определяется в теории уголовного права как "установление и юридическое закрепление точного соответствия между фактическими признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовным законом, а также другими законами и (или) иными нормативными правовыми актами, ссылки на которые содержатся в бланкетных диспозициях статей Особенной части УК РФ"*(1).

Квалификация преступления предполагает сопоставление фактических признаков совершенного деяния с признаками составов преступлений, содержащихся в уголовном законе, с констатацией определенной юридической оценки содеянного. Поэтому рассмотрение вопросов квалификации в теоретических разработках затрагивает как первый (фактические признаки деяний), так и второй (признаки составов преступлений) компоненты данного процесса. В настоящем издании массовые беспорядки, хулиганство и преступления экстремистской направленности рассматриваются именно через призму их квалификации в следственной и судебной практике.

В соответствии со ст. 8 УК РФ единственным основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, наказуемого по УК РФ. Следовательно, для правильной квалификации необходимо установить все юридически значимые признаки совершенного деяния и правильно провести их сопоставление с признаками соответствующих составов преступлений.

В данном исследовании выделены наиболее сложные составы преступлений, вызывающие трудности и ошибки в правоприменительной деятельности, а также дискуссии в теории уголовного права: массовые беспорядки, групповое хулиганство и преступления экстремистской направленности.

Для выработки общих рекомендаций по квалификации массовых беспорядков, хулиганства и преступлений экстремистской направленности считаем целесообразным выделение основных предпосылок данного процесса. По нашему мнению, такие предпосылки в первую очередь связаны с толкованием признаков составов рассматриваемых преступлений. В рамках настоящего пособия, а именно в его первой главе, нами проводится юридический анализ составов массовых беспорядков, хулиганства и преступлений экстремистской направленности, что способствует построению системы отправных пунктов квалификации таких деяний.

Кроме того, правильная квалификация выделенных уголовно наказуемых деяний невозможна без осуществления их разграничения между собой и их отграничения от иных смежных составов уголовно и административно наказуемых деяний, о чем пойдет речь во второй главе настоящего пособия.

Глава 1. Уголовно-правовая характеристика массовых беспорядков, хулиганства и преступлений экстремистской направленности

§ 1. Уголовно-правовая характеристика массовых беспорядков и хулиганства

Уголовная ответственность за массовые беспорядки и хулиганство предусмотрена нормами гл. 24 "Преступления против общественной безопасности" разд. IX "Преступления против общественной безопасности и общественного порядка". Данные преступления посягают на однородные общественные отношения - общественную безопасность и общественный порядок.

Считаем, что определение общественной безопасности должно базироваться на понятии безопасности вообще. Последнее было нормативно закреплено в Законе Российской Федерации от 5 марта 1992 г. N 2446-1 "О безопасности"*(2), в соответствии со ст. 1 которого под безопасностью понималось "состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз". Жизненно важными интересами является "совокупность потребностей, удовлетворение которых надежно обеспечивает существование и возможности прогрессивного развития личности, общества и государства". А "к объектам безопасности относятся: личность - ее права и свободы; общество - его материальные и духовные ценности; государство - его конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность".

Соответственно, общественная безопасность наряду с личной безопасностью и безопасностью государства является составной частью безопасности в целом. Общественная безопасность заключается в состоянии защищенности от внешних и внутренних угроз социальных отношений по удовлетворению совокупности потребностей, надежно обеспечивающих существование общества и возможность его прогрессивного развития.

Общественный порядок в учебной литературе по уголовному праву определяется по-разному. Приведем некоторые из дефиниций.

1. "Общественный порядок - это совокупность отношений, определяющих обстановку порядка и общественного спокойствия в общественных местах, обеспечивающих достойное поведение в них граждан, нормальную работу учреждений и организаций публичного характера, а также физическую и моральную неприкосновенность личности в условиях пребывания в общественном месте"*(3).

2. "Под общественным порядком следует понимать систему устойчивых, организованных волевых отношений между людьми, обусловленных всеми формами их жизненного уклада и существующих по поводу обеспечения согласованного, ритмичного и прогрессивного развития всех сфер человеческой деятельности"*(4).

3. "Общественный порядок - сложившаяся в обществе система отношений между людьми, правил взаимного поведения и общежития, установленных действующим законодательством, обычаями и традициями, а также нравственными нормами"*(5).

Проанализировав данные и сходные с ними определения общественного порядка, полагаем, что под таковым следует понимать систему отношений, складывающихся в обществе на основе добровольного либо принудительного соблюдения его членами норм права, морали, этических, религиозных и иных общепринятых правил поведения. В приведенном определении нами не используется словосочетание "общественное место", так как место преступления может выступать обязательным признаком объективной стороны лишь одного преступления против общественного порядка - вандализма, точнее одной из разновидностей соответствующего деяния, связанного с порчей имущества на транспорте или в иных общественных местах.

По нашему мнению, определяющим отличием общественной безопасности от общественного порядка является то, что при ее нарушении ставится под угрозу само существование указанных выше отношений, тогда как при нарушении общественного порядка эти отношения лишь дестабилизируются.

Если хулиганство в качестве своего первого (основного) обязательного объекта имеет общественные отношения, обеспечивающие общественный порядок, то массовые беспорядки - общественные отношения, обеспечивающие общественную безопасность.

В настоящее время диспозиция ч. 1 ст. 213 УК РФ изложена в следующей редакции:

"1. Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное:

а) с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия;

б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы..."*(6).

А обоснованно ли отнесение общественного порядка к объекту хулиганства и иных преступлений, совершаемых из сходных побуждений? Во многом для положительного ответа на данный вопрос некоторыми учеными предпринимаются попытки сформулировать определение общественного порядка в широком смысле, как объекта всех без исключения преступлений*(7), и в узком смысле, то есть как объекта только хулиганства. При этом сужение дефиниции общественного порядка производится в основном за счет "привязки" соответствующих отношений к общественному месту*(8), то есть в определение объекта хулиганства вводится признак, являющийся факультативным для другого элемента состава преступления - объективной стороны. Именно таким образом сформулировано первое из приведенных уголовно-правовых определений общественного порядка. Однако общественное место не является обязательным признаком внешней стороны хулиганства и, соответственно, не может определять и специфику его объекта. Кроме того, ст. 213 УК РФ не содержит каких-либо иных указаний на специфичность понимания в данном случае термина "общественный порядок". Следовательно, напрашивается вывод о том, что общественные отношения, обеспечивающие общественный порядок, на которые посягает хулиганство, не обладают какой-либо спецификой и данный объект нарушается любым преступлением*(9).

Полагаем, что специфика объекта хулиганства состоит в сочетании посягательства на общественный порядок с причинением вреда (или постановкой под угрозу такого причинения) самым разнородным отношениям (общественная безопасность, личность, собственность и др.), что охватывается одной нормой - ст. 213 УК РФ*(10).

Общественная безопасность ранее в качестве обязательного объекта хулиганства обоснованно не рассматривалась*(11). Однако, учитывая изменения и дополнения, внесенные Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ, последняя позиция должна быть пересмотрена.

По нашему мнению, в настоящее время общественную безопасность следует рассматривать в качестве второго обязательного объекта хулиганства, сопряженного с применением оружия либо предметов, используемых в качестве оружия. Выдвижение общественного порядка на первое, основное место обусловлено тем, что в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК подчеркивается направленность хулиганства именно против данного объекта преступления. Таким образом, исходя из прямого указания на объект в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК, первым обязательным объектом указанного вида хулиганства следует считать общественные отношения, обеспечивающие общественный порядок, а вторым, также обязательным объектом, - общественные отношения, обеспечивающие общественную безопасность. Подчеркнем, что в настоящее время общественная безопасность является вторым обязательным объектом только для хулиганства, сопряженного с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия (п. "а" ч. 1, ч. 2 ст. 213 УК).

Полагаем, что применение оружия при хулиганстве нарушает общественную безопасность непосредственно, а соответствующее применение предметов, используемых в качестве оружия, - опосредованно, через нарушение такой ее составной части, как личная безопасность.

Исходя из толкования ст. 213 УК в действующей редакции, представляется обоснованным утверждать, что общественный порядок и общественная безопасность могут быть единственными объектами посягательства при хулиганстве. Вместе с тем хулиганство по-прежнему может быть сопряжено и с причинением вреда (или с постановкой под угрозу такого причинения) самым различным общественным отношениям, что подтверждается при анализе признаков объективной стороны данного преступления.

Для хулиганства, предусмотренного п. "б" ч. 1 ст. 213 УК, общественная безопасность в качестве обязательного непосредственного объекта преступления не рассматривается, так как данное деяние может совершаться и без применения оружия либо предметов, используемых в качестве оружия. Для такого хулиганства вторым обязательным непосредственным объектом выступают рассматриваемые далее общественные отношения, составляющие неотъемлемый элемент непосредственного объекта всех преступлений экстремистской направленности.

