!!Экзамен зачет 2023 год / Карапетов. Том1

Глава 2. Ограничения свободы договора в интересах третьих лиц

терналии в отношении прав третьих лиц1. Как мы видим, в этой сфере могут возникать вопросы с достаточно неопределенными ответами.

Вотношении вышеприведенных примеров мы не будем высказывать свою позицию. Но эти примеры показывают, что вопрос о разграничении случаев «здорового» и «нездорового» с политико-право- вой точки зрения ущемления прав и интересов третьих лиц при заключении договоров является крайне сложным и вряд ли может быть решен путем применения некого «метапринципа», поскольку требует учета всего комплекса различных и разноплановых политико-пра- вовых факторов. Среди таких факторов немаловажную роль, видимо, должны играть вопросы о степени выраженности негативных экстерналий, об отдаленности причинно-следственной связи между заключением контракта и возникновением ущерба третьим лицам, о сопоставлении объема общего излишка сторон и масштаба ущерба третьим лицам, наличии компенсирующих позитивных экстерналий и другие аналогичные соображения.

Дальнейшая научная проработка этого интересного вопроса была бы крайне актуальна для развития сбалансированного правового регулирования, помогая правотворцам принимать соответствующие решения о допустимости или недопустимости ограничения договорной свободы из-за негативных экстерналий чуть менее интуитивно и несколько более рационально.

§4. Обеспечение стабильности и развития экономики в целом

Впредыдущем параграфе мы показали, что некоторые сделки могут создавать негативные экстерналии в отношении интересов третьих лиц, в сделке не участвующих. Но некоторые сделки могут порождать негативные экстерналии в отношении стабильности и развития экономики в целом.

Здесь следует согласиться с Познером, Стиглицем, Шиллером, Рубини и рядом других юристов и экономистов, которые отмечают, что поведение участников некоторых рынков (независимо от того, является ли оно рациональным в отношении интересов самих участников сделки) зачастую вызывает серьезные проблемы для стабильного развития экономики в целом. Очевидно, что «невидимая рука» рынка не всегда работает успешно. Так, например, самый типичный и актуальный пример – систематическое надувание «пузырей» на финансовых рынках, рынках ценных бумаг и рынках недвижимости, разрыв которых способен причинить и регулярно причиняет значительный ущерб не только

1  LoPucki L.M. Contract Bankruptcy: A Reply to Alan Schwartz // 109 Yale Law Journal. 1999–2000. P. 317 ff.

321

Раздел IV. Политико-правовые основания ограничения договорной свободы

всей экономике, но и самим участникам этой ажиотажной гонки завышенных ожиданий – пенсионерам, чьи сбережения «сгорают» при крахе пенсионных фондов, наемным работникам, чьи рабочие места исчезают из-за разорения работодателей, и государству, а в итоге – всем налогоплательщикам, вынужденным тратить миллиарды на стабилизацию финансовой системы и исправление просчетов любителей играть в спекулятивную рулетку.

Возникновение, рост и разрыв таких «пузырей» являются неотъемлемой частью современной рыночной экономики и в некоторой степени являются побочным следствием ее гипердинамизма. В условиях рыночной экономики постоянно открываются потенциальные возможности много заработать, незанятые ниши, неудовлетворенный спрос, «прорывные» технологии или финансовые инструменты. Некоторые из этих возможностей являются мнимыми, другие – реальными. Ин- весторы-капиталисты находятся в постоянных поисках возможностей максимально выгодно вложить свой капитал и пытаются успеть первыми к «праздничному столу», рискуя и ставя на кон собственные состояния. Как верно отмечал еще Кейнс, абсолютно точно просчитать риск невозможно. Знаменитый «предпринимательский дух» и состоит в том, чтобы все время быть готовым рисковать, выигрывать или проигрывать. Этот риск часто оказывается оправданным, и быстро накопившие инвестиции новые бизнес-проекты способствуют замечательному процессу рыночного созидательного разрушения (например, весь мир окутывают сети железных дорог или Интернета). Но еще чаще риск не оправдывается и инвестиции «сгорают», что заканчивается для капиталиста зачастую весьма трагично (громкие провалы кажущихся удачными инвестиционных проектов происходят достаточно регулярно). Этот процесс естественного отбора в целом крайне эффективен и лежит в основе всей рыночной экономики.