Факультативными объектами хулиганства выступают общественные отношения, обеспечивающие здоровье, телесную неприкосновенность или свободу личности (при насилии), либо общественные отношения, обеспечивающие безопасность этих благ личности или жизни (при угрозе применением насилия), либо отношения собственности, не связанные с распределением материальных благ (при уничтожении или повреждении чужого имущества). Посягательство на личность и (или) собственность при хулиганстве - это лишь способ посягательства на его основной объект - общественный порядок.

В теории уголовного права существовали три основные точки зрения насчет определения вида состава хулиганства в зависимости от конструкции его объективной стороны, указанной в ст. 206 УК РСФСР, а затем - в ст. 213 УК в первоначальной редакции.

Сторонники первой точки зрения относили хулиганство к преступлениям с формальным составом*(12). Другие ученые считали, что состав хулиганства является материальным, причем понимали под последствием данного преступления причинение вреда общественному порядку*(13). Третьи же полагали, что хулиганство следует признать преступлением с формально-материальным составом, так как грубое нарушение общественного порядка может альтернативно сопровождаться как применением насилия или угрозой его применения (то есть только действиями без обязательного наступления последствия в виде вреда здоровью потерпевшего), так и уничтожением или повреждением чужого имущества (то есть наступлением конкретных общественно опасных последствий)*(14).

В связи с исключением из диспозиции ч. 1 ст. 213 УК указания на альтернативную сопряженность хулиганства с посягательством на личность или собственность состав данного преступления не может быть признан формально-материальным.

По нашему мнению, состав хулиганства по конструкции его объективной стороны является формальным, то есть данное преступление признается оконченным с момента совершения деяния, грубо нарушающего общественный порядок, выражающего явное неуважение к обществу при наличии иных признаков, указанных в ч. 1 и ч. 2 ст. 213 УК. Касаясь же позиции, признающей состав хулиганства материальным, А.И. Рарог обоснованно утверждает, что "грубое нарушение общественного порядка и проявление явного неуважения к обществу - это не последствие, а социальное свойство хулиганских действий, придающее им общественно опасный характер"*(15).

Ядром объективной стороны состава хулиганства является именно сочетание двух указанных оценочных признаков: "грубое нарушение общественного порядка" и "выражение явного неуважения к обществу".

"Под грубым следует понимать существенное нарушение общественного порядка. Грубое нарушение общественного порядка характеризует уголовно наказуемое хулиганство, а простое нарушение - мелкое хулиганство"*(16). Согласимся с тем, что "вывод о степени общественной опасности деяния, о том, грубым или не грубым является нарушение общественного порядка, следует делать из анализа объективных признаков хулиганства: характера совершенных действий, их продолжительности, способа, места и времени их совершения, наступивших последствий и т.д."*(17).

"Грубое нарушение общественного порядка может иметь место в случае длительного его нарушения, повышенной интенсивности нарушения (страдают интересы большого количества граждан), например, срыв важных или массовых общественных мероприятий, дерзкое приставание к гражданам"*(18).

Полагаем, что на явное неуважение к обществу указывает пренебрежительное отношение виновного к общепринятым правилам поведения, противопоставление им себя другим гражданам или демонстративное выражение своего мнимого превосходства над ними. "Выражение явного неуважения к обществу может проявляться в пренебрежении мнением присутствующих, нереагировании на замечания о недопустимости подобных действий или усилении агрессивности после таких замечаний"*(19). Такое неуважение должно быть явным, то есть очевидным, не вызывающим сомнений*(20) как у самого виновного, так и других граждан, ставших потерпевшими от хулиганства или очевидцами данного преступления. Однако это вовсе не означает, что хулиганство может быть совершено только в общественном месте и при обязательном наличии окружающих, то есть граждан, наблюдавших действия виновного.

Ряд ученых указывает на общественное место как на обязательный признак объективной стороны хулиганства*(21). Нами же поддерживается противоположная точка зрения, согласно которой место совершения преступления не определяет квалификацию тех или иных действий как хулиганства и, кроме того, не является обязательным признаком рассматриваемого преступления*(22). Данное утверждение обосновывается, во-первых, отсутствием в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК указания на место совершения данного преступления и, во-вторых, устойчивой правоприменительной практикой, признающей наличие состава хулиганства в тех или иных действиях независимо от места их совершения. "Решающее значение для данного состава имеет не место, а люди, общество, которому хулиган бросает вызов своим поведением"*(23).

В каждом конкретном случае совершения действий, внешне сходных с хулиганством, необходимо тщательно исследовать не только действия виновного, но и поведение потерпевшего, предшествующее посягательству.

Если будет установлено, что инициатором конфликта был потерпевший либо действия виновного были обусловлены преимущественно неприязненными отношениями с потерпевшим, то содеянное не может квалифицироваться ни как хулиганство, ни как иное уголовно наказуемое деяние, совершенное из хулиганских побуждений.

Так, Пленум Верховного суда Российской Федерации в п. 12 постановления от 27 января 1999 г. N 1 "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)" рекомендовал при юридической оценке убийства, совершенного в ссоре или в драке, выяснять, кто явился инициатором указанных конфликтов, не были ли они спровоцированы виновным для использования его в качестве повода к убийству. Если зачинщиком ссоры или драки явился потерпевший, а также в случае, когда поводом к конфликту послужило его противоправное поведение, виновный не может нести ответственность за убийство из хулиганских побуждений*(24).

Вместе с тем, как правильно отмечал С.В. Бородин, для признания деяния совершенным из хулиганских побуждений "недостаточно сослаться на то, что данное лицо является "инициатором" или "активной стороной" преступления - необходимо установить мотив действий виновного"*(25).

В уголовно-правовой литературе, а также в практической деятельности правоприменительных органов часто затрагивается вопрос о том, является ли признак публичности обязательным для хулиганства. Под этим признаком обычно понимают обязательное присутствие посторонних лиц при совершении данного преступления*(26). Признавая публичность обязательным признаком хулиганства, В.Ф. Кириченко категорически утверждал, что "неуважение к обществу предполагает публичное его проявление. Там, где нет людей, где никто не видит преступных действий, могут быть признаки других преступлений, но не хулиганства"*(27).

А.Н. Игнатов, обоснованно возражая против возведения публичности в ранг обязательного признака рассматриваемого преступления, указывал, что "такая точка зрения сужает понятие хулиганства, вносит формальное ограничение в это понятие. В действительности закон в определении хулиганства не содержит указания на признак публичности или на определенное место совершения этого преступления (общественные места)"*(28).

Признак публичности в указанной формулировке, по нашему мнению, тесно связан с понятием общественного места. Соответственно, публичность, так же как и место совершения преступления, не является обязательным признаком хулиганства. Вместе с тем публичность хулиганских действий необходимо установить тогда, когда общественно опасные действия сопряжены исключительно с уничтожением имущества при помощи оружия или соответствующих предметов либо только со стрельбой из оружия или приведением в действие взрывных устройств либо взрывчатых веществ, не угрожающими безопасности людей. Отсутствие публичности в данном случае исключает состав хулиганства.

В соответствии с действующей редакцией п. "а" ч. 1 ст. 213 УК хулиганство может быть признано таковым, только если оно совершено с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия. При совершении хулиганства по мотивам ненависти либо вражды к какой-либо социальной группе и (или) ее представителям (п. "б" ч. 1 ст. 213 УК) применение оружия и сходных с ним по качествам предметов, по мысли законодателя, является не обязательным, а факультативным признаком объективной стороны данного преступления. Вместе с тем, как уже указывалось нами ранее, деяние не может быть квалифицировано по ст. 213 УК, в том числе и по п. "б" ее первой части, без установления хулиганских побуждений, причем их основной, главной роли в совершенном преступлении. Основываясь на данном утверждении и условно допуская возможность сочетания хулиганских и экстремистских побуждений, попытаемся ответить на вопрос об объеме понятия хулиганства, предусмотренного п. "б" ч. 1 ст. 213 УК.

Необходимо, в первую очередь, сопоставить статьи УК РФ об ответственности за преступления, совершаемые как из хулиганских, так и экстремистских побуждений. Если исследовать хулиганство не изолированно, а в соотношении с иными уголовно наказуемыми деяниями, совершаемыми из хулиганских побуждений, то следует определить их перечень, составляющий определенную систему. К таким деяниям относятся преступления, предусмотренные в следующих статьях УК РФ: п. "и" ч. 2 ст. 105 "Убийство"; п. "д" ч. 2 ст. 111 "Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью"; п. "д" ч. 2 ст. 112 "Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью"; п. "а" ч. 2 ст. 115 "Умышленное причинение легкого вреда здоровью"; п. "а" ч. 2 ст. 116 "Побои"; ч. 2 ст. 167 "Умышленные уничтожение или повреждение чужого имущества"; ст. 215.2 "Приведение в негодность объектов жизнеобеспечения"; ст. 215.3 "Приведение в негодность нефтепроводов, нефтепродуктопроводов и газопроводов"; ст. 245 "Жестокое обращение с животными".

Сопоставление указанных уголовно-правовых норм со ст. 213 УК приводит к выводу, что основным ограничительным признаком хулиганства является применение при его совершении оружия или предметов, используемых в качестве оружия, в противном случае это деяние практически ничем не будет отличаться от побоев, умышленного причинения легкого вреда здоровью и т.д. Иными словами, хулиганство, предусмотренное п. "б" ч. 1 ст. 213 УК, в своем содержании не имеет признаков объективной стороны преступления, которые не предусматривались бы УК применительно к другим преступлениям. Можно пытаться моделировать самые различные ситуации, однако все они полностью охватываются теми или иными статьями Особенной части УК либо КоАП РФ. Следовательно, квалификация содеянного по п. "б" ч. 1 ст. 213 УК даже теоретически возможна только при установлении в деянии всех признаков состава преступления хулиганства, в том числе главенствующей роли хулиганских побуждений. В связи с последним утверждением, считаем, что специфика внутренних побуждений и внешнего проявления хулиганства не позволяют относить его к числу преступлений экстремистской направленности, поэтому наличие в ч. 1 ст. 213 УК пункта "б" в действующей редакции следует признать юридически необоснованным. Приведенное обстоятельство подтверждает наше предложение об исключении из ст. 213 УК указания на возможную экстремистскую направленность хулиганства.

Между тем, изучение уголовных дел и результатов анкетирования сотрудников правоохранительных органов показало, что в последние три года (2009, 2010 и 2011 гг.) п. "б" ч. 1 ст. 213 УК стал применяться достаточно активно. Как объясняют респонденты, это во многом связано с тем, что норма об ответственности за хулиганство является более строгой по сравнению со ст. 282 УК, кроме того, хулиганские проявления доказываются "быстрее и проще", нежели действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства. Также отметим, что выбор при квалификации именно п. "б" ч. 1 ст. 213 УК, как правило, обусловлен еще и совершением указанных действий в общественных местах в присутствии большого количества людей. Однако, как разъяснялось нами ранее, общественное место, равно как и публичность, не являются обязательными признаками объективной стороны хулиганства, к тому же данное преступление не направлено на возбуждение ненависти, вражды или унижение человеческого достоинства.

Представляется правильным разъяснение Пленума Верховного суда Российской Федерации о том, что "применение в ходе совершения хулиганства незаряженного, неисправного, непригодного оружия (например, учебного) либо декоративного, сувенирного оружия, оружия-игрушки и т.п. дает основание для квалификации содеянного по пункту "а" части 1 статьи 213 УК РФ"*(29). Вместе с тем для обеспечения единообразия правоприменительной практики в части толкования словосочетания "предметы, используемые в качестве оружия" Пленуму Верховного суда Российской Федерации необходимо внести соответствующие коррективы и в п. 23 его постановления от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое"*(30).

При отнесении тех или иных предметов к оружию необходимо руководствоваться положениями Федерального закона "Об оружии"*(31), разъяснениями, содержащимися в постановлении Пленума Верховного суда РФ от  г. N 5 "О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств"*(32), и результатами соответствующих экспертиз.

Так как термин "оружие" в п. "а" ч. 1 ст. 213 УК указывается без каких-либо оговорок, сужающих его объем или содержание, к таким устройствам следует относить гражданское, служебное, боевое ручное стрелковое и холодное, а также газовое, пневматическое и сигнальное оружие как заводского изготовления, так и самодельное. Кроме того, Пленум Верховного суда РФ в п. 1 приведенного постановления подчеркивает, что к оружию, помимо указанных предметов и устройств, следует относить еще и другие виды боевого огнестрельного оружия, находящиеся на вооружении в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках, воинских формированиях и федеральных органов исполнительной власти, в которых федеральным законом предусмотрена военная служба и на которые действие Федерального закона "Об оружии" не распространяется.

Исходя из приведенных положений законодательства и разъяснений Пленума Верховного суда Российской Федерации, представляется недопустимым при расследовании и рассмотрении уголовных дел о хулиганстве относить пневматическое, газовое или сигнальное оружие не к видам оружия, а к предметам, используемым в качестве оружия, как это имеет место в следственной и судебной практике. Несмотря на то, что в ст. 213 УК ответственность за применение оружия или соответствующих предметов не дифференцируется, следует признавать повышенную степень общественной опасности применения именно оружия, что должно учитываться при назначении наказания виновному.

В отличие от ранее действовавшего уголовного законодательства (ч. 3 ст. 206 УК РСФСР 1960 г.), ст. 213 УК не содержит указания на то, что предметы, используемые в качестве оружия при совершении хулиганства, должны быть специально приспособлены для нанесения телесных повреждений*(33).

Словосочетание "применение оружия" в УК РФ не раскрывается, однако изучение следственной и судебной практики позволяет утверждать, что таковым устойчиво признается использование в процессе преступного посягательства тех свойств, присущих определенному виду оружия, которые повышают степень интенсивности насилия либо угрозы его применения и придают им способность причинять определенный вред здоровью человека либо угрожать таковым. Соответственно, предметами, используемыми в качестве оружия, следует признавать вещи материального мира, которые хотя и не являются оружием, но по своим свойствам способны в процессе их применения повысить степень интенсивности насилия, а равно угрозы его применения, и посредством применения которых потерпевшему может быть реально причинен вред здоровью (например, палка, топор, кухонный нож, сковорода, бейсбольная бита и т.п.). Принимая во внимание словосочетание "используемые, в качестве оружия", представляется, что такими предметами могут являться те из них, которые объективно обладают качествами, присущими указанным ранее видам оружия, либо внешне имитируют последние (при угрозе применения оружия).

Кроме того, в постановлении Пленума Верховного суда РФ от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое" разъяснено, что к таким предметам следует относить и механические распылители, аэрозольные и другие устройства, снаряженные слезоточивыми и раздражающими веществами и предназначенные для временного поражения цели, а также собак и других животных, использование которых представляет угрозу для жизни или здоровья человека*(34).

Учитывая то, что боеприпасы (например, мины, ручные гранаты), взрывные устройства и взрывчатые вещества*(35) в соответствии с Федеральным законом "Об оружии" к оружию не относятся, но объективно могут быть использованы в качестве последнего, применение соответствующих устройств и веществ, грубо нарушающее общественный порядок и выражающее явное неуважение к обществу, следует признавать хулиганством, совершенным с применением предметов, используемых в качестве оружия.

При юридическом анализе признаков объективной стороны хулиганства нами подчеркивалось, что грубое нарушение общественного порядка наряду с явным неуважением к обществу нельзя рассматривать в качестве общественно опасных последствий данного преступления. Эти признаки отражают социальные свойства деяния и, соответственно, не ставят под сомнение признание состава хулиганства формальным, то есть предполагающим только одну форму вины - умысел, причем исключительно одного вида - прямого.

Определение прямого умысла, закрепленное в ч. 2 ст. 25 УК, касается только преступлений с материальными составами, состав же хулиганства является формальным. Применительно к формальным составам определение прямого умысла усечено*(36), то есть "объективным признаком, воплощающим общественную опасность преступного деяния, является общественно опасное действие и бездействие. Поэтому форма вины определяется характером интеллектуального и волевого отношения к этому признаку"*(37).

Интеллектуальный момент выражается в осознании виновным всех объективных признаков хулиганства. Во-первых, того, что он совершает действия, грубо нарушающие общепринятые правила поведения в обществе, проявляя тем самым явное неуважение к последнему; а, во-вторых, - того, что данные действия совершаются им с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, в том числе неисправного оружия или макетов такового, воспринимаемых потерпевшим и окружающими людьми в качестве настоящего. Конечно же, по меньшей мере трудно представить, что лицо, совершая хулиганство, осознает, что посягает именно на общественный порядок. Поэтому "определяющим является то, что виновный понимает характер совершаемого деяния и в общих чертах сознает, на какую сферу общественных отношений он посягает"*(38).

При совершении преступлений с формальным составом "предметом желания являются действия (бездействие), которые по своим объективным свойствам обладают признаком общественной опасности независимо от факта наступления вредных последствий"*(39). В юридической литературе верно отмечается, что "действие всегда желанно, если только оно не совершено под влиянием непреодолимой силы или физического принуждения"*(40). Другими словами, волевой момент в преступлениях с формальными составами выражается "только в желании совершить действие или воздержаться от него, то есть такие деяния могут совершаться только с прямым умыслом"*(41). Данное утверждение представляется нам верным.

Соответственно, волевой момент умысла при хулиганстве заключается в желании виновного грубо нарушить общественный порядок и выразить явное неуважение к обществу посредством применения оружия или предметов, используемых в качестве оружия, а равно действуя по мотивам ненависти либо вражды.

При рассмотрении субъективной стороны хулиганства большое значение принимает определение мотива содеянного.

В теории уголовного права выделяются два условия отнесения мотива к обязательным признакам субъективной стороны конкретных составов преступлений: 1) указание на мотив непосредственно в тексте диспозиции статьи Особенной части УК РФ; 2) необходимость наличия мотива следует из юридической природы конкретного состава и определяется путем сопоставления данной нормы с другими нормами Особенной части УК РФ*(42).