Но время от времени жадность и избыточный оптимизм инвесторов приводят к тому, что реальный спрос профессиональных предпринимателей уступает месту сугубо спекулятивному и начинается иррациональный ажиотаж, охватывающий значительные массы населения. Возникшие в результате этого «пузыри» начали расти еще на заре капитализма и являются его верным спутником. Вспомним здесь о знаменитой «тюльпаномании» в Голландии в 1630-е гг., французской афере «Компании Миссисипи» в 1710-х гг. и буме акций «Компании южных морей» в Англии в то же время. Из недавних подобных случаев можно упомянуть «пузырь доткомов» (dot-com bubble) конца 1990-х – начала 2000-х гг., который образовался в результате появления большого количества новых интернет-компаний и переориентировки старых компаний на интернет-бизнес в конце XX в.

322

Глава 2. Ограничения свободы договора в интересах третьих лиц

Судьба этих «пузырей», как правило, одинакова. Ажиотаж направляет в соответствующие рынки огромные потоки свободного капитала. Цены на предмет ажиотажа устремляются вверх, и начинает расти не основанный ни на чем, кроме веры людей в продолжение их роста, «пузырь». Поводом для его разрыва может быть любая случайность. Но после того, как люди теряют веру в дальнейший рост данного актива, цены перестают расти, начинаются вначале осторожные, а затем обвальные распродажи, цены стремительно летят вниз, инвесторы банкротятся, взятые на эти спекуляции кредиты не возвращаются, разоряются банки, сгорают накопления людей, предприниматели реального сектора не могут получить кредит на развитие... Причем чем больше капитала было влито в этот «пузырь» и чем большее количество участников оборота пыталось заработать на его росте, тем разрушительнее последствия его разрыва для всей экономики. В случае, когда прогорает отдельный бизнес-проект, – это индивидуальная драма; разрыв же глобального спекулятивного «пузыря» иногда превращается в национальную трагедию1.

По мере развития индустриального капитализма, увеличения свободных капиталов и глобализации экономики, развития современных телекоммуникаций и СМИ, обычно распаляющих такого рода ажиотаж, масштабы таких «пузырей» и драматичность их разрывов все нарастали. Напомним, что США оправились от последствий Великой депрессии, спровоцированной разрывом в 1929 г. невиданного «пузыря» на фондовой бирже, только в годы Второй мировой войны и во многом благодаря ей.

В этих условиях неудивительно, что государства иногда вводили регуляторные ограничения свободы экономических трансакций, обусловленные необходимостью предотвратить негативные экстерналии в отношении интересов всей экономики в целом. Устранение системных рисков, провоцируемых высокорискованным поведением отдельных «игроков», в XIX–XX вв. стало считаться одним из оснований для ограничения свободы договора во имя общего блага.

Так, например, в США после Великой депрессии были введены жесткие ограничения в сфере финансовых сделок (в том числе и в отношении их условий), что, по мнению многих, препятствовало надуванию столь же масштабных спекулятивных «пузырей» вплоть до 1980-х гг. Эпоха дерегулирования, начавшаяся с приходом к власти Рейгана, сняла эти барьеры и позволила участникам оборота посредством свободных и никак не регулируемых государством сделок, подпитываемых де-

1  Подробнее о природе спекулятивных «пузырей» см.: Shiller R.J. Irrational Exuberance. 2006; Kindleberger C.P., Aliber R., Solow R. Manias, Panics and Crashes: A History of Financial Crises. 2005.

323

Раздел IV. Политико-правовые основания ограничения договорной свободы

шевыми деньгами ФРС и зарубежными инвестициями, запустить рост масштабных спекулятивных «пузырей» (прежде всего на рынках телекоммуникационных компаний и жилья). А нежелание государства регулировать сектор секьюритизации и деривативов способствовало тому, что эти диспропорции только усиливались1.

Эффективность мер по ограничению свободы финансовых сделок вызывает множество споров. В настоящий момент, судя по доступной нам литературе, многие эксперты и политики склоняются к необходимости ужесточения регулирования финансового рынка и ограничения свободы финансовых сделок. Другие эксперты им активно оппонируют.

Так, например, у юристов и экономистов вызывает острые споры вопрос о необходимости запрета на короткие продажи ценных бумаг (short selling). Данные сделки, изобретенные голландскими финансистами еще в XVII в. и с тех спор широко используемые во всех рыночных странах мира, представляют собой структурированную договором или серией сделок игру на понижение рыночной стоимости некого товара (как правило, котируемых на бирже ценных бумаг)2. На протяжении истории во многих странах предпринимались многочисленные попытки либо запретить, либо ограничить все или некоторые виды подобных сделок со ссылкой на то, что такие спекуляции приводят к усугублению волатильности рынка, способствуют его падению и таким образом прямо или косвенно причиняют ущерб не только интересам других инвесторов, но и стабильности экономики в целом. В последние несколько лет из-за разразившегося финансового кризиса настоящая волна попыток временно запретить или ограничить некоторые формы коротких продаж вновь прокатилась по ряду стран (такие меры принимались не-

1  Рубини Н., Мим С. Нуриэль Рубини: как я предсказал кризис. М., 2011. С. 27 и сл. 2  Одна их схем коротких продаж выглядит примерно следующим образом. Некий инвестор, который предвидит снижение рыночных котировок неких ценных бумаг, занимает определенный пакет этих ценных бумаг у брокера с обязательством вернуть то же самое количество ценных бумаг в будущем и уплатить ему соответствующее вознаграждение. Получив данный пакет, инвестор сразу же продает его по рыночной цене. К моменту предписанного договором с брокером возврата занятых ценных бумаг инвестор скупает на рынке нужное количество ценных бумаг и возвращает брокеру. Если к дате возврата занятых ценных бумаг их рыночная стоимость снизилась, то инвестору требуется меньше средств для скупки нужного пакета, чем он сам получил, продавая ценные бумаги, полученные в свое время от брокера. Иначе говоря, инвестор зарабатывает на падении стоимости пакета ценных бумаг. Другой вариант коротких продаж и выигрыша от падения рыночных цен не требует займа ценных бумаг. Здесь инвестор просто заключает договор на передачу в будущем отсутствующих у него на момент заключения договора ценных бумаг по текущей рыночной цене. Впоследствии к назначенной дате инвестор скупает нужный пакет ценных бумаг на рынке и передает покупателю. Если за этот отрезок времени рыночные цены на ценные бумаги упали, инвестор получает за пакет бумаг, которые он купил уже по упавшей цене, оплату из расчета той более высокой цены, кото-

рая была на момент заключения договора.

324

Глава 2. Ограничения свободы договора в интересах третьих лиц

давно в США и Великобритании и обсуждались в Европейском союзе), но однозначного принятия эти меры в экспертном и политическом сообществе не получили. Многие эксперты считают такие ограничения свободы договора неоправданными, нарушающими сложившиеся рыночные правила определения цен, мешающими выигрывать тем, кто лучше спрогнозирует рыночную конъюнктуру, и в конечном счете лишающими рынок важного механизма сдерживания роста «пузырей»1.

Не вдаваясь в обсуждение оправданности тех или иных конкретных ограничений, заметим, что, на наш взгляд, очевидно право государства на законодательном уровне вводить точечные ограничения свободы договора, предотвращая те или иные договорные практики, когда их применение может подорвать стабильность и рост экономики в целом

изначительно ущемить интересы широких масс ни в чем не повинных граждан в частности.

Например, государство, осознавая серьезность проблемы «пузырей» на валютных, фондовых и иных рынках, разрыв которых всегда имел

иимеет колоссальное негативное последствие для экономики и нации в целом, может осторожно вводить некоторые ограничения в отношении операций с валютой и ценными бумагами, деривативами, а также в отношении секьюритизации, иных финансовых сделок. Такие меры должны быть хорошо продуманны и ни в коем случае не избыточны. Но в современных условиях сложно отрицать, что государство, озабоченное стабильностью экономического развития, может ограничивать отдельные коммерческие практики во имя общего благосостояния. Если речь идет о детально продуманых и точечных мерах, а не об огульном ограничении всего и вся под прикрытием демагогических и неаргументированных доводов о защите экономики в целом, такие меры могут быть оправданны с политико-правовой точки зрения.

Там, где утрата некоторыми особенно рисковыми участниками рынка определенных возможностей извлечь краткосрочную прибыль из-за ограничения свободы договора несравнима с тем значительным ущербом, который может быть причинен такой рискованной деятельностью всей экономике, государство должно быть готово вводить те или иные ограничения, оберегая от соответствующих рисков не столько тех, кто был бы готов их принять, сколько интересы остального общества.