Многими авторами справедливо утверждается, что хулиганство не может быть признано таковым без установления хулиганского мотива*(43). Другие же ученые вносят диссонанс в решение данного вопроса, указывая на возможность совершения хулиганства как из хулиганских побуждений, так и по другим мотивам (месть, ненависть, неприязнь), если в деянии "проявилось неуважение к обществу и другим лицам"*(44). Причина разногласий видится в том, что, во-первых, хулиганский мотив многолик, и именно это обстоятельство придает ему особую сложность, затрудняет его определение и отграничение от других побуждений*(45); во-вторых, хулиганство зачастую сопряжено с другими преступлениями, а это предполагает сочетание и некоторое смешение во многом сходных побуждений*(46); в-третьих, в ст. 213 УК соответствующие побуждения не определяются, а лишь указывается их внешнее проявление в виде явного неуважения к обществу.

По нашему мнению, последнее из выделенных обстоятельств является существенным упущением законодателя, непосредственно отражающимся на правильности квалификации и, как следствие, единообразном правоприменении.

Трудности на практике и разноплановость высказываемых в юридической литературе точек зрения по поводу характеристики мотива хулиганства неизбежно приводили и приводят к расплывчатости этого понятия, что недопустимо, учитывая роль данного признака состава преступления, являющегося исходным моментом и связующе направляющим звеном в процессе установления субъективной стороны преступления и точной квалификации деяния.

Считаем, что деяние следует квалифицировать именно с учетом основного, главного мотива, выступившего внутренней движущей силой, сформировавшей стремление виновного совершить преступление. Соответственно, все иные побуждения виновного лишь сопутствуют такому ведущему мотиву, пусть укрепляя и подпитывая решимость на осуществление преступного умысла, но не исполняют главную роль, и не должны влиять на юридическую оценку содеянного. Если же не выделять основной мотив деяния, а разложить преступную мотивацию на отдельные побуждения и осуществить квалификацию с равноценным учетом каждого из них, это может привести к необоснованному осуждению человека за два и более преступления вместо одного, фактически совершенного. Соблазн именно такой юридической оценки деяния на практике может обусловливаться желанием искусственно повысить раскрываемость преступлений либо (и) упростить процесс доказывания по уголовному делу.

Для хулиганства основным мотивом является "вызванное очевидно незначительным внешним поводом или вовсе при отсутствии такового стремление виновного продемонстрировать свое пренебрежение к общепринятым нормам поведения, к правам и интересам других лиц"*(47).

Соответственно, недопустимо при юридической оценке деяния учитывать одновременно хулиганские и какие-либо иные побуждения, так как содеянное подлежит квалификации по статье УК РФ, предусматривающей мотив, "в пользу которого избран волевой акт и который положен в основу решения"*(48). Если в качестве определяющего поведение виновного мотива выступали хулиганские побуждения, то было бы неправильным относить такое деяние к преступлениям экстремистской направленности в случаях, когда идеологическая, религиозная ненависть либо вражда, а равно ненависть или вражда в отношении какой-либо социальной группы, пусть даже и сопутствовали указанным побуждениям, но тем не менее не явились непосредственной причиной совершения уголовно наказуемого деяния. Обратная же ситуация, а именно избрание виновным за основу своего деяния экстремистских мотивов, исключает квалификацию содеянного как хулиганства. Следовательно, имеющееся в п. "б" ч. 1 ст. 213 УК указание на мотив, присущий преступлениям экстремистской направленности, является, на наш взгляд, необоснованным и подлежащим исключению.

Для более детального анализа хулиганских побуждений изложим объективные факторы (факты), указывающие на проявление последних в совершенном деянии:

а) совершение действий в общественном месте;

б) совершение деяния хотя и не в общественном месте в его привычном понимании, но в условиях очевидности для других людей (например, в туристическом лагере в лесу);

в) осуществление посягательства в безлюдном месте, но в отношении постороннего гражданина, являющегося для виновного лица лишь одним из представителей общества, то есть не персонифицированно;

г) отсутствие спровоцированности деяния виновного поведением потерпевшего, осуществление преступления при отсутствии внешнего повода либо при его очевидной незначительности.

На хулиганский мотив деяния может указывать как сочетание указанных факторов, так и один из них. При этом последний из указанных факторов подлежит установлению в каждом случае обращения к статье УК РФ, содержащей указание на хулиганские побуждения. Окончательный же вывод о наличии данного мотива можно сделать лишь после исследования всех юридически значимых признаков содеянного. Например, при насильственных действиях виновного в отношении знакомых или близких ему лиц необходимо удостовериться в том, что мотивы личного характера либо отсутствуют, либо играют подчиненную роль по отношению к хулиганским побуждениям.

В качестве примера рассмотрим конкретное уголовное дело, по которому Коряжемским городским судом Архангельской области Елсаков первоначально был осужден по ч. 3 ст. 213, ст. 119 и п. "д" ч. 2 ст. 112 УК. Судом было установлено, что Елсаков угрожал убийством своей бывшей сожительнице Урозаевой, которая, воспринимая угрозы как реальные, скрывалась от него. Когда Елсаков, освободившись по амнистии из мест лишения свободы, где он отбывал наказание за причинение ей ножевых ранений, случайно встретил Урозаеву на улице, он подошел к ней и, ничего не объясняя, ударил по голове разводными ключами от газовых труб и нанес несколько ударов коленом в грудь и лицо, причинив ей своими действиями вред здоровью средней тяжести. Суд, рассматривавший уголовное дело, посчитал, что повод для избиения потерпевшей в данном случае был незначительным и, кроме того, действиями виновного был грубо нарушен общественный порядок. Однако Президиум Архангельского областного суда, пересматривая данное дело в порядке надзора, указал, что суд не учел показания Елсакова и Урозаевой, а также другие обстоятельства дела, подтверждающие то, что между этими лицами ранее сложились неприязненные отношения и именно они и явились причиной рассматриваемого нападения.

Поэтому вывод суда о том, что Елсаков своими действиями грубо нарушил общественный порядок и проявил явное неуважение к обществу, был признан необоснованным. Соответственно, уголовное дело в части осуждения Елсакова по ч. 3 ст. 213 УК было прекращено и осуществлена переквалификация с п. "д" ч. 2 ст. 112 УК на часть первую данной статьи*(49).

По другому уголовному делу Кунцевский районный суд г. Москвы сделал вывод о совершении Ворониным преступления из хулиганских побуждений (п. "д" ч. 2 ст. 112 УК) лишь на основании того, что никаких причин, кроме алкогольного опьянения, по мнению суда, для избиения осужденным потерпевшей не было. Президиум Московского городского суда, рассматривая данное дело в порядке надзора, переквалифицировал действия Воронина на ч. 1 ст. 112 УК, указав, что показания осужденного, а также свидетелей подтверждают, что он и потерпевшая, являющаяся его матерью, постоянно ссорились на бытовой почве, что свидетельствует о наличии между ними неприязненных отношений, исключающих хулиганские побуждения деяний*(50).

При установлении мотива содеянного следует учитывать, что неприязненные отношения могут существовать не только между родственниками, супругами либо знакомыми и бывшими друзьями и не обязательно складываются в течение длительного времени. Такие отношения могут возникнуть внезапно, в том числе как ответ на оскорбительное либо противоправное поведение потерпевшего, причем не обязательно существовавшее в объективной действительности, а бывшее, например, всего лишь результатом заблуждения виновного лица.

Так, Коптевским районным судом Москвы Лопухов был осужден по ч. 3 ст. 213 УК РФ, п. "д" ч. 2 ст. 112 УК РФ за то, что в подъезде дома, используя в качестве оружия зажигалку в виде пистолета, угрожал применением насилия, выражался нецензурно, нанес потерпевшим Рзаеву и Капитонецкой удары указанным предметом. Однако Президиум Московского городского суда прекратил уголовное дело в части осуждения Лопухова по ч. 3 ст. 213 УК и исключил из обвинения указание на хулиганские побуждения деяния, указав, в частности, что осужденный не имел умысла на грубое нарушение общественного порядка и совершил соответствующее деяние не из данных побуждений, а из неприязни, ошибочно приняв потерпевших за лиц, причастных к продаже наркотиков его другу*(51).

Мотив определяет цель деяния, а вместе они служат основой, на которой формируется вина*(52), указывают на направленность умысла. Соответственно, хулиганство и другие преступления, совершаемые из хулиганских побуждений, характеризуются тем, что умысел при их осуществлении направлен прежде всего на нарушение общественного порядка, а совершение при этом насильственных и иных действий является лишь способом такого нарушения.

Относительно цели хулиганства некоторыми учеными утверждается, что она заключается в самом совершении хулиганских действий*(53). Возражая против данного утверждения, С.В. Алимов обоснованно указывает, что "цель всегда предшествует действию и является идеальным образом ожидаемого результата"*(54).