§ 5. Ограничение конкуренции

Выше мы показали, что в большинстве стран вводятся те или иные ограничения свободы договора, когда сделка продуцирует негативные экстерналии в отношении интересов третьих лиц, а также перспектив

1  См., напр.: Shiller R.J. Irrational Exuberance. 2nd ed. 2009. P. 226–228.

325

Раздел IV. Политико-правовые основания ограничения договорной свободы

развития и стабильности экономики в целом. На стыке двух этих случаев проявляет себя один из самых известных примеров того, как свободное соглашение может ущемлять интересы лиц, не участвующих в сделке. Речь идет о соглашениях, влекущих ограничение конкуренции.

Ограничение конкуренции рассматривается в качестве основного примера «провала рынка», т.е. ситуации, когда свободное контрактирование может не приводить к экономическому процветанию. Монополизм снижает объем выпуска товаров и услуг, поддерживает искусственный дефицит, нарушает естественные механизмы балансирования спроса и предложения, снижает качество товаров и услуг, часто подрывает стимулы к инновациям, блокирует процесс повышения эффективности производства и снижения затрат, провоцирует неоправданные издержки на защиту монопольных позиций и имеет ряд других дефектов1. Хотя в ряде случаев монополизм и может быть экономически оправдан, еще со времен средневековых мыслителей и особенно после появления классической экономической теории он по общему правилу считается заслуживающим ограничения.

Из-за того, что соглашения, направленные на подавление конкуренции, признаются большинством экономистов и юристов и общественным мнением в качестве ухудшающих положение потенциальных клиентов участников такого соглашения, а также с учетом того, что конкуренция справедливо рассматривается как залог успешного развития экономики в условиях рыночной парадигмы, право в большинстве стран получает серьезные основания отступать от принципа свободы договора в отношении сделок, влекущих подавление конкуренции2.

Некоторые экономисты оспаривают тот факт, что такого рода ограничения оправданы реальностью угрозы, которую создают монополии и договорные ограничения конкуренции3. В США споры в среде юристов и экономистов об эффективности антимонопольного регулирования ведутся последние десятилетия с небывалой интенсивностью. В последние 30 лет под воздействием критиков активного антимонопольного регулирования из стана столь влиятельной в США чикагской школы экономического анализа права антимонопольный контроль в этой стране был значительно ослаблен. Сомнения в способности государства эффективно администрировать соответствующее антимонопольное регулирование и воскрешение веры в способности свободного рынка к саморегуляции в 1980-е гг. лишили юристов, поддерживающих жесткий антимонопольный контроль, прежнего влияния. Тем не менее ни в США, ни в Европе антимонопольные ограничения со-

1  Veljanovski C.G. Economic Principles of Law. 2007. P. 38.

2  Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. С. 364. 3  Арментано Д. Антитраст против конкуренции. М., 2008.

326

Глава 2. Ограничения свободы договора в интересах третьих лиц

глашений, направленных на сдерживание конкуренции, не были отменены полностью.

Мы здесь, не являясь компетентными в данной области, не возьмем на себя смелость представлять свою позицию по данной сложнейшей теме. Важно отметить, что согласно общепринятому в экономической и юридической науке мнению более или менее интенсивная роль государства как ограничителя свободы договора допустима в тех случаях, когда оно действует в целях защиты конкуренции. Думается, есть все основания считать этот тезис в целом верным. Споры могут вестись лишь об эффективности отдельных ограничений, механике такого контроля и разумной степени его интенсивности.

В частности, под запрет могут подпадать соглашения о разделе рынка, ценовые сговоры, соглашения об ограничении предложения и об эксклюзивном дистрибьюторстве, фиксация цены перепродажи и иные подобные «горизонтальные» и «вертикальные» соглашения, ограничивающие конкуренцию. Различные нюансы введения подобных ограничений свободы договора обычно подробно регламентируются как в договорном, так и в антимонопольном законодательстве или прецедентной судебной практике, развивающейся на его основе.

Так, например, особую остроту имеет проблема крайне распространенных «ограничительных ковенантов» (restrictive covenant, restraint of trade clauses), которые, будучи включены в договоры франчайзинга, продажи компаний и некоторые другие сделки, ограничивают право одного из контрагентов конкурировать с другим на тех или иных рынках или территориях. Например, покупатель магазина может настоять на включении в договор условия о том, что продавец этого магазина в течение определенного времени будет воздерживаться от открытия аналогичных магазинов в том же регионе, а получатель прав на товарный знак по договору франчайзинга будет настаивать на запрете правообладателю осуществлять ту же деятельность под тем же товарным знаком в том же регионе.

Схожая проблема возникает и в отношении так называемых условий об эксклюзивности (или соглашений об эксклюзивности) в дистрибьюторских договорах, которые оговаривают, что один из контрагентов будет воздерживаться от заключения аналогичных сделок или сотрудничать с конкурентами другого. Например, некий дилер автомобилей может обязаться перед зарубежным поставщиком, что он не будет продавать через свои магазины автомобили других марок в ответ на то, что поставщик воздержится от поставок этих автомобилей другим посредникам, работающим в том же регионе. Другой пример: поставщик бензина оговаривает с компанией, владеющей бензозаправками, что последняя получает бензин со скидкой, а в обмен обязуется не закупать его у других поставщиков.

327

Раздел IV. Политико-правовые основания ограничения договорной свободы

Подобного рода ограничительные соглашения и условия об эксклюзивности крайне распространены в области крупных корпоративных и торговых сделок и практикуются в той или иной форме во всем мире. Но в то же время вполне очевидно, что они в той или иной степени ограничивают конкуренцию. В совокупности эти соображения приводят к достаточно подозрительному отношению судов и законодателей к подобным соглашениям, не переходящему, впрочем, в тотальную войну с ними.

По поводу описанных выше горизонтальных и вертикальных соглашений, ограничительных ковенантов и условий об эксклюзивности во всех странах встает вопрос о наличии политико-правовых оснований для их полной легитимации, однозначного запрета per se или применения некого компромиссного гибкого подхода, способного учесть конкретную специфику таких условий (rule of reason).

Обычно ответ правовых систем бывает дифференцированным. В отношении некоторых форм такого рода актиконкурентных соглашений вводится запрет per se (например, в отношении ценовых сговоров или соглашений, устанавливающих минимальные цены перепродажи в дистрибьюторских договорах). В отношении других случаев, как правило, применяется принцип разумности, что позволяет суду принимать во внимание реальный антиконкурентный эффект соответствующего соглашения и степень подавления конкуренции. Так, в ряде стран (например, в США и Англии) ответ правовой системы на вопрос о законности многих ограничивающих конкуренцию условий состоит в том, что запрещаются лишь те из них, которые неразумны и неадекватны интересам общества и легитимным интересам сторон (например, не имеющие временны`х пределов или захватывающие избыточные с точки зрения разумного баланса интересов сторон сферы)1.

Нам представляется такой и компромиссный подход в ряде случаев оптимальным. Многие подобные сделки и договорные условия, ограничивающие конкуренцию, не должны исключаться в принципе без учета их реального вклада в ограничение конкуренции на соответствующем рынке.

Вто же время такое гибкое решение, возможно, не всегда приемлемо

вотношении ценовых сговоров, соглашений о разделе рынка и некоторых других особо опасных антиконкурентных соглашений, применительно к которым иногда более адекватным будет жесткий запрет per se.

1  В отношении американского права см. § 186–188 Второго свода договорного права США (Restatement 2nd of Contracts), а также: Handler M., Lazaroff D. Restraint of Trade and the Restatement (Second) of Contracts // 57 New York University Law Review. 1982. P. 669. Применительно к английскому праву см.: Smith S. Reconstructing Restraint of Trade // 15 Oxford Journal of Legal Studies. 1995. P. 565; Atiyah P.S. The Rise and Fall of Freedom of Contract. P. 408–410, 697–700; Chitty on Contracts. Vol. I: General Principles. 2008. P. 1134 ff.

328

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

Глава 3. Ограничения договорной свободы в патерналистских целях

В любом случае выбор адекватной регулятивной стратегии в отношении антиконкурентных соглашений требует серьезного политикоправового анализа. При этом вполне очевидно, что определенные основания для некоторых ограничений свободы договора, направленных на ограничение конкуренции или косвенно влекущих его, имеются.

Глава 3. Ограничения договорной свободы

впатерналистских целях

§1. Понятие патерналистского ограничения свободы договора

Патернализм – это ограничение свободы индивида и автономии его воли во имя его же собственных интересов.