В теории уголовного права отмечалось, что цель хулиганства следует определять только в уголовно-правовом смысле, то есть как желание лица проявить явное неуважение к обществу*(55). Данную позицию нельзя признать правильной, так как "необходимо отличать цель в качестве составной части "желания" как волевого момента прямого умысла от цели как самостоятельном признаке субъективной стороны преступления. В первом случае цель является отражением объективной стороны, имеет материальное объективное воплощение в признаках последней, указанных в диспозиции статьи Особенной части УК. Цель же, как самостоятельный признак субъективной стороны преступления, не имеет такого воплощения. Она характеризует психическое отношение виновного к последствиям, выходящим за пределы состава преступления, то есть к тем, которые не служат признаками данного конкретного состава, предусмотренными статьей Особенной части УК РФ"*(56).

Соответственно, цель как самостоятельный признак субъективной стороны преступления всегда коррелирует с последствиями, лежащими вне рамок конкретного состава, но не с действиями, а выражение явного неуважения к обществу и грубое нарушение общественного порядка при хулиганстве являются социальными характеристиками именно деяния, причем предусмотренного в диспозиции ст. 213 УК. Желание выразить явное неуважение к обществу, а также грубо нарушить общественный порядок является составной частью волевого момента умысла при совершении хулиганства, но никоим образом не образует цель как самостоятельный признак субъективной стороны последнего. Можно согласиться с утверждением, что цель хулиганства "имеет собственное содержание, выражающееся в стремлении хулигана путем своих действий внести в сознание других лиц представление о значимости его "я"*(57), самоутвердиться во мнении окружающих либо потерпевшего, часто являющегося лишь одним из представителей общества, то есть посторонним для хулигана.

Несмотря на то, что цель является факультативным признаком хулиганства, необходимо устанавливать ее наличие и содержание в каждом случае квалификации посягательства, внешне сходного с рассматриваемым деянием либо иным преступлением, совершаемым из хулиганских побуждений. Это требуется для правильного определения мотива содеянного и отграничения деяний от смежных с ними составов преступлений. Например, установление цели хищения при вооруженном нападении на гражданина предполагает квалификацию деяния по ст. 162 УК как разбой; если же таковая не установлена и в деянии проявились хулиганские побуждения, то юридическая оценка осуществляется прежде всего по ст. 213 УК, то есть как хулиганство. Соответственно, на хулиганские побуждения указывает в том числе и отсутствие в деянии какой-либо цели, специально указанной в уголовном законе.

Полагаем, что наиболее существенным отличием хулиганских проявлений от преступлений экстремистской направленности является отсутствие избирательности действий, так как личность потерпевшего и его принадлежность к определенной социальной группе не имеют для виновного никакого значения. Через свои хулиганские действия виновный желает грубо нарушить общественный порядок, продемонстрировать свое неуважение к обществу в целом, а не к его отдельным составляющим.

Предупреждая возможные доводы ученых о том, что ненависть либо вражда, указанные в п. "б" ч. 1 ст. 213 УК, представляют собой частный (специальный) случай проявления хулиганских побуждений, приведем следующие контраргументы.

Во-первых, в основе определения хулиганских побуждений сам Пленум Верховного суда Российской Федерации указывает на отсутствие либо незначительность повода, используемого виновным для совершения преступления*(58). Совершение же противоправных действий по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы предполагает избирательность поведения виновного и использование им конкретного повода, который вряд ли можно признать незначительным.

Во-вторых, во всех статьях Особенной части УК РФ, кроме ст. 213 этого УК, одновременно предусматривающих указание на хулиганские и "экстремистские" мотивы деяния, данные побуждения используются в качестве самостоятельных квалифицирующих признаков соответствующего состава преступления. Кроме того, указанные виды мотивов расцениваются законодателем в качестве равнозначных по их уголовно-правовому значению, однако не находящихся в отношении соподчинения или взаимопоглощения.

Обобщая изложенное, подчеркнем, что хулиганство может быть совершено только с прямым умыслом при обязательном отражении в деянии хулиганских побуждений, которые, определяя направленность деяния на грубое нарушение общественного порядка и выражение явного неуважения к обществу, выступают связующе направляющим звеном при квалификации содеянного.

В ч. 2 ст. 213 УК в качестве альтернативных квалифицирующих признаков хулиганства предусмотрены совершение деяния группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, а равно его сопряженность с сопротивлением представителю власти либо иному лицу, исполняющему обязанности по охране общественного порядка или пресекающему нарушение общественного порядка. В первую очередь остановимся на анализе последнего из квалифицирующих признаков, свойственного только хулиганству.

Выделенный вид хулиганства отличается тем, что при его совершении виновное лицо оказывает сопротивление представителю власти либо иному лицу, исполняющему обязанности по охране общественного порядка или пресекающему нарушение. Данное сопротивление должно быть связано именно с уголовно наказуемыми хулиганскими действиями и совершено в процессе таковых, выступать их органическим элементом. Если же после окончания хулиганства виновное лицо оказывает сопротивление лицам, пытающимся его задержать, рассматриваемый квалифицирующий признак отсутствует*(59) и содеянное квалифицируется самостоятельно.

В соответствии с примечанием к ст. 318 УК представителем власти следует признавать "должностное лицо правоохранительного или иного контролирующего органа, а также иное должностное лицо, наделенное в установленном законом порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от него в служебной зависимости".

Иным лицом, исполняющим обязанности по охране общественного порядка, может являться, например, военнослужащий, задействованный в охране общественного порядка.

Необходимо учитывать, что сопротивление при совершении хулиганства может быть оказано в отношении любого гражданина, пресекающего хулиганские действия, что также обусловливает квалификацию содеянного по ч. 2 ст. 213 УК.

Мелкое хулиганство, влекущее административную ответственность, связанное с сопротивлением лицам, пытающимся пресечь такое деяние, не должно квалифицироваться по ч. 2 ст. 213 УК. В зависимости от характера оказанного сопротивления такие действия либо полностью охватываются ч. 2 ст. 20.1 КоАП РФ, либо требуют самостоятельной квалификации по соответствующим статьям УК РФ (например, ст. 115, 116, 318 УК). При этом виновное лицо из хулиганских побуждений может применить оружие либо предмет, используемый в качестве оружия, грубо нарушив тем самым общественный порядок и выразив явное неуважение к обществу и, соответственно, совершить уже уголовно наказуемое хулиганство.

По нашему мнению, нельзя согласиться с авторами, относящими отказ прекратить хулиганские действия к разновидности рассматриваемого сопротивления*(60). Считаем, что сопротивление лицу, пресекающему хулиганские действия, должно заключаться в активном противодействии, затрудняющем либо исключающем возможность остановить хулиганские действия виновного*(61).

Нельзя квалифицировать по ч. 2 ст. 213 УК и те хулиганские действия, при которых виновное лицо проявляет только неповиновение сотруднику полиции или военнослужащему, а равно другому лицу, выполняющему обязанности по охране общественного порядка. Такое неповиновение может содержать состав административного правонарушения, предусмотренного ст. 19.3 КоАП РФ.

"Когда речь идет о сопротивлении "иному лицу", пресекающему нарушение общественного порядка, пресекающими эти действия должны быть признаны не просьбы и словесные призывы, а активные формы вмешательства лица, направленные на прекращение хулиганства, включая применение силы"*(62). Полагаем, что данное положение следует относить ко всем лицам, пресекающим хулиганство.

По нашему мнению, ч. 2 ст. 213 УК полностью охватывает физическое воздействие в отношении гражданина, пресекающего хулиганство, доходящее по тяжести последствий до причинения ему легкого вреда здоровью. В отношении же представителей власти следует учитывать определенные исключения. "По смыслу ст. 213 УК РФ, если при совершении хулиганства, сопряженного с сопротивлением представителю власти, было применено насилие, опасное для здоровья, то оно (в зависимости от конкретных обстоятельств) должно быть дополнительно квалифицировано по ст. 317 или ст. 318 УК РФ"*(63). Под таким насилием в данном случае необходимо понимать, как минимум, причинение легкого вреда здоровью, а равно насилие, которое, исходя из способа и обстановки его осуществления, применяемых орудий, представляет угрозу для жизни и здоровья потерпевшего независимо от фактического наличия или отсутствия последствий (например, сбрасывание с движущегося поезда).

Отметим, что оказание сопротивления при совершении хулиганства, несмотря на органическую связь с данным преступлением, является самостоятельным действием, и это, по нашему мнению, позволяет утверждать, что применение оружия или соответствующих предметов не является его обязательным признаком. Иными словами, сопротивление лицу, пресекающему хулиганство, предусмотренное ч. 2 ст. 213 УК, может быть совершено без применения оружия или предметов, используемых в качестве оружия. Данное утверждение справедливо и по отношению к мотивам ненависти или вражды, которые также могут отсутствовать применительно к тому, кто пытается пресечь хулиганские действия.

В случае совершения хулиганства группой лиц без предварительного сговора (при отсутствии признаков, указанных в ч. 2 ст. 213 УК) содеянное квалифицируется по ч. 1 ст. 213 УК, но при назначении наказания данное обстоятельство должно учитываться в качестве отягчающего (п. "в" ч. 1 ст. 63 УК). Позиция законодателя, исключившего признак совершения хулиганства группой лиц из числа квалифицирующих, представляется необоснованной, так как на практике подавляющее большинство фактов грубого нарушения общественного порядка "традиционно" совершается в состоянии алкогольного опьянения и, как следствие, умысел на такое деяние возникает непосредственно перед его совершением, а сговор на его совместное осуществление - в процессе посягательства. Кроме того, совершение хулиганства "в групповом исполнении", независимо от наличия или отсутствия предварительного сговора, всегда представляет повышенную опасность для граждан.

Группа лиц по предварительному сговору отличается от группы лиц именно наличием сговора между соучастниками, возникающим до начала совместного выполнения объективной стороны преступления. Сама же группа предполагает наличие как минимум двух соисполнителей, каждый из которых должен обладать признаками субъекта хулиганства, предусмотренного ч. 2 ст. 213 УК. Помимо соисполнителей в группе лиц по предварительному сговору могут участвовать подстрекатель, пособник, а в некоторых случаях и организатор. Действия трех последних соучастников квалифицируются по ч. 2 ст. 213 УК со ссылкой на соответствующую часть ст. 33 этого УК.

Предварительный сговор на совместное совершение преступления предопределяет и подчеркивает умышленный характер деятельности соучастников. Субъективные признаки соучастия в преступлении выводятся из законодательного определения последнего (ст. 32 УК), предполагающего только умышленный характер совместной деятельности как минимум двух лиц в совершении исключительно умышленного преступления. Исходя из данной формулировки, в теории уголовного права выделяется два субъективных признака соучастия: 1) взаимная осведомленность о совершении преступления и 2) согласованность действий (бездействия) соучастников*(64).

Взаимная осведомленность характеризуется тем, что каждый из соучастников "осознает, во-первых, факт совместного совершения преступления, а не в одиночку, во-вторых, совершение определенного, а не любого преступления, в-третьих, общественно опасный характер не только своего деяния, но и действий других соучастников, хотя бы одного"*(65).

Согласованность же "состоит во взаимном выражении намерения и желания лица участвовать в совершении преступления вместе с другим лицом.

Соглашение - это сговор. Соучастие возникает именно с момента сговора, содержание и формы которого могут быть разнообразными"*(66).

При квалификации хулиганства как совершенного организованной группой необходимо учитывать следующие особенности.

В ч. 3 ст. 35 УК указано, что "преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений".

Наиболее конкретное определение признаков организованной группы дано в п. 15 постановления Пленума Верховного суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое", в соответствии с которым такая группа "характеризуется, в частности, устойчивостью, наличием в ее составе организатора (руководителя) и заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, распределением функций между членами группы при подготовке к совершению преступления и осуществлении преступного умысла.

Об устойчивости организованной группы может свидетельствовать не только большой временной промежуток ее существования, неоднократность совершения преступлений членами группы, но и их техническая оснащенность, длительность подготовки даже одного преступления, а также иные обстоятельства"*(67).

Л.Д. Гаухман и С.В. Максимов обоснованно, на наш взгляд, указывают, "что определяющим признаком организованной группы, характеризующим ее устойчивость, является наличие организатора или руководителя группы. Именно организатор создает группу, осуществляя подбор соучастников, распределяет роли между ними, устанавливает дисциплину и т.п., а руководитель обеспечивает целенаправленную, спланированную и слаженную деятельность как группы в целом, так и каждого ее участника*(68) с соблюдением групповой дисциплины и т.д."*(69)

"Важно также отметить, что наличие организатора или руководителя, в отличие от других признаков организованной группы, поддается установлению и доказыванию в порядке, предусмотренном УПК РФ, как правило, по каждому уголовному делу о преступлении, совершенном такой группой"*(70).

Следовательно, выделение в группе организатора является одной из основных предпосылок для признания такой группы организованной. Логичным представляется вывод о наличии в организованной группе и иных соучастников, в первую очередь, исполнителей и пособников, что также подтверждается приведенным ранее указанием Пленума Верховного суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. N 29 о распределении функций между членами группы при подготовке к совершению преступления и осуществлении преступного умысла.

Последнее положение согласуется с теоретическими разработками, согласно которым "каждый участник подобного объединения должен сознавать, что он входит в организованную группу, участвует в выполнении части или всех взаимно согласованных действий и осуществляет совместно с другими участниками единое преступление с распределением ролей, по заранее обусловленному плану"*(71).

Пленум Верховного суда Российской Федерации в постановлении от 27 января 1999 г. N 1 "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)" указал, что "организованная группа - это группа из двух и более лиц, объединенных умыслом на совершение одного или нескольких убийств. Как правило, такая группа тщательно планирует убийство, распределяет роли между участниками группы. Поэтому при признании убийства совершенным организованной группой действия всех участников независимо от их роли в преступлении следует квалифицировать как соисполнительство без ссылки на ст. 33 УК РФ"*(72). Данное разъяснение суды применяют на практике и при квалификации иных преступлений.

Указание на внешнюю форму проявления хулиганского мотива (выражение явного неуважения к обществу) рассматриваемого преступления дано в первом абзаце его законодательного определения, являющимся общим для приводимых далее видов хулиганства. Следовательно, данное преступление, в какой бы внешней форме оно ни выражалось, должно быть совершено из хулиганских побуждений, что порождает вопрос о соотношении последних с мотивами иного характера, правильный ответ на который имеет большое значение для квалификации содеянного.

При совершении хулиганства группой лиц по предварительному сговору или организованной группой возможен эксцесс исполнителя*(73), то есть совершение исполнителем преступления, которое не охватывалось умыслом других соучастников (например, при совершении группового хулиганства один из соучастников выходит за рамки сговора и похищает имущество потерпевшего). За эксцесс исполнителя другие соучастники хулиганства ответственности не несут (ст. 36 УК).

В развитие последнего положения, следует рассмотреть две возможные ситуации, способные вызвать затруднения у практических работников правоохранительных органов при юридической оценке деяния.

Группа лиц, действуя из хулиганских побуждений, договорилась о совершении насильственных действий, при этом сговор не затрагивал возможность применения при насилии оружия или предметов, используемых в качестве оружия. Во время же совершения преступления один из соучастников без ведома остальных применил имевшийся у него нож для нанесения ударов потерпевшему.

Соучастники договорились совместно избить "не понравившегося" им человека. Сговор не касался применения оружия или соответствующих предметов. Во время посягательства один из соучастников достал имевшийся у него кастет и, видя одобрение других посягающих, нанес данным предметом несколько ударов потерпевшему.

Рассмотрим первую из обозначенных ситуаций на примере судебной практики.

Преображенским районным судом Москвы Естехин и Тараскин были осуждены по ч. 3 ст. 213 УК Естехин был признан виновным в совершении хулиганства, сопровождавшемся применением насилия к гражданам, совершенном группой лиц по предварительному сговору, связанным с сопротивлением лицу, пресекающему нарушение общественного порядка, с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия.

Естехин, предварительно договорившись с Тараскиным о совершении хулиганских действий, на улице подошел к Шарафетдиновой и из хулиганских побуждений дважды ударил ее рукой по лицу, причинив физическую боль. Пытавшейся пресечь его действия Рвачевой он также нанес удар рукой по лицу, что повлекло закрытый перелом носа, относящийся к повреждениям, причинившим легкий вред здоровью. Тараскин в это время удерживал старавшегося защитить девушек Горбачева, приставив к горлу последнего нож. Затем Естехин и Тараскин сбили Горбачева с ног и нанесли удары ногами, причинив ему физическую боль.

В кассационном порядке дело не рассматривалось.

Заместитель председателя Верховного суда РФ в протесте поставил вопрос о переквалификации действий Естехина с ч. 3 ст. 213 УК РФ на п. "а", "б" ч. 2 ст. 213 УК РФ.

Президиум Московского городского суда протест удовлетворил по следующим основаниям.

Суд, правильно установив фактические обстоятельства совершения Естехиным хулиганства, дал его действиям ошибочную юридическую оценку.

Так, по смыслу закона под применением оружия и других предметов, используемых в качестве оружия, при совершении хулиганства следует понимать фактическое их использование как средство насилия над потерпевшим, создающего реальную угрозу его жизни и здоровью.

Однако в действиях Естехина судом не установлено применения оружия, ни других предметов, используемых в качестве оружия.

Как видно из материалов дела и приговора суда, Естехин и Тараскин заранее договорились совершить хулиганство, и в то время, когда Естехин избивал потерпевших Шарафетдинову и Рвачеву, Тараскин удерживал пытавшегося пресечь эти действия Горбачева, приставив нож к его горлу. Затем оба нанесли ему удары ногами.

Из изложенного усматривается, что нож во время совершения хулиганства применил к Горбачеву Тараскин.

Ни органами следствия, ни судом не установлено предварительной договоренности между Естехиным и Тараскиным о применении последним ножа, а также не выяснено, знал ли Естехин о наличии у Тараскин а ножа.

Таким образом, умысел Естехина не был направлен на совершение совместно с Тараскиным хулиганства, сопряженного с применением ножа.