Сфилософской точки зрения патернализм в праве может вызывать

ивызывает интересные дискуссии о свободе и автономии воли. Мы здесь не ставим себе задачу всерьез подняться на уровень столь серьезных обобщений. Теоретическая допустимость ограниченного патернализма такого рода признается всеми правопорядками мира и в целом не вызывает у нас серьезных сомнений. Центральный вопрос – это вопрос о пределах допустимого патернализма в договорном праве и о его введении в некие адекватные рамки.

Под патерналистски обусловленными ограничениями свободы договора мы здесь понимаем такие ограничения, которые вводятся не для защиты интересов третьих лиц, общества и государства в целом и основ правопорядка и нравственности в частности, а в целях предотвращения или исправления тех ситуаций, когда воля контрагента, которая выражена или может быть выражена в контракте, не соответствует тому, как долгосрочные интересы этого контрагента оцениваются обществом. Если государство ограничивает свободу договора в целях борьбы с теми договорными условиями, которые по тем или иным причинам делают договор не влекущим улучшение по Парето (т.е. невыгодным одной из сторон), а также тогда, когда оно ущемляет свободу даже взаимовыгодного договора во имя принципов справедливости и добросовестности, оно действует патерналистски.

Это уточнение важно иметь в виду, так как в научной литературе понятие патернализма в договорном праве вызывает иногда жаркие споры. Так, некоторые авторы (такие, например, как Джеймс Гордли) не считают патерналистским ограничением свободы договора установление правила о недопустимости сильного отклонения цены договора от среднерыночного уровня или введение минимального уровня оплаты труда. По мнению таких авторов, в этих случаях государство защищает этиче-

329

Раздел IV. Политико-правовые основания ограничения договорной свободы

ские идеалы общества, а следовательно, защищает интересы не столько конкретной стороны, сколько общества в целом1.

В этой связи заметим, что провести четкую черту между патернализмом, как он понимается большинством зарубежных юристов (защита интересов сторон договора вопреки их прямо выраженной в контракте воле)2, и случаями, когда свобода договора ограничивается в целях защиты интересов третьих лиц, экономики в целом, основ общественной морали и в иных подобных целях, действительно трудно. Так, например, договор об обращении в рабство можно блокировать, считая эту ограничительную меру патерналистской (т.е. ограждающей людей от совершения ошибки в расчете своих интересов), но равным образом и подводя под нее соображения, связанные с защитой основ общественной нравственности.

Тем не менее данное замечание вряд ли должно мешать нам выделять патерналистские ограничения свободы договора. Наличие «зон полутени» является неотъемлемым следствием любой классификации. Соответственно далее под патерналистски обусловленными ограничениями свободы договора мы будем понимать такие меры, которые предопределены преимущественно соображениями защиты интересов одной из сторон в ситуации, когда иные политико-правовые критерии задействованы незначительно. Соответственно сделанные нами ниже общие замечания о границах патернализма относятся именно к таким случаям и неприменимы напрямую тогда, когда ограничения свободы договора предопределены преимущественно необходимостью защиты интересов третьих лиц, общества, государства и основ общественной нравственности.

С учетом этого подхода такие меры государства, как признание кабальными и недействительными сделок с несоразмерным встречным предоставлением, установление минимального размера оплаты труда, снижение договорной неустойки, признание недействительными оговорок об ограничении ответственности в сделках с потребителями или иные подобные меры, мы признаем патерналистскими. Вопреки мнению Гордли следует все же признать, что основной мотив такого рода ограничений свободы состоит не столько в защите основ обществен-

1  Gordley J. Morality and Contract: The Question of Paternalism // 48 William and Marry

Law Review. 2006–2007. P. 1733 ff.

2  См., напр.: Kronman A.T. Paternalism and the Law of Contracts // 92 Yale Law Journal.

1983. P. 763; Trout J.D. Paternalism and Cognitive Bias // 24 Law and Philosophy. 2005. P. 408;

Zamir E. The Efficiency of Paternalism // 84 Vanderbilt Law Review. 1998. P. 236; Blumenthal J.A.

Emotional Paternalism // 35 Florida State University Law Review. 2007–2008. P. 9; Cserne P.

Freedom of Choice and Paternalism in Contract Law: A Law and Economics Perspective // 2006

German Working Papers in Law and Economics. 2006. Pap. № 6. P. 5–7.

330