Исходя из положений ст. 36 УК, действия Тараскина, применившего нож при хулиганстве, следует признать эксцессом исполнителя, а действия Естехина надлежит переквалифицировать с ч. 3 ст. 213 УК на п. "а", "б" ч. 2 ст. 213 УК*(74).

Если же разобрать данную ситуацию применительно к действующей редакции ст. 213 УК, то действия Естехина, независимо от наличия или отсутствия предварительного сговора с Тараскиным на применение последним ножа в отношении Горбачева, не могут быть квалифицированы как хулиганство, так как он не применял данный предмет при осуществлении насилия, и его действия не только не составляли органическую часть хулиганства, совершенного Тараскиным, но и не способствовали его совершению. Действия же Тараскина, напротив, обеспечивая совершение насильственного деяния Естехиным, составляли неотъемлемую часть данного преступления, то есть являлись соисполнительством в нанесении побоев Шарафетдиновой и причинении легкого вреда здоровью Рвачевой, а также в последовавшем за хулиганством нанесении побоев Горбачеву. Таким образом, в приведенном примере хулиганство совершил только Тараскин, а в целом его действия должны быть квалифицированы по п. "а" ч. 1 ст. 213 УК и по п. "а" ч. 2 ст. 115 УК, а также дважды по п. "а" ч. 2 ст. 116 этого УК Юридическая оценка действий Естехина должна осуществляться по п. "а" ч. 2 ст. 115 и дважды по п. "а" ч. 2 ст. 116 УК.

Следовательно, выходящее за рамки предварительного сговора применение оружия или предметов, используемых в качестве оружия, одним из соучастников насильственного деяния, совершаемого из хулиганских побуждений, оценивается по правилу эксцесса исполнителя с учетом его роли в деянии, осуществленном соучастниками вне применения им оружия или соответствующих предметов либо в процессе такого применения.

В отношении второй из предложенных нами ситуаций считаем, что содеянное соучастниками необходимо разделить на два этапа, первый из которых охватывает деяние до момента достижения соглашения о последующем его продолжении с применением одним или несколькими из соучастников оружия или предметов, используемых в качестве оружия, а второй - с момента достижения такого соглашения до окончания или пресечения деяния. В данном случае нет перерастания одного деяния в другое, а налицо реальная совокупность двух преступлений, последним из которых является хулиганство, причем совершенное группой лиц по предварительному сговору. Соответственно, квалификация должна осуществляться отдельно в отношении каждого из деяний. При этом установление тяжести вреда здоровью при каждом из них оценивается также отдельно и никоим образом не суммируется, за исключением случаев перерастания деяния в более тяжкие преступления - убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего. Раздельное установление тяжести вреда здоровью возможно на основании показаний потерпевших, подозреваемых и обвиняемых, свидетелей происшедшего, а также судебно-медицинской и других видов экспертиз.

Хулиганство имеет ряд сходных признаков и с массовыми беспорядками. Полагаем, что массовые беспорядки (ст. 212 УК) отличаются от хулиганства, совершенного группой лиц по предварительному сговору, прежде всего, основным объектом посягательства (основы общественной безопасности), сложностью объективной стороны*(75), а также обязательным наличием большого количества соучастников, как правило, соисполнителей - толпы.

Массовые беспорядки "представляют собой нарушения основ общественной безопасности, совершаемые большой группой людей (толпой), во время которых может быть парализована нормальная деятельность органов власти и управления, транспорта, связи, уничтожено или повреждено имущество, причинен серьезный вред правам и интересам граждан"*(76).

Как отмечалось ранее, для массовых беспорядков в качестве основного непосредственного объекта выступают общественные отношения, обеспечивающие основы общественной безопасности, при этом соответствующие действия дополнительно могут нарушать общественные отношения, обеспечивающие здоровье личности, собственность, порядок управления.

Высокая степень общественной опасности массовых беспорядков определяется рядом обстоятельств: во-первых, самим фактом существования трудно поддающейся внешнему контролю большой массы людей, что уже влечет за собой значительную психологическую напряженность в определенном регионе или районе их проживания; во-вторых, стихийным характером поведения участников толпы, который сопряжен с массовыми уничтожением и повреждением имущества, причинением физического вреда здоровью, а нередко и смерти значительному числу людей, с дезорганизацией деятельности органов власти и управления, транспорта, иных жизнеобеспечивающих сфер общества; в-третьих, неблагоприятной тенденцией к росту, особенно в условиях общей экономической, политической, социальной и психологической нестабильности общества.

Сложность объективной стороны массовых беспорядков заключается в том, что в одном преступлении могут одновременно сочетаться такие действия, как насилие, погромы, поджоги, уничтожение имущества, применение огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств, а также оказание вооруженного сопротивления представителю власти.

Отметим, что погромы и поджоги, как правило, выступают специальными способами уничтожения имущества. При этом словосочетание "уничтожение имущества" одновременно обозначает действие и последствие. Между тем массовые беспорядки по конструкции составов связанных с ним преступлений (ч. 1, ч. 2 и ч. 3 ст. 212 УК РФ) не относятся к числу материальных, поскольку момент окончания любого из таких преступлений не связан с обязательным причинением имущественного, физического или иного вреда.

Дополнительным объектом массовых беспорядков, при которых уничтожается чужое имущество, выступают и отношения собственности независимо от ее форм, то есть отношения владения, пользования и распоряжения имуществом, не принадлежащим виновному, не связанные с порядком распределения материальных благ.

Массовые беспорядки, связанные с уничтожением имущества, причиняют вред не только отношениям собственности, но и в первую очередь конкретным вещам материального мира, поэтому в рамках объекта данного деяния необходимо рассмотреть и предмет преступления.

Под предметом преступления в теории уголовного права принято понимать "материальный субстрат, предмет материального мира, одушевленный или неодушевленный, в связи с которым или по поводу которого совершается преступление, на который непосредственно воздействует преступник, совершая преступление"*(77).

Н.И. Коржанский, подчеркивая взаимосвязь объекта с предметом преступления, указывает, что "материальная вещь является системой определенного количества свойств, в которых проявляются общественные отношения, и потому она неотделима от них, как и общественные отношения неотделимы от материального объекта, в котором они проявляются"*(78). Если объекту преступления как социальной категории уголовно наказуемым деянием вред причиняется всегда, то предмет в большинстве случаев не повреждается. "Из этого вытекает вывод, что в системе преступных последствий причинение вреда предмету преступления является факультативным, а причинение вреда объекту - обязательным признаком"*(79).

В качестве одушевленного "материального субстрата" следует рассматривать только животных, но не человека, который охватывается другим факультативным признаком объекта - потерпевшим от преступления. "Потерпевший как человек отличается от предмета преступления, в частности, тем, что его характеристика может быть связана с его деятельностью"*(80), как это имеет место, например, при сопротивлении представителю власти, пресекающему хулиганство (ч. 2 ст. 213 УК).

Предмет преступления, в частности массовых беспорядков, характеризуется рядом признаков. По нашему мнению, признаки предмета массовых беспорядков, сопряженных с уничтожением чужого имущества, являются сходными с признаками предмета преступлений против собственности. Соответственно, "с социальной стороны - это вещь, в создание которой вложен общественно необходимый труд человека, обособливающий вещь из природного состояния; с экономической стороны - предмет материального мира, имеющий объективную ценность и стоимость; с физической - движимое или недвижимое имущество, то есть по своей физической природе... поддающееся изъятию или нет; с правовой - чужое для виновного, то есть такое, на которое он, бесспорно, не имеет права"*(81).

Учитывая взаимосвязь объекта и предмета преступления, уничтожение виновным принадлежащих ему или выбывших из гражданского оборота вещей не затрагивает отношения собственности (как, впрочем, и общественный порядок и общественную безопасность), так как собственник волен распоряжаться принадлежащим ему имуществом по своему усмотрению вплоть до его уничтожения, а бесхозные предметы ничьей собственностью не являются. Отметим, что применительно к массовым беспорядкам законодатель не конкретизирует, что уничтожаемое имущество должно быть обязательно чужим, поэтому юридический признак предмета данного преступления не имеет для него определяющего, обязательного значения. Вместе с тем отношения собственности при массовых беспорядках нарушаются, только если погромы, поджоги и иные действия приводят к уничтожению именно чужого имущества.

Если же чужое имущество, уничтожаемое при массовых беспорядках, обладает еще и другими, имеющими уголовно-правовое значение признаками, то содеянное, по нашему мнению, требует квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 212 УК РФ и соответствующей статьей (статьями) этого УК об ответственности за посягательства на предметы, обладающие такими признаками.

Самостоятельный состав преступления образуют уничтожение или повреждение следующих предметов:

1) объекты энергетики, электросвязи, жилищного и коммунального хозяйства или других объектов жизнеобеспечения (ст. 215.2 УК);

2) памятники истории, культуры, природные комплексы или объекты, взятые под охрану государства, а также предметы или документы, имеющие историческую или культурную ценность, особо ценные объекты или памятники общероссийского значения (ст. 243 УК);

3) места захоронения, надмогильные сооружения, кладбищенские здания, предназначенные для церемоний в связи с погребением умерших или их поминовением, скульптурные, архитектурные сооружения, посвященные борьбе с фашизмом или жертвам фашизма, либо места захоронения участников борьбы с фашизмом (ст. 244 УК);

4) животные (ст. 245 УК);

5) земля (ст. 254 УК);

6) рыба, морской зверь, иные водные животные или промысловые морские растения (ст. 256 УК);

7) птицы и звери (ст. 258 УК);

8) критические местообитания для организмов, занесенных в Красную книгу Российской Федерации (ст. 259 УК);

9) деревья, кустарники, лианы, насаждения (ст. 260 УК);

10) леса, насаждения (ст. 261 УК);

11) транспортные средства, пути сообщения, средства сигнализации или связи либо другое транспортное оборудование (ст. 267 УК);

12) компьютерная информация (ст. 272 УК);

13) пограничные знаки (ст. 323 УК);

14) официальные документы, штампы или печати (ч. 1 ст. 325 УК);

15) Государственный герб Российской Федерации, Государственный флаг Российской Федерации (ст. 329 УК);

16) военное имущество - оружие, боеприпасы, предметы военной техники (ст. 346 УК).

Уничтожение выделенных специальных видов предметов при массовых беспорядках вызывает необходимость квалифицировать содеянное с учетом совокупности преступлений, предусмотренных соответствующей частью ст. 212 УК и статьей об ответственности за посягательство на какой-либо из таких предметов.

Уничтожение предполагает полное либо существенное разрушение предмета или иное приведение его в состояние, негодное для эксплуатации, при которых восстановление предмета невозможно либо сопоставимо с его стоимостью. В качестве недостатка законодательного определения массовых беспорядков отметим отсутствие в нем указания на повреждение чужого имущества.

Погромы определяются в теории уголовного права как действия, сопровождаемые различными разрушениями и повреждениями, проявляемые в разграблении жилых или служебных помещений, транспортных средств, средств коммуникаций и т.д.*(82) Полагаем, что погромы следует рассматривать как массовые действия, сопровождаемые стихийным осквернением, уничтожением или повреждением большого числа различных по своему характеру предметов*(83). При этом виновные могут действовать избирательно, например, совершая погромы магазинов, кафе, офисов, принадлежащих лицам определенной национальности. Термин же "разграбление" больше всего сходен с проявлениями открытых хищений чужого имущества - грабежей, то есть не совсем корректно использован при характеристике объективной стороны массовых беспорядков.

Полагаем, что поджог можно рассматривать как действия, направленные на осквернение, повреждение или уничтожение каких-либо предметов за счет их умышленного воспламенения.

Подчеркнем, что в законодательном определении массовых беспорядков термины "погром" и "поджог" используются во множественном числе, то есть предполагается их многократное, массовое совершение.

Массовые беспорядки могут сопровождаться насилием над гражданами, то есть физическим воздействием на организм других людей, причиняющим физическую боль либо вред здоровью. Представляется, что в ходе массовых беспорядков также могут быть выражены угрозы применением насилия, что также следовало отразить непосредственно в тексте уголовного закона.

Применение оружия, взрывчатых веществ, взрывных устройств, оказание сопротивления представителю власти нами было раскрыто применительно к хулиганству. Здесь же отметим, что относительно массовых беспорядков законодательно выделено применение только огнестрельного оружия и вооруженный характер сопротивления представителю власти.

В каждом случае совершения хулиганства или массовых беспорядков с применением оружия, его составных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ либо взрывных устройств, при установлении признаков их незаконного оборота необходима дополнительная квалификация по соответствующей части ст. 222 УК или (и) ст. 223 либо ст. 226 этого УК. Такими действиями, требующими дополнительной квалификации по указанным статьям УК РФ, являются незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение огнестрельного оружия (за исключением гладкоствольного), его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств; незаконный сбыт газового, холодного оружия, в том числе метательного оружия; незаконные изготовление или ремонт огнестрельного оружия, комплектующих деталей к нему, незаконное изготовление боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств; незаконное изготовление газового оружия, холодного оружия, в том числе метательного оружия; хищение либо вымогательство огнестрельного оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств.

Кроме того, данные действия при установлении соответствующего умысла могут рассматриваться как уголовно наказуемое приготовление к массовым беспорядкам или хулиганству (ч. 1 и ч. 2 ст. 212, ч. 2 ст. 213 УК), что требует их квалификации с учетом совокупности соответствующих преступлений со ссылкой на ч. 1 ст. 30 УК. Эти же действия могут выступать в качестве пособничества совершению данных преступлений, что отражается при квалификации ссылкой на ч. 5 ст. 33 УК.

Подчеркнем, что объективную сторону массовых беспорядков составляют не только и даже не столько указанные выше действия, сколько их организация, участие в них либо призывы к совершению таковых.

Организация массовых беспорядков включает в себя активные действия организующего характера по собиранию больших групп людей (толпы) в определенном месте (местах), обращению к ним с призывами к присоединению к некой группе "активистов" для совершения погромов, поджогов, уничтожения имущества, применения огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств, а также оказания вооруженного сопротивления представителю власти; разъяснению мотивов и целей совершения таких действий; дальнейшему определению направления движения толпы, подаче сигналов к началу тех или иных действий и т.д.*(84)

Полагаем, что призывы к массовым беспорядкам или насилию над гражданами должны иметь публичный характер и являются оконченным преступлением с момента их осуществления независимо от того, поддастся ли кто-либо на эти призывы или нет. При этом важным представляется уточнение, произведенное Пленумом Верховного суда Российской Федерации применительно к публичным призывам к осуществлению экстремистской деятельности, рекомендующим считать данное преступление оконченным уже с момента публичного провозглашения (распространения) хотя бы одного обращения к другим лицам*(85).

По нашему мнению, в процессе совершения массовых беспорядков может осуществляться большинство действий, составляющих объективную сторону хулиганства. Такие действия в рассматриваемом случае выступают органической частью массовых беспорядков и не требуют дополнительной квалификации по ст. 213 УК РФ.

Согласимся с В.Б. Боровиковым, который отмечает, что в отличие от хулиганства, предусмотренного ч. 2 ст. 213 УК, "для массовых беспорядков наличие предварительного сговора всех их участников маловероятно (чаще всего участники массовых беспорядков действуют с внезапно возникшим умыслом после соответствующей психологической "обработки" со стороны организаторов, направляющих и корректирующих их общественно опасные действия)"*(86).

Таким образом, массовые беспорядки с объективной стороны характеризуются следующими особенностями:

- массовым характером действий, в совокупности образующих массовые беспорядки: насилие; погромы; поджоги; уничтожение имущества; применение огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств; оказание вооруженного сопротивления представителю власти;

- групповым характером деятельности при осуществлении действий, образующих массовые беспорядки, при этом, как отмечалось ранее, наличие предварительного сговора всех их участников маловероятно, что не исключает наличие такого сговора у лиц, организовавших массовые беспорядки либо призывающих к их совершению, а также у объединения отдельных участников массовых беспорядков;

- совершение одного из трех возможных деяний: а) организация массовых беспорядков (планирование, подбор участников и т.д.); б) участие в массовых беспорядках, то есть в совершении погромов, поджогов и т.д.; в) призывы к массовым беспорядкам или к участию в них, а равно призывы к насилию над гражданами, то есть активное воздействие на сознание и волю других людей, побуждающее их к указанным действиям;

- преимущественно открытым, публичным характером действий, запрещенных ст. 212 УК, при этом публичность организации массовых беспорядков и призывов к ним может проявляться в выступлениях перед несколькими, как правило, многими людьми, вывешивании листовок, плакатов, нанесении надписей на стены домов и т.п., использовании средств массовой информации либо телекоммуникационной сети "Интернет".

Подчеркнем, что организацию массовых беспорядков, а равно призывы к массовым беспорядкам или к участию в них, а равно призывы к насилию над гражданами могут осуществлять группы лиц по предварительному сговору и даже организованные группы, признаки которых были рассмотрены нами ранее. Кроме того, данные преступные объединения могут составлять ядро, движущую силу участников массовых беспорядков. Так, П. обвинялся в участии в массовых беспорядках в составе организованной группы, совершенных 15 декабря 2003 г. на территории предприятий "Оборонснабсбыта" в Свердловской области. Следствием утверждалось, что П. находился в подчинении у Ф., совершая преступления, выполняя прямые его указания*(87).

Субъект преступлений, предусмотренных ч. 1, ч. 2 и ч. 3 ст. 212 УК, является общим, то есть в качестве такового рассматривается физическое вменяемое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста на момент совершения соответствующих действий.

Субъективная сторона организации массовых беспорядков, участия в них, а равно призывов к их осуществлению характеризуется прямым умыслом, при котором виновный осознает общественную опасность своего деяния и желает его совершить. Соответственно, волевой момент умысла при массовых беспорядках заключается в желании виновного совершить деяние, заключающееся в организации массовых беспорядков, участии в них, призывах к таким беспорядкам или участию в них, а равно к насилию над гражданами